Похороненные сердца.

      Мы стояли друг напротив друга. Никто из нас не решался заговорить первым.       Я облизнул губы краешком языка и неторопливо пошел к Вилле. Он опустил глаза, еле заметно ухмыляясь. То, что творилось между нами — сложно было назвать «нормальным». Воздух накалился до предела, сердце отказывалось выдавать стабильные удары.       Сердце пыталось играть со мной злую шутку.       Трезвая голова не давала покоя своими порядочными и слегка пугливыми размышлениями.       Вилле прочитал мои мысли и выпростал со столика бутылку с золотисто — коричневым «напитком». Двигаясь — легко и элегантно, он махнул рукой, и был таков. Я счел это за приглашение.       Мы пробирались мимо беснующейся молодежи, раскрашенных в неважные цвета панков, лавировали средь томной мешанины девичьих и мальчишеских тел.       При неясном свете прожекторов их лица напоминали гротескные маски с зияющими областями глаз и ртов.       Толкнув дверь гримерной, Вилле откупорил виски и щедро плеснул им в бокал.       Я не спешил вторить ему. «К черту, я должен оставаться трезвым, как стеклышко». Я не хотел импровизировать со своей настоящностью, мне было достаточно и того, что я испытывал.       Казалось, Вилле двигался целую вечность. Он подошел ко мне совсем близко. Я видел его темные, слегка кудрявые на кончиках, волосы, что обнимали бледное, аристократичное лицо.       Я видел невероятный блеск его глаз, и отражение своего стыда в оных. Стало быть, оставалось лишь прикрыть глаза, но тогда бы, я не видел самого главного. Я бы пропустил его губы, что сомкнули в своих тисках фильтр, только что раскуренной сигареты.       Он волновался — я чувствовал это. Его грудная клетка заходилась бешеной вибрацией под давлением воздуха — входящего и выходящего из легких.       — Лили. — Он произнес мое имя с тщательностью, с хриплыми нотками финско — английского акцента.       Я хапнул воздух, пожалуй, слишком поспешно, тем самым, едва не задохнулся под натиском озона. Сумел, отнюдь, сфокусировать свой взгляд на его бедрах туго обтянутых черной кожей. Она не скрывала ничего, — моя фантазия бушевала на пике всех вершин. Зрение не обманывало, — его пах напрягся.       — Посмотри мне в глаза.       Я отрицательно замотал головой, словно ребенок, что не хочет брать в рот протянутую ему ложку. Но, если честно, я бы «вылизал эту ложку» до чистейшего блеска, если бы не — скованность и страх пред неизведанным.       — … Для каждого гения, есть свой князь тишины, и этот князь — ты, Лили. -Вилле горячо выдохнул и помог мне с пальто.       Я остался в футболке, что прилипла к моему вспотевшему до «седьмого пота» телу.       Вилле наклонил бокал, и виски потекло по моей шее. Оно мерно скользило по моей венке на шее, огибало ключицы и растекалось на груди. Я несмел отпрянуть, и это было серьезным упущением. А быть может — счастьем…       Вилле припал к моей груди, обличая ее своими губами. Руки роились по моему телу, словно любопытные зверьки. Они пробовали мои лопатки, талию, тазобедренные кости. Прочерчивали плавными движениями силуэт моего остова.       Я прикрыл глаза, запрокидывая голову, давая его губам полную и безраздельную власть над своим телом.       — Мне так приятно, — Сбивчиво прошептал я, боясь открыть глаза. Вилле не настаивал. Он покончил с моей грудью и двинулся к шее, повергая оную в транс хаотичных движений.       Я тяжело дышал, хватаясь руками за горячее, обнаженное тело.       Стоило ли говорить о моем возбуждении? — Я едва скрывал его за краями необъятной футболки.       Позорно признавать свое поражение. Я хотел его до низменной боли, и весь мой разум сконцентрировался лишь на одном желании, — заветном и болезненном.       По другую сторону стены ходили люди, гремела музыка. Я счел этот шум ненужным. Моим шумом было — тяжелое астматическое дыхание моего напарника. Оно было настолько эротичным, что я мысленно кончал лишь от одних его звуков.       Я не верил своему счастью. Я и Вилле, здесь. В этой светлой комнате: полной зеркал, кресел на ножках, и конфет в дурацких вазочках.       