Купол

      – Ты никого не предал. Это не предательство, — Асаги потряс Койю за плечи, как сомнамбулу.       Такашима, и правда, пришёл в его дом как очнувшийся посреди своего бреда лунатик. Перепуганный, нервный, исполненный чувством вины. Он с порога вывалил на Асаги всё: встреча, уговор, сделка. Страшная сделка. Предсказатель внимательно выслушал его, и лишь после полного пересказа торопливо заговорил:       – Давай так, смотри на меня и слушай внимательно, Койю. Желание не имеет плоти и крови. Мысли и страхи — это не ножи и пули. Я слишком хорошо разбираюсь в разных версиях предполагаемых событий. Ты должен ко мне прислушаться! То, что ты видел, похоже на игру в полуночного человека. Если ты поверишь в него, он может испугать тебя до смерти. Но его нет. Предательство в сознании это не совершившийся факт. Ни в одной из вариаций будущего Такашима Койю не предаст своих друзей, я это знаю.       Асаги говорил серьёзно, но выглядел при этом до неприличия смешно: на нём была шёлковая синяя пижама в звёздах и месяцах и ночной колпак. Такашима смотрел на него и не знал, смеяться или плакать. Больше всего хотелось убиться об стену, хотя в его случае это вряд ли сработало бы.       – Так, для начала мы оба успокоимся и выпьем… Где мой ромашковый чай? — Асаги метался по кухне, как беспокойная курица. Рылся в разноцветных коробках, холщовых мешочках с вышивкой, копался в банках и склянках всевозможных форм и размеров. Чихал, суетился и что-то постоянно бормотал.       – Должен сказать, тебе удалось то, что получалось у немногих, Койю. Ты меня удивил! И застал врасплох. Это поистине уникальное событие, которое надо отпраздновать ромашковым чаем. А вот и он!       Оракул просиял, насыпал в небольшой чайник сухие соцветия, залил их кипятком. Очень быстро водрузил на поднос посуду и приборы и добавил:       – Но здесь мы не будем обсуждать то, ради чего ты разбудил бедного старика в такую рань. Нам нужно в оранжерею.       Койю было всё равно, где именно сейчас быть. Тело — в одном месте, однако мыслями он был всё ещё там, в гулком мраке зала Сакурая. Он жал ему руку, он продавал жизни всех ради своей и Юу. Всего лишь сон, но он физически ощущал этот густо растекающийся по внутренностям грех. Не совершенный в реальности, но сконструированный им.       – Пожалуйста, расскажи мне свои переживания последних дней, — миролюбиво попросил Асаги, опуская в подрагивающие ладони Такашимы горячую чашку специфически пахнущего напитка.       И Койю послушался. Рассеянно блуждая взглядом по ультрамариновым полям гортензий, щедро рассаженных в оранжерее, он поведал всю предысторию. Про встречу с отцом, про свои тревоги о том, какой была его мать, про уговор с Широямой. Все страхи, все свои сомнения — он обнажался перед единственным, кому мог их доверить. Умиротворяющая полуулыбка чудаковатого Асаги спокойно и при этом по-настоящему заинтересованно впитывала каждый звук дрожащей речи чистокровного. Такашима даже не был уверен, что облёк всё в слова, возможно, часть он передал телепатически, кто знает, сам вампир точно не знал, фонтанирующий эмоциями, соображал он чисто по инерции, больше чувствовал — то ли вслух, то ли в своей голове.       – Будь ты человеком, Койю, я сказал бы, что с тобой играет твоё подсознание. Но ты не человек, мой драгоценный друг, — это обращение заставило Такашиму дёрнуться, резанув его рефреном, но Асаги предпочёл сделать вид, что не заметил этого: — Кажется, мы уже затрагивали вопрос нашей истинной природы. Мы — иной вид. Они другие, и хоть ты максимально близок к ним, всё же между вами нельзя поставить знак равенства. Там, где у них включается подсознание, у тебя работает сознание. Твой сон — осознанная модель одного из вариантов будущего. Оно не случится. Очевидно, что всё твоё существо против этого. Расслабься. Отпусти это. Ты — не слепок своей матери.       – А ведь вы знали и о ней, и о моём отце. Хайд вообще знал обо всём с самого начала. И все вы молчали, держа меня полным идиотом, — сплюнул Койю с накопившейся досадой, перебивая менторские возлияния Асаги.       – Прости, Койю. Меня попросили не лезть в это. Хидето искренне верит, что ваши семейные дела — не наше дело, он просил меня молчать о твоих родителях.       – И вы всегда его слушаетесь, да?       – Не всегда и не во всём, — уклончиво произнёс чистокровный и отвлёкся на серебряную ложечку, которой размешивал сахар в своём напитке. Будто весь мир на время исчез: и Койю, и призраки прошлого, которые вставали в памяти Асаги лихорадочным маревом. Был только солнечный запах сухих цветов, многократно усиленный горячей водой, и мерное постукивание бледного металла о фарфор.       Такашима уже было решил, что этот хитрец захотел таким образом молча соскочить с темы, но тот вдруг продолжил:       – Было время, когда я был ни на чьей стороне. Ну, так мне казалось. Может, и стоит тебе рассказать, может, ситуация выбора в чём-то схожа с твоей. Хайд, он ведь, знаешь ли, очень деятельный. Подвижный, как ртуть. А я довольно аморфен по своей сути. Когда-то мне претила его… Как бы это сказать?.. Активность, что ли? Я не хотел идти за ним. Не хотел идти за кое-кем другим. Мне и так было хорошо. Непричинение вреда, невмешательство — вот что было моим убеждением, моей религией. Но настал момент, примерно такой, как у тебя вчерашней ночью. Ты для того и сконструировал этот сон, Койю, чтобы понять, что для тебя принципиально недопустимо. Когда я понял нечто подобное, я встал на сторону Хайда. Как ты сказал, я стал его слушаться. Потому что бездействие тоже может быть преступным, так устроен мир. Нужно выбирать «своих» и «чужих». Ты тоже их избрал, свою семью. А Хайд — он моя семья, так уж вышло.       – Ваша. Но не моя. И весь этот фарс лишний раз убеждает меня в этом, — запальчиво заявил Койю и соскочил с витого белоснежного стула на ноги. Отвернулся от собеседника, скрестил руки на груди и продолжил, смотря в никуда: — Мы здесь, и мы поверили вам — в вас. А в итоге от меня скрыли даже это. Я имел право знать. Хватит кормить меня этим расплывчатым лепетом, я хочу знать всё — чётко, без дерьмовых загадок и недосказанностей. Ну же, что ещё Хайд просил не рассказывать мне?       Асаги на мгновение снова замер, сверля широко раскрытыми глазами спину бушующего юнца, после чего мягко рассмеялся, спустил всё это время сидевшую у него на коленях Дину на пол и будто бы дал ей бессловесную команду. Крольчиха пошевелила усиками, словно чихнув, просеменила короткими лапками до Койю и остановилась аккурат перед ним, взирая снизу вверх разумными глазами-бусинами. Такашима, конечно же, не смог устоять: взял животину на руки и вернулся на место, рассеянно поглаживая по тёплой спинке.       – Злость — это хорошо, Койю. Просто отлично. Ты выпускаешь на волю то, из чего собирал свои сновидения. Но даже злость должна быть осмысленной, у нас, чистокровных, увы, нет права на бездумные эмоции, нет оправдания, как у людей. На самом деле в глубине души ты понимаешь, что обижен на отца больше, чем на Хидето, а на мать — больше, чем на отца. Как понимаешь и то, что Хайд не знал, какое в итоге решение примет Хироаки-кун, оттого и не сказал тебе, давая вам обоим свободу. Это его, как говорят молодые люди, фишка. Хайд считает себя не вправе решать за других. Хотя в итоге — решает… Ничего тебе не напоминает? Разве ты не ведёшь себя так иногда? Коварно? Нет! Он абсолютно искренен в этом. Вы так похожи, Койю. И я не про твоего отца, а про нашего общего друга. Хидето, как и ты, очень близок к человеческому виду. Он бывает за границей нашего дивного скрытого городка чаще кого бы то ни было. Впитывает повадки людей, как впитал ты. Усталость, потребность в отдыхе, сны — это не наше, это — человеческое, однако наши инстинкты самосохранения заставляют нас симулировать их поведение, чтобы слиться с ними и обеспечить себе безопасность и неотличимость.       – Вы постоянно пытаетесь увести меня от темы, — недовольно пробурчал Такашима, на пробу помяв ухо кролика. Животное не проявило никакого недовольства — и он продолжил это релаксирующее действие.       – Почему же? Всё, о чём мы говорим сейчас, тесно переплетено между собой. Ко мне домой тебя привёл страх, но уже здесь ты снова наполнился живым, оздоровительным гневом, а ещё изобилием своих вопросов. Новых, старых. Тебя больше не разъедает прежняя дилемма с Широямой Юу — ты всё решил. Твоя маленькая ночная фантазия с участием нашего общего недруга лишь отголосок новой для тебя информации о твоих генах, о сущности той, что тебя породила, но на которую ты, вопреки словам Хироаки, совсем не похож.       – Я — не копия моей матери и никогда не буду её копией, хотя бы потому, что никогда её не знал. И я не предам своих, как сделала она… — резко произнёс Такашима и вдруг опомнился, посмотрел на крольчонка, а крольчонок на него, будто бы с насмешкой. — Что же вы творите, Асаги-сан! Лезть в мои мысли без спроса не очень-то красиво.       – Без спроса? Ой ли! Юноша, ты и сам меня читаешь, так же, как я тебя. Ты всё подмечаешь — куда больше, чем позволяешь себе осознать. Это наш стиль общения. Привыкай. К тому же, разве не за этим ты здесь? Ты же хочешь, чтоб я расшифровал твой сон, расшифровал тебя, это твоя главная проблема на данном этапе. Сам запустил меня внутрь своих мыслей, и я говорю тебе снова: ты не предатель, Койю. Впрочем, и Харуку сложно наречь таковой. Она была несносной и своевольной, и Хайд был к ней очень расположен, а после — расстроен её уходом. Иногда среди нас появляются такие экземпляры, предпочитающие держаться вне. А ты уже не вне, ты с нами, заметил ты это или нет.       – Не пойму, к чему вы клоните, когда говорите, что я — с вами. И я вас читаю? Глупости. По-моему, ваша крольчиха обладает большими способностями гипнотизёра, чем я, — впервые за время разговора Койю позволил себе улыбнуться. Слова Асаги о матери неожиданно отозвались у него в груди гулким теплом. Почему-то было приятно услышать, что в восприятии чистокровных она не была злой. И, возможно, тоже никогда бы не продала близких из собственных шкурных интересов.       Асаги ответил на его улыбку хитрой ухмылкой из-за чашки. Опустил её на стол, осторожно повернул так, чтобы ручка указывала на Такашиму, по одному только ему известной причине. И неожиданно стал загибать пальцы:       – Ты очень способный, Койю. Сейчас я тебе это докажу. Раз! Ты выведал моё отношение к Хидето, хотя я сам до сегодняшнего дня не смог бы его сформулировать. Два: в твоём присутствии я всё время вспоминаю одного близкого и одновременно далёкого для меня вампира, но не потому, что ты мне его напоминаешь, нет, просто ты вытягиваешь из меня информацию, как магнит, сам по себе. Три: в свой прошлый визит ты заметил мою ультрамариновую оранжерею и спросил о ней, почувствовав, как это важно для меня. Четыре: ты наверняка схватил и другие детали, которые никто не разглядел бы…       – Да, я видел розы для Ютаки, — серьёзно кивнул Такашима, заставляя Асаги прыснуть со смеху.       – Серьёзно? Ну надо же, какой конфуз! Сочувствую Хайду! Кстати, как его нос, не знаешь?       – Нос? А причём тут нос? Оу! — догадавшись, Койю ухмыльнулся. — Правда? Уке это сделал? Он вмазал самому Хайду? Я не знал!       – Ну вот, ты опять выведал тайну самым невинным образом. Нечестно быть таким шустрым! — Асаги с улыбкой погрозил ему пальцем. — А ещё по касательной задел кучу секретов, так что у меня нет никакого иного выхода, кроме как поведать тебе свою историю. И это будет пять! Ответ на незаданный вопрос Такашимы Койю. Ну же, подумай, что бы ты хотел узнать о нас, о чистокровных, и обо мне? Не произноси вслух.       Надо было признать, что делать это с Асаги было проще, чем с Юу и чем с Таканори, в голову которого Койю забирался, будучи ещё младенцем. Его просто пустили внутрь другого существа. И это было странно. Койю закрыл глаза, представил себе искрящуюся режущую синеву ультрамарина, которая окружала их с Асаги во время их странной беседы. Оранжерея предсказателя была его тайной дверью. Такашима приблизился к ней с ключом. Ключом был его вопрос.       «Почему вам так больно меня видеть? Что я вам напоминаю? Вернее не я… А я вместе с Юу?» — вот что подумал Койю, безотчётно поднял руку и погладил маленький крестик, спрятанный на груди под тканью футболки, словно это он — подарок Широямы на День Рождения — подсказал ему разгадку.       «Ну вот, я знал, что ты это заметил», — грустно отозвался Асаги, не говоря этого, не размыкая губ. И рассказал Такашиме нечто очень личное. ***       Сутулое длинноногое недоразумение в бейсболке и солнечных очках мялось на пороге. Это создание не могло быть никем иным, кроме Такашимы Койю, только с чёрными волосами. Как если бы рыжий внезапно решил пошутить над Юу, сменил масть, незаметно вылез в окно и постучал в дверь. Идиотская теория, но ничего другого в голову не приходило.       Недоразумение флегматично покачалось из стороны в сторону и виновато промямлило:       – Хммм… Привет… Я зашёл, чтобы…       Дослушивать Широяма не стал, молча захлопнул дверь перед брюнетом и бодро прошагал в их кают-компанию. С минуту посмотрел на своего рыжего Койю, перебиравшего струны гитары на стуле у окна, нервно хихикнул:       – Тут может быть только два варианта, — глубокомысленно изрёк Юу. — Либо мои недавние предположения насчёт опухоли мозга верны, либо у меня так давно не было секса, что моё воображение оживляет горячие фантазии о близняшках.       – Ставлю на первое, — предположил «добрый» Таканори, занятый исключительно важным делом — он раскладывал пасьянс в компьютере Такашимы.       – А я на второе, — подал голос Сузуки. — Очень знакомо. От недотраха и не такое привидится.       – Чегооо?! — капризно протянули двое искренне возмущённых мужчин. Причём каждый не соизволил оторваться от своего занятия: Койю всё ещё вяло бренчал, а Мацумото перетасовывал виртуальные игральные карты.       Ютака самым говорящим образом на все эти нелепые версии не ответил. Промолчал, переключил телик на какой-то кулинарный канал с передачи по садоводству. Со вчерашнего дня его молчание стало таким злым, что все благоразумно старались игнорировать и его, и букет роз, гордо поселившийся у них на кухонном столе.       