Купол

J-rock, the GazettE, SCREW (кроссовер)
Слэш
NC-17
В процессе
85
автор
letalan соавтор
Размер:
планируется Макси, написано 554 страницы, 44 части
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
85 Нравится 517 Отзывы 17 В сборник Скачать

Глава XXI.

Настройки текста
Примечания:
      Такое неловкое чувство — понимать, что с каждым днём ты наливаешься цветом. День для них равнялся году человеческой жизни. За это время лишь крохотная капля багрянца поднималась от корней с питательными соками земли и подступала к самым кончикам лепестков. Краска разливалась по бутону, словно румянец, естественным образом распределяясь по каждому цветку. Розы знали, что взрослеют и хорошеют. Взгляд мужчины, ухаживающего за ними, менялся вместе с их окраской. Ранним утром он приходил, чтобы убрать пожелтевшие листы, дать розам напиться и ощутить его ласку. Теперь он говорил с ними печальнее, но вместе с тем с большей нежностью. Розам нравилась его любовь почти так же, как вода и удобрения, от тёплых слов становилось так хорошо на душе. Когда Асаги проводил длинными пальцами по листьям и стеблям, ничуть не опасаясь шипов, когда стряхивал с них капли росы своим прикосновением, цветам хотелось петь, как пели птицы в их саду. Но они, бедняжки, в отличие от птиц, были немы от рождения, потому делали, что могли, чтобы ответить взаимностью на чужие чувства — старательно тянулись вверх, источали сладкий чарующий аромат и краснели.       Розы гордились своим сортом и своим цветом. Он был не пошло-розовым и не вызывающе алым. И совсем не походил на унылое бордо для дам бальзаковского возраста. Нет, их бутоны окрашивались в изящную смесь всех этих оттенков, может, ещё с крохотной толикой оранжевого. Такой краской художники рисуют рассвет в горах: когда солнце встаёт и превращает пейзаж из зловещего ночного в торжествующе-яркий. От этого цвета ущелья и скалы теряют тёмную мрачность, пропитываясь новыми надеждами. Атласные лепестки трудолюбиво вбирали его в себя, зная, что им нужно достичь определённого пика. Ведь розы были выращены не просто так, а с какой-то целью. Им не было суждено медленно увядать на кустах и в итоге смиренно скукожиться, как маленьким старичкам. Они должны были выполнить свою миссию, и осознание этого переполняло их цветочные души победной гордостью.       Конечно, они любили свой дом. Место, где они выросли, было самым чудесным на свете. В нём всегда было солнечно и комфортно, они постоянно ощущали заботу Асаги, а ещё добрые ультрамариновые бабочки разносили пыльцу и последние новости. Было весело расти тут. Но розы не были беззаботными и пустоголовыми, эти умницы понимали, что скоро придёт их час. И кто знает, что за великий подвиг их ждёт? Нет, розами, конечно, не выиграть войну и не победить злодея. И всё же они были уверены, что способны на что-то важное — изменить чью-то судьбу.       То утро было другим, непривычным. В воздухе ощущался странный холодок, будто бы северный ветер вдруг вспомнил: «А давненько я не заглядывал в сад Асаги-сана. Забегу-ка, пожалуй, на часок, как раз к завтраку поспею». Но северного ветра на самом деле не было. А холодок был. Сестрицы-розы даже немного занервничали — не озябнут ли лепестки, не пожелтеют ли от мурашек? Чуть позже они вздохнули с облегчением. Он пришёл, их хозяин пришёл. И на этот раз он сделал это, чтобы попрощаться. Срезая розы, высокий смешной мужчина чуть не плакал:       – Ах бедные вы мои, мои хорошие! — вздыхал он. — Как же так, красавицы? Швыряться розами — бессердечно. Этот Ютака просто невоспитанный сухарь! Хотя…       Тут Асаги задумался, понюхал воздух, уловил тихий благородный аромат, исходящий от собранного букета, и улыбнулся:       – Это всего лишь один из вариантов развития событий. Ещё можно всё изменить. Вы уж там постарайтесь, ладно?       Они пока не чувствовали слабости, ведь срезали их очень бережно, так что их пышные головки радостно озирались по сторонам. Розы покинули свой куст и были невероятно заинтригованы: что же случится дальше?       Асаги принёс их в дом, нарядил в хрустящую бумагу скромного бежевого цвета, однако она очень им шла, подчёркивая изгибы и волны каждого бутона, оттеняя их собственную яркость. Затем хозяин стянул их талии вместе широкой шёлковой лентой и пробормотал:       – Так, вроде бы всё готово. Дина, я ничего не забыл?       Чёрный крольчонок, сидевший на столе рядом с букетом, посмотрел на оракула с укоризной, и Асаги безжалостно хлопнул себя по лбу:       – Точно! Спасибо, что напомнила, лапушка! Записка, Хайд же оставил мне записку, ну куда я её засунул, чтоб не потерять?       Спустя двадцать минут отчаянных поисков записка нашлась в новой фарфоровой сахарнице в виде цилиндра, которую чистокровный, к счастью, не успел использовать по назначению.       – Да, так и есть! Сладкая начинка, — рассмеялся он. — Довольно логично припрятал. Как считаешь, Дина?       Крольчонок не стал отвечать, просто многозначительно фыркнул. Звук можно было истолковать как «Дурак ты дурак, неисправимый» и как «Да, согласна с тобой — сахарница лучшее место для хранения чужих любовных посланий». Асаги склонялся к последней версии, потому что был неисправимым оптимистом, а что думала Дина на самом деле, доподлинно неизвестно.       Записку осторожно вложили в букет, и розам сразу захотелось в неё заглянуть, но вот беда — она была запакована в маленький конвертик, прочитать открытку не было никакой возможности. Пришлось довольствоваться прогулкой по городу, то была иная пища для горячего цветочного любопытства. Посыльный забрал их у Асаги и понёс по утренним улицам — вокруг было на что посмотреть. Незнакомые существа, другие дома, запахи и новые оттенки, каких розы прежде не видывали. Жаль, что путешествие довольно скоро закончилось, курьер остановился у одного здания и вежливо постучал в дверь.       – Доставка для Уке Ютаки, — дежурно произнёс он, когда ему открыли.       Позже Ютака не раз прокручивал в голове события того утра и думал, какого чёрта именно Широяма попёрся открывать дверь. Почему вообще в такой сравнительно ранний час все обитатели их «общежития» не спали и собрались в кухне-столовой, как в какой-нибудь студии глупого ток-шоу? Если бы всё сложилось иначе… Если бы он сам лично принял доставку без посторонних свидетелей, тогда, возможно, его реакция была бы не настолько бурной, и ему удалось бы соблюсти приличия. Взять и холодно отказаться от неуместного подарка. И что бы случилось в итоге? Он не знал, однако, всякий раз воскрешая в памяти тот злосчастный эпизод, внутренне сгорал со стыда и то ли злился, то ли хотел рассмеяться. Со временем акценты в истории немного изменились, но тогда… Это было ужасно.       Звёзды имели свой каверзный план насчёт Уке в тот день и совершенно не собирались учитывать его чувства.       Расписавшись в бланке посыльного, Юу ввалился в кухню с весёлым оскалом на пол-лица и с преувеличенной торжественностью преподнёс бывшему букет цветов. Страшнее ничего и придумать было нельзя, в свете их прошлых и настоящих отношений.       – Доставка для Уке Ютаки, — ехидно повторил услышанное от курьера Широяма и изобразил лёгкий полупоклон для своей небольшой аудитории.       К тому моменту похожий на зомби Сузуки на автомате наварил для всех кофе и уж потом подумал о себе. Он как раз копался в ящиках в поисках таблетки аспирина и рассказывал о том, что Чили вчера ему поведала про Арену. Такашима кивал, будто слушал, а на самом деле медитативно тупил, глядя в свою чашку, как умел только он. Таканори, кажется, напротив, заинтересовался боями по-настоящему. А Ютака расслабленно потягивал волшебный бодрящий напиток и, ничего не подозревая, соглашался с Акирой в том, что идея насчёт схваток забавная. Про Арену он тут же забыл, увидев охапку роскошных свежих роз в руках Юу. Молча медленно поставил чашку на стол. Ни один мускул не дрогнул на его лице, пока разум лихорадочно оценивал и просчитывал ситуацию.       – Ну же, бери! Там и записка есть, как мило. Интересно, от кого? — рассмеялся Юу, не чувствуя, как в воздухе сгущаются тучи. — Чьё же сердечко ненароком успел сожрать наш Уке-суперстар, источающий сексапильность, как химическое оружие?       – Снежка, ну ты даёшь, — покачал головой удивительно помятый на вид, похмельный Акира. — Смотрю, тебя тут все задаривают цветами, можешь начать составлять гербарий.       – Только эти не засушенные, как прежние, а свежие, — заметил вмиг очнувшийся Койю. — И они совсем не зловещие. А ещё у меня есть одно предположение…       – Только не говори, что знаешь его тайного поклонника. Любопытно, — Таканори тоже отставил чашку и сощурился. Ютака посмотрел на него длительным взглядом, полным боли. Этот взор говорил только одно: «Как? И ты, Брут?»       – Нет, имени не знаю, но я, кажется, в курсе, из какого сада эти розы. Видел одни подозрительно похожие у Асаги.       – Да ладно? Носатый хмырь в кружевах приударяет за нашим Уке? — с шуточным ужасом в голосе спросил Широяма, продолжая настойчиво тыкать воздух перед Ютакой злосчастным букетом. — Слушай, ты там с ним поосторожнее, а то подхватишь какую-нибудь сказочную-гадалочную хворь, начнёшь будущее прозревать, совсем спать по ночам перестанешь.       Упоминание о его бессоннице добило Ютаку самым бестактным и жестоким образом. Вот уж что он никак не хотел выносить на всеобщий суд, так это свои проблемы личного характера. Да, он плохо спал в последнее время, и всему виной был чёртов рыжий пацан, который сейчас вальяжно развалился на стуле и смотрел на него точно на занятную головоломку. Глупый Широ даже не представлял, чем именно он подкалывает Ютаку. Ситуация бесила неимоверно. Желание вмазать кому бы то ни было поднималось из центра живота тяжёлым напряжением и росло внутри, визуально выражаясь только в появившейся посередине лба упрямой морщинке.       Ютака грубо вырвал розы из рук Юу, отошёл подальше от распоясавшихся приятелей, которые совершенно забыли о чувстве меры. Встал у окна, бросил букет на низкий подоконник и вынул из него крошечный конверт из крафтовой бумаги. Чуть не расхохотался от бессильной злобы. Тот, кто прислал ему подарок, подумал о его инвалидности — конверт специально был не запечатан. Иначе Уке пришлось бы надрывать край зубами. Это что-то безотчётно ему напоминало, не так давно он испытал нечто подобное — неприятную заботливость о нём, ущербном. Ютака нахмурился ещё сильнее, большим пальцем выдвинул листок из конверта, быстро пробежал глазами, не проронив ни звука, и задвинул обратно, закрыв клапан.       – Нет, вы посмотрите на него, — громко сказал за спиной Акира. — Он нас игнорирует! Так всегда бывает, когда друг находит себе подружку, чувствую себя обделённым. Нас бросают!       – Сдаётся мне, что это не «подружка», ну, в определённых местах точно, — лениво поддержал «травлю» Мацумото.       – Да как он может скрывать от нас свои тайны? У нас же нет секретов друг от друга, так ведь, братцы? Тонкие стены против интима — вот лозунг местных строителей! — не унимался развеселившийся Широяма. — Колись, Уке, от кого сия прелесть?       