Похороненные сердца.

      …Возможно, Вилле Вало был самым ненормальным человеком за всю историю моей жизни.       В одночасье, он мог заставить меня уверовать в абсолютно невероятные вещи. Сотворить из воздуха самое лучшее настроение и так же — снизить его до неприлично низкой отметки.        Он мог вогнать в ступор, а мог провести продолжительную политическую беседу, будучи при этом занятым моими губами.       Он мог курить по две пачки, совершенно не чураясь людей, что орали на него из-за его фанатичного пристрастия к табаку и никотиновой смоле.       Он мог рухнуть замертво у моих ног, в очередном приступе астмы, а мог вселять веру в вечность своего восхитительного тела.       Я знаю точно, что кроме него, мне никто и нужен не был.       Наша пара возникала посреди толпы и со скучающим видом следила за людской массой. Среди всей этой рутины, мы были сверху. Нас грела наша любовь: то великое чувство наполненности, тепла, спокойствия.       Йонне не уставал сетовать на нас. Я даже как-то спросил его. „Как мы выглядим со стороны с Вилле?"       Тот ненадолго задумался, после чего, дал совершенно непринужденный и честный ответ: -       - „Друзья, просто друзья. Ты надменный и задумчивый, в тандеме с мрачным, властным Вало“.       Я посмеялся вдоволь. „Пусть так и будет“...       Вопрос с Йонне оставался до сих пор открытым. Я наблюдал его одиночество, мне становилось не по себе от его ночных криков, вызванных снами, что притворялись в его мозг.        Он был настолько скрытным и добрым одновременно, что, не будь я с Вилле, то непременно пришел бы к нему на помощь.       Все - таки, Йонне - первый человек, что поцеловал мои губы, и я благодарен ему за этот опыт.       В тот момент я был по - настоящему счастлив, а теперь — жалел о том, что не мог доставить ему обратного удовольствия.       ...Возвращаясь к старому магазинчику, я на миг затаю дыхание.       То что сейчас скажу, будет немного личным, но, до одури приятным. Пожалуй, самые лучшие моменты, теперь навеки связаны и ассоциированы с именем Вилле Вало.       На самом деле, я мог только мечтать о том, чтобы хоть раз посмотреть на свое лицо в тот момент, когда иду рядом с Вилле Вало.       Быть может оно и вправду будет невыразительным на каком-нибудь интервью. Я опущу голову и с достоинством переварю все его интимные фразы и тихий, хриплый, задушенный голос.       Я вспомню все ночи, что были у нас с ним, но немногим позже. Я вспомню его у окна: пьяного, с поцарапанной гитарой и небрежно расстегнутым воротом.        Он сыграет мне что-то и ошибется, - сплюнет на пол в попытке разбить гитару. Шумно вздохнет, смыкая зубы, и вернется к струнам вновь.       А затем, посмотрит на меня, — смежив веки и слегка улыбаясь.       Я снова разгляжу его притягательный прикус, торопливо облизанные губы. Придвинусь ближе со словами „я не расслышал“, хотя, на самом деле, он будет петь слишком громко для того, чтобы моя грудная клетка  вздымалась в такт его страстным стенаниям.       Я придвинусь ближе, чтобы ощущать тепло его сомкнутых коленей, для того, чтобы положить голову к нему на плечо.       Я почувствую нерушимую связь между нами. Он будет принадлежать мне, а я ему. Линде Линдстрем - повернутый на мальчике с вьющимися волосами, как же…       То, что случится далее — окончательно сломает нас обоих, но не заставит разойтись по разным углам в молчании.        Сегодня, быть может, все будет на своих местах, а завтра… Завтра „нас“ не станет, потому что наряду с любовью, мы будем вынуждены заниматься музыкой, которая важнее для Вилле.       Ночи станут короче.       На его свитере появится парочка затяжек, а рукав, будет прожжен одной из его любимых, крепких сигарет.       Я подстригусь, сокрою свои глаза под волосами, подвисну на тщательном переборе, и сольюсь воедино со своей игрой. Я попытаюсь стать частью его руки, стать частью его мыслей.       Я подожму губы на усмешки Бэма Марджеры, что неустанно попытается вывести меня из колеи.       А в последствии, Вилле запрется в своей комнате.       