Вчера Уке с лицом каменного истукана снял упаковку, обобрал сломанные и помятые листья, раздобыл где-то стеклянную вазу и разместил сие флористическое великолепие точно по центру столешницы, будто циркулем и линейкой радиус измерял. Каждый, кто видел букет в первый раз, ошарашено вздрагивал и округлял глаза, но тему поднимать остерегался. Даже дипломированный тролль в десятом поколении Широяма избегал упоминания о цветах. И на то была причина: Ютака выглядел на редкость взрывоопасным, того и гляди сдетонирует.       В дверь снова нерешительно постучали.       – Вы тоже это слышите? — на всякий случай поинтересовался Юу и налил себе стакан воды.       – Да, — подтвердил Акира. — Надо открыть, наверное.       Остальные не потрудились ответить, но Уке и Такашима хотя бы нехотя кивнули, Мацумото же и этого сделать не удосужился.       – Вот вы ленивые жопы! — беззлобно ругнулся Юу. — Я вообще-то в привратники не нанимался. И в дворецкие тоже, должен вам заметить.       – Иди-иди, Себастьян, делай свою работу, — вальяжно махнул рукой единственный ценитель манги в их компании — Таканори.       Широяма подкатил глаза, выпил свой стакан залпом, как будто в нём плескался крепкий алкоголь, а не безобидная вода, и прошагал в прихожую.       – Сука, как же я обожаю открывать двери в этом городе! То цветочки доставляют, то всяческие увеселения! Ну разве не прелесть! — с этими словами Юу пригласил странного гостя в дом.       – День добрый, — растерянно отозвался Хироаки. — Я к Койю.       – Потрясающе! Знаете, именно с этих слов начинается добрая половина моих эротических снов. Не смущайтесь, проходите. Прошу! — Широяма вошёл в роль лакея, отвесил лёгкий полупоклон и сделал жест рукой, который в его понимании означал что-то вроде: «Заходите, гости дорогие!»       Приглашённый неуклюже разулся, чуть не упал, расшнуровывая ботинки, а затем поплёлся за «дворецким» в столовую. Появление брюнетистого близнеца Такашимы произвело на приятелей ошеломляющее впечатление. Ютака выронил пульт, впрочем, тут же подобрав его с пола. Такашима со вздохом отложил гитару, а шок Мацумото выразился в том, что он захлопнул крышку ноутбука, так и не доиграв.       – Слушайте, а опухоль мозга заразна? — обеспокоенно спросил Сузуки, севший на диване прямо, как потревоженный сурикат.       – Здравствуйте. Мы ещё не знакомы с большинством из вас. Меня зовут Хироаки, я… — мужчина прервался и нервно сглотнул. — Отец. Ну, в смысле, отец Койю.       – Не-не, мы так не договаривались, — забормотал в наступившей мёртвой тишине Широяма. — Я «в жёны» брал сироту. С папашами у меня всегда отношения не ладятся. И шутки про эротические сны в этом свете как-то неловко выглядят. Койю, ты меня подставил!       – Господи, да заткнись ты уже, — снова вздохнул Такашима, которому неожиданно стало даже жаль взволнованного таким приёмом чистокровного. — Ну, привет, проходи, что ли, садись.       – Кофе? — наконец нашёлся Акира. — У меня, говорят, очень вкусный кофе получается. Нам бы всем сейчас не мешало…       – По рюмочке, а то в глазах двоится, а пить мы ещё не начинали, — закончил за него Таканори.       – По рюмочке кофе, — послушно согласился Сузуки, встал и начал греметь посудой, что лишь подчеркнуло неловкость положения.       – Не откажусь, — сказал Хироаки, усаживаясь на свободный стул. — Койю просил меня принести фото его матери, вот я нашёл…       – Искал все два дня? — не удержался и съязвил Такашима.       – Да. То есть нет… — Хироаки обречённо снял кепку и обмахнулся ей, словно мог чувствовать жару, хотя как чистокровный, конечно, не ощущал перепадов температуры.       – Так да или нет?