Похороненные сердца.

      Я взбешенно толкнул дверь и вышел вслед за Йонне.       Звонок еще не надумал прозвенеть, поэтому, мы смотрели друг на друга в общем одиночестве — не боясь быть узнанными и уличенными в своих действиях.       Йонне сидел на подоконнике; Он поджал под себя ноги, согнув их в коленях и обняв, крепко сцепленными крест — накрест, руками.       Канареечные рукава его рубашки слегка умилили меня, а голубые глаза, — заставили прочувствовать масштаб сложившейся трагедии.       Хотелось пожалеть его, но, изначально, между нами были несколько другие отношения, что не подразумевали под собой подобных нежностей и прочего дерьма. Если честно, я бы даже не назвал «это» отношениями. Так, дружеская баталия, — без влюбленных и брошенных.       Но, Аарон любил все приукрашивать. Пожалуй, самой его неадекватной привычкой детства, — была любовь ко мне.       Во — первых, я не заслуживал подобного к себе отношения, потому что был далеко не идеалом и , явно, не предметом всеобщего обожания.       Во вторых, у меня всегда была постоянная занятость, что не давала мне растрачиваться на влюбленность; скажу более, — полностью вычеркивала оную из моей жизни, во избежании сложностей.       Немного подумав, я подошел к парню и слегка приобнял его за плечи. Йонне поднял голову и уткнулся мне в плечо.       Я заметил мокрые дорожки на его щеках но, что же мог поделать?       — Ненавижу тебя, — На его скулах промелькнул желвак, но бить он меня не стал. Он был человеком настроения: вроде такой слабый и женственный с виду, но сильный и беспристрастный внутри.       Во избежании неожиданностей я был наготове; Синяки мне сегодня явно не улыбались.       — На самом деле, я хорошо к тебе отношусь, но иногда меня клинит.       — Хреновая отмазка. — Он вновь отвернулся к окну.       — Меня можно понять. — Невозмутимо ответил я.       — И это, тоже, не отмазка: даже не пахнет извинениями.       — Блять, тебе что — песню написать: «Извини меня дорогой»?       — Для начала, было бы неплохо, оставить свой нравоучительный и издевательский тон. — Он свесил ноги и поболтал ими в воздухе.       — Ведешь себя, как ребенок. Тебе нравится выводить меня из себя?       — Я никого не «вывожу из себя». Ты прекрасно знаешь о моих чувствах к тебе. — Йонне просверлил меня многозначительным взглядом, слегка краснея при этом.       Поверить не могу, что он сказал это вслух; Он никогда не отличался излишней туманностью в поведении. Говорил, как думал, как дышал. А теперь и вовсе, — придвинулся и втягивал запах моих волос.       Я попробовал отстраниться, рискуя получить грандиозных пиздюлей от моего буйного друга.       — И чего ты молчишь?       — И что я должен ответить?       — Мог, хотя бы, улыбнуться или послать меня.       — Я еще пожить хочу… — Я нервно отодвинул его от себя и посмотрел в пространство. — Где ты был, когда я мучился в одиночестве?       — Рядом, если ты не заметил. А потом появился Лили. Сам понимаешь, рядом с таким человеком вообще сложно что — либо предпринять, скорее: стоит запасаться терпением и пачкой носовых платков.       — Мне казалось, что он тебе нравится. — Я пожал плечами, — Или это не так?       — Пора завязывать со своей привычкой — влюбляться во всех подряд. Но, говорить легко. Попробовал бы быть на моем месте. Я действительно люблю тебя — еще, с незапамятных дней, — с твоей первой игры на гитаре, с нашей первой драки, когда ты прижал меня к полу и завис надо мной. А какого было лежать под весом твоего тела, и понимать, что мозг вот — вот и вытечет. Это: так просто и сложно одновременно — быть рядом с тобой.       — Может, это — просто привязанность? — Неуверенно пробормотал я. Мои пальцы скользнули к карману, но я вовремя вспомнил о том, что нахожусь в помещении, и могу быть исключен за подобные выходки.       