Я не вынесу этого и приму самые обычные в мире таблетки, в количестве не сопоставимым с жизнью. У меня начнется внутреннее кровотечение.       Вало подсядет на выпивку. Спустя какое-то время, — бросит снова.       Потом мы соберемся вместе и вспомним наше прошлое… Наш мир, что высится особняком вдали от остальных мирков, - менее красивых, менее нерушимых.       Покуда я не знаю нашего будущего, я волен остановиться около магазинчика и следить за Вилле, что открывает дверь. Слова любви повисают на моем языке, так и не преобразовавшись в словесную форму…       - Линде…Первый раз вижу тебя таким, - Вилле смущенно потушил сигарету и притянул меня к себе. - Что не так? Предпочитаешь, провести это время с другим человеком? Менее, скажем… депрессивным?       - Каким? -Я наигранно улыбнулся и хмыкнул.       - Ты все слышал, - Он мрачно присел за кассу, и испепеляюще уставился на меня.       Магазин успел здорово пропылиться, — видимо, Вилле слегка подзабил на свою „прибыльную“ работу.       Я вспомнил его слова про „резиновое счастье“ и, волей - неволей, улыбнулся.       - То что ты увидишь — оставь при себе, хорошо?       - И что же я увижу? -Мои губы приоткрылись в непонимании.       - То, каким я бываю время от времени, будучи наедине с собой. Все мои слабости и горести… И, не дай бог, если ты попытаешься смеяться надо мной…       - Я увижу, как ты кидаешь недельный запас сигарет в унитаз, и бодро его смываешь, проливая слезы сквозь смех? - Я приподнял бровь для трагичности данной ситуации.       - Нет. И не пытайся скрыть своего волнения. Попытайся, не кончить в первую секунду, ведь, я ни разу этого ни с кем не делал… Тем более, я знаю о твоей фантазии, той, что с давних времен терзает твое больное воображение. - Вало скрестил руки на груди с видом » я знаю, о чем говорю“.       - Ущипни меня, чтобы я проснулся, Вилле. - Мой голос нечаянно сорвался, выдавая меня с потрохами.       - Помнишь? «Глаза в глаза„…       - А как иначе. - Я судорожно вздохнул при звуках расстегивающейся ширинки.       - Тебе не кажется, что мы слишком быстро перешли к действиям?       - Тебе чаек заварить? - Вилле уставился на меня настолько хмуро и недоброжелательно, что я попробовал запихнуть свой язык, как можно дальше в гланды, — к самому его основанию, в общем.       - Все, я молчу, - Сладко прошептал мой рот, едва его губы коснулись моих таинств.       Не имея должной опоры, я мог вцепиться лишь в его волосы, — умело намотать их на кулак, и руководить его взбалмошной головой.       - Было бы неплохо, ставить меня в известность о твоих ощущениях. Вдруг, я сделаю что - нибудь не так ?…       Я бы сказал ему всего одну фразу „не важно как, главнее, что это сам ты, Вилле“, - но, решил не противоречить своему неукротимому товарищу, ибо, он сломает все стены на пути к желаемому.       - Не наращивай темп, а я начну думать, о чем - нибудь невероятно не сексуальном. И не проси смотреть в твои глаза…       - Тогда не будет романтики… И кстати; я не против того, чтобы ты кончил с десяток раз для меня. - Он мило ухмыльнулся, шелестя своими очаровательными губами по самым чувствительным местам. - Тебе разве сложно?       - Будет лучше, если в последствии, я не смогу даже отлить? - Думаешь только о себе, Вилле.       - Какой ты все-таки „кролик“ — вечно таращишь свои глазки, и чем -то недоволен. - Я дернулся в его руках. Кажется, его зубы задели головку.        Стараясь не сердиться, я нашел в себе силы и отлепил этого сексуального маньяка от себя, - прижимая того к стене одной рукой. Вилле подчинился, иначе, я не смог объяснить его податливость и бездейственность по отношению ко мне.       Он эротично приоткрыл свои искусанные губы, и скосил тень зеленых глаз на мое лицо; глаза блестели при неясном свете, — взгляд был совершенно другой. Прежде, я не видел подобного у самого „правителя“.       Постараюсь описать его, но вряд ли смогу…Как я могу описать всю сладострастность, что он вложил в свои глаза, всю нежность и любовь?       