Если бы Ютака был чуть помоложе, он бы не сдержался, психанул прямо при всех, и товарищей ждало бы много неприятных откровений. Например, Акире и Таканори он пожелал бы в грубой форме для начала заняться собственной личной жизнью, а потом лезть в чужую. Затем добавил бы со злостью: «Ах да, у вас ведь и нет никакой личной жизни». Такашиме порекомендовал бы вырасти из состояния сопляка-сплетника, обожающего всюду совать свой нос и строить глазки каждому встречному-поперечному. А Широяме… Широяму он просто послал бы на хуй, чего с ним церемониться? Но Ютака стерпел и стоически промолчал. С годами он чётко осознал, что гнев — это особый вид энергии, очень взрывоопасный. Его не стоит распылять на множество целей, тем более эти придурки явно не заслужили его внимания. Виноват в глупом казусе с розами был кое-кто другой. Вот для него Уке и предпочёл приберечь силы. Он смял полученную записку в комок, бросил её на пол, схватил букет, стискивая пальцы с такой силой, будто душил чьё-то горло, и стремительно промаршировал к выходу мимо замерших в шоке друзей. Дверь закрылась с оглушительным грохотом, на который не был способен даже беснующийся Таканори. Все переглянулись.       – Обалдеть, — выдохнул Койю. — Впервые его таким злым вижу.       – Ну, а я не впервые, — заметил Таканори, возвращаясь к своему кофе, и через глоток добавил: — Ты просто не видел его в роли лидера рок-группы. Он умел бомбануть и поставить стафф на место, знаешь, как его боялись?       – Точно, помнишь, он довёл ту девчонку-гримёра до нервного срыва? — с готовностью согласился Сузуки. — Кай-сан был страшен в ярости! Милый пирожок снаружи, смертоносный диктатор внутри.       – Ага, так всё и было. Но тут Ютака такое устраивает впервые…       – Это при вас, — заметил Юу, и тут же получил мягкий тычок в бок от Такашимы. Этого Широяме хватило, чтобы не начинать поток неловких воспоминаний.       – Не, ребят, самое страшное не это, — негромко произнёс Акира, меняя тему. — Ну психанул, с кем не бывает? Мы его, наверное, грубовато затроллили. Но… Вы когда-нибудь видели, чтоб Снежка… мусорил?       – Да, вот это кошмар. Апокалипсис близко! — хохотнул Широяма. — Готовьтесь, скоро наши грешные жопы окажутся на вилах, а головы в адском пламени. Или наоборот.       – Эм… Парни… — Койю даже руку поднял, как младшеклассник, чтоб прервать череду чужих острот. — Прошу внимания! Я что, единственный, кто хочет заглянуть в эту записку?       – Нууу… — протянули трое почти хором и посмотрели на сдавленный в минуту бешенства бумажный комочек, так заманчиво лежавший в углу кухни прямо у них на виду.       – Опасно, — выразил общую мысль Широяма спустя минуту раздумий. — Сын Сатаны может скоро вернуться, и нам кирдык.       – Успеем! Мы можем потом обратно бумажку смять и положить, как будто так и было, — с ангельской улыбкой предложил Такашима. ***       «Не могу забыть вкус вишни. Не могу не сделать эту глупость. Слишком много «не». Хотелось бы, чтоб тут было хоть одно «да», но это уж тебе решать, Ютака». Именно так, без подписи, но он и так знал, кто автор этих слов, в тот момент казавшихся ему жутко неуместными и возмутительными.       Уке, в отличие от Хайда, и думать забыл о вкусе вишни, о том дурацком поцелуе в клубе во время игры и о последовавшем позднее унижении, когда Хидето, нагло приняв его поцелуй в губы, шутливо чмокнул руку Мацумото. Мог бы сразу сказать о том, что условие прописано нечётко, и не выставлять его идиотом. Или не мог? «Подонок!» — вот что вертелось у Ютаки в голове, пока он в бешеном темпе нёсся к дому Хайда, воинственно размахивая цветами на ходу, как копьём. Напоминать об этом поцелуе не стоило, не сейчас, когда Уке весь кипел от пробудившихся желаний и неправильных мыслей, которые пока никак не мог обуздать. Ему было сложно. Он устал от того, что тело хотело разрядки, а мастурбация не помогала, только усиливая неконтролируемые позывы. Измучился, потому что рядом не было объекта, на который можно было бы направить накопленное за годы воздержания пламя, а тот объект, который ему подсовывало воображение, был недопустимым. Ну, ничего, зато у него появился тот, на кого можно выплеснуть хотя бы агрессию.       – Подонок, — уже вслух прошипел Ютака, когда с размаху влетел в перепуганного мышонка на повороте.       Манабу шёл из дома Хайда, тогда как Ютака направлялся внутрь. Они столкнулись на углу, и мальчишка едва удержал равновесие. Саквояж, который он нёс в руках, чуть не упал на гравий. Но реакция у мелкого вампиро-оборотня была отточена долгими тренировками, не только с Широямой. Он вовремя успел подхватить свою довольно тяжёлую ношу, и ойкнул только тогда, когда выпрямился. На Манабу смотрело какое-то безумное растрёпанное создание с бешеными горящими глазами, больше похожее на демона из преисподней, чем на всегда сдержанного, застёгнутого на все пуговицы, идеального Уке Ютаку. Кстати, пуговицы были расстёгнуты в буквальном смысле. Когда Ютака пил свой утренний кофе с друзьями, он вовсе не думал о том, чтобы привести себя в надлежащий вид — был в простой белой рубашке навыпуск и в чёрных джинсах. И эта самая рубашка приоткрывала куда больше, чем того требовали приличия и чем Уке позволил бы себе, если бы хоть сколько-нибудь соображал.       – Пардон, — нервно улыбнувшись, произнёс Манабу. — Я это…       – Отвали, — буркнул Ютака, оттеснил его плечом и собирался идти дальше, но мальчишка его остановил:       – Погоди! Я же к вам шёл! К тебе как раз.       – Чего ещё? — злобно скрипнул зубами Ютака, обернувшись. В этот миг его мысли были заняты красочной картиной: он воображал, как с наслаждением лупит Хайда по морде его же пафосными цветочками.       – Да вот это, — мышонок опустил взгляд на чемоданчик в своих руках. — Пистолет. Ну, Глок, который Хайд тебе подарил. Ты в машине забыл, а я забрал с собой, попробовать хотел. Ну потом перезарядил и…       Налившиеся кровью глаза Ютаки не обещали ничего хорошего, но Манабу всё-таки робко завершил фразу:       – Хотел вернуть… Не моё это…       Уке при упоминании имени Хайда явственно почувствовал, как в мозгах лопаются тонкие натянутые до предела струны терпения. Он прорычал нечто неразборчивое, вроде: «Убью гада» или «Цветами не надо», или же, вероятнее всего, то и другое сразу — он с трудом управлял своими эмоциями и речевым аппаратом в эту секунду. Мальчишка так и не успел понять точный смысл, как ему уже всучили охапку изрядно пострадавших от беспардонного обращения роз. Манабу прижал их к груди вместе с полупустым боксом с одним-единственным псевдо-Глоком и с вытаращенными глазами последовал за тайфуном в форме Ютаки, влетевшим в их с Хайдом дом.       Хидето открыл дверь прежде, чем разъярённый мужчина успел её выломать к чертям, как, собственно, собирался. Хайд был в домашних штанах и в обычной чёрной футболке с названием какой-то старой группы, Уке не сразу сообразил, что это словосочетание на английском языке ироничным способом описывает ситуацию. Хозяин дома слабо улыбнулся, увидев в проёме запыхавшегося Ютаку, и это было финальной точкой. В его улыбке не было ни грамма сожаления, ни капли чувства вины. Возможно, эти чувства могли бы смягчить его участь. Но нет, улыбка Хайда была довольной, кошачьей, пусть немного с грустинкой. Однако Уке точно понял, что чистокровному понравился произведённый эффект, он не жалел о содеянном.       «Ты пришёл», — подумал Хидето, и сделал это так бестактно-громко, что Уке ощутил его мысли в своей голове словно прикосновения, и тут его буквально затрясло. Он вдохнул, выдохнул, поток воздуха обжёг гортань. И в следующий миг Ютака уже ударил с размаху кулаком в нос. Хайд как-то по-киношному отлетел назад в прихожую, упал на спину и стукнулся затылком об пол. Приподнялся на локтях, совсем уж по-хамски усмехнулся и утёр тыльной стороной ладони хлынувшую из носа кровь. Привычного запаха горячей ржавчины Уке не почувствовал, нет, эта проклятая завораживающе алая жидкость пахла иначе, так пошло и многогранно, что захотелось завопить. В этом аромате был чёткий призыв, невыносимый для вампирских нервов и обоняния.       – Потрясающе, — проговорил Хайд с горящими глазами. — Я так понимаю, цветы ты получил.       Из-за спины Ютаки выглядывал ставший невольным свидетелем этого ужаса перепуганный Манабу с вполне однозначным букетом. Но Хайд смотрел не на своего воспитанника. Сузив глаза и сглатывая собственную кровь, он наблюдал за тем, как к нему плавно приблизился Уке, как грубо подвинул мыском ботинка его щиколотку в сторону, чтоб расширить пространство. И наконец — как по-хулигански уселся на корточки между его ног.       – Ты этого добивался? — хрипло произнёс Ютака, склонился чуть вперёд и, не понижая голоса, продолжил совсем уж развратным, вызывающим тоном: — Хочешь меня? Да? Так давай поебёмся! К чему эта муть с цветочками? Нахуя? Надоело трахать чистокровных сучек? Нужен урод для разнообразия? Хочешь посмотреть, как я корёжусь под тобой без руки?       – Видел бы ты себя сейчас, прежде чем говорить слово «урод», Ютака-кун, — Хайд внимательно склонил голову набок и красноречиво указал взглядом в вырез рубашки Уке, расстёгнутой на три пуговицы. Приоткрытая грудь, шея, белоснежная кожа, которая завела бы каждого вампира больше, чем любые, куда более откровенные прелести, больше, чем полностью обнажённая плоть. Ютаку это не смутило, он хамовато хмыкнул. Мимическое движение губ и бровей сказало: «Почему бы нет?»       – Я не против секса, только по-честному. Засунь всю эту романтическую лабуду себе в задницу, — ответил он и сделал то, чего сам от себя не ожидал: протянул руку к лицу Хайда, обхватил его двумя пальцами за подбородок, а затем задумчиво размазал большим пальцем кровь по его нижней губе. Встряхнулся, точно пытаясь избавиться от гипноза, встал, собираясь уходить.       – Может, всё же сначала хотя бы сходим куда-нибудь? — непривычно неуверенным тоном спросил Хайд. Он поостерёгся произносить слово «свидание», однако оно повисло в напряжённой тишине вполне осязаемым призраком.       – Блять, — коротко ругнулся Ютака, повернулся к двери, только сейчас увидев там Манабу. Парнишка выглядел так, будто не знал, куда ему бежать и прятаться, он весь ссутулился, ожидая, что и ему сейчас врежут, но всё же стоял на месте с нелепыми предметами, до сих пор зажатыми в объятьях.       – Что конкретно «блять»? — уже веселее спросил Хайд в спину и шмыгнул разбитым носом.       – Guns and Roses, блять, — огрызнулся Уке, выдрал из рук мышонка и букет, и чемоданчик, неловко подхватил всё под мышку и, склоняясь набок из-за тяжести, поковылял обратно.       Он старался не концентрироваться ни на счастливом смехе Хидето, рухнувшего назад на пол, ни на вопросе Манабу: «Чего? Что он сказал?» Ютаке уже всё было по барабану: и грядущие подколки друзей, и не менее тупое название группы на футболке этой смеющейся сволочи. Он думал только о том, как придёт домой, закроет за собой дверь в спальню и, как бездумный зверь, с наслаждением слижет со своей руки эту охренительно вкусно пахнущую кровь. Но главное было дойти побыстрее. ***       Чужую записку они всё же прочли. Посмеялись. Не особенно-то поняли, что именно в ней было такого криминального, заставившего Ютаку рвать и метать. Смяли, как предлагал хитрый Такашима, замели следы. Но отчего-то всем стало стыдно и страшно, как нашкодившим детям. Пожалуй, только Таканори был спокоен, словно скала, он-то один в кухне и остался. Порылся в холодильнике, добыл себе вкусняшек и уселся над ними медитировать в тишине и покое с включённым ноутбуком. Остальные благоразумно решили дать дёру. Акира мимоходом заглянул в ноутбук Мацумото, но беседу начинать не стал, промолчал. Просто нашёл наконец аспирин, проглотил стакан залпом и ретировался в спальню. А Юу осенила внезапная гениальная мысль:       – Хочешь, пропущу ради тебя утреннюю тренировку с мелким? — спросил он Койю.       