Похороненные сердца.

      Вилле Вало наконец — то записался на «Холлола», а я в свою очередь был дико рад за него.       Мардж в очередной раз поругался с Вилле и уехал пить в местный бар.       Остальные участники группы не хило подрасслабились после удачной записи и мирно растрачивали свободное время на лень, девочек и междусобойчики.       Странным «изысканием» на тот вечер стал Лютер…       Помните его?..        Я рассказывал о нем, когда только познакомился с Вилле.       В поместье Вало у нас была небольшая драка, точнее, меня катали, как колбасу, а вокалист группы «HIM» умело махал своими «тайскими» кулаками…       На сей раз, Лютер был удивительно добр. Либо к нему вернулась девушка, либо он наконец — то отошел от похмелья — бог его знает…        На «квартирнике» живо гремела музыка — окна вспотели от частоты дыханий, а мои волосы то и дело прилипали к лицу.       Вилле угрюмо расположился на диване и что — то чертил на клочке бумаги. Я не рискнул подойти к музыканту, дабы не привлекать излишго внимания со стороны общей массы.       Мы изредка перемигивались и обменивались многозначительными кивками.       По прошествии изрядного количества времени народ кренился и начинал вытворять черти — что.       Я решил не попадаться под горячую руку и уныло прошествовал из зала в уборную.       Стараясь утешить себя мыслями о прошедшей ночи, я устало прислонился к прохладному кафелю и судорожно перевел дыхание.       Спустя энные минуты в коридоре возникли неторопливые шаги, приводящие мой разум в смуту.       «Должно быть Вилле» — Радостно подумал я и, опираясь ладонью на ручку, распахнул дверь.       — Я ждал, — Глухо произнесли мои губы, но видение ни в коем разе не оправдало моих ожиданий.       — Я в туалет…- Лютер протиснулся мимо меня и браво оприходовал низенький унитаз. Я немного покривился и юркнул невзрачной мышью обратно в зал.       Вилле закончил со своим творением, скомкав бумажку и запулив ее в, отвратительного вида, урну.       — Сейчас со скуки помру. — Он покривлялся и лениво залил в себя остатки виски. Будучи человеком непьющим, некурящим, и вообще скучным, унылым, я присел рядом и поболтал ногами в воздухе.        Лютер не желал выходить из моей головы. Возможно Вилле понял бы меня…       — Что думаешь о Лютере? — Пробормотал я.       — Порядочный мудак. — Вилле икнул и весело помахал пустой бутылкой, — А что?       — Да так… После того случая я не хочу находится с ним на одном периметре.       — Брось, этот слон набрался в прошлый раз. Ну с кем не бывает?       — Как скажешь… — я фыркнул.       …Йонне с радостью согласился приехать за нами. Мы стояли у машины, как вдруг я вспомнил, что забыл гитару в апартаментах. После звукозаписи я ни разу не расставался с «девочкой», теперь же, наоборот, силился вспомнить о ее предполагаемом месте положения.       — Господи, заберешь потом. — Йонне устало положил мне руку на плечо, но я стряхнул оную.       — Она дорога мне. К тому же, я не смогу тренироваться в свободное время. — Я гордо расправил плечи и зашагал обратно к дому.       — Да и хрен с ним, — Йессе хмыкнул — все трое забрались в машину.       Последним был Вилле, что намеревался пойти вслед за мной, но брат глумливо приструнил старшего.       «Это не займет много времени. Ты заберешь гитару и вернешься, так ведь?»…       Я прошел через полутемный коридор и слегка ошибся дверью, попав не в гостиную, как предполагалось, а в совершенно другую, незнакомую комнату; В ней не было ничего странного, но мое тело покрылось мурашками, будто я бывал здесь до этого момента.       Светлая и вымощенная кафелем, она пленяла меня.       Посреди комнаты был бассейн, справа — раздевалка. Несколько ламп по квадратуре, одна из которых коротко мерцала.       Побродив вдоль кромки бассейна, я поглядел в воду и улыбнулся. Пожалуй, стоит искать гитару в другом месте.       Позади скрипнула дверь: на пороге стоял тот самый Лютер.       Проклятое дежавю снова настигло меня в самый неподходящий момент…       — Почему ты таскаешься за мной по пятам? — Я злобно сплюнул в бассейн и заложил руки в карманы — лучше бы я этого не делал, конечно. По своей комплекции я не подходил для рукопашного боя; Лютер был в два раза больше меня.       — В прошлый раз я не смог извиниться, ибо мои губы были перепачканы в крови и разбиты, а лицо изувечено. — Он противно усмехнулся и пошел на меня.       «Дрейфить? Нет, не в этот раз»…       Я стоически выдержал напор, не шелохнувшись ни на минуту.       Наши тела были совсем близко. Я физически ощущал его сердцебиение, противный шорох ресниц, каждую толику его общего образа.       — И снова тот же вопрос: Что «он» нашел в тебе?       — Без понятия.       — В чем твой талант, помимо великолепной игры на гитаре? — Он подошел еще ближе.       Теперь мы дышали одним воздухом на двоих, смотрели в одном и том же направлении.       — Лютер, зачем ты все это говоришь? Тебе не хватило прошлого раза? — Я угрюмо повесил голову. Рефлексы, тем не менее, отключать не торопился; Чего доброго — еще вцепится в горло…       — Потому что слабакам всегда везет. Я всегда желал Вилле самого лучшего по жизни, а он ни разу не заговорил со мной, даже в мою сторону смотреть не хотел…       — Уж не влюблен ли ты в него?       — Прикуси язык, «девчонка». Я не сторонник того, чем вы там занимаетесь. Это настолько мерзко, что говорить о подобном ниже моего достоинства. — Он скривил губы и обличил меня взглядом полным омерзения.       — Ты мертв, понимаешь? В тебе нет жизни. Нет души, той, что так сильно нравится Вилле. — Я оглядел его грустным взглядом.       — Провоцируешь, значит. — Он бросил слово в пустоту и потянулся за сигаретой.       Я наблюдал за его нетвердыми и жестокими движениями. Сколько же гнева копилось в оных, от самого первого до последнего. Как он сдерживал в себе столь отчаянное желание убить меня здесь и сейчас, прямо на этом месте?       Стоическая выдержка, что ни говори…       Он вновь завладел моим вниманием. Его пальцы сомкнулись на моем запястье, грубо оттягивая его вниз.       Кровь прилила к моим вискам, я дернулся и нечаянно накрыл ладонью сигарету; Адская боль прошила мою кожу.       — В твоей сказке так мало реальности, хлопот. А что, если я захочу изменить сюжет?       — Например? — Я унял боль и снова воззрился в крохотные зрачки, спрятанные за белесыми веками.       — Тебе придется уехать. Ты мешаешь мне.       — О Господи, ты серьезно? — Я смешливо покосился на безумца. — Ну уж нет. Я давно все решил для себя.       — Скажи мне на милость, как в таком организме наряду с трусостью может жить непреодолимая упертость? Что, если мы это исправим.?       — Я не трус, Лютер. Разве я стоял бы сейчас с тобой и беседовал? Пусть эти темы безумны, как и ты сам, но я не отступаю А любовь моя — самая настоящая, искренняя… куда тебе до нее? Именно она не дает мне свинтится с катушек. Будь тут «полчища» таких как ты — я бы не испугался.       — А мы сейчас и проверим, насколько сильна твоя любовь, — Он хмыкнул и отвернулся.       Я стоял в полном забвении, покуда в мою челюсть не прилетел увесистый кулак. Парировать не было возможности, ведь это было неожиданно и крайне не вязалось с моими представлениями о честном бое.       Скула противно приняла удар, щелкнув до непостижимого громко и отчетливо. Я едва удержался от того, чтобы не свалиться в бассейн; Искусство плавания никогда не подчинялось мне.       Краем сознания я желал увидеть Вилле, что ринется мне на помощь, но то была идиотская идея. Парень сидел в машине и смиренно ждал моего прихода вместе с остальными участниками «делегации».       — Зачем? — Гневно вопросил я, отерев капли крови с кожи.       — Чтобы не повадно было грубить мне.       — Извини, но ты не мой отец, чтобы поучать меня, а особенно не тот, кто будет устанавливать свои собственные правила в моем общении. Хочешь драки? — Я побелел до невозможного, а внутренний потенциал выдвинулся обволакивающей стеной пред моим идущим телом.       Если бы это было в каком — нибудь индийском боевике, то я бы взлетел на метр над полом и отаварил этого безумца носком своего превосходного ботинка.       Но, то было реальностью…       Сущим смехом и концом нашей потасовки был мой полет через парапет в прозрачные глубины чертового бассейна.       Тело нелепо шлепнулось о гладь воды и немедленно погрузилось в ее толщу. Благо все было видно, и я мог выбраться по лестнице, которая светилась в паре метров от меня.       Одежда тотчас пропиталась водой, а ботинки с железными носами непроизвольно тянули ко дну.       Безутешные легкие катастрофически сжимались в предвкушении вожделенного глотка воздуха.       В голове проносились тысячи и тысячи мыслей, но самой главной из них была мысль о смерти… Да, я мог выбраться, мог сразиться с этим существом, но не понимал: для чего? Имеет ли это какое — то значение после всего того, что мне довелось услышать? Всякий раз меня порицали за нелепость суждений, за странное и обособленное поведение, за образ жизни…       Я опускался все ниже и ниже. Последние толики воздуха истощались с сардонической скоростью. Разум переставал бодрствовать. И вот — я потерял сознание.       Не готовый к такого рода злоключениям, к торжественным гримасам смерти, я возлежал на дне своей «водной» могилы.       Наверное мои слова станут самой странной речью за историю моего повествования:       «Я, Лили Линдстрем, умер.       Я умер в тот странный день, в половину первого после полуночи… Лишь плотная пелена воды воцарилось над моим холодным сознанием.       Ничто не могло длиться вечность — я это понимал.       Самые прочные узы способны были разорваться под лезвием повседневности…       Самые сильные сердца, порою, давали сбой…