Похороненные сердца.

      Я шел по улицам в надежде.       В надежде отыскать то, что хотел увидеть воочию. При облике чего трепетал бы, как сумасшедший.       Параллельно мне, шел другой человек. По другой улице, в надежде поглотить, познать, лишить девственности понятий.       Так мы и ходили…       Очередной поворот, заставил нас столкнуться лбами. Мы разглядывали друг друга и ухмылялись.       Вилле курил очередную сигарету. Я сжимал в кулаках пустоту.       — Если тебе станет легче от этого… — Начал я без предисловий… — то я согласен подарить тебе желаемое. Ты — единственный мой друг за всю жизнь. Я болею тобой, я дышу тобою…       Вилле обогнул парковые заросли и сгреб меня в охапку. Я затянулся запахом его волос, что смешивался с приятным ароматом кожаной куртки.       Мы стояли молча, — никто из нас, не желал прерывать ту тишь, что роилась вокруг наших тел. В ту зимнюю ночь, без единой души, что смогла бы нам помешать, которая позарилась бы на наше безразмерное счастье.       Вилле судорожно дышал мне в висок. По моим венам текло вино спокойствия от его беспрестанной груди, что часто вздымалась, соприкасаясь с моей.       — Я люблю тебя, Лили. — Вилле опасливо выдавил из себя заветные слова. Сколько труда ушло на то, чтобы проговорить их в одиночестве, и признать сей неоспоримый факт?       — Я боюсь затеряться в мыслях. — Я покачал головой, отнимая Вилле от себя и касаясь его век своими губами. Тот, взволнованно дернулся, но во время успел взять себя в руки. (его сверхъестественная способность).       Я коснулся его губ, но Вилле покачал головой, — он взял меня за руку и повел вдоль по улице. Наши дороги слились воедино, превратившись в одну бесконечную магистраль.       — Куда мы идем?       — Туда, где я смогу доказать тебе свои слова… — Вилле пространственно улыбнулся. — Это «наша» ночь. Неужели, ты еще не понял?       Я оглядел его, залитые лунным светом, волосы, улыбчивые губы, глубокие выразительные глаза в тусклом шорохе ресниц. Я бы догнался кучей наркотиков лишь для того, чтобы не видеть всего этого, ведь каждый взгляд на его тело — заставлял меня биться в предсмертной агонии.       Мы приближались к отелю, — тот громоздился перед нами и звал в свои мистические покои.       Вошедши внутрь первым, Вало подошел к стойке. Я пытался унять свое волнение. Мое красное лицо светилось средь белых волос, подобно настоящему пламени. Да и жар от моего тела — был соответствующим.       — Номер. Нам нужен номер. — Вало криво улыбнулся, с шумом выдыхая последнее слово.       Я увернулся от настойчивого взгляда администратора, — ситуация выбивала меня из колеи.       — Односпальный, может, двух? — Мужчина вкрадчиво уставился на нас.       — Тот, где есть, хотя бы, пол. И, уютная, двухместная ванна.       — Найдется. — Администратор презрительно фыркнул и протянул брелок с номером.       Мы отошли на более приличное расстояние.       Я дернул Вало за рукав его куртки.       — А нельзя было, как — то… по — другому?       — Да ему нет дела до нас. — Вилле пожал плечами. (никогда не видел его таким непринужденным) — Я так обожаю тебя за твою скромность, — Добавил он, поворачивая ключ в замочной скважине.       Он специально делал это так медленно? Меня обдало непонятной волной. Странное чувство.       Вы слыхали что — нибудь о тайнах энергетики? Некоторым людям присущ такой дар.       Вилле потянулся, в предвкушении оглядывая обстановку, проверяя комнату на наличие бара. После, он скинул с себя куртку, приглашая меня последовать его примеру. Следом полетели свитера.       В комнатке было тускло и надушено, — я едва не задохнулся в сладком аромате. Мое внутренности скрутило в напряжении.       — Я так и знал. — Вилле вытянул из бара все его содержимое и выставил на столешнице крохотного журнального столика. — Присоединяйся.       — Я, думаю, не стоит… — Я шумно сглотнул и отвел взгляд.       