Такашима чуть не откусил себе язык, сжимая челюсть изо всех сил и пытаясь не выдать восторженного изумления.       – С какой это радости?       – Ну ладно, поймал… Вру. Не пропущу. Перенесу на вечер.       «Это тоже офигительно», — прыгал и танцевал в душе у Такашимы радостный Койю-подросток. Но вслух он сказал:       – Так и знал. Ладно, так уж и быть, зато день проведём вместе. И какие у тебя предложения? В бар — нажраться, или в койку — потрахаться?       – Как хорошо ты меня знаешь, дорогой! — позитивно съязвил Широяма. — Но нет, не угадал. Ни к тому, ни к другому мой бедный разлагающийся организм пока не готов. Но есть иная альтернатива, что-то среднее. Я тут кое-что приглядел, пока таскался на работу по утрам. Здесь недалеко есть неплохое местечко. Ты оценишь.       – А, ясно, ты решил прилюдно посреди дня полапать меня за задницу, — сахарно улыбнулся Такашима, когда увидел цветную вывеску «Hound Dog» в стилизованных потёртостях и здоровенную пластиковую плоскую пин-ап девицу над входом. Механизм заставлял рекламную леди с пририсованными собачьими ушками наклоняться и изображать, что она бросает вдоль надписи тяжёлый шар.       – Боулинг — это спорт вообще-то. Какой же ты легкомысленный, — погрозил ему пальцем Широяма. — Спорт плюс возможность полапать за зад заодно, чего тут такого?       – Бинго! Что и требовалось доказать.       – Ты ведь никогда не играл, — сказал Юу скорее утвердительно, чем вопросительно.       – Нет, конечно, только в фильмах видел. Ну пойдём, спортивная ты моя развалюха.       Они прошли в просторный холл, заставленный вендинговыми автоматами с шоколадками и игрушками: видимо, сама игра приносила недостаточно прибыли хозяевам развлекательного заведения, они занимались выжимкой деньжат из посетителей всеми доступными способами. Боулинг был скромный и уютный — всего на десять дорожек, обставленный очень лаконично. Такой зал вполне мог бы находиться и в маленьком американском городке, и у них в столице. Чисто, глянцево и просто. Гулкий звук катящихся шаров говорил о том, что они не одни догадались играть в такое время, кое-кто тут всё-таки развлекался. И вампиры не удивились, разглядев на дальней дорожке влюблённую парочку в возрасте, а на той, что была чуть поближе, стайку из пяти болтливых подростков. Ребята шумно радовались чужим поражениям и своим победам, но громкая инструментально-позитивная белиберда из динамиков приглушала детский щебет. Широяма одобрительно огляделся, оплатил у кассира-по совместительству-бармена дорожку на пару часов и заказал им пива.       – Прям вот так, с утра? — вскинул бровь Такашима. — Уже не боишься за свой организм, что ли? Быстро ты передумал.       – Я немного. Для храбрости. Ты же не против, чего придираешься? — ворчливо сказал Юу и подошёл к стойке для выдачи обуви.       Доброжелательная девушка уточнила их размеры, они синхронно ухмыльнулись, но вслух пошлить не стали, она выдала им сменку с кожаной подошвой, и оба уселись переобуваться.       – Наверно, не против. Даже за. Напьёшься, а у меня, возможно, наконец появится шанс тебя на руках потаскать, а то все радости Акире достаются, — пошутил Койю. — А чего для храбрости-то? Боишься, что я тебя поимею? В боулинге, — уточнил он через кокетливую паузу.       – Насчёт этого вообще не переживаю. В боулинге… Да и не нажрусь я с пары кружек. Наверное, — отмахнулся от неуклюжей подколки Юу. — Просто разговор к тебе есть серьёзный. Я уж давно его обмозговываю.       – Так уж давно? — негромко пробормотал догадливый Койю.       Нет, он не «читал» Юу в этот момент, просто понял, что по-настоящему серьёзно и по-взрослому его мужчина может говорить с ним только на одну тему. В остальных ситуациях всё у него сводилось к иронии, хохмам или, на худой конец, к классической широямовской драме.       Они подошли к стойке, выбрали себе по шару. Широяма взял простой чёрный, а Такашима выбрал чёрный с малахитово-зелёными прожилками, взвесил его в руках, осознавая приятную тяжесть, и томно проговорил, чтоб начать диалог:       – Не сомневался в твоём выборе, кот есть кот. Твои вкусы — это такое стандартное мужицкое ретро. Даже вот боулинг этот как для нас создан, не хватает Элвиса для атмосферы. Из-за названия с отсылкой глаз за него зацепился, что ли?       – Не понял, тебя что-то не устраивает в моих пердунских вкусах? — Юу наклонился и отточенным движением бросил шар. Круглый сгусток тьмы с грохотом прокатился по отполированной поверхности дорожки и сбил добрую половину кеглей.       Но Койю, конечно, любовался не ударом. Пятая точка Широямы, обтянутая тёмными джинсами, приятно округлилась во время броска, и чистокровный немного поморгал, чтобы отвлечься от сладкого наваждения.       – Вкус у тебя что надо, — многозначительно ввернул он, прошёл мимо любовника-«соперника», почти не глядя пустил свой снаряд, обрушивая оставшиеся кегли.       – Чёрт, ну и как с тобой играть, мерзавец? — рассмеялся Юу.       – Это страйк? — без особенного воодушевления спросил Койю, предчувствующий начало напрягающей беседы, тяжёлой, словно шар для боулинга.       – Нет, вроде спэр, но я не особенно уверен. Сто лет не играл. Да и не в правилах дело, когда очки за тебя считает машина… — Юу взял в руки вернувшийся пару минут назад шар, покрутил его, грустно вздохнул и выдавил свой заготовленный дипломатический выпад: — Знаешь, я ведь могу этого не делать. Ну, в смысле прекратить…       – Ну началось, — слегка рассердился Такашима. — Вот к такому выводу ты пришёл? Ждёшь моего запрета?       – А что? — Широяма поднял на него максимально жалобный взгляд. — Понимаю, ты против, и вот самое херовое для меня в данной ситуации — это расстраивать тебя.       – Ой, я тронут, — скривился Койю. — Ты мог бы остановить своё развампиривание ради меня, хотя на самом деле совсем этого не хочешь? То есть в переводе — чтоб я не ебал тебе мозги, да?       Юу поджал губу, уставился в пустоту, куда-то сквозь экранчик с игровыми баллами, висевший над дорожкой.       – Да-да-да. Я был скотом, не думал о том, что чувствуешь ты, ага. Согласился только ради того, чтобы наконец стать самим собой. Ну какая херня, это же не страшно. Ты не хочешь, чтоб я сдох раньше тебя, такая логика, я её понимаю, признаю и каюсь. Что тебе ещё нужно? Забыли! Я больше не пойду к Нао, буду жить как есть, — хмуро бубнил Юу. Закончив, отвернулся, шагнул к дорожке, замахнулся и замер, услышав кое-что неожиданное:       – Я не хочу, чтоб ты прекращал.       – Что? — он выронил шар, и пока тот криво скатился влево, обречённо не добравшись до цели, Широяма медленно развернулся на каблуках. — Повтори, а то я, кажется, слух теряю, может, очередной симптомчик? Может, у меня раковая опухоль развивается на фоне этих уколов счастья? Было бы весело узнать об этом так. Ты же усраться как бесился с того, что я решил стать человеком. Мне все вокруг льют в уши, что я конченный эгоист, а моей драгоценной ебанутой половинке, оказывается, на это насрать? Обидненько.       – Так и знал, что Нори тебе мозги прополоскал, сам бы ты сто лет ещё не дошёл до этого разбора полётов. Мне не насрать, — Такашима скрестил руки на груди, посмотрел на него исподлобья и пояснил: — Я не хочу оставаться один. Ты скот, да. Ты убиваешь себя и этим убиваешь меня, это по-свински и очень по-широямовски, бросать меня таким образом. Но я понимаю, что мы разные. Для тебя это важно, упёртый ты, тупоголовый Широ. И люблю тебя таким. А ты любишь меня так, как можешь только ты.       – Уф, как приятно, когда за тебя всё сами говорят, это как счёт в боулинге. Давай так всегда будем? Ты будешь признаваться за нас обоих, а я буду отрабатывать сказанное членом, — нервно усмехнулся Юу. — Я всё равно ничего не понимаю. Чего ж ты хочешь от меня, чудище?       Тут Такашима отбросил напускную мрачность и как по щелчку превратился из сурового обличителя в игривого красавчика, который пришёл в это заведеньице исключительно шары покатать: губы влажно улыбнулись, плечи расправились, он пробежался длинными пальцами по ряду шаров на стойке и томно предположил:       – Что же мне нужно, хм… Дай подумать… Может, сделка? — взгляд озорно блеснул колючими искрами в сторону Широямы.       – Эй, рыжий, ты меня пугаешь. Заставишь душу продать в обмен на моё право делать с моей тушкой всё, что пожелаю?       – Ну… почти, — расплылся в своей неповторимой развязно-детской улыбке Койю. — Ты принял решение: хочешь стать человеком — становись. Но у меня есть одно условие. Ты кое-что мне пообещаешь, а я в ответ поклянусь никогда не упрекать тебя за этот сраный бредовый суицидальный поступок.       – Слушай, мне страшно представить, что это может быть, — почесал макушку Широяма. — Не моя же задница? Тем более мы вроде и так… Ну, пробовали…       – Милый мой, я и без клятв до твоего зада как-нибудь доберусь, и не раз, — хитро парировал Такашима. — Давай, знаешь что… Я не буду говорить вслух, что от тебя потребую. Я тебе это передам, как чистокровный.       – Хах, ну валяй, злобный телепат, я уже просто заинтригован, что ты там такое пожелаешь, может, я должен буду стать твоим рабом, а мо… — Широяма осёкся, потому что ощутил в своей голове чужое присутствие, он ужасно не любил это вязкое настойчивое проникновение. Знакомо — внутрь будто проникало туманное мыслящее пятно, уплотняющееся с каждой секундой. Юу никогда не говорил Койю, почему ему так не нравилось, когда тот проверяет на нём свои силы чистокровного. Просто его действия заставляли Широяму чувствовать себя максимально уязвимым и слабым. Противнее не придумаешь. Но в этот раз он согласился сам и постарался расслабиться, сократив сопротивление. К счастью, долго ждать не пришлось. Такашима передал свою просьбу максимально быстро, чётко и без эмоций.       – Ты офонарел совсем, Койю? — вытаращив глаза, прохрипел Широяма. — Ты реально хочешь вот эту вот гадость? Уверен?       – Уверен. Моё право, — твёрдо подтвердил Такашима. — Как твоё право — разрушить клетки своего тела. Ну как, по рукам?       – Ты больной, моя радость, — медленно приходя в себя, выдавил Юу. — Ну окей… По рукам. Хотя я не представляю, как вообще это можно сделать… И, главное, нахера.       – Разберёшься, — вдруг не выдержал, расхохотался Койю. — Уверен, это будет не так уж сложно. Но тебе надо будет сходить к Нао. И не сдавайся, раз уж решил. Хотя, буду честным: если ты передумаешь, я буду счастлив.       – Но я не передумаю, — серьёзно кивнул Юу. — А ты будешь счастлив в любом случае.       – Обещаешь? — внезапно голос Койю дрогнул. Всего на мгновение сквозь пелену жизнерадостного притворства на поверхность прорвалась настоящая горечь.       – Обещаю. Гоу играть, что ли, раз уж пришли. Уплачено — развлекаемся! Давай притворимся, что ты не умеешь бросать шары? А я притворюсь, что учу тебя?       – Всё-таки ради задницы пришли, — с пониманием подмигнул ему Койю. — Ну давай, Широяма-сенсей, покажи мне класс! ***       Расплата неизбежна. За каждый шаг, за каждый сон. За беззаботный смех над другом на кухне. За тварей, убитых во времена работы наёмником. Принятие любого решения влечёт за собой наказание, с отсрочкой или нет, не имеет значения. Таканори не мучила совесть или сомнения. Он ничего не поменял бы в собственных поступках, если бы ему предоставили шанс вернуться в прошлое. Разве что немного приукрасил бы, навёл глянец на кое-какие эпизоды, но это уже было вкусовщиной, а не серьёзными исправлениями.       Мацумото не распекал себя за неудачи, он просто констатировал: его ждёт расчёт. Даже за эту шавку, которую он когда-то подобрал на свою беду, теперь приходилось отвечать. Он сам напросился. Неведомая сила заставила его зайти днём к Хайду и «выкрасть» Корона на прогулку у Манабу. Вредный пацан на удивление быстро согласился. Лицо у него было такое странное, будто он чего-то остерегался, да и бровь дёргалась, как от нервного тика. Хотя Мацумото даже не начал ему угрожать, парень молча всучил ему поводок и захлопнул дверь без всяких указаний о сроке возврата. Получается, Таканори по собственной воле пришёл за возмездием. Это не злило, нет. Такое злостью не назовёшь. Его просто накрыло чёрное цунами вселенской тоски.       Он сидел на каких-то сраных качелях на сраной детской площадке без детей в дерьмовом-предерьмовом городе. Там, где он не хотел бы находиться, но всё же был вынужден. Сидел, медленно перебирал ногами по серой земле, так от неё и не отталкиваясь. Думал о прошлом и беззвучно что-то бормотал, глядя вниз. И самое печальное было даже не в состоянии Таканори, а в том, что рядом из кустов живым воплощением депрессии выглядывала задница Корона. Пёс активно вилял хвостом и что-то там закапывал. Или раскапывал. Какая к чертям разница? Смысл был в другом: Мацумото приходилось расплачиваться за свой выбор прямо сейчас. Он не мог отпустить собаку, она принадлежала ему, даже если перестала лизаться при встрече. Даже если он сам притворялся, что ему всё равно. Вопреки логике и опыту, приобретённому в другом мире, настоящие невидимые корни и капилляры опутали его судьбу, связали с судьбами других… животных. Таканори хотел Корона в своей жизни. Как хотел и другого пса. И это его ужасно раздражало.       – А качельки-то вполне по росту, — услышав внезапный комментарий, Мацумото потерял равновесие и чуть не соскользнул назад, лишь благодаря природной реакции успев ухватиться за цепи, державшие деревянное сиденье под ним.       Акира рассмеялся в голос, подошёл ближе и сделал то, чего не делал очень давно, пожалуй, с подросткового возраста Таки: не слишком-то нежно опустил свою лапищу на чужую макушку и от души потрепал. Мацумото в шоке вытаращил глаза, наружу так и рвалось что-нибудь сквернословное, какая-нибудь колкость, но он вдруг не смог ничего ответить, так и пялился в немом потрясении на усаживающегося на соседние качели Сузуки.       – Помнишь, на Базе везде были понатыканы камеры? — с места в карьер начал волк, очевидно пользуясь временной оглушенностью и оттого растерянностью Таканори. — Мы оба знаем, зачем они были нужны.       – В жопу иди, окей? — тут Мацумото уже нашёлся, смекнув, к чему клонит Акира. — Ты для этого меня высталкерил?       – Для чего — «для этого»?       Таканори так и не понял, над ним издевались или Сузуки в самом деле не врубился, но так как лицо у него в этот момент было достаточно глупым, он решил, что второе ближе к правде.       – Я. Себя. Прекрасно. Контролирую, — с расстановкой пояснил тигр, раздраженно кривя губы.       – Конечно. Как скажешь, — как можно мягче согласился Акира и поднял руки в примирительном жесте. Однако с темы не слез, продолжил, на этот раз без хождений кругами: — Слушай, Така, поиграй со мной.       – Как именно? Тебе палку кинуть? Или предпочитаешь мячик?       – Предпочитаю спарринг. Ну и…       – Ладно, не продолжай, — яростно перебил Мацумото, замахав ладонью перед лицом, будто отгоняя несносную муху. — И под спаррингом ты подразумеваешь…       – Арену.       – Я убью тебя, — то, с какой серьёзностью это было сказано, снова заставило Сузуки расхохотаться. Таканори реакция не понравилась, о чём возвестили сведённые к переносице брови и проступивший неон голубого в радужках.       – Така, Така. Милый мой Така, это так очаровательно, что ты боишься за меня, но я тебя умоляю — не перегибай.       – Думаешь, я шучу?       – Но ты же себя прекрасно контролируешь, а значит не убьёшь. Или нет?       Задорные хитринки в карих глазах волка отплясывали джигу — вот оно! Подловил, хотя не имел ни малейшего представления, как будет уговаривать Мацумото, и вот он сам себя подставил. Акира моментально расслабился, откинулся назад на вытянутых руках, так и повис, практически мурлыкая своим приятным мужским баском:       – Твоя сила, твоя мощь прекрасны и сокрушительны, но не всегда решают они, уж поверь. Я маневренней, но ещё важнее — опытнее. Не думаю, что мои шансы на победу так уж малы, хоть это и не пятьдесят на пятьдесят. Хочу рискнуть.       Тут уже развеселился Таканори: сощурился, склоняясь чуть вбок в сторону другого оборотня, тембр его голоса упал до сексуальной низкой патоки.       – Думаю, в этом есть злостный умысел. Не поделишься?       – Махач на желание, — беззаботно выдал Сузуки.       – Я не понимаю, ты что, успел опохмелиться, пока мы не виделись?       – Магия аспирина и собственной мутации. Юлишь?       – Хорошо. Я поиграю с тобой, Сузуки Акира, — Мацумото только и оставалось согласиться. Он хотел согласиться, действительно хотел, хоть и не отдавал себе полный отчёт в этом.       