От подобных речей захотелось покурить — нервно, и в затяг.       Я не считал себя последней паскудой и изменщиком, поскольку был не подготовлен к подобным выпадам со стороны Йонне. Думаю, в этом и заключалось его последующее действие — в желании застать меня врасплох.       Он притянул меня за воротник, касаясь моих губ своими.       — «В радости и в печали», Вилле. — Проговорил он, в попытке разомкнуть мои бледные, крепко сжатые губы.       Я сопротивлялся, но не мог устоять перед сногсшибательным напором Аарона. Я позволил ему проникнуть глубже, а пальцы вклинились в его светлые вьющиеся волосы.        В голове гремели барабаны — выстукивая одно и то же слово: «предатель». То, от чего я так долго бежал, случилось только что, и я не мог повернуть время вспять; Ошибка, не сулила ничего хорошего, как и приятный поцелуй и осторожные касания моих плеч и спины.       — Можешь остановиться, если тебе не приятно, — Сладкий шепот вывел меня из забвения. Я долго всматривался в губы, что проговаривали слова — такие пленительные, но недоступные по ряду причин.       — Если бы я мог это сделать… — У меня кружилась голова. Я не заметил, как прижал паренька к стене, целуя его страстно, открыто и непристойно.       «А как же Лили»? — Закричала совесть. «Что ты ему скажешь»?       — Ты сдался: поверить не могу.- Йонне перешел в открытое наступление. Мое тело и не думало противоборствовать, даже наоборот — тянулось к источнику движений, в попытке захватить приятное тепло, что лучилось от изящного, привлекательного вокалиста.       — Нет. Я не сдаюсь… — Но, движения не оправдывали слова.       Поцелуев было все больше и больше, а времени…? Его совсем не оставалось. Взглянув на часы, я ощутил холодный пот. Лили, вот — вот, и выйдет из класса.       Как, вековой ум и жуткую бдительность, — могли переубедить ловкие губы собеседника? Терял ли я сноровку, находясь рядом с этим существом?       — Йонне, послушай, мне дико приятно, но я люблю другого человека. Я делаю это — лишь из — за твоих пагубных желаний, серьезно. То что было между нами в детстве — настоящая, светлая дружба. Встав взрослее, я не изменил своего мнения о тебе. Я не имел права делать этого… — Я положил ладонь на его грудь и ненавязчиво остановил парня.       Вероятно, стоило сказать эти слова несколько раньше, и всего этого не произошло. Я бы не чувствовал себя, столь подавленно и уничтожено.       Да, меня тянуло к нему, но эта была не та страшная тяга, что я испытывал к Линде. За Линде Линдстрема, я готов был душу продать дьяволу, готов был свести счеты с жизнью. И не потому, что он такой же красавчик, как Йонне, например; Скорее - нет, чем да.       Не потому, что я теряю голову рядом с ним, и испытываю жестокое влечение к его обнаженному телу. Нет.       Скорее, из — за принадлежности к его душе, и прочим невероятностям его образа. Я просто люблю его, просто вижу в нем родную душу, вижу в нем часть себя.       — Как это жестоко с твоей стороны, — Лицо Йонне побелело от злости.       — Мне казалось, ты знал, с кем связываешься. Я не ищу развлечений от этой жизни — мимолетных и эфемерных.       — То есть, — я для тебя «развлечение»? Охренительно. Ты просто «волшебный» на голову, друг. Для меня все выглядело несколько иначе.       — Может, это и жестоко, но я скажу: Йонне, мы более не друзья. Точнее, я не собираюсь бегать от тебя и отворачиваться, но запомни одну простую истину — в дружбе нет места подобным вещам.       — Да пошел ты, — Йонне свирепо оттолкнул меня со своего пути и быстрым шагом направился к выходу.       По пути он столкнулся с директором, но даже не потрудился извиниться.       Я опустошенно присел на тот самый подоконник, сминая в пальцах наушник.       — Что с Аароном? — В голосе Акселли послышалось дикое напряжение.       — Проблемы в семье, — Я соврал потому, что правда была неуместной в этом случае.       — Но, ведь, у него никого нет, — Мужчина подозрительно приподнял бровь.       — Ой, ну, он сам так сказал, а семья, — знаете ли, — понятие растяжимое…       — Очень мило, — Тот хмыкнул. — Почему вы не на уроке, мистер Вало?       Я искоса посмотрел на директора школы и прошел обратно в класс. Не стоило отвечать что — либо на этот вопрос. Я действительно нарушал множество правил за этот год, удивляясь тому, что до сих пор не вылетел из школы.       Лили сонно встрепенулся при моем появлении.       — Урок почти кончился, — Тихим шепотом проговорил он.       — Я знаю, просто… — Я не стал договаривать, и отвел глаза в сторону. Сей жест не мог оставаться незамеченным, а глаза Лили — наполнились диким подозрением на мой счет. Откровенно говоря: так дерьмово и виновато, — я еще никогда себя не чувствовал.       Скажи я ему правду — день рождения омрачился бы, да и Лили не понравилась бы такая откровенность с моей стороны.       Воспоминания о удачной записи на студии канули в небытие, словно это было не каких — то пол часа назад, а намного раньше, в незапамятные времена.       — Просто, что? С Йонне что — то случилось? — Он продолжал смотреть на меня. Мои внутренности стянуло кованным обручем.       — Давай не будет об этом, — Я зло ощетинился, кидая учебник на столешницу. Учительница угрюмо подняла глаза на мои действия.       Не заметив ничего подозрительного, она вновь вернулась к проверке сочинений.       Я мог перенести все что угодно — астму, неприятие, любые сложности, и, лишь одного не сумел, — этого девственного, невинного взгляда, что вопрошающе смотрел в глубины моего сознания, словно бы считывая его подноготную, — взгляда Линде Линдстрема.       Прозвенел звонок. Ученики потягивались, торопились в столовую, болтали без умолку. Лишь Лили — сидел смирно и слегка отстраненно, — он и не думал собирать свои вещи — просто смотрел на меня.       Я шумно сглотнул.       — Если скажешь правду, я перестану видеть тебя расчлененным, — Не весело пошутил он.       — Мне нечего тебе сказать. — Я достал пачку сигарет и натянул шапку. — Пойду покурю, иначе опоздаю.       — Я с тобой.       Я безразлично пожал плечами. Мы взяли свои сумки и двинулись к выходу.       В коем веке на улице пошел дождь, и я угрюмо заложил руки в карманы.       Лили шел с непокрытой головой, от чего напомнил мне того самого « плачущего гнома» в саду поместья.       Тишина давила на виски, и я помотал головой, намереваясь стряхнуть ту со своих висков.       Перламутровые капли скрывали наши настроения; Их можно было почувствовать лишь душевно. Лили обладал удивительной способностью к импатии, чем промышлял в свободное — от игры на гитаре — время.       Будучи три вечности — загнанным в безмолвное состояние, он научился считывать мысли за долю секунды.       Вероятно, исходя из этого факта, я чувствовал себя обманщиком. Линде видел мое смятение, но не знал правильных слов для послабления «петли» на моей шее.       Честно говоря, я и сам смутно видел решение данной ситуации.       В жизни бывают такие моменты, когда рефлексы стоят первично перед истинными помыслами. А сделанного — не воротишь, так ведь говорят? …       Мы спрятались в укромный уголок, обозревая остальных и одновременно — оставаясь в тени, пряча свои глаза друг от друга. Лили более не казался таким инфантильным, как при первой нашей встрече.       Я рассчитывал на его поцелуй, но получил лишь тягостную минуту молчания, а после, он начал говорить. Я смотрел на его лицо, улыбался про себя, и понимал тягу своего влечения.       Прежде, никогда не описывал этого паренька, но сейчас, наверное, — самое тому время. Именно в этот момент, я смотрю на него по — настоящему, принимая все его неровности и недостатки, в полной мере.       