Был еще дым, что служил неотъемлемой частью Вилле Вало. Он дыбился над нашими головами и я, то и дело, проверял его на очередные витки под полукруглой лампой.       — Я мечтал о твоем запахе. Дома, ночью, перед сном, в ванной комнате. Скажи, что ты тоже, — не ври…       — Все именно так.       Он оторвался от меня и заглянул в мои глаза. Я не мог отвести данных, это — грозило недовольством со стороны Вилле.       Я видел в его глазах любовь, одиночество, гордыню, пыл, страх, боль, секс, — все это смешивалось в них, и я бы не побрезговал эдаким сумбурным коктейлем.       Его пряные губы напряглись в улыбке — на них все еще печатались точки золотистых капель. Мы не смели податься навстречу друг другу. Нам было одинаково стыдно друг перед другом.       — Йонне просил передать тебе кое — что…       Вало огляделся в поисках свертков, но не нашедши оных, зачарованно воззрился на меня.       — И что же это?       Я неспешно придвинулся к его лицу, зажмурил глаза, вобрал в себя весь сует его животных инстинктов.       Он, действительно, был животным. Либо рептилией, — при неверном свете лампы, его глаза были прозрачными, с черными каплями зрачков — змеиными, манящими и невероятными. Мы обменивались таинственной информацией о содержании которой, было известно лишь нам обоим. Пролитое виски приятно оттягивало кожу на шее.       Мы поспешили обдумать все «за» и «против». Стукнулись носами, в слепой спешке опередить друг друга.       Вилле горячо рассмеялся мне в лицо, и последовательно исследовал мою кожу своими аккуратными пальцами.       Я хотел целовать каждый миллиметр его фаланг, я хотел запечатлеть момент нашей любви…       — Когда ты понял, что я тебе нравлюсь…? — Спросил я.       Вилле нехотя задумался, забирая свои руки из — под моей футболки.       — В тот момент, когда мои мысли полностью сосредоточились на тебе. -Пространственно ответил парень, — Прежде, я никогда не думал ни о ком, кроме своей боли. Она здесь, внутри.       Он взял мою ладонь и прислонил к своему сердцу. Мне было горячо, но я не смел отдернуть руку. Между пальцами разлилось невероятное тепло. Мерное сердцебиение стлалось под моей кожей.       Наш поцелуй не имел аналогов. Пусть он был неидеальным, зато в нем были свои особые прелести.       Мне нравилось то, как Вилле отдавался своему делу. Абсолютно во всем, будь то игра на гитаре, либо живопись, или же, что — то другое…       Ему было начхать на то, как он выглядит со стороны. Наплевать на привычки, вроде: кратких, задушенных всхлипов. Наплевать на выражение своих глаз, что желают изобличить владельца.       — Я хочу тебя, — Он лишил меня возможности даже на короткий вдох. Я испуганно вздрогнул и отпрянул.       — Я сплю… Это — просто сон, либо, я рехнулся.       Мое тело само подалось к нему навстречу, а спустя какое — то время, мы целовались без особых границ и должного стеснения.       — Ты согласен или тебя, что — то смущает? — Вилле взял мой подбородок, расследуя причину моей остановки.       — Я хочу. Хочу, чтобы ты … мы. — Я запнулся. Я хотел сказать «трахнулись», но мой язык скрутило от такого мерзкого слова. Я что, «фанатка» какая — то?       Достаточно того, что я дам ему … Дам сделать что? Как это вообще происходит? — Больно ли?       — А ты переживешь концерт? — Вилле ухмыльнулся, разглядывая мои джинсы. — Будет невежественно с моей стороны, оставить тебя в таком состоянии, понимаешь?       — Вало, заткнись, — Я едва шевелил распухшими губами, — Полно, уймись, мать твою.       — Тебя смущает, когда я говорю об этом, не так ли? — Вилле смешливо опустил глаза. Его ресницы нарисовали неплохую тень на бледных щеках. — Меня, подавно, но это весело!       — У тебя вообще имеются тормоза? — Я отбросил его руку, что прошлась по моему бедру — намереваясь вцепиться в мой разбушевавшийся член. — Ты невыносим.       -Ты невыносим, когда пытаешься скрыть свое стеснительное любопытство. Я могу сломать твои барьеры… Если ты хочешь, я предстану перед тобой таким, каков я есть. Заставлю тебя: выбраться из твоего панциря, ясно?       — Мило.       — А что? Лили, неужели ты — хорошенький мальчуган — не можешь понравиться мне? Неужели, не видишь, что я с тебя глаз не свожу? — Вилле обернулся в поисках пачки сигарет.       Я в сотый раз вздрогнул, наблюдая его роскошную спину. Член, в который раз, приятно дернуло. Каково, запускать в нее пальцы? — Сплошное удовольствие, верно? …       — Почему я? Не Йонне, скажем…       — Да что ты заладил. При чем тут Йонне? — Вилле устало потер глаза. (щелкнула зиппо). — Ты себя видел? Он тебе в подметки не годится…       — Но, ведь это все — внешние признаки.       — Будь проще, Лили. — Вилле сладко затянулся, проводя пальцем по моим губам. Сам того не осознавая, я потянулся следом, желая поглотить его руку в своем голодном «чреве». — Если не сможешь смотреть на меня, просто прикрой глаза.       Я послушно смотрел на него. Его пальцы оттянули ремень на моих джинсах. Я боялся чертыхнуться, боялся вообще сделать, что — либо не так.       «Глаза в глаза», и никак иначе.       Вилле уверенно улыбнулся мне. Его ладонь скользнула ниже. Лишь одно прикосновение, и я тихо простонал, едва не потеряв равновесие.       — Что ты ощущаешь? — Вилле приблизился почти вплотную, чувственно прикусывая мое ухо. Я уловил его напряженность.       — Я не знаю, словно током бьет. — Я шумно сглотнул, сдаваясь и закрывая глаза. — А еще, я вспоминаю наши прогулки, когда всего этого не было. Подумать только — ты и я, — что может быть безумнее?       Вилле наплевал на все морали; Не выдержав, он освободил меня из узких джинс и беззаботно трогал меня всего. Для него, это — было новым учением.       Он прикрыл мой рот рукой, и прислонил меня к стене, — вот — вот, и соскользнет всем телом вниз, намереваясь дотянуться до моего члена своим пухлым и властным ротиком, мать его.       Понемногу, мои бедра начинало сводить, а в пахе роилось ощущение горящего костра. Я нетерпеливо толкнулся в кольцо хитросплетенных пальцев.       Я был не подготовлен к таким вещам, не было должной выдержки и стойкости к «истязаниям» моего лучшего друга.       Наплевав на его вторую ладонь у моего рта, я принялся стонать, обдавая оную своим дыханием. Тот, лишь рассмеялся, — ощутив мой язык между своих пальцев.       — Может, ртом? — Деловито спросил он, разглядывая меня. Я задушено всхлипнул. Зря он это сказал.        Я распахнул глаза, и проследил за его движениями. Лишь: томный, зарешеченный ресницами взгляд, — заставил меня дернуться, и кончить ему на губы.       Вилле разочарованно выдохнул, и со вкусом потянулся за салфеткой. Благо, их тут была «херова туча». Я сполз по стене: в расстегнутых джинсах, с ошалевшим взглядом, — полным катарсиса и истомы.       Чувствуя себя оттраханым, я не мог привести свои мысли в предшествующее состояние.       — Прости. Твои губы свели меня с ума. — Правдиво посетовал я, застегивая молнию.       — Я не виню тебя. — Новая сигарета «блистала» в его зубах. Казалось, его рот был постоянно занят: микрофон, сигарета, чьи — то губы… — Ты чертовски соблазнительный, кстати…       — Я уже скучаю по нашим прежним диалогам, — Прошептал я, краснея.       Вилле отер рот и приглушенно расхохотался в салфетку.        «Какой же он сейчас свободный и красивый».       В дверь тихонько постучали, мое « похороненное» сердце испуганно сжалось.       — Вот ты куда пропал! — Бэм помахал Вилле рукой, и тут же покрутил у виска.       — Все только тебя ждут.       Я отвел взгляд, беря себя в руки и поднимаясь с пола.       — Лили, все нормально? Ты, какой — то бледный… — Бэм взглянул на меня исподлобья, под противный смешок Вилле (Тому, только дай повод, как же).       Я немного потушевался и выдавил из себя замученную улыбку. Мне, явно не улыбалось, демонстрировать перед Бэмом весь спектр своих чувств.       Вилле, тем временем, измерил комнату шагами и взяв в руки акустическую гитару, протопал вон из комнаты.       — Чувствую себя «изнасилованным» дьяволом. — С иронией произнес я, и вышел следом за своим любовником…