Купол

      – Если ты серьезно собрался сделать это, тогда тебе нужна лопата, — сонный голос Койю прозвучал тихо, но звук заполнил комнату изнутри, как колокол, и каждое слово отдалось судорогой в позвоночнике нарушителя спокойствия.       Юу минут десять назад вернулся в комнату, по своему обычаю вволю наплескавшись в ванной. Теперь он, застёгнутый на все пуговицы, полностью собранный, был застигнут врасплох при попытке к бегству.       – Мать твою, Такашима Койю, не пугай так, стресс, говорят, усиливает старение. Какая к лысым хренам лопата? Бредишь? Да?       – О, она тебе понадобится, дорогой. Если ты вот сейчас планируешь сделать то, что планируешь, тогда можешь предусмотрительно себе могилку во дворе выкопать. На будущее. Я руки марать не собираюсь.       Широяма стоял у двери, настороженно прижимая к груди сумку с арсеналом, и изучал родную спину, полностью укрытую одеялом. Несмотря на сладкие безмятежные гласные, в певучем полушепоте рыжего слышался опасный холодок. И Широяма нервно сглотнул, вспоминая, чем грозит этот чистокровный гнев его бедной истерзанной заднице. Оставалось надеяться лишь на то, что в нынешнем болезненном состоянии его всё-таки не тронут. Но это было не точно.       – Койю, я правда чувствую себя лучше. Не могу без дела валяться, ты ж меня знаешь. Я быстро — на тренировку и обратно, — пользуясь запрещённым приемом и взывая к состраданию, жалобно простонал Юу.       – Даже не думай! — психанул вдруг Койю, резко вскочил, откидывая одеяло, и сел на постели с оскорблённым видом. — Вчера он, видите ли, полудохлый, кровь из всех щелей, а сегодня скачет козлом. Если тебя там инсульт шарахнет или ещё что, кто тебя спасать будет? Твоя мелкая мышь-терминатор?       – Ах, вот оно что, ты боишься, что не ты мне будешь искусственное дыхание рот в рот делать? — коварно блеснув улыбкой, Широяма сделал шаг в сторону кровати.       – Заткнись. Не надо вот этого всего, бесполезно, — и выставленная вперёд в протестующем жесте рука, и суровый взгляд, не терпящий возражений. Но всё это выглядело наигранно, под напором очарования Юу уверенность Койю трещала по швам, и Широяма не мог этого не замечать.       – Клятвенно обещаю мышь не растлевать, в обморок не падать, домой вернуться засветло, как хороший мальчик. Только отпусти погулять! — и сумка шлёпнулась на пол, а торжествующий Юу на постель.       – Да насрать мне, сдохнешь ты, не сдохнешь, — уже совсем не натурально, сквозь плохо сдерживаемый смех, выдал Койю. А Широяма, мурчащий и самодовольный, отвёл вяло выражавшие сопротивление руки, завалил его на спину и стал покрывать лицо ворчливого и заботливого любовника мелкими стремительными поцелуями.       – Мудак ты, Широ, сволочь последняя, — подставляясь под ласки, обречённо прошипел рыжий.       – Я мигом… Очень шустро… И осторожно… — бормотал обнаглевший мужчина с томным придыханием. Зажмурить глаза и спокойно наслаждаться утренней возней с приятным продолжением — вот всё, что хотел Койю.       Очнулся он через пару минут, обманутый, обездвиженный, полностью спеленутый в одеяло. Сияющий Широяма припечатал его сверху в губы, куснул нижнюю, оттянул и отпустил. Встал со вздохом:       – Надо идти, — и заспешил к выходу, пока разомлевшее создание не начало снова возникать.       Он и не возникал, устроился поудобнее в своём коконе и стал лениво надрачивать оставшийся без внимания член. Характерные едва различимые звуки заставили Юу глупо улыбнуться.       – Люблю тебя, — хмыкнул он перед тем, как захлопнуть дверь.       – Ага-ага. Лопату не забудь раздобыть! — зевнул Койю на прощанье. ***       Без снов, без всяких рыжих кошмаров, нырнуть в тёплую впадину времени и забыться. Это был заслуженный отдых. Бездонная пропасть накопленной усталости Уке Ютаки, в которую он провалился и наконец расслабился, впервые в этом странном, обособленном от мира городе. Купол под куполом скрывал их от внешних врагов. Но от себя скрыться можно было только во сне, что Уке и удалось сделать. Он встал будто обновлённый. Бывают такие пробуждения, когда тебе кажется, что всё с этого утра пойдёт иначе, всё изменится, обретёт смысл и подарит надежды. Ютака долго и с удовольствием зевал и потягивался, что редко позволял себе, вечно вскакивая, как солдат по сигналу.       Дом ещё почивал в блаженной полудрёме, и был шокирующе безмолвным и мирным. Ютака выбрался из кровати, не торопясь оделся, вышел в коридор. Даже мелодия какая-то в голове звучала. Что-то неуловимо грустное и прелестное, он мысленно мурлыкал её, не узнавая: то ли Шопен, то ли Радиохед, то ли заставка какого-то старого сериала. Всего минута — и его лёгкая, как перистые облака, радость сменилась ужасом. Покой раннего утра вступил в диссонанс с визуальным сумбуром, творящимся на кухне. Спросонья Ютака не сразу вспомнил о вчерашних событиях, поэтому глаза его расширились, с губ сорвалось нечто среднее между подзаборным ругательством и трагическим вскриком подстреленного барсука. Он выдохнул и застыл на пороге, разглядывая последствия вчерашней стычки Таканори и Йошиатсу. «Разрушение», — обреченно пронеслось в голове Уке.       Кавардак в помещении стоял страшный. Захотелось малодушно зажмуриться, чтобы не видеть эти руины, но он упорно смотрел перед собой и оценивал масштаб бедствия, стараясь дышать ровнее и глубже. Вчера никто не стал заморачиваться с уборкой, все были утомлены произошедшим донельзя. Даже Акира постоял накануне перед разбитым окном, подумал, покачал головой и сдался. Он не стал преследовать умчавшегося в ночь белого тигра, ушёл к себе в спальню с видом человека, только что потерявшего свой дом, работу и любимого кота заодно. Ютака подозревал, что Сузуки в эту ночь не сомкнул глаз, ведь Таканори домой так и не вернулся. Томо и Йошиатсу тоже сгинули, но перед уходом весело, с наигранно-виноватым видом пообещали в ближайшее время купить и подарить им в общежитие новый стол.       