Я привык описывать другие его глаза: жесткие, хладнокровные, таинственные. Но точно не такие…       Да и сама ситуация претит мне.       - Где настоящий Лили? А? Даже я, смог стать самим собой. - Он коварно улыбнулся краешками губ, но я сумел уловить издевку, сущую насмешку.       - Ты, чертов актер. Чертов гад, - Я не мог не злиться, а Вилле не уставал этого добиваться: подзуживал меня так, как мог, болтался словно ехидный червяк на леске, прямо перед моим растерянным лицом.       - Нам нужно место. Больше, чем просто дурацкий стол, я не сумею трахнуть тебя на нем.       -Почему же, - Он снова хмыкнул. Я сосредоточился на ветоши справа от меня, лишь бы не чувствовать огонь, что разгорался в недрах живота, и плавно пускал свои языки под расстегнутый ремень.       Я был бы не прочь: просто уснуть в его руках, и пережить еще один серый, скучный день моей реальности, но Вилле не мог без ласк.       Понимая его чувства, я попытался открыться, и если у меня получилось хоть на грамм выпростать свою душу, усилия переставали казаться столь тщетными.       Вилле был настолько жарким, что мне пришлось стянуть с него пальто и прочее, что мешало моим действиям.        Его обнаженное тело было сродни тростнику, кой я не видывал никогда в своей жизни, но упрямо верил в единственную истину, - тростник - необыкновенно гибкий и стройный. Стройный, как его удивительное, и дико возбуждающее, тело.        Стараясь не разглядывать наиболее будоражащие меня вещи, я слегка прикрыл глаза, прикладываясь к его шее.       - Не бойся увидеть меня слабым. Какая разница, какие мы наедине с собой. Я, оставался Вилле Вало, и буду им. Я буду мрачным и сильным, но сегодня, я хочу тебя: здесь и прямо сейчас. Просто трахни, немедленно.       - Для тебя это все так просто, словно ты, не придаешь этому никакого значения. Есть ли разница, кто сделает это: я или кто-то другой? - Задумчиво проговорил я, проводя пальцем по его удлиненным скулам.       Он выругался и вжался в меня сильнее, — будто боялся, что я убегу.       - Ты. Твой взгляд провоцирует меня, кролик. - Он откинул волосы со лба и широко улыбнулся. - Ты „так“ скучаешь рядом со мной, „так“ грустишь. Ну а на самом деле, все не „так“. Ты скрываешь всю суть за этими строгими „масочками“. Только зачем, когда все и так понятно?       И вообще: - я слишком редко трахаюсь, для того, чтобы вешать тебе красноречивую лапшу на уши.       Он немного задумался.       ...- Или я тебе не нравлюсь…?       Я оглядел его зеленые глаза, с отметинами темных пятен вокруг них, — следов хронического недосыпа. Я раскрыл его нервные, искусанные губы своими, представляя, что снимаю тысячу звуков с его „музыкального языка“.       - Как ты, можешь мне не нравится? Ты рехнулся…- Я развернул Вилле спиной к себе, позволяя его ладоням обосноваться на столешнице: тонкие, но жилистые кисти — слегка подрагивали от напряжения.       Я позволил ему встать так, как пожелает, и он, предпочел податься задом на меня, а переднюю часть тела: живот, грудь и упрямый подбородок — разложить на столе.       Я собрался с мыслями, давая волю своим окоченевшим от волнения пальцам.        Почувствовав холод, Вилле попытался отпрянуть. Я удержал его на месте, стараясь согреться, и согреть свои руки, - но от них исходили потоки (как мне показалось) ледяных рек, и узоры морозных стуж.       Он повертел задом, назойливо и торопливо приглашая меня.       - Давай, Лили…       Я среагировал на его голос, и приподнял глаза вслед позвоночнику на молочно - белой спине. Мои ладони упрямо опустились на гладкую кожу, оставляя на ней едва заметные следы, и розоватые оттиски моих прикосновений.       - Если ты не можешь сосредоточиться, мы можем сделать немного по-  другому…        Он медленно развернулся, встал, - усаживая меня на один из стульев. Сел сверху, омрачая тяжестью своих обнаженных бедер, обнимая меня за шею и скромно улыбаясь.       Наши лица были на одном уровне, ведь наш рост был одинаков.       Я свел его руки у него за спиной и приблизился  ближе разумного, пытаясь найти в его глазах ответы на все изнуряющие меня вопросы.       - Что же ты делаешь со мной, Вилле? -Изнеможенно прошептал я, пытаясь прогнать животное влечение, пытаясь прогнать сквозь перегонный куб своего осознания весь ряд невероятных ощущений.       - Ты тоже хорош…- Он посмотрел на меня с достоинством, ни на йоту не соответствуя своему нынешнему положению, - раздетый, вытянувшийся в одну погонную гитарную струну, обосновавшийся своим задом на моем изнывающем органе.       - Вилле, - Мои пальцы вошли в его кожу, сминая ее под своим натиском. Жаркое тонкое тело порадовало меня шумным, прерывистым дыханием. - Мой Вилле, - весь…       Он опустил взгляд, превратившись в спокойного, уравновешенного паренька, в ожидании того, чего ждал всю свою жизнь.        Не загнанный, вечными подковерными играми близ сцены, не взбешенный, своим пространственным прошлым, не ищущий, утешение в бутылке и наркотиках.       Его волосы коснулись моих плеч, а губы слегка приоткрылись, исторгая наружу череду задушенных всхлипов и прерывистых стонов. Мой палец ненароком угодил в него, и я истерично вздернул глаза. Вилле повел плечом, как бы между прочим, — прикрывая глаза и позволяя мне властвовать над его телом.       Ощущения были странными, совершенно не сексуальными, но мне нравилось наблюдать за его лицом. По мере добавления второго и третьего — пальцев, оно начинало меняться, искажаться. Его ресницы слабо дрогнули, тело начинало реагировать.       Естественно, при нашем волнении, а при моем — особенно, вряд ли получилось бы что - то стоящее, но Вало не волновали такие проблемы: сжимая побелевшие губы, он стянул с меня футболку, прикладываясь вышеописанными к моей напряженной, шумной груди.       Пальцы начинали надоедать мне, а вставший член, саднил в сознании, - постоянно напоминая о своем существовании: наталкивая меня на мысль о дальнейших действиях.       - Ты готов? - Мой неуверенный тон, был полной противоположностью тона моего друга. Он спокойно сглотнул и, едва заметно, кивнул головой, делая приглашающие движения: „начинай, мол“, „я не против“.        В этом весь Вилле, чтоб его. Ведь он, не думает триста раз перед тем, как совершить возможно самый идиотский поступок в своей жизни.       „После, — не сделав желаемое, я буду жалеть“- Его любимая фраза в череде других — наиболее запоминающаяся.       Решив не медлить, не искать смазку, и прочий бред, в коем мы по - видимости не нуждались (Вилле и так был возбужден до предела, и мог вполне обойтись без всяких вспомогательных средств), я попробовал „насадить“ его на себя, что поначалу не оправдалось большим успехом, ежели предыдущие мои действия; Он был узок — до невероятности. Чист, как и я когда-то.       Можно было закончить все, не начиная, но кем бы я был, после такого поступка: предателем? Мягко сказано…       Наконец, я сумел отыскать точку опоры для нас обоих, но далее намеченного сантиметра — двинуться не смог.       Вилле умоляюще взревел, прося расправиться с ним, как можно скорее. Видимо почуяв, что дело лишь в нем одном, он собрался с мыслями, и отпустил свои переживания: слегка расслабляясь, он подался на меня — одевая на меня свое жаркое и порочное тело.       Массы ощущений застигли меня врасплох, да так, что я разучился дышать… Вилле болезненно посмотрел на меня и прислонился губами к моему подбородку.       - Это охренительно больно, Линде, - Провыл он, старясь отвлечься на мои рассеянные поцелуи. -Я знаю. Знаю…       Из-за его боли, я и сам ощущал хулиард дискомфортов, что в собственном теле, что в сознании, - пришлось держать себя в руках, стараясь не давать Вилле лишних поводов для волнения.       Будь я хреновым маньяком, — давно бы разгонялся в его заднице и потрахивал по чем свет стоит, не заботясь о чувствах своего оппонента.       - Представь такую ситуацию… - Вало шумно вздохнул в полутьме, облизнув израненные, припухшие губы, - Отвлекись…       Представь абсурдность нашего положения. То, что твой член сейчас во мне, и мы сидим тут: испытывая боль, витая в облаках… Разве жизнь - не классная штука, Лили?       - Что тут классного? - Я прохрипел, вскидывая на него свои злые глаза. - Я, вот - вот, и проткну тебя насквозь, детка.       Вилле тихо посмеялся над словом „детка“, начиная двигаться на мне: сначала неуверенно, затем быстрее, и с остановками, — для того, чтобы проверить свои догадки.        Я ожидал, что из-за меня будет масса проблем. Например: из - за размера моего достоинства, кое, кроме боли, ничего причинить не может, из-за вечной войны с собой, и крайней рассеянности, в любых моих начинаниях.       - Уже не так больно, - Зашептал Вилле, довольно погружаясь в свои мысли, и прикрывая зеленые глаза.       Спустя мгновение я и сам это понял. Понял тогда, когда движения обрисовались плавной дугой, когда дыхание начало учащаться, и сами ощущения, стали несколько другими по своему содержанию.       Понял, когда мозг отключился, и предоставил моим конечностям полную свободу действий, полное погружение в своеобразную нирвану.       Я не знавал искомой точки, и мог судить лишь по лицу Вилле, насколько хорошо справляюсь с ситуацией.       Да, я справлялся. За это говорили многие факты; Его глаза перестали контролировать меня, стальные тиски разжались, тело начало само погружаться в дикие пляски. У меня онемел язык, перехватило дыхание, в голове обосновалась пустота.       Томные, выразительные звуки позабавили мой мозг. Было в них, что-то такое, от чего, я перестал смущаться, и развернулся на полную катушку, - благо, Вилле это понравилось. Не скрываю, что сначала, он был необычайно тихим, словно прислушивался к своему состоянию, и проверял его на правильность.       Потом, он превратился в самую настоящую сволочь, каким и являлся доныне, не в самом в плохом смысле этого слова. Просто, даже с моим членом у себя в заднице, он умел обставить все так, будто насилуют не его, а - меня. Это был самый необыкновенный и порочный факт его биографии.        Спустя какое-то время, я покрылся испариной, волосы облепляли мое тело, и Вилле не уставал руководить ими.       Схватив меня за те самые, он запрокинул мою голову, оставляя обширные засосы на моей страдающей шее. Я отметал волны наслаждения, - вернее, думал, - что это так. Ведь, я забыл сказать о том, что пару раз не удержался, и поддавшись страсти, кончил прямо в него.       Но разве Вилле могли остановить такие мелочи?       Какое-то время мы стеснялись друг друга и своих чувств, а потом все пришло само собой.        Стоны были выше, — открывая все грани истомы.       В определенный момент этот парень показал себя таким, каким прежде я его и не видел. Может быть, этого не случилось бы никогда  — не будь мы здесь.       Мне нравился его голос. Не тот, каким он поет на сцене. Нет. Голос, тот, когда его трахают на полную катушку, и Вилле безвольно подвисает на своем удовольствии, — забывая, что помимо него, существую я.        Внезапно, я вспомнил слова его отца и, волей - неволей, представил его взгляд, — будь он здесь, каковой была бы его реакция?       Честно, я сам себе не представляю. О своей же матери, я старался не думать…       И кстати, - мы не использовали все те предметы, что лежали на полках поодаль нас. Что - то подсказывало мне, что мы вернемся сюда еще не раз. Именно за этим.       Меня заботила мысль, плюс ко всему, о том, какими мы будем с самого утра, — без душа, затраханные, но неизменно довольные своей жизнью.       -Ну как тебе? -Вилле едва сумел сфокусировать взгляд на моей сущности. Вероятно я был для него белым пятном…Размытой картинкой.       - Как мне, - секс с самым извращенным жителем Рабочего района „Валилла“? Не плох, весьма. - Я приглушенно посмеялся.       -Ты похож на патаскуху со своими волосами.       - Кто бы говорил… - Я мстительно вышел из него. Вилле приоткрыл губы в недоумении. Но, ведь он не знал, что секунду спустя, я приложусь губами к его истерзанному члену. Коснусь языком его головки, - ненароком заехав двумя пальцами в раздобренный мною -зад. - И попробуй не застонать…       Вилле сжал челюсти, его взгляд требовал продолжения.       