Акира на такой ответ вспыхнул ярче рождественских гирлянд на центральных улицах Токио. Таканори всегда раздражало это пестрящее обилие света даже ночью.       – Что же за желание мог придумать твой убогий мозг? Дай подумать… Трах? Или может трах? Ах, точно, трах. Угадал?       – И давно ты разговариваешь сам с тобой? — в притворном ужасе поинтересовался волк, потешаясь с реакции закатывающего глаза Таки. Как же всё это напоминало их перепалки в прошлом, прекрасном прошлом, где заказные убийства и дружеское тепло, как бы это дико ни звучало, уютно соседствовали и дополняли друг друга. Старые, или не очень старые, добрые, или не очень добрые, времена.       – Ты придурок, — устало пробормотал тигр.       – Как, впрочем, и ты, — не остался в долгу Сузуки.       Они поднялись на ноги одновременно, и так же одновременно замерли. Корон в это время сидел ровно перед ними, неподвижно и очень внимательно наблюдая за парочкой людей, будто бы что-то понимал. Его левое ухо ритмично подёргивалось, и Мацумото не сразу увидел причину этого тика.       – Куда ты влез, дурацкий пёс?! Ну-ка иди сюда!       Корон, конечно же, команду не выполнил, помёл песок хвостом ровно до тех пор, пока Таканори не приблизился, и резко дал дёру.       – Начинаю приходить к выводу, что ненавижу собак.       – Глупость какая. Меня вот ты любишь, — самоуверенно констатировал волк через смех.       – Иди тоже сунь башку в колючки, тупой босс.       – Только если это будет твоим желанием в случае выигрыша.       – Ой, всё.       И они вместе пошли ловить гиперактивного после моциона Корона. Заняло это добрых полчаса. Зато — вместе. ***       Каждый шаг гулким эхом растекался по залу, грандиозному и неприветливому, посторонние звуки ласкали притаившийся в углах мрак, вплетались в него, становясь единым целым. Любая деталь, сам воздух, льдистый, токсичный, были настроены недружелюбно. Геометрический узор плит под ногами складывался в причудливые стрелки, указывающие не выход. Столбы лунного света из узких окон сходились на середине крест-накрест, будто бы сигнализируя, что проход запрещён, нельзя, пошёл вон! Ему было плевать: он продолжал двигаться вперёд, уверенный в правоте своего решения. Тяжёлый плащ при ходьбе бил по щиколоткам, подгоняя чужака туда, где его уже ждали. И дождались.       Второй мужчина в восточной части бесконечного помещения, похожего на аскетичный тронный зал, развернулся. Сумеречные тени обнимали его, как родного. Он был хозяин, и всё здесь принадлежало ему, всё — кроме ночного гостя. Чёрное и белое встало друг против друга — снова, только на этот раз «мальчик» был другим.       – Койю-кун, — медоточивые звуки сорвались с ядовитого языка.       – Сакурай, — не поскупился Такашима на ответное приветствие, приложив усилие, чтобы не сплюнуть его брезгливо. На самом деле его единственным желанием было поскорее решить вопрос и убраться отсюда, вместо чего он стоял пред ненавистной змееобразной тварью и льстиво ей улыбался. Осечка была недопустима.       Облачённая в белое тварь испепеляла Койю тёмными провалами глаз, контрастно выделявшимися на бледном лице в обрамлении посеребренных волос. За чёрного короля сегодня играл чистокровный, лишь солнце его волос выбивалось из общей монохромной картины. Кожа цвета угля скрывала его тело с головы до ног, но он не терялся во мраке пустынной залы, выделялся контрастной фигурой, ожидавшей первый ход противника.       – Что ж, мой юный друг, ты знаешь, чего хочу я. Полагаю, пора и мне выслушать то, чего же взамен хочешь ты, — вкрадчивые интонации не делали речи этого человека дружелюбными, скорее наоборот — демонстрировали его опасность, эту угрозу можно было почти увидеть, почти потрогать, ощутить всеми органами чувств.       – Ты никогда больше не вспомнишь о моём существовании. Моём и Юу. Мы перестанем существовать для Сакурая Атсуши, но не для остального мира. Не хочу вечно бегать и скрываться, не хочу, чтобы так жил он, и ты позволишь мне осуществить мою мечту. Я и Широяма Юу, — уверенной скороговоркой выпалил Такашима, не сводя глаз с удушливой всепожирающей бездны в чужих.       – Не слишком высокая цена. Мне нравится твоя скромность, мальчик, — Сакурай склонил голову набок, сократив расстояния между ними до одного шага, оплёл плечо Койю пальцами и слегка сжал.       – Ты ведь понимаешь, что ждёт остальных? Что ждёт город, полный таких, как ты?       – Понимаю, — без запинки ответил вампир, — и принимаю. Жертвы. Их приходится приносить ради своих целей, не так ли?       – Абсолютно верно, — с восторгом подтвердил Атсуши и отпустил юношу. Та же рука, бывшая капканом секунду назад, была предложена Такашиме для символического скрепления уговора. Койю замялся всего на мгновение, отметив, что чужая кисть смотрит в пол: ему изначально не предлагали равноправия, и открываться тоже не собирались. Он усмехнулся и согласился — подставился. Холодная ладонь повелительно поверх его — и соглашение было заключено, рукопожатие, решившее судьбу многих, состоялось.       – Приятно иметь с тобой дело, Койю-кун.       – При всём желании не могу…       – Нет, не стоит. Я знаю, что это не взаимно. Твоё удовлетворение в данном случае совершенно неважно. Да и вообще, не имею привычки вести долгие светские беседы с незнакомцами. Вы свободны.       – Да, — только и смог выдавить он, круто разворачиваясь на каблуках по направлению рисунка на полу — прочь, подальше отсюда, и как можно быстрее. Ведь теперь они с Юу были… свободны.
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.