И вот теперь в тихом, частично искореженном доме Ютака созерцал несовершенство линий, углов, скомканность цветов и нагромождение вещей, находящихся не на своих местах. Это всегда давило на него, напоминая про духовную близость с ненавистным отцом. Сакурай тоже сходил с ума от неупорядоченности, и Уке это передалось в полной мере. Первым желанием было достать где-нибудь канистру бензина и залить перевёрнутый осквернённый стол, исцарапанную кухонную мебель, все осколки и щепки, валяющиеся на полу, превратить в топливо для священного погребального костра здешнему бардаку. Но всё же Ютака кардинально отличался от родителя. Он предпочитал не ломать испорченное. Его подход был другим.       Он тяжело вздохнул и начал исправлять чужие ошибки с малого: взял миску, присел на корточки у разбитого окна и стал собирать остроконечные стеклянные льдинки. Потом он продезинфицирует запятнанную столешницу, избавится от крошева, мусора, расставит в шкафчиках уцелевшую посуду по цветам, банки и бутылки по содержимому и наконец займётся тем, что приносило ему покой и радость. Хаос не требует уничтожения, с ним не нужно бороться, истреблять его тоже бессмысленно, он снова вернётся и возьмёт реванш. Чтобы исправить ситуацию, надо лишь вглядеться в суть вещей и обнаружить в ней сокрытую, тайную красоту, придать беспорядку изящную форму, которая уже содержится в самой сути этого ужаса. Уке аккуратно и методично создавал чистоту с нуля и тихо, умиротворённо улыбался сам себе. ***       Жаркое дыхание юга в отдельно взятой квартире, точнее в кухне, пропахшей сладкими пирогами и детством. После долгих серых и безвкусных лет яркость запахов и связанных с ними сравнений почти опьяняла. Юу и раньше думал, что готовящий Ютака напоминает ему маму, это была криповатая ассоциация, но при этом глубокая и настоящая, от нее хотелось отмахиваться чем-нибудь тяжёлым и внушительным. Отделаться от сравнения не получалось и в былые годы. А теперь исхудавший сильнее обычного, бледный и усталый Уке ещё больше походил на женщину, причем на женщину, умудренную возрастом и тяжёлыми потерями. Он сосредоточенно хлопотал у плиты, будто священнодействовал, и рассветное сонное солнце подкрашивало розовым его ссутуленную фигуру, окутывая тонкой шелковой дымкой нежности, так славно и вкусно сочетавшейся с шоколадно-черешневым ароматом.       В далёком приморском городишке, где когда-то жил Широяма, их кухня так же походила на деревянный фонарик с прорезями, изнутри которого лился тот же запах и свет по субботним утрам или в воскресенье. Он улыбнулся воспоминанию и тихонько шагнул в это облако уюта.       Именно кулинария была для Ютаки своего рода медитацией. Когда-то он угощал работников Центра Сакурая — лишь бы сбыть с рук то, что был неспособен оценить по достоинству сам, скармливал что-то Казуки с его мышонком. Это хобби дарило ему покой, так необходимый и сейчас, когда в душе клокотало непонятное тревожное предвкушение, будто перед бурей, когда чуешь влагу, давящие тучи и потрескивающие электрические разряды ещё не рождённых молний. Призраки надвигающейся грозы отражались в сердце нервной аритмией. Вспомнился и недавний сон о рыжем вампирёныше, что ещё больше накрутило его, пропитало чувством вины и страхом подавленных желаний тела.       Утрата контроля его совсем не радовала. Он был не из тех, кто может безоглядно отдаваться страстям, как поступали местные жители, чтобы снимать накопившийся стресс. И всё же внутри что-то сдвинулось после коллективного сна о другой жизни в Белом Городе, что-то важное, то, что раньше он недооценивал и задвигал на задний план. Ютака хотел узнать истинное лицо своей тревоги, и одновременно боялся открытия.       Поэтому теперь он вернулся к любимому занятию и задался, казалось бы, идиотической по своей внезапности и невыполнимости для однорукого человека целью — испечь пироги. Но это было даже хорошо. Сложность задачи повышала уровень концентрации и позволяла отключиться от всего вокруг. Однажды Уке понял, что готовка — лучший способ справиться с неуправляемостью событий и чувств. Ты точно знаешь рецепт, кладёшь нужные ингредиенты в указанном количестве, следишь за пропорциями и временем, и всё у тебя получается. Совсем не так, как в жизни, где многое от Ютаки не зависело.       Вот и сейчас он с упорством маньяка раскатывал тесто одной рукой, скрипел зубами, стараясь изменить угол так, чтоб слой везде был одинаково ровным. Чужая рука неожиданно обняла сзади, подхватила под живот, не вульгарно, не пошло и без всяких угроз, почти по-детски робко. Непривычно, Юу давно не излучал столько теплоты. По ощущениям Ютаки, Широяма сейчас был как деревенская печурка, пышущая жаром, температура его тела была намного выше, чем у любого вампира. Увлёкшийся пирогами, Уке в первый миг не узнал такого родного в прошлом мужчину и отреагировал очень резко, оттолкнул, лишь в последний момент сообразил, кто это посягает на его личностное пространство, и смягчил удар.       – Мог бы и скалкой схлопотать, причём не только от меня, от Койю тоже в перспективе. Чего подкрадываешься? — спокойно бросил через плечо Уке, пытаясь унять разыгравшееся сердцебиение.       – Да что вы все мне сегодня угрожаете, изверги? — усмехнулся Юу. — Ты бы себя видел, сам не сдержался бы и потискал. Настоящие крутые перцы не в силах пройти мимо котёнка, мокнущего под дождем, а ты выглядел точь-в-точь так же, только со скалкой.       – Понятно, в переводе это значит «жалкое зрелище». Ну, ты не улучшил своего положения, Юу, теперь вместо банального избиения я размышляю о пирогах с вампирятиной. Или человечиной, ты кто у нас теперь?       – Сам не знаю. По расчётам Нао, скорее вампир, а по моим ощущениям — то ли зомби, то ли кусок дерьма. Сейчас вот — вроде бы вполне себе человек, но кто знает, сколько это продлится, — лениво отмахнулся Широяма от самоопределения. — Но, к слову о рецептах… Не о тех, что с вампирятиной! Ты хоть в курсе, что маму мне напомнил? Представляешь, она именно такие пирожки пекла, с черешней и шоколадом. Вот и потянуло тебя пообнимать, мамуль, — рассмеялся он, демонстративно потирая грудь там, куда пришёлся слабый удар локтем.       – Вот так меня ещё никто не оскорблял, — хмыкнул Ютака. — Мамуль? Чёрт, это уже слишком даже для твоих извращённых мозгов. И к тому же чистая случайность. Хотел приготовить что-то посытнее для всяческих больных и оборотней, живущих со мной под одной крышей, но, увы, продукты в последний раз покупал Таканори, это означает — много бесполезных сладостей, в том числе замороженные ягоды и шоколад, — Ютака наклонился к духовке, открыл дверцу и осторожно вытащил на свет первый противень аккуратных круглых пирожков, которые пахли, как, наверное, райский сад пахнет, и были идеально ровными и румяными. Затем Уке закрыл плиту и вытер лоб тыльной стороной ладони, оставив там небольшую белую полосу от муки, на которую Широяма всё время поглядывал в процессе разговора, но стереть не решался.       – А, ясненько, наш пафосный Шерхан-альбинос свой недотрах конфетами зажёвывает. Знаю я, в чём дело, это Казуки приучил его ко всякому дерьму, был же нормальный мужик когда-то. Слушай, я не виноват, что ты выбрал себе такое занятие именно сегодня, когда я обдолбан неведомой химией производства Нао-чан, и когда меня тянет любить весь мир и скакать на радужных пони на тренировку к другому чокнутому, к тому, что малолетний и злой. И вот — та-дам — ты вздумал готовить пироги по любимому рецепту моей матушки.       – Бедные пони, оставь их в покое и топай к своему ученику, если уж тебя к нему Койю отпустил. И меня оставь, ещё несколько минут и надо будет в духовку это дело впихивать, иначе все усилия прахом пойдут.       – Победа над собой, да? Хочешь помогу? — и в ответ на упрекающий взгляд Уке Широяма торопливо пояснил: — Не из жалости, нет. Мне самому приятно. Ностальгическое такое занятие, хотя маме я никогда не помогал по кухне. А надо было.       – Все мальчишки такие, я тоже хотел бы многое изменить в прошлом, больше времени уделять матери, меньше слушаться отца, но уж каким был, таким был, — кивнул Ютака. — Ладно, если уж тебе так хочется, то можешь выкладывать начинку и лепить, это для меня как раз самое сложное. Хотя пока тесто замешивал, уже сто раз всё проклял.       Юу с готовностью ополоснул руки в раковине, вернулся к кухонной столешнице, на которой лежала часть подготовленных раскатанных лепёшек и принялся раскладывать размороженную черешню и ломтики шоколада.       – Знаешь, можно без обиняков? Ну, без этого типа бережного умалчивания твоих проблем из вежливости, а то я чувствую себя хуево, когда смотрю на тебя, а сказать не могу. Ты же знаешь, тактичность — это вообще не моё.       – Да говори уже, бесишь, — недовольно нахмурился Уке.       – Рука… Ты почему не сделал себе протез? — спустя минуту спросил Юу. — Бионические протезы сейчас офигенные делают, я видел у одного знакомого. От родной конечности не отличишь почти, только намного легче.       – Ты же знаешь ответ, — Ютака скривил губы в горькой усмешке. — Уж кто-кто, а ты должен бы понимать, как я к подобным вещам отношусь. Однорукий так однорукий, раз так вышло, надо учиться жить как есть. Думаю, в том мире, в мираже, придуманном Таканори, я был счастлив именно из-за того, что в настоящей жизни — инвалид. А там… Видел бы ты меня за установкой, влюбился бы заново, — усталые черты осветила прежняя сияющая улыбка, и на долю секунды в глазах Юу яркой кометой пронеслось прошлое: ослепительно скаля зубы, на него смотрел Ютака-подросток, бойкий и провоцирующий. И вдруг комета упала, рассыпавшись в пыль, и видение потухло: рядом был друг, а не старая любовь из далёких дней. Уке Ютака, красивый, но повзрослевший. Может, даже более красивый, чем прежде, но уже не его Ютака. И снова было солнце, жаркая кухня и сладкие ароматы, впитывающиеся в кожу и волосы.       – Как там это называется? Фаталист? — хмуро подытожил Широяма.       – Это называется не обманывать себя, Юу, и не тешиться иллюзиями. Но это не значит, что я покорно принимаю судьбу, как данность. В этом я тоже не собираюсь врать себе: у нас есть враг, есть проблема, за которую я в ответе и именно я её должен решить.       – Никто не винит тебя в том, что ты не убил отца… — тихо сказал Широяма, ломая шоколад на дольки с таким ожесточенным видом, будто это был хребет Атсуши.       – Я виню. И это самое главное. Никому не говорил этого, Юу, и не скажу больше. Но я его пожалел… Представляешь? Сакурая пожалел! А ведь всё могло быть иначе. На моей душе столько крови, сколько на его руках, и пусть у меня одна рука осталась, я этого монстра сам удавлю…       – Эй, не злись, это плохо для теста, — натужно хохотнул Юу. — Точно-точно, я от мамы слышал.       – А я не злюсь, я в бешенстве. Когда нас выводили из Белого Города, я только и думал о тех людях, что умрут за нас, нет, они умрут из-за меня. Тошно. Было понятно, что Томо и Йоши вытаскивали нас из будущего кладбища. Представь, вот иду я, тот, из-за кого случилась зачистка, а эти люди в капсулах мирно спят, дышат совсем рядом, только я выживу, а они безвинно умрут. И осознавая это, я не остановился ни на мгновение, не обернулся, не попытался спасти никого, оценивал бессмысленность таких шагов и просто не рыпался. На том условном совещании ты так громко возмущался принятому Хайдом решению, а ведь я понимаю его стратегическое значение, цель порой действительно оправдывает средства. Главное, эту цель достигнуть, и не сломаться по дороге. Ужас, да? — мягко улыбнулся он. — Так что в свете всего сказанного отсутствие одной конечности не такая уж большая потеря.       