Похороненные сердца.

      Мысли Вилле Вало.       …Никогда бы не подумал, что когда — нибудь, в ближайшем будущем, соглашусь на нечто подобное… Но, тем не менее, «это» случилось.       Краснеющий и внезапно бледнеющий, лишь при одной мысли о том, что меня насилует чертов белокурый гитарист моей же группы, — я прикрывал глаза, в надежде, и в дикой вере за то, что от него укроется хотя бы частичка моей нежности.       Частичка моей, съеденной им же, — невинности. Но этого не происходило. Или же, он выпил меня до дна…       С самой первой встречи, между нами промелькнула неистовая искра, что разгоралась со временем, — вынужденная стать пожарищем, сжигающим бескрайнее пространство моих мыслей.       Я не мог открестится от этого человека, не мог сопротивляться своему влечению, не мог найти нужных слов.       У меня пропадало всякое желание жить, если его не было рядом. Ровно, как в его присутствии, мне хотелось, сворачивать горы и верить в бесконечные чудеса.       На последней репетиции, я не сумел расставить «акценты» бас — гитары и барабанов. Я постоянно путал ноты: «re», «si», «mi». Забывал открывать тона и полутона, — пел смазано и невнятно, кривясь от перегруза собственного голоса.       И все из — за того, что Лили опоздал всего на пять минут, а я уже сумел прогнать в своей голове ряд картинок, что вещали мне о его возможном отсутствии на репетиционной точке.       Я влюблялся — больше и больше, с каждой минутой, — становясь рабом собственных чувств, не видя огласки со стороны Лили, — он по — прежнему закрывался от меня, прятался за невероятными стенами, что скрывали его.       Я не видел ответного огня в его глазах. Все, что было между нами, было «между прочим», и, будто «совсем не имело веса».       Не хочу обманываться и делать поспешные выводы, но этот паренек напоминал мне Снежную Королеву из сказок, что осматривала свои владения: мрачно, тяжело и властно.       Рисовала свои узоры на моем теле, и вовлекала в глубины неизведанной бездны. В ее чертогах не было сердца.        -«Так уж получилось» — Прошептал я в слух, глядя на сигарету в руке; Пепла на ней оставалось пугающе много, но я и не думал тянуться к пепельнице и стряхивать его. Мне было лень.       Оглядываясь на спящего Лили, я пытался оторвать свои глаза от его спокойного и сильного лица.        Забыв про заезженный Black Sabbat в своих наушниках, я внимал лишь тишину, что периодически перемежалась со спящим, спокойным дыханием моего Лили.       Моего ли? Тут, я волен поспорить, конечно же.        Общаясь с ним львиную долю времени невербально, я забыл, как звучит его голос, я забыл о чем думает этот человек, поэтому — смел обманываться, а может и нет.       Такая вот неопределенность пугала меня и вводила в забвение, что осуществлялось в самые неподходящие моменты.       Опасность сего явления могла плохо сказаться на моем вдохновении и самой группе.       Бросать? Отмести на задний план все мои чувства и выбраться из жерла вулкана? Это я мог, — с легкостью.       Всякий раз на протяжении моей, хоть и недолгой, жизни, я был вынужден расставаться с девушками. С болью, с неприятием.       Они не понимали меня, а я не мог понять их.        Наши внутренние миры — были абсолютно разными по своему содержанию. Я был слишком правильным, слишком погруженным в философию, и конечно же, — имеющим свое идеальное представление о отношениях между влюбленной парой.       Меня смущала лесть, смущало то, что они общались со мной из — за статуса, из меркантильных побуждений на мой счет. Поэтому, приятнее всего было — закидывать их умственной «галькой» и потешаться над их поверхностностью и самолюбием.       Мне была нужна любовь, и ничего большего.       Вольный даровать таковую, но не сумевший сам, — познать ту самую, без ее вечных предательств и боли в сердце.        «Бокалы» наших отношений оказывались пусты, и я был вынужден, отправляться в новый путь, что не сулил быть опять же новым. Скорее, это — были те же самые грабли, что радовали меня «новым» ударом в лоб.       В такие моменты я прибегал к виски, щедро пробируя его из пыльного горлышка. Такому обряду научил меня мой отец, ибо тот позволял себе по жизни несколько больше, чем я.        