На бледное вытянутое лицо — не лишенное шарма, на светлые глаза, — слегка туманные в данный момент. На золотые волнистые волосы, что перевалили за середину спины и аккуратно приближались к восхитительным изгибам талии.       На тонкие, немного неправильные, губы, на сильные пальцы, привыкшие к гитарным рифам — тронутые струнными порезами и шероховатыми мозолями.       Мое «вдохновение» притулилось к стене и задумчиво опустило голову, в надежде провалиться сквозь землю.       — Лили, Йонне поцеловал меня. — Я слышал себя со стороны, и мне становилось противно от собственного голоса. — Я бы мог дождаться нужного момента, мы могли бы пережить твой день рождения, но я не могу видеть тебя «таким».       Я не хочу врать тебе, и убегать от ответа. А еще, более: не хочу, чтобы ты узнал об этом от злых языков.       — Забавно, — Линде хмыкнул, не поднимая головы.       — Ни хрена не забавно. Самое страшное, что я ответил ему.       — Йонне горазд на такие штучки, поэтому я не удивлен. Мне, даже, жалко его. Представь, какого быть рядом с тобой; Не касаясь твоих губ, не вовлекаясь в твои объятья. — Линде разулыбался.       Я онемел от неожиданности. Либо он играл, и я рисковал быть отравленным в ближайшие пару дней, либо…       Надеюсь, конечно, на его несусветную искренность. Потому что, я убил бы его, будь он на моем месте.       — Ты серьезно? Мне стоит переживать по этому поводу? Я хотел его губы, ты понимаешь? — Мой голос предательски сорвался.       — Что мне тебе на это сказать? Я и сам когда — то целовался с ним, и что с того? — Линде отнял у меня сигарету и хладнокровно затянулся, не глядя в мою сторону.       — Ты? Когда успел?       — Помнишь тот момент, когда я покинул поместье? Я думал, что все кончено. На тот момент, я действительно хотел забыть о тебе и жить своей жизнью. Да вот, как — то не получилось…       — Лили, на тот момент, я спал с Бэмой Марджерой. — Я шумно глотнул, с волнением посматривая на парня.       Лили нарисовал идеальную «о» — ртом, — его брови взметнулись вверх.       — С пиар менеджером, с тем самым? Ты шутишь… Дай еще сигарету.       — Боюсь, пачки не хватит. — Я криво улыбнулся.       — Надеюсь, не на тот момент, когда мы с тобой первый раз…       Он хотел сказать «трахнулись», но это слово так и не слетело с его губ. Оба помнили тот сладкий момент.       — На тот момент, когда ты уехал. Невероятно, но факт.       — Почему же, он так спокойно относится ко мне? Бэм. — Пробормотал Линде.       — Он не рассматривает тебя  всерьез, ровно, как и ряд моих предыдущих увлечений. Может, оно и к лучшему.       — А ты сам?       — Сложно сказать, — Я нервно рассмеялся, поймав уничтожающий блеск в глазах Линдстрема. — Тсс, да я пошутил. Ты сам все знаешь…       Нет ничего, что смогло заставить меня не думать о тебе, и это факт.       Я придвинулся к нему, проходясь пальцами по его шее, приближаясь губами к его собственным.        -А ты?       Лили дерзко повел плечом, ограждая себя от моего присутствия. Мне понравилось это движение — захотелось расцеловать его «всего».       — Даже не знаю, — Хладнокровно бросил он.       Он мог обманывать меня сотни раз, но я видел, как забегали его глаза, как чувственно приоткрылись губы, — в немом порыве заполучить мой поцелуй. Я, ведь, тоже бывал одинок, и по долгу.       — Вилле, ты воняешь «Йонне». — Он сморщил нос.       — Я «воняю» сигаретами, — теми, что так нравятся тебе. А еще, гребаным освежителем воздуха из студии. Немного, — салоном автомобиля. Ты прекратишь обижаться, или нет?       Линде деловито облизнул губы, посматривая на меня.       Снаружи прозвенел звонок и мы испуганно дернулись.       — Больше никаких проколов, иначе, я вскрою твою грудную клетку и выпью твое «химовское» сердце, к чертям собачьим.       — Заметано. — Я хрипло рассмеялся и прошелся губами по его виску. -Ты знаешь для кого мои песни… Знаешь, ради кого я живу…