Юу поджал губы, мысленно взвешивая это признание, и спустя минуту негромко спросил:       – Наказываешь себя? Дурак ты, Юта. Мне куда более понятно желание мыши стать сильнее, чем вся эта философская лабуда с чувством вины и чувством долга.       – Лукавишь, Широяма. Ты ещё тот самоед, эти чувства тебе знакомы.       – Возможно… Кстати, насчёт эвакуации из Белого Города. Это же была операция Киры? Ну, частично… Давно вы знакомы? Доверяешь ему? Этот хлыщ очень многое знает о тебе. Откуда?       Ютака на минуту замер, задумался, а потом рассмеялся:       – Столько вопросов просто потому, что тебе мужик не понравился? — но посерьезнев, он добавил: — Доверяю. Теперь — да. Раньше сомневался. Кира — он сложный. Искренне не говорит никогда, наверное, всегда прячет что-то внутри. Но теперь я склоняюсь к мысли, что начинка у этого пирожка скорее добрая, чем злая. А это очень знакомое мне явление, когда человек скрывает за маской свою уязвимость, да, Юу?       – Попросил бы без намёков и гаденьких сравнений. Я — совершенно иной пирожок! — Широяма демонстративно погрозил Ютаке кухонным ножом. — Как вы с ним познакомились? Сомнительный же тип.       – Жизнь свела. Когда я начинал свой бизнес — ту больницу, где мы встречались с Казуки перед побегом из Центра Сакурая, помнишь? Моим спонсором и, так сказать, крышей был Кира, я вложил свои деньги, он позднее добавил свои, без прикрытия такое учреждение сейчас существовать не может. Раньше я сомневался в этом человеке, но многое изменилось. Сейчас очень жалею, что потащил вас тогда в Белый Город по идее Казуки, а не к старому-доброму знакомому бандиту под крылышко. Мы бы избежали многих жертв.       – Перестань, ты не виноват в том, что всё случилось так, как оно случилось. Кто мог предугадать, что умник Казу ошибается? Он ведь, казалось бы, всё знал, всё просчитывал, — немного неуверенно улыбнулся Широяма, не зная, чем ещё утешить Ютаку. Ни он, ни кто-то другой были не способны снять камень с души Уке.       – Что это вы тут делаете? — раздался недовольный голос Койю, выглянувшего из спальни.       – Я — готовлю завтрак, а вот Широяма мне активно мешает, — охотно отозвался Ютака с улыбкой. — Иди глянь, сколько он начинки в каждый пирог напихал. Располовинить надо.       – Давно подслушиваешь? — уточнил Юу, хитро сощурившись.       Койю грациозно — по его, конечно, мнению — выплыл из комнаты, уже одетый, в джинсах и своей кислотной футболке, ополоснул руки и без разговоров отобрал у Юу ложку и принялся исправлять то, что натворил с будущими пирожками его любовник.       – Ты, кажется, хотел на тренировку идти? С Манабу договорился. Так иди уже давай, не отсвечивай. Или падай в постель, я сам позвоню мальчишке и отложу всё.       – Понял-понял, грозное создание. Сваливаю. Кофе по дороге куплю. Но подслушивать вообще-то нехорошо!       Насвистывая, Юу подхватил сумку и вышел с кухни. Дверь хлопнула, и только тогда Такашима сказал:       – Я не подслушивал. Так получилось случайно. Он ушёл, но в квартире остался, я выждал время и встал проверить, как он.       – Чего ты оправдываешься? — ровным голосом отозвался Уке. Успокаивать других у него всегда получалось лучше, чем себя. А сейчас, оставаясь наедине с Койю, он и сам начинал нервничать.       Но Такашима, занятый мыслями о своей мимикрирующей в человека беде, не заметил усилившегося сердцебиения Уке. Тот продолжил:       – Даже если ты и подслушивал, что с того? Понимаю твоё желание всё контролировать, но нам с тобой делить нечего, я уже говорил.       – Вкусно пахнет, — виновато буркнул Койю. — Научишь готовить?       – Если будешь настаивать. Жаль, я не чувствую вкус так, как вы с ним теперь… Ну так что, учить?       У Такашимы загорелись глаза, и он с удвоенным рвением и вниманием принялся постигать азы кулинарного мастерства. ***       А мышонка ждали новые грани другого мастерства. Состояние преподавателя не располагало к боям: Широяме то стремительно хорошело, то становилось так дурно, что он едва мог стоять на ногах. Пока дошёл до тренировочной площадки, Юу успел испытать эти перепады раза три. Дома в лежачем положении ему всё-таки было легче. Но сдаваться он не собирался, отдыхал минуту-две, и продолжал путь. Добрался совершенно вымотавшись, о чём язвительный Манабу не преминул ему напомнить:       – Выглядишь как кусок отборнейшего биомусора, учитель. Я такую серо-зелёную красоту только на чёрном рынке мутантов видел. Нечто среднее между приболевшей улиткой-гигантом и пропущенным через мясорубку зомби…       – Так, харе. Хватит сыпать поэтическими сравнениями, мелюзга, — Юу решительно прервал поток сомнительного мышиного острословия. — Как я уже ранее говорил, а ты, похоже, не запомнил: неважно, как мы себя чувствуем и какого цвета у нас рожи. Не на показе мод всё-таки, тут можно и куском говна выглядеть. Главное, не запускать тренировки.       Тут воздух в лёгких внезапно кончился, голова превратилась в тяжеленный свинцовый шар. Широяма закрыл глаза и медленно опустился на песок. Сел сначала на корточки, затем не выдержал — вытянул ноги, плюхнувшись пятой точкой на землю.       – Звучало прекрасно, — вздохнул Манабу. — Но что я с тобой таким делать буду? У нас всё же практические занятия, а не диктанты с сочинениями.       Злобный взгляд заставил его замолчать. Юу резко выговорил:       – Практикой и займёмся. Начнём с хвата.       – Скучно, — показательно зевнул мышонок.       – Скоро станет веселее. Помнишь задание на смену обратного хвата на прямой, плотного на свободный?       