Искупая свои грехи, он мог помолиться священному стеклу своей бутыли и погрозить небу кулаком.        А что еще оставалось?       Кому исповедоваться в подобные моменты?       Нет второго такого Вилле Вало, что подойдет ко мне и скажет:       — «Вилле, я прекрасно понимаю тебя. Давай, решать проблему вместе. Ты влюблен, а от этого никуда не деться!»       Наверное, получив уйму достойных советов, ярешил бы, что делать с моим нынешним состоянием.       Впервые, я подарил свою честь невесть кому. Пусть и другу, и пожалуй, лучшему музыканту в моем городе, лучшему любовнику в моей сраной жизни, но правда в том, что эти факты, — были такими тупыми и кромешно — темными, что мне захотелось пробить свой череп, и остаться истекать угрызениями дум, в луже собственной крови.       Я решил проверить свои догадки во что бы то ни стало.       Лили лежал на куче непонятного хлама, в том, который мы умудрились сбросить с вешалок, в возбужденном, и, крайне — несознательном, состоянии.       Забавно все получалось. Вчера, мы так и не опробовали не одно из, описанных мною в предыстории, приспособлений. Они, так и остались стоять на полках, рассеивая вокруг себя свет, пыль и тишину.       Я потрепал Лили по плечу. Тот, что — то пробормотал во сне, и нехотя открыл свои заспанные, серо — голубые глаза.       — Доброе утро. — Он стыдливо осунулся и принялся искать собственную одежду, что оказалась разбросана повсюду, причем, некоторые координаты  крайне позабавили.       Например, его штаны валялись на глазах у черного инкрустированного черепа в подсобке…       — Давно не спишь? — Тихо спросил Лили, пытаясь прийти в себя.       — Достаточно для того, чтобы подумать. Ты не составишь мне компанию? — Я принес его одежду и бросив оную, развалился в кресле напротив.       — Я не привык тешить себя мыслями или обманываться, поэтому, нам стоит поговорить на — чистоту. И конечно, не здесь;  — скоро придет мой брат. Теперь, он здесь заправляет. На тот момент, конечно, пока я не вернусь к исполнению своих родственных обязанностей.       — Обязанность , — члены продавать… — Лили хмыкнул и облачился в джинсы.       — Кто на что горазд. — Я пожал плечами.       Мы встретились глазами. Я не смел проигрывать бой, поэтому, даже моргать перестал, ну, а Лили — на то он и Лили, — он вообще не любил зрительный контакт.       Я соскочил с кресла и упав перед ним на колени, повернув его лицо к себе, так, что мои ногти оставили пару округлых следов на его щеках.       — Чего тебе нужно? — Он злобно фыркнул и попытался увернуться.       — Кролик, я не хочу обмана.       Лили затих в моих руках и опустил глаза на мои ладони.       — Не хочу, чтобы ты повертел своим хвостиком, и удрал в кроличью нору, — Я улыбнулся себе под нос и, слегка, приподнял его за подбородок. — Чего ты молчишь?       — Если бы ты знал мои мысли, то никогда бы так не подумал.       — Правильно. Я так думаю, потому что ты всегда молчишь, — будто терпишь меня. Я понимаю, что не идеален, весь в своей чертовой музыке, в проблемах, но это не дает мне право закрываться перед тобой.       — А я, не вижу смысла говорить то, что и так видно. — Он шмыгнул носом и пугливо отстранился.       Я было подумал «все», но он вновь вернулся ко мне, печатаясь своими губами на моих. Его были — холодными, но я понял смысл, и неторопливо разомкнул свои — горячие, в надежде согреть его и спрятать в своих объятьях.       — То, что было между нами — такие ничтожные моменты. В них не было былой нежности. Мы просто потрахались, видимо для того, чтобы разбежаться. — С горечью произнес я.       — Не говори так. — Линде ощетинился, усиливая поцелуй. — Для меня, лично для меня, — все было превосходно, более чем. Я долго ждал тебя. Зачем все паскудить, зачем искать правильные ответы? У нас все и так не слишком гладко, а ты «любитель докопаться до истины.       Его обнаженные плечи слегка дрожали, но я отдал им столько тепла, сколько вообще сумел генерировать. Постепенно, он оттаивал и просыпался от своего вечного сна.       — Минуту назад, я хотел убежать от тебя, Лили. Потому что не понимал: кто ты, о чем твои мысли, кого ты боишься?       — Типичная привычка Вало? «Убирать на дальнюю полку то, что ты не можешь проанализировать, да»?       — Ну, не совсем так, но доля правды есть в твоих словах. — Я грубо рассмеялся, впитывая в себя душу этого боязливого, колючего создания. — Просто, в некоторые моменты, я не вижу смысла цепляться за то, что отстраняется от меня. Помимо подобных вещей, телег, — у меня есть масса других забот, что позволяют мне забыть о том, какое я на самом деле дерьмо. Видимо поэтому, я и продолжаю свой путь.       — Давай продолжим наш разговор за бутылочкой пива, в обнимку. — Лили широко улыбнулся и выпростал свое тело из моих объятий. — Думаю, нам будет о чем поговорить.       — Тогда приглашаю вас на променад. — Я снова рассмеялся и кинул в него ремнем.       Лили неспешно оделся, посмотрелся в запыленное зеркало и слегка обернулся ко мне.       — Выгляжу так, будто валялся всю ночь на помойке…       — Твоя правда. Пусть и бесцеремонно, но это место — сущий мусор.       Мы воровато покинули магазинчик, и двинулись вверх по улице. Именно «вверх». С Финского эта улица переводилась как » кузнечная яма».       По своему принципу, улица лежала в низине, относительно других, — отличаясь своей безветренностью, мало снежием и спокойствием.       Редкие прохожие проходили мимо нас, машины натужно пыхтели, подпевая мегафону со стороны площади; — Типичное утро рабочего района.       Кстати, я могу пояснить, почему он так назывался. Думаю, что отделаюсь несколькими предложениями, хотя, как знать.       В нашем городе было три района: спальный, рабочий, и простая городская трущобная ниша, в которой собирались люди совсем иного склада, ежели в двух других.       Спальный, был — спокойным и ненагроможденным: в нем царил порядок и честолюбие. Его церемонность полностью подтверждалась жителями, что населяли его богатый периметр.       Городской, но более относящийся к слову: «трущобный», — вбирал в себя людей абсолютно разных подкаст — разбогатевших на слезах бедняков — ублюдков,       На неадекватную молодежь, носящую ширпотреб и пьющую алкоголь на уровне с какими — нибудь Техасскими пьяницами.       На домоседок, — незамужних брошенок, что носили гордый титул «старых дев». — Вот такой вот, разномастный и никчемный район, в котором все жило, но будто умирало, в котором пыль — становилась воздухом, а гарь машин — неплохим предвестником долгожительства.       Разумеется, я смеялся над всеми этими сравнениями; район гнил, и я не мог этого не признавать.       Рабочий район, пыхтел, как огромный паровой двигатель.       С раннего утра, до позднего вечера, здесь устанавливался разномастный гвалт.       На протяжении долгой жизни в этом районе, можно было научиться отличать звук гидравлического подъемника, от звука автономного генератора.       Можно было с улыбкой проснуться под технические сигналы заводов, что исторгали из своих многочисленных труб клубы дыма, вперемешку с сероводородом.       «Кипы» построек, напоминающих памятники — высились над городом мощными отрядами, различных королевств. Среди них были и мертвые и действующие заводы.       Мертвые — пользовались довольно хорошим спросом у бродяжек и нищих музыкантов. Рабочие, были — оцеплены заборами — выше человеческого роста.       С одной части города в другую, тобишь, в другой район, — шел старинный кованный мост, что сцеплял своими «лапами» рабочий и спальный.       По мосту проходили поезда, гремящие доверху — набитыми вагонетками и колесами громоздких составов.       Я и Линде, выросли, как вы уже давно поняли, — именно в этом районе. Видимо поэтому, мы хорошо знали чувство ритма, вакантность гремящего метала и гармонию различных звуков.       Пересели нас в другой район — привыкнем ли мы теперь к новому быту и чрезмерному навязанному спокойствию?       Если затрагивать тему школы, — то и там, группы классифицировались именно по признакам соответствия к тому или иному месту жительства.       Ну не мог рабочий класс общаться со «спальными боженьками» — миролюбивыми и добрейшими.       