Позволяя себе отдышаться, я поднял Вилле на руках, и прибил к стене, - напрягаясь и заходя в него навесу. Было неудобно, но это - того стоило.       Как оказалось, Вилле был довольно легким, — тяжелы были лишь его мысли. Даже в таком состоянии, он не переставал анализировать нашу любовь, и рассматривать ее со всевозможных сторон.       Обняв меня за плечи, он отключился на мгновение. Порок удовольствия был слишком велик, — я и сам, был единожды в его положении. Невозможно соображать, когда тебя приходуют столь резко и неровно.       Есть такая точка, что не позволяет расслабиться и вовлекает в туман, и тогда, бог весть знает, - получаешь ты удовольствие, или хочешь чтобы это скорее прекратилось?       В определенный момент появляются слова „Насрать на все“. И ты хочешь, чтобы этот член, был вечно в твоей заднице, и никуда из нее не уходил… Все становится на свои места.       -Эй, ты чего делаешь? - Вилле обиженно прорычал, глядя на свою правую руку. Я застегнул на ней наручник и опустив того на пол, приложился к его телу со спины.       Я слишком долго мечтал о его мифически охуенном теле и грех был, не отодрать его, как следует… - Это наша ночь, ты слышишь? … … Как послесловие: Воскресший.       Я воскресший, необузданный… Я великий, и разнузданный… Я окрепший, и готовый гнать вдоль по встречной, я готов бежать.       Существующий, вне законов всех. Интригующий, и вершащий грех. Я готов идти, - не смотря на боль. Я готов идти, - хоть и в ранах соль. Я готов сквозь крик прошептать- люблю. И поверить в сон, я уже могу.       Я готов терять, для того чтоб жить, Я готов простить, для того, чтоб быть Быть не тем, кем все, Быть в роскошном сне Там где ты и я, Там где мы — семья.       Покидать дома, жить последним днем, Строить крейсера, и играть с огнем. Я готов парить, хоть и крыльев нет, Я готов любить сотню тысяч лет.       Я вошел в симбиоз с это жизнью, Я вошел в симбиоз с этим страхом, Я парирую пароноидальные мысли, И лавируют крылья средь праха.       Раньше добрый — ныне чуждый, Город осень, разбитый на карте, Мы не нужные, мы не нужные, При любом варианте.       Я искал здесь поддержку и доблесть, Я играл на расстроенных струнах, Я пропал и где знает я, бог весть, Я вернусь при сияющих лунах. Я когда-то найду путь дорогу,       В дом родной, но сейчас я не чей. Финал       Финал; Почти пришедший, но не жаждущий, осуществить заранее задуманный исход.        Мы за и нет, скорее - между, и вновь бежит за годом год.       Финал предсказан, но затянут, еще не время уходить,       Порою люди тоже вянут, и как растения, жаждут "пить".       Финал, сплетение сюитов. Единственный логический конец, -       Среди своей обычной свиты, так сложно угадать, кто есть подлец.       Кто продал душу грязным сказкам, кто видел как ужасна смерть       Тот, кто соскучился по ласке, тот, кто мог когда-то уцелеть.       Но, крылья мне твои напомнят парус - запятнанный и пропитавшийся обидой,        Ты вновь передо мной и это казус… Твои глаза с тоской забыты.       И тело помнит твои пальцы, А ты уже не тот, что раньше.       Мне хорошо с тобой смеяться… Но я уже устал от фальши.       Я не хочу копаться в мыслях. Бежать куда-то от проблем,       И жизнь не имеет смысла, Без этих повседневных схем.       Великолепие ночной тиши, Спокойствие сравнимо лишь со смертью…       Крадется за тобой луна, а ты молчи Молчи, и слушай бурный ветер       Тот ветер, что ласкает провода, Тот ветер, что дарует нам свободу.       Тебе и мне, и мы уходим навсегда, - Туда где нет для посторонних входа.       В наш мир: условный и разбитый Наш мир составленный из карт,       Картонок, солнца, меди, слитков, Наш мир, и он берет сегодня старт. Волна раскрашенная краской, Волна топившая суда, И целый мир лишенных ласки: Все будет таковым всегда. Распятый запах твоих мыслей Не спрятанных и бесподобных. Сегодня ты даешь им ход И время мчится вновь, уже со смыслом. Сегодня нам свободный ход. Часы разбиты Планки сорваны, И мы открыто Идем на оборону мира...