Манабу кивнул, гордо выхватил из-за пояса нож и, не глядя на оружие, продемонстрировал смену в правой руке. Металл сверкнул на солнце, ослепляя Юу чуть ли не до слёз, но он сдержался и продолжил сквозь сжатые зубы:       – Умница, деточка, с заданием для дошкольников справляешься. Теперь доведём это до уровня пятиклашки.       Самодовольная улыбка потухла на тонких губах, парень нахмурился, терпеливо ожидая новой задачи, и Широяма вздохнул свободнее, с удовольствием отмечая про себя прорезавшийся упрямый задор, который ему нравился в ученике. Чёртов Хайд подсунул не такую уж гадкую работёнку, натаскивать смышлёного паренька было по крайней мере забавно, да и мысли о собственном самочувствии отступали, что сейчас было несомненным плюсом. Широяма откинулся назад, опираясь на руки, как загорающий на пляже турист, и громко скомандовал:       – Теперь усложняем фокус. Давай-ка так: кинжал из одной руки в другую, меняя тип хватa на раз-два-три. Да что это за скорость? Кто тут у нас приболевшая улитка?       Юу вытащил собственный нож и показал класс: серебряная дуга метнулась из стороны в сторону, как маленькая юркая молния, заставляя мальчишку завистливо присвистнуть. Тогда учитель ухмыльнулся:       – Значит так, салага, работаешь над собой, ускоряешься. Десять минут в стойке, потом пойдёшь со сменой хвата в приставном шаге, в падении, затем в кувырках и в перекатах. Под конец урока сдашь экзамен в паре со мной, проверим, кто быстрее. Чего стоишь столбом?! Пошёл-пошёл, я засекаю время.       Щурясь на раннее, но уже чересчур яркое светило, Широяма следил за старательным мальчишкой, выполняющим упражнение, глотающим песок на площадке в состязании с самим собой. Юу наблюдал и думал, что он сам сейчас сражается, как Манабу, но тот узнаёт новое, а он повторяет уже пройденный путь. С одной стороны, горько было ощущать, что силы оставляют его. С другой — он возвращался к забытому чувству преодоления себя.       Когда Широяма стал вампиром, жить и сражаться стало физически проще, привычка к неуязвимости развращала. Теперь он стал слабее, и это было страшно. Но в то же время Юу уже не был шокирован, он немного освоился. Привык к перепадам: к тому, что тело штормит от блаженного покоя к полнейшему пиздецу, главное — знал, чего ждать, даже примерную парадигму для себя выстроил. Внутренний датчик мигал красными лампочками и подсказывал, что совсем скоро недомогание откатит. Тогда он действительно сможет поразмять косточки в спарринге с мышью. Неизвестно, чем ему потом отомстит меняющийся организм, но оно того стоило. Широяма Юу ненавидел чувствовать себя слабаком, и готов был бороться с собственной астенией вопреки всему. ***       Тренировка пролетела как одно мгновение. Единственная мысль с самого начала не давала Юу покоя. Бывает, когда разрозненные, вроде бы не связанные между собой детали сходятся, приводя к правильному решению. Запах пирогов с черешней и шоколадом не отпускал его, утягивая в прошлое, как чёрная дыра. Он застрял в волосах, впитался в кожу и навязчиво накатывал вкусовой ностальгией. Затем в копилку добавилась чёрная тонкая фигурка Манабу в песках, палящее солнце, как на южном пляже, и запах собственного пота после сражения. Юу, казалось, уже тысячу лет не ощущал так остро запах своего тела, его боль, его слабость и при этом — силу, рождающуюся в мышцах каким-то чудом, усилием воли. Тот самый упрямый задор, как у сопляка-мышонка. Схожие ощущения не посещали Широяму с тех самых пор, когда он сам был юным и глупым. Когда был человеком.       И всё это сложилось, как мозаика, и направило Широяму в единственно возможное место в городе, которое соответствовало его тоске по юности и тяжёлому предчувствию. После тренировки ноги сами привели его в тот домик-переговорную, в которой они не так давно совещались с Хайдом, обсуждали обстановку в стране и спорили о том, справедливо ли это — разменивать судьбу миллионов жизнями сотен.       Юу решительно вошёл, не задумываясь, обогнул стол и застыл перед висящей на стене картой. Минута — и мужчина разжал руку, которой придерживал на плече лямку спортивной сумки с арсеналом. Она сползла вниз, Широяма не замечал этого. Ноша с тяжёлым звоном ударилась об пол, но звука он не слышал. Сейчас Юу весь был зрение и понимание. Запоздалое понимание. Паззл действительно сложился.       Глаза были прикованы к одной точке на карте — городку, где изменилась его судьба. Его городку. Место, которое было разрушено якобы из-за чистокровных вампиров, которых там искала армия, параллельно зачищая всё, что попадалось на пути. Главное слово здесь было — якобы. Раньше его не существовало, была лишь чёткая убеждённость. Но теперь Широяме раскрылась истина. Его жизнь была построена на ненависти не к тем, кто её заслуживал. Чистокровные были не при чём.       Он смотрел на бумажную карту Японии и вспоминал лекцию Хайда о платформах, которые правительство строило для создания купола над страной. Тогда на компьютерной версии карты Чили разместила рядом с некоторыми областями значки — кислотные черепки. Тут роль черепков выполняли обычные канцелярские кнопки с красными пластиковыми головками. Просто шарик пластика рядом с городом его детства. Банальная метка, а на самом деле — метка смерти. Его мир был уничтожен, друзья и родители скорее всего убиты ради того, чтобы государственная тайна не была раскрыта. Платформы в трёх километрах от берега, создающие купол-гигант, гарант безопасности, который защищает страну от ракет и десанта. По сути, семье Широямы не повезло просто потому, что они жили в приморском городке и мешали строительству. Жизни сотен против жизней миллионов. Та же философия, что у Хайда, но почему-то позиция чистокровного вампира в этот миг показалась Юу не такой жуткой, как он думал раньше. Всё познаётся в сравнении. А ещё само отношение к чистокровным в корне было неправильным. Сейчас Юу чувствовал себя обманутым ребёнком, чьей ненавистью управляли легко и непринуждённо, указали виновных во всех бедах — вампиров, а он глупо повёлся. Чужая идея, как брошенная кость, дала плоды в голове, взрастила в нём принцип и отношение к другому виду. И всё рассыпалось в прах, стоило только увидеть маленькую кроваво-красную булавку, проткнувшую бумагу.       – Выглядишь хреново. Даже со спины, — раздался сзади знакомый глубокий голос, заставивший Юу вздрогнуть от неожиданности. Он устало развернулся со словами:       – И тебе доброе утро. Мне не в первый раз говорят сегодня нечто подобное. Может, вы с Манабу откроете совместное шоу: «Сто и один способ унизить Широ»? О боги! А это что за феноменальный фэшн-мрак?       Зрелище и правда было на редкость экстравагантным, поэтому все переживания мгновенно вылетели из головы. Слишком впечатляющим был визуальный шок. Юу озадаченно развёл руками и рассмеялся:       – Шикарно! У меня сейчас глаза вытекут от восхищения. Слушай, Така, не тебе критиковать чью-либо внешность. По крайней мере сегодня ты на роль эксперта моды явно не подходишь.       – Знаю, молчи, я и так уже полчаса как оплёванный, — злобно прошипел Мацумото и махнул рукой с раздражением. Дерганный жест вызвал неконтролируемую одежную катастрофу: рукав гигантской монохромной полосатой рубашки, которая была тигру явно не по размеру, сполз на манер Пьеро, округлое хрупкое плечо оголилось, чёрная кепка с головы съехала на нос, вдобавок закатанные широкие штанины развернулись, трагично ниспадая к подошвам туфлей, как опущенный в театре занавес.       – Что это за модный фарс, господин Мацумото? — покатывался Юу. — Я будто оказался в фильме «Дорогая, я уменьшил детей» или что-то вроде того. Иногда люди одевают домашних питомцев в собственную одежду, чтоб поржать…       – Не остановишься — я перекинусь обратно в тигра и быстро приготовлю нарезку из Широямы, — казалось бы, не зло, но с заметным холодком пригрозила страдающая от собственного прикида «икона стиля».       Но остановиться было сложно. Накопленное со времён сна затянувшееся молчание этих двоих дало ощутимую трещину, плотину прорвало смехом.       – И вот что замечательно! В дизайне этого бомбического образа я вижу руку рыжего мастера! Вернее, подозрительно знакомые шмотки на твоих субтильных телесах… Ну-ка рассказывай, что я пропустил в отношениях между тобой и Койю? Чем вы там, девочки, занимаетесь, когда меня нет рядом?       – Уйми свою больную фантазию, Широяма, — Мацумото нервно сорвал с головы кепку, поправил рубаху и забрался на стол, сопровождая сие действие вздохом-диагнозом умственной отсталости бывшего напарника. Закинул ногу на ногу, начал вяло покачивать носком туфли. Слишком просторная для его роста одежда выглядела на Таканори как платье.       Юу испытал ощущение лёгкого дежавю от его движения, отмахнулся от него, уселся рядом на стуле, осторожно приподнял подол рубахи и хмыкнул:       – Что тут у нас? Скандалы, интриги, расследования! Невинный кроссдрессинг или что-то пожёстче? Муж за порог, а жена за порок?! Признавайся, что случилось, Така, ни за что не поверю, что ты теперешний надел такашимовское тряпьё от хорошей жизни.       Таканори подкатил глаза, пробормотав одними губами нечто непристойное и одновременно удивительно добродушное, отбил руку Широямы и пояснил:       – Конечно, не от хорошей. Ты хоть помнишь вчерашний пиздец с этими циркачами? Я сорвался, ну вот и результат. Пришлось просить помощи у нашего добряка. Вернулся я утром ещё в тигре, но оборачиваться не стал, пока твой суженый не вынес мне одежду. Сам понимаешь, почему. Нет, конечно, это город чистокровных, тут, наверно, ко всякому привыкли, но при всей предполагаемой толерантности местных мне не хотелось бродить по улицам голым и сверкать причиндалами налево-направо.       – Понятно, Ко не захотел лезть в берлогу к измученному волку, неудобно. Вот и принёс свою одежду. Фи, как неинтересно.       – Да, но это не самое худшее. Я готов в этом шмотье сквозь землю провалиться. На мне из своего только обувь. Только обувь, понимаешь, Юу? Бельё тоже вампирское…       – Так, а вот здесь брейк! Стоп! Оставим в покое трусы Такашимы, очень прошу. А трусы Такашимы на тебе — тем более. Сделаем вид, что я не слышал этого. А то у меня сейчас в голове такие маленькие мерзопакостные вулканчики извергаются и заливают всё лавой неестественного смущения. Мы с тобой разве не заключали пакт — не обсуждать исподнее тех, с кем трахаемся, ну и прочие очень нежные, душещипательные вещи?       – Неужто брутал Широяма боится откровений? Кажется, все мои походы в бордель я тебе когда-то очень подробно описывал. С ума сойти, как же это было давно, — покачал головой Таканори.       – Ключевые слова здесь — твои походы. Хрен с ним. Я просто не хочу говорить об этом. Хочу о другом.       – О чём же? — обмахиваясь кепкой, как веером, спросил Мацумото, уже зная, что услышит в ответ.       – Да о вчерашнем, конечно. Это что за истерика из мира животных была? Я всё понимаю, ты только осознаёшь свою тигриную природу, наверняка попутно охреневаешь от этого, но то, что было вчера — это просто жопа, Така. Ты бы видел Уке утром. У него психическая травма от разгрома, который ты учинил на кухне.       – Представляю. Небось ползал по периметру, пылинки протирал, осколки собирал. Помню, мы на спор разыгрывали Белоснежку в детстве. Казуки ляпнул, что он ненавидит беспорядок. Ну, мы тогда навели бедлам перед его приходом и подглядывали. Через пять минут ожидания он принялся за уборку. Акира мне тогда триста йен проиграл. Надо было просить больше.       – Вот, — поднял вверх указательный палец Юу, — именно об этом я и хотел тебя спросить, да всё времени не было.       – У нас друг на друга давно нет времени, ты заметил? — криво улыбнулся Таканори, и на его миловидном лице на секунду проступило что-то очень человечное, но вскоре снова покрылось ледяной маской равнодушия. — Впрочем, как ты сам изволил только что заметить, хрен с ним. Валяй, спрашивай уже. Думаю, речь пойдёт не о нашем детстве и не о ранней маниакальности Ютаки.       – Да, о тебе и Акире, — согласился Юу, насупился, покопался в карманах и предложил Таканори сигарету. — Выпить тут нечего, только дерьмокофе из дерьмокофемашинки, так что давай подымим. Такие разговоры надо чем-то оттенять. Бухло было бы в тему, но увы.       Мацумото понимающе протянул руку, взялся за фильтр, покрутил в пальцах прежде чем прикурить.       – Ты же понимаешь, что я сорвался не с ровного места. Ведь то, что они устроили — это был уже перебор. Ебаться на общем столе в кухне… Это уж совсем. Как в яойной манге какой-то.       – Что, прости? Ты у нас что, в курсе подобных жанров? Часто на досуге почитываешь? Никак не ожидал от тебя, Снежная Королева, такого подвоха, — поперхнулся дымом Широяма.       – Не придирайся. Это ты у нас деревня необразованная и целомудренная. Моя юность отчасти в Токио прошла. Большой город, куча развлечений, магазины манги для подростков, слыхал такое? Ну посмотрел я там всякое из любопытства лет в двенадцать-тринадцать.       – Ты открываешь мне в себе новые краски, Мацумото. Это прикольно, учитывая то, сколько и насколько мы знакомы. Что-то новое в старом друге — бесценно.       Таканори лукаво растянул губы на слове «друг», явно не без удовольствия, снова выходя из роли ледяного самоуверенного тигра, что не могло ни радовать Широяму. Пространство между ними теплело с каждой затяжкой.       – В любом случае, речь сейчас не об этом, Юу. Продолжая тему вчерашнего — это было чересчур. Да даже отмороженные Ликвидаторы такого себе не позволяли…       – На минуточку, они и есть Ликвидаторы, то есть были в прошлом. И если нам не доводилось натыкаться на трахающихся в столовой Томо и Йоши на Базе, то это говорит вовсе не о том, что они были приличнее, а о том, что Сузуки был классным боссом.       – Тупым… — по привычке добавил Таканори, помрачнев. — Вот мы и вернулись к начальной точке.       Они недолго помолчали, потушили окурки в пластиковом стаканчике для кофе, который Юу достал, не вставая со стула — такой маленькой была эта переговорная. Помолчали ещё и, не сговариваясь, потянулись к пачке Широямы за второй.       – Ты хоть понимаешь, что с ним творишь, а, Така? Акира же совсем потерянный. Нет, это слово не подходит. Он убитый. Ты его убиваешь ежедневно, — выдавил из себя Юу.       И тут случилось то, на что он совсем не рассчитывал: повзрослевший, наполненный неведомым опытом иного мира и, кажется, совсем уже разучившийся быть ребячливым, Таканори хмыкнул и шутливо ударил Юу кулаком в плечо.       – Ну я же не такой кретин, как ты. Всё понимаю. Это ты у нас особенный, наивный, как дитя или полоумный. Вроде дуришь, но так чистосердечно не догоняешь, что порешь херню. Обижаться на тебя невозможно, вот Койю и тянет эту лямку. Я даже завидую тебе. Я-то грешу с полным осознанием своего говнеца. То есть да, Юу, я прекрасно понимаю, как моё поведение отражается на Акире, но ничего не могу с собой поделать. Пока точно не могу.       – Стоп, ты о чём? — широко раскрыл глаза Широяма. — Вот это всё откровение обо мне к чему было? И Койю примешал. И…       – Не понимаешь? Угадал? — Таканори понизил голос до полушёпота и произнёс тоном ярмарочной гадалки: — Бедный Широяма. Ты совсем хрупкий для своего мира, Юу. Лучше подумай о себе и о том, кого я тебе доверил.       Юу выронил горящую сигарету и чуть не упал со стула, спина покрылась холодным потом, он готов был поклясться, что те же слова он слышал когда-то давно и от этого же человека, но совсем в других обстоятельствах. Кажется, там Таканори был в платье и в шляпе с вуалью… Что за чёрт?       – Готов поклясться, ты думаешь о моём женском «я» и о том ведьмовском образе из другого мира. Надо было придушить тебя бусами. Интересно, как смерть в осознанном сне отражается на спящем вроде тебя?       – Эээй, притормози-ка! — уголок рта у Юу дёргался, он встал, потушил сигарету носком ботинка и так и не нашелся, что сказать и что спросить.       Мацумото со вздохом пояснил, сменив положение ног — теперь верхней была правая, направленная на перепуганного мужчину:       – Да, мы встречались с тобой. Действительно встречались во снах в той безликой комнате, как из полицейского участка. Это было нечто вроде визитов. Желание с моей стороны и желание с твоей.       – Как это? Вас же погрузили в искусственную реальность. А я просто спал тут. Я думал, это мой мозг придумал всё….       – Опять двадцать пять, мы проходили всё это ещё тогда. Ты не придумывал меня. Я приходил к тебе в помещение, напоминающее допросную. Мы говорили и расходились.       – Невозможно…       – Почему же? — ленивое пожатие плечами в ответ на испуг Юу. — Возможно. Lucid Dreams, так это ещё называют. Способность осознавать и контролировать себя во сне. Ничего сверхординарного, этому даже учатся. У некоторых, таких, как ты, это есть с рождения, у других же, вроде меня, развивается в результате сильного желания обладать даром. А моё желание было сильным. Ты же знаешь, когда я что-то хочу, остановить меня невозможно.       – Да уж, в курсе. Но… Быть не может, я же просто, ну, как бы грезил… Нет, ну какие Lucid Dreams? Тебе бы психиатру показаться.       – Психологу, Юу. Это не болезнь, не патология, просто фиксация на работе мозга, пограничное состояние между фазой быстрого сна и бодрствованием. Там мы создали себе место, где я пытался до тебя достучаться.       – Зачем? Неужто скучал?       – Скучал, — серьёзно, без тени насмешки сказал Таканори. — И хотел узнать, как вы. Только это заставляет меня стараться принять этот мир, Юу. Стараться ради вас, ради Акиры, Ютаки, может, ради памяти Казуки даже… Слушай! Я больше никогда не скажу этого вслух!       – Да я уж понял, внимаю. И жалею, что не могу превращать воду в вино. Будь мы во сне, наверно, мы что-то да придумали бы. Така, ты прости, я всегда…       – Знаю: хохмишь, когда нервничаешь. Причём ужасно неудачно. Я не в обиде. Но хочу, чтобы ты понял меня правильно и тоже не обижался. Ты не представляешь, что для меня значила та вселенная. И дело совсем не в том, что я был в ней божком и властелином. Я нашёл себя. Обрёл то, что хочу делать. Там я был нужным и необходимым всем, не только вам, ребята. И всё же скучал. Мне придётся уравновесить все эти несостыковки, заживить то, что пришлось разорвать, разрушая связи с мои миром, что было у меня в капсуле. И сейчас я скажу то, что ты, по сути, спрашивал: я люблю его. Думаю, да. Как уж могу.       – Не знаю, как ответить на это. Тем более в свете того, что ты меня несколько огорошил историей наших призрачных посиделок… Но я рад, что тебе не насрать. Вот. Наверное, это беспокоило меня с самого начала. Я видел холодную суку, которую нам вернули вместо моего напарника, и недоумевал. Не то чтобы я мог тебя осуждать, я, знаешь ли, тоже не образец общительности и дружелюбия. Но теперь частично понимаю тебя.       – Ну и отлично. А сейчас ты ответишь мне. Откровенность за откровенность. Собственно, ради этого разговора я и проследил за тобой от дома Хайда после твоего махача с пареньком.       – О, я прямо заинтригован и польщён, Таканори следит за мной. Ну и?       – Ответь всего на один вопрос, Широяма. Ты что, ебанулся?       – Э? Слишком многозначительно, Така.       – Ну и лицо. Я спрашиваю — ты что, хочешь бросить нашего несчастного чистокровного ребёнка? Стоило его спасать? Стоило рисковать и столько мучиться, чтобы взять и послать всё к чёртовой матери из-за собственной глупости?       – О чём речь? С чего ты вообще взял, что я хочу оставить Койю? Нет, идея с психиатром или там психологом, как ты говоришь, была неплохая. Тебе бы к доктору, дружище. Откуда такие бредовые идеи берутся? Нет, мы, конечно, ссоримся, вы, может, и слышали с Акирой что-то, но всё это несерьёзно. Ну, хотелось бы надеяться.       Таканори терпеливо выслушал эту спотыкающуюся речь, а затем ответил:       – Ты правда кретин, каких поискать. Насчет докторов — это ты к ним зачастил. Твоя идея снова стать человеком не просто опасна. Я знаю, откуда там ноги растут, твоя ненависть к вампирам понятна. Чувствовать нечто чужеродное в себе непросто, но у меня-то с этим проблем нет, с моим внутренним зверем я в ладах, в отличие от тебя. Но главное не это. Ты хоть понимаешь, что сокращая собственную жизнь, ты наплевал на Койю? По-моему, не понимаешь. И как бы кто тебе ни намекал, не поймёшь. Широяма Юу полный кретин во всём, что касается вежливых намёков. Потому я решил сказать тебе прямым текстом. Ты — дебил! Который сдохнет через тройку-четверку десятилетий, если ОЧЕНЬ повезет, в чём я сомневаюсь. Но даже так — это капля по вампирским меркам. То есть Койю будет жить. Без тебя. Ты хотя бы посоветовался с ним?       – Нет, — севшим голосом произнёс Юу. — Я не думал, что это необходимо. Просто я…       – Просто хотел свою человечность назад, как ребёнок хочет вернуть улетевший воздушный шар. И в чём был смысл его возвращать? Говорю же, ты слишком хрупок для нашего мира, Юу, надо что-то с этим делать. Потому что твоя ранимость приносит боль другим по касательной. Ты же знаешь, как я отношусь к Койю. Даже изменившись, не смогу чувствовать иначе. Конечно, бросаться к нему с обнимашками, как ему того хочется, не буду. Но я собираюсь защитить его от тебя. И тебя от себя.       – Я не хочу оставлять его, но… И что теперь делать?       – О, вот это уже не моё дело. Выбор ты делаешь сам. Я просто хотел дать тебе пинка, чтоб ты осознал последствия своих поступков. Это и означает повзрослеть. ***       Порой мир насыщен невообразимой палитрой различных красок в пределах одного квартала. Так было в тот день. Пока где-то велись примирительные дружеские беседы, чуть дальше в другом доме юный пытливый мышонок стоял перед зеркалом и пытался повторить хитрый ножевой хват своего учителя, в ещё одном помещении смеялись и снимали пробу с черешневых пирожков, на расстоянии нескольких сотен метров в переулке, скрываясь от чужих глаз и от светлых лучей солнца, двое мужчин вели тайные переговоры.       – Ты хоть что-то дельное выяснил? Когда Хидето собирается уехать? — властно спросил тот, кто повыше. Нахмуренный, недовольный, он нервно передёргивал пальцами так, что они барабанили по его бедру.       – Никаких определённых дат не называют, Камуи-сан, — почтительно ответил второй. — Определённо известно только то, что поездка состоится в ближайшие три дня, и, значит, нам надо будет спешить. Они ненадолго.       – Как всегда, никакой точной информации. Плохо работаете. Они — это Хидето со своим мальчишкой? Надеюсь, нашу цель он не собирается с собой прихватить?       – Нет, он останется, и тогда мы сможем…       Диалог заговорщиков прервало странное движение, поймать которое можно было лишь уголком глаза, и, конечно, Гакт, обладавший реакцией и осторожностью кобры, его отследил. Всего лишь тень мелькнула в начале переулка, около которого сейчас не должно было быть ни единой души.       – Опять он, — сквозь зубы процедил Камуи. — Это уже не может быть случайностью.       – Кто? Я ничего не заметил, — встревоженно спросил более неосторожный собеседник чистокровного вампира.       – Хироаки. Он создаёт много проблем своей слежкой, вертится под ногами, мешается.       – Мы не можем его убрать, это будет подозрительно…       – Я и не предлагал. Убрать необходимо другого.