Если честно, на краткий момент, я подумывал, что Линде перепутал местность, но услышав его игру на гитаре — понял его типичную принадлежность к року, гранжу и металлу.       …Поначалу, я решил ретироваться, схватив Лили за руку, но Йессе, кажется узнал нас и прибавил ходу еще издали.       — Я не видел тебя еще с прошлой пятницы! — Парень накинулся на меня и задушил в своих «тайских объятьях». Лили отошел в сторонку.       — Правильно, ведь я был занят. Ты на работу?       — Да. — Отец нагрузил меня товаром. — Йессе злобно потряс сумкой перед моим лицом. — Видишь ли, ему наш выбор не нравится, чертов извращенец. Кстати, привет. — Он повернулся к Линде.       Лили кивнул и сделал вид, что его заинтересовал вид грязного и мрачного бугра за спиной моего непоседливого брата.       Видя его замешательство, я обнял Лили за плечи и попытался уйти, но Йессе был не так прост.       — А вы куда идете?       — Решили исследовать местность, — Я непринужденно пожал плечами и достал сигарету, Йессе в свою очередь, проследил за моими руками и нахмурился.       — Странный у вас видок.       — У тебя не лучше, — с торчащим фаллосом из пакета. Йессе, кончай подозревать, или я взбешусь.       — Ладно, — Он хмыкнул. — А ты — кончай обнимать Лили, — смотритесь, будто парочка. — Посмеялся он, и был таков.       Я нахмурился и снял руку с плеч Линде.       — Не думал, что это так заметно. — Пробормотал я, глядя в спину уходящего брата.       — Видимо, так и есть, — Лили вдруг пошло улыбнулся и тронул меня за пальцы своими, — на сей раз — теплыми. — Только не думай узаконивать наши отношения, иначе, я тебе волосы повырываю…       — Типичный Линде Линдстрем…       Нам пришлось расцепить наши руки, ведь впереди обрисовался еще один знакомый, и я не хотел вызывать подозрений на наш счет. Вообще следовало уединиться.       — Думаешь, у наших родителей все нормально прошло? — Лили инфантильно смотрел на дорогу перед собой.       — Если я буду думать об этом, у меня начнет прогрессировать паранойя. Они — довольно странные люди. У таких от поножовщины до любви — один шаг. Да и твоя мамочка, не такой уж «крепкий орешек».       Лили немного подумал и кивнул. Из его волос торчал шикарнейший паук, что вызвал у меня истеричный смех.       — Не плохо, не плохо, — Пробормотал я, снимая беднягу с волос музыканта.       Кстати, почему я старался не думать о том, что сотворил со мной вчера Лили?       Может, я хотел предаться этим мыслям чуточку позже? Наверное, так и есть…       Потому что всякий раз при подобных воспоминаниях, я воскрешал, как наяву свои выходки, стоны, и прочее.       Вспоминал свой прогиб, (никогда бы не подумал, что мой позвоночник способен на такое…) вспоминал его внутри себя, и пальцы на моем языке.       Это было — так сладко и приятно, что забывались все приличия, и все стеснения по этому поводу.       Я чувствовал себя в тот момент настолько странно и возбужденно, — одновременно, что позволял себя не закрыться, как это бывало прежде, а быть тем, кем являюсь на самом деле.       Думаю, Лили это оценил, ведь он постоянно и благодарно вколачивался в мой зад, снимая с моих раскуроченных в хлам губ, довольные и страстные стоны.       Господи, да это стоило тысячи песен с моими постоянными переживаниями. Я даже в половину не отдавался на своих выступлениях, как отдался вчера. Благо, ведь на вышеописанных, меня не драли, как плюшевого мишку.       Лили посмотрел на меня, и его губы тронула заинтригованная улыбка. Черт его дери. Чертов провокатор и ханжа — в лице Христа.       Мы купили по пиву и спустились к заливу.       Обосновавшись на более — менее сухом пятачке, мы продолжили обмениваться многозначительными взглядами.       Я полностью расслабился и вытянул ноги, опираясь на один локоть и развалившись на берегу.       Немногим позже, я достал блокнот и показал парню некоторые наброски, тихо пропевая слова под нос.       — Я никогда не устану удивляться твоему голосу, — Лили следил за плывущими по воде льдинками, что откалывались от обширного куска, близ наших ног. -Я не смогу так петь.       — Пф, да ты смеешься. Если честно, я не уверую в свой голос, пока кто — то, хорошенько не стукнет меня по голове. Да — все говорят, — что он бесподобен, но сам я, слышу массу косяков. В этом и проблема. Будь я глухим, наверняка, было бы проще.       — Будь ты глухим, я прошел бы мимо. Что выбираешь? — Лили отобрал у меня сигарету, затягиваясь.       — Ладно, ты меня сделал. Буду мучиться и дальше. Понимаешь, первый день моей игры на гитаре обвенчался кромешной стыдобой. Я надеялся на самый лучший расклад, но как оказалось, это — был непосильный труд. Все то, что я имею, было сделано самим мной. Без учителей и прочего. Опять же, поднятое «с коленки» и реализованное, но как всегда — неправильное. Поэтому, если я не устраиваю тебя, как фронтмен…       — Чего ты сейчас добиваешься? Хочешь, чтобы я подтвердил твои слова? Нет. Тебя ждет успех, и не пытайся противоречить мне. Ни у одного квалифицированного исполнителя — нет столько страсти и души. Видишь ли — уметь делать, как все, значит — своевольно подстраиваться под шаблоны.       А с шаблонами — теряется индивидуальность. Если ты изучишь гитару вдоль и поперек, и у тебя уйдет на это бесконечное количество часов, львиная доля такого важного для тебя — времени, то негаданно, можешь потерять невинный взгляд на некоторые вещи. Техника и опыт высших — прекрасны, но с их приобретением, более не возможно, извлекать из гитары те звуки, что открываются лишь гениям.       А гении — самоучки, ты ведь знаешь это.       — Ты чтишь себя шаблоном? -Я усмехнулся.       — А что, если я скажу тебе кое — что… — Лили весело всплеснул руками и откинулся на песке. — Я не учился игре на гитаре!       — Чего? — Я в миг проснулся и перекатился на бок решая, что ослышался.       — Мама так думает. И пусть продолжает думать.       — То есть, ты тоже — халявщик? Да, да? …Скажи это, чертов Лилихрен!!! Ты прогуливал занятия?       — Ну, мама давала мне деньги на учителя, а я шатался по клубам, — бухал, как не в себя…       — Это я сейчас от пай — мальчика слышу? — Я часто поморгал.       -… И встречал довольно интересных людей, музыкантов, в том числе. Я учился у лучших — вот и весь расклад. — Лили хмыкнул и выбросил окурок в воду. В его глазах появилось задорство и тысяча солнечных зайчиков. — Если мама хочет видеть меня таким наикрутейшим гитаристом, — я не смогу ей препятствовать.       — Как — то все прозаично получается… — Я покопался в своих волосах и глубоко задумался. — Тогда, мы в одной лодке. Тут ничего не скажешь. Ох, слышала бы Риитта…!       — Нет, не надо, — Лили вздрогнул при имени своей матери, и в миг потускнел.       — А ты хочешь свалить отсюда в тур? Только честно. Готов: оставить все свое прошлое и начать новый путь? Вместе со мной, Бэмом, с Миджем и остальными участниками группы?       — Если честно, я давно мечтаю о таком предложении.       Повисла тишина. Я улыбался, как ненормальный. Это было так вдохновляюще, что я чуть не провыл от радости.       — Тогда, не стоит ограничиваться на репетициях. Я могу пробить возможные туры, узнать их стоимость, размер возможности стать известными, и прочее. Если честно, мне не хватало вот таких вот разговоров о том, что мне нравится, мне не хватало соратников. Ну, а остальные участники, вовсе не собирались меня поддерживать, считая меня сильным и способным самостоятельно принимать столь весомые решения. Если честно, мне порой кажется, что они думают, будто я все время под амфетамином, и обязан двигаться быстро и непринужденно. Тянуть все это на себе, словно навьюченный осел…       — Ну, нет… Все должно быть одинаково. Все должны стремиться к одной цели, и прикладывать к этому столько усилий, сколько требует нынешняя ситуация. И естественно, — не пить много, потому что алкоголь притупляет бдительность. Какое — то время ты начнешь думать, что ты такой «невротъебенный», а позже — останешься без ничего. Пропьешь себя, как говорится.       — На самом деле, я рад, что встретил тебя. Серьезно. И рад, что ты начинаешь открываться… И, да, — ты говоришь правду.       Лили улыбнулся и мы стукнулись бутылками. Вот такой вот своеобразный тост обрисовался в тот день, послуживший впоследствии неплохим двигателем для группы «Him»…