Вилле поднял голову и молча смотрел на меня. Это продолжалось сравнительно долгое время.       — Почему ты ничего не говоришь? … — (Напряжение не желало отступать).       — Дай мне помечтать. — Вилле рухнул на двуспальную кровать, закидывая руки за голову.       — Может сделаем это вместе? — Я неуверенно присел рядом с ним, закладывая прядь за ухо. Как же это, наверное, было «по- женственному».       Кажется, я смотрел порно в таком стиле, вот и не примянул проделать то же самое. Правда, середина видео, — казалась мне, через чур, пошлой, а концовка, и того более…       Вилле сделал глоток и протянул бутылку мне. Я принял ее, осознавая, что наши пальцы соприкасались дольше обычного. Самого Вилле забавлял этот факт.       Он был на седьмом небе от счастья, мать его…        Я пригубил бутылку, и не отпускал ее, пока тело не начало отвечать на мои попытки притупить его действие.       Вилле повернулся на бок и рассматривал мой профиль. Расстояние было минимальным. Я чувствовал жар его тела.       Краешком глаза, я заметил, как его татуированная рука играет с ремнем. Что это могло значить?       — Линде, я начинаю скучать. — Вилле хрипло выругался.       — Это, — акт насилия или мелодрама? Давай обозначим четкие грани.       — «Любить тебя», и «трахать тебя», быть тобой «трахнутым», — вот мой план на ближайшую вечность. Что ты там сказал? — Вилле зашелся смехом.       Я рассвирепел и подскочил на кровати. Секунду спустя, я прижимал его к пестрому гостиничному пледу.       — Как ты можешь веселиться в такие моменты? — Я придавил его собственным весом. Сам того не замечая, я оказался на его паху. Вилле беззастенчиво прикусил губу.       — Ты сам первый начал… Кажется, ты сидишь на моих причиндалах. Тебя это не смущает? — Снова это глупое, задушенное, хихиканье. В его пальцах появилась сигарета. Я с отвращением соскользнул со своего друга.       Сидя в позе лотоса, я бесился. Как я мог повестись на его романтику? Он не может быть романтичным, и точка.       Моей спины коснулась прохладная ладонь с сигаретой меж пальцев. Я не мог шевелиться, рискуя быть поджаренным, — лишь слегка подернул плечом, продолжая смотреть в окно.       — Я раскаиваюсь. — Он повернул мою голову к себе и нашел мои губы.       Алкоголь, делал ощущения более божественными, — была в них своя определенная грация.       Я повернулся полу боком, сумев, схватить его за волосы, и одеть его проклятый рот на свой язык.       «Пусть говорит, но до поры до времени… Я тоже силен в своих желаниях».       — Я тоже схвачу тебя за волосы, когда буду одевать на свой член, — Вилле оторвался от моих губ и опрокинул меня на подушки.       — Тогда, сделай это в ванной, «друг». — Я надавил на последнее слово и стрельнул глазами.       — Как скажешь. Ты позволишь мне? … — Вилле схватил меня и потащил в ванную.       Я немного поотпирался, но, спустя какое — то время, — дал волю действиям. Я хотел его в равной степени, но мне мешали мои собственные каноны.       Я так часто представлял себя с девушкой, что теперь, не мог подступиться к данной теме, с должной толикой серьезности.       Как скоро, я попрошу его двигаться быстрее? Как скоро, моя слюна стечет по моим губам в сладкой агонии, в желании вобрать его в себя без остатка?       Как быстро я кончу в его руках…?       Грязные мысли не разрешали всей ситуации.       Оказавшись в ванной, я позволил Вилле усадить меня на тумбочку. Мы хрипло дышали.       Я прижался спиной к стене и прикрыл глаза. «В этот раз, я не позволю ему провоцировать меня». — Подумалось мне, но требовательный тычок заставил меня распахнуть глазницы. Вилле заглядывал в мою душу.       Его рука, — тем временем, — проходилась по моим джинсам, вытаскивая наружу то, что изнывало от боли и наслаждения.       — Твои ощущения?       — Мне жарко. — Я стиснул зубы, не в силах отвернуться.       — Смотри на меня. Будь со мной.       — Я не могу. Это слишком… слишком приятно.       — В этом нет ничего плохого, и только я, могу тебя видеть.       Я издал страдальческий стон или всхлип, — не важно, на что это было похоже. — один черт, Вилле снял его с моих губ без остатка.       Я одевался на его пальцы, я мог отключать свое сознание столько, сколько угодно.       Я мог запятнать всю ванную, но был не вправе выскальзывать из жестоких тисков. Хватка из стали перемежалась с нежными, влажными поцелуями.       Я переводил свой взгляд на его губы, и в тайне восхищался их формой. А позже, они коснулись меня с требовательной жесткостью. Я погрузился во власть его горячего рта, в надежде найти в нем свое успокоение.       Я никогда не испытывал ничего подобного. Меня никогда не штудировали ртом и, уж тем более, не заставляли наблюдать за картиной происходящего.       На этот раз, я не побрезговал зрением. Словно, кто — то вогнал меня в нужную колею.       — Вилле…       — Что? — Вало отнял свои губы от моего паха, их кромка эротично поблескивала при неровном свете.       — Ты — самый необычный человек в этом мире…       Как глупо звучала эта фраза, но именно в этот момент я думал об этом.       В моей голове проснулась пикантная мысль: «А что если я, тоже доставлю ему удовольствие?» «Как на этот момент исказится его лицо? Сколько отчаянных воплей сорвется с его, некогда, — молчаливых губ? Тот парень, которого я встретил в дичайшем магазине с кучей идиотских фаллоимитаторов…       Тот парень, что соблазнял меня в открытую, всякую нашу с ним встречу. Я не мог понять его тогда, а теперь, когда тайны были раскрыты, я улыбался самому себе и дышал — неровно, часто и жарко.       — Я хочу … — Я выскользнул из его пальцев и распалено уставился на его штаны.       Ремень расстегнулся по мановению моих рук. Я никогда не делал такого прежде. Мне предстояло взять в свой рот, что — то, — неидентичное пище.       «Да и начхать» Я никогда не брезговал этим юношей. Все, что у нас было — было на двоих.       Вилле вытянулся в полный рост, наблюдая за мной, не скрывая своего взбудораженного взгляда.       Я перевел свои глаза на ширинку, и с упоением расстегнул оную, — стаскивая его кожаное облачение. Даже, сквозь неясную ткань нижнего белья я видел то, что пряталось от меня при свете дня, за грудой стежков и кожаных покрытий.       На ощупь — более чем. А Вилле, тем временем, просился в ладонь, словно бы намекая.       — Он горячий, как твое «похороненное» сердце.       Вилле поджал губы и провел пальцами по моим волосам; Сминая их, пропуская сквозь оные.       Я поцеловал его сложную татуировку, спускаясь к самому главному. Первая попытка оказалась не плохой, но я закашлялся. Горло не желало удерживать в себе столь посторонний предмет.       Вилле задрал голову. Он ловил свои мысли, пока те разбегались по крохотной ванной комнате. Те стоны, что я ждал, — слетали с его губ, и они, признаюсь, — были прекрасными.       — Лили… еще. — Без тени смеха попросил Вилле. Он помог мне с волосами, которые, то и дело мешали процессу.       Я наращивал темп и начинал входить во вкус. Это было не простым учением, но я получил свою «оценку» за старания. Ею были — гортанные рыки моего друга, что схватил меня за волосы, пожалуй, слишком жестко, — рискуя оторвать их к чертям собачьим.       Он не кончал. Это сводило меня с ума. Я приписывал это к своей несексуальности и необученности данному ремеслу. Хотя, теперь у нас была масса времени для того, чтобы исправить величайшую ошибку.       Я не знал, что будет далее. Если отсос доводил меня до ручки, что же тогда будет при сексе с этим человеком? Думаю, я просто вырублюсь и меня найдут утром: начнут собирать мои останки и соскребать их с отельных стен.       Как же он стонал…       — Кончи для меня, чего тебе стоит? — Я прошелся пальцами по его запястью, сминая его в своих руках.       — Сказать проще, чем сделать. — Он закусил нижнюю губу, с отдельной страстью поглядывая на мои старания.       Сейчас, у него было настолько ангельское лицо, что я смущенно подумал о своих действиях, как о чем — то порочном и некрасивом. Я только что понял его сущность, — он был добрым, нежным, умеющим любить…       Я начинал понимать смысл его песен… У него и голос был — под стать. Ранее, я видел в нем власть, и потому, не сумел распознать горечь и грусть.       Его тело сбросило свою темную личину. Его напряжение стихало. Он выплеснулся в меня, как чертов брандспойт. Улыбаясь, конечно, а как иначе?       Присаживаясь рядом со мной, он постыдно оглядел мое лицо.       — Ну вот, Линде…       Я не дал ему договорить; — Какая разница, что он скажет на сей раз? Наверняка, что — то умное, а я сейчас слишком туп для его умных речей.       Мы снова целовались, как безумные. Я не думал в тот момент о будущем. Не думал о том, насколько тяжело будет  прятаться от остальных. Скрывать свои истинные чувства перед нашими знакомыми. Втихомолку убегать и укрываться в сокровенных местах, в кои нет хода для остальных.       Я не думал о том, что меня могут однажды поймать за руку. Я не думал не о чем, кроме зеленых глаз «тайников» предо мной.       — Нам нужно «догнаться», — Вилле воровато отвел взгляд и облизнул, без того, — влажные, припухшие губы. Я уткнулся носом в его ключицы. Я не хотел, чтобы он уходил из ванной: — не сейчас.       Вилле тяжело поднялся и потянул меня за собой, не забыв включить воду.       — Я хочу сделать это в ванной. Как тебе такое предложение?       Я кивнул. Сложно было отвечать, да и надо было ли?       Взяв бутылку, мы вернулись обратно. Вилле приложился к оной, скосив глаза на мою сущность. Отпив, он бросил:       — Ты же не в одежде туда полезешь?       — Точно. — Я смущенно расстегнул джинсы и стянул их, — бросая на пол перед Вилле. Он криво улыбнулся, — на скулах обрисовался острый желвак. Взгляд распинал меня; я чувствовал подобное и ранее, я видел этот взгляд при нашем общении и понятия не имел, что он мог значить. Только сейчас до меня доходило, как и все прочее до этого.       — Ты не снял самое главное. — Вилле обиженно нахмурился. Подойдя ко мне, он приобнял меня за плечи. Одна рука сжимала бутылку виски, вторая же — нарочно оттягивала мои боксеры. Я прогнулся в спине, проклиная этого извращенца.       Меня трясло от его прикосновений. Крупная дрожь повергала мое тело в смуту. Я хотел свалить отсюда, но не мог отказаться от сладостного продолжения столь бурной ночи с тем, кого я боготворю, как великую святыню.       Избавив от ненужных тряпок, Вилле подтолкнул меня к ванной. Та была гораздо вместительней, чем казалась с виду. Вода не желала набираться, и то — не странно, — ведь мы забыли заткнуть слив.       Я схватил гребаный гель для душа и вылил его в тот сантиметр, что успел набраться. Мой стыд не знал границ, а пена, — могла спасти меня от оного. Вот такой вот я идиот…       Что до Вилле, — он вообще не стеснялся своего тела. Раздевшись, он перелез через бортик и загадочно закурил.       Пока я краснел и сопел от гнева, Вилле полулежал и говорил, — беспрестанно разводя руки в сторону и ведя монолог. Будто мы находились в каком — то кафе и распивали кофе перед работой.       На третью минуту его «разговора», я обнаружил, что помимо глаз, я обладаю еще и слухом.       На четвертую минуту, я вспомнил о том, что я  человек, — мне нужно дышать, а по возможности, и говорить.       На пятую секунду, я перевел взгляд ниже, обнаружив море пены вокруг нас. «Так — то лучше».       Мое сознание расслабилось и позволило мне прислушаться к хитрым речам моего собеседника.       — Перфекционизм, — не есть благотворная среда, для твоего мышления. Понимаешь, о чем я?       — Чертовски согласен с тобой. — Я сглотнул. (В горле чудился кусок шерстяного шарфа). Я сглотнул еще раз…       — То есть, иными словами, я прошу тебя принимать все таким, каковое оно есть, и не цепляться за то, чего нет: отдаваться своим чувствам и не слышать — ничего и никого вокруг.       — Я понимаю…       Я нервно оглядел его тело — чертовски стройное, привлекательное и имеющее предрасположенность к плавным переходам в области талии, тем самым — обличая ее выгодным контуром.       Вода доходила до середины.       Я сменил положение своего тела и потянулся к бутылке, случайно задевая бедро Вилле.       Он смело улыбнулся.       — Дружеские посиделки… — Его бормотание заставило меня истерично рассмеяться.       — Знаешь, что самое, одновременно, трагичное и великолепное в нашей с тобой встрече? — Вилле приблизился ко мне и пьяно выдохнул в висок. — То, что с тобой я не могу быть нечестным. Я боготворю небо за то, что ты есть у меня.       Я сжал его ладонь, не смея сопротивляться. Момент остановился в моих глазах. Я не хотел прогонять его присутствие, я не хотел не испытывать ту сладостную дрожь, что покрывала мое тело гусиной кожей, когда его влажные волосы касались меня.       Я не благодарил свою природу за то, что она позволила моему члену властвовать над разумом. Я не хотел превратить этот момент во что — то пошлое и безрассудное. Мы были в этой ванной на равных правах, с одинаковым желанием выпить чаши друг друга до последней капли.       Я пригубил бутылку, а позже, и его губы. Мне следовало напиться, иначе я свихнулся бы.       Он отнял меня от себя и покрывал мое тело поцелуями, ровно в тех местах, до коих сумел дотянуться.       Он прикусил мою бледную кожу и меня прогнуло, откинуло на бортик этой треклятой ванны. Вода была жаркой, но я не мог найти в себе сил, чтобы пустить немного холодной. Меня шпарило, кидало во всех мыслимых и немыслимых образах, по семи кругам ада, — во всех его изощренных круговертях.       Он, мог доставлять удовольствие, и я хотел бы плюнуть в лицо всякому, кто посмеет сказать обратное. Нет причины сопротивляться его действиям, ровно как и нет причин. не даровать аналогичные действия. Я осмелился и позволил своим рукам действовать беспринципно, нагло и музыкально.       Я ласкал его тело под водой и сыпал признаниями в его удивительный рот. Возможно: стонал, а может быть, и плакал. Кто — то распечатывал во мне тайные коридоры, в которые доселе не знал я хода.       Как бы то не было трагично, в мыслях все было куда краше, ежели в жизни. Но, вопреки всему, я и Вилле, — умело пользовались этим. Любая мысль доведенная до конца в такой ситуации, отнимала право на прежнее существование.       — Отдайся мне. — Вилле напрягся; Я чувствовал его силу, за маской, за грудой кожи и костей, за татуировками, и за вальяжными движениями.       — Я давно отдался… — Хриплым шепотом прошелестел мой язык. — С первой встречи.       — В физическом смысле.       Я покорно поднялся, увлекая Вилле за собой. Поворачиваясь спиной, ставя влажные ладони на, тронутый испариной, кафель. Слегка оборачиваясь, я стиснул зубы и прорычал:       — Только не пытайся остановиться, иначе я пойму свой грех: соберу вещи и свалю.       Вилле обнял меня сзади, и лишь в движениях была видна неуверенность.       Он не знал с чего начинать.       — Я не знаю больно ли это, но готов остановиться, если станет хреново. -Судорожно произнес он, прижимаясь ко мне всем телом. Первородное чувство второго мужского тела. То тело, что взывает к бою, но далеко от плотских утех с себе подобными.       — Просто начни, а там посмотрим, — С неясным смешком ответил я, собираясь с мыслями и силами.       Вилле не тележилсяся, — он вошел во вкус с первой минуты.       Я сжался, только что, — голову не прикрыл, в ожидании взрыва.       По ощущениям, его пальцы не любили кропотливой работы, но удовольствие доставляли неимоверное. Каюсь, мне сложно говорить о подобном, но оно имеет некий смысл в моих «путешествиях» по жизни.       Поначалу я ощущал некий дискомфорт, но в определенный момент, все стало на свои места. Я боялся говорить об этом Вилле, потому что он непримянул бы всунуть в меня нечто иное, и большее по своим размерам.       Его пальцы прошлись по моему ноющему члену, и я подавил крик. Хотя, наверное не стоило — урезать себя в столь естественных вещах. Это понравилось бы Вало.       — Как ты? — Проговорил он, держа меня с удивительной нежностью.       — Без происшествий, — Скованно ответил я, поддаваясь на его провокации и насаживаясь на пальцы.       Следующие движения заставили меня вздрогнуть. Он лишил меня тепла и чувства наполненности. Я почувствовал усталость, едва его пальцы вышли из меня.       — Подумать только, как я докатился до такого? И, самое интересное, что мне это нравится. — Вилле обдал мой позвоночник порывом дыхания. Я инстинктивно отреагировал.       — Это только наше. Скажешь кому — нибудь, и я прихлопну тебя, — Я выдавил ухмылку.       Ответом — послужило неясное касание чего — то твердого. У меня закружилась голова.       То что я чувствовал, сродни первичному проникновению Вилле, но куда ярче и больнее по ощущениям       Сантиметр за сантиметром, — я забывал про дыхание.       Тело пыталось протестовать на полную катушку: я вдолбился ладонями в стену и закусил губу до крови, не смогши унять боль, что пронзила мое нутро.       Я знал, что будет неприятно, но, чтобы «так»…       — Я пасс. — Вилле остановился, но не спешил оставлять мою задницу. — Ты сейчас ампутируешь меня.       — Я постараюсь расслабиться. — Я гневно сжал кулаки, и силился унять свою сущность, — расслабиться, на сколько позволяла данная ситуация.       Мгновениями спустя, мне это удалось. Вилле смог заполнить меня до предела, но не спешил двигаться, — давая своему телу привыкнуть к новым ощущениям.       Я не пытался угадать, что творилось в голове Вилле. Наверняка, он тоже думает, конечно…       Я силился получить удовольствие и отыскать отголосок той самой простаты. По всему, выходило, что это бред? Если честно, я не видел смысла продолжать. А вдруг, я был болен, и не испытывал удовольствие от секса? Интересно, бывает такое в природе?!       Но, что — то, все — таки было. Оно ли? Я сделал парочку проверочных движений и расслабленно выдохнул…       — Как ты? — Он повернул мое лицо к себе. Моя боль покрывала его беспокойство.       — Намного лучше.       Он наращивал обороты постепенно, по странной, известной лишь ему одному— лестнице.       Я задохнулся в спектре новых ощущений. Волна поглотила меня, и я не думал о том, что могу просто — напросто захлебнуться в этом океане удовольствия. Сладость порока открывала для меня свое «колесо обозрения».       Я сдерживался в своих высказываниях, пока не сумел прочувствовать всю роскошь того, что испытывало мое тело.       Позже, я не сумел себя контролировать, и просил того, чего желал. Стонал так, как хотел, — совершенно не стесняясь свое страсти.       — Какой же ты узкий, — Восторженно проговорил Вилле, наклоняясь и целуя меня в шею. От этого его член вошел еще глубже.       Стоит ли говорить про ощущения? Я думал, что искры из моих глаз, были видны не мне одному.       …Жестче, глубже, смелее, распутнее, — бунтарский дух Вало, проник в меня, как и тысяча его речей, что слетали с жадных губ во время процесса.       Он любил поговорить, а я помолчать; — Прекрасное дополнение в нашем случае.       Я входил в раж. Мне надоело просто стоять и наслаждаться. Я хотел большего, а именно: бешеного темпа, более власти, более грязи.       Мой первый раз ни капельки не смущал меня. Да, боль была, — но она испарилась столь же быстро, как и явилась.       Я позволил себе лишиться чудесной наполненности и выскользнуть из его объятий. Вилле удивленно распахнул глаза, но это было единственное, что он успел сделать. Я коснулся его губ, благодарно целуя оные и забавные ямочки на впалых щеках.       Какая разница, кем мы были, где находились?.. — Мы — любили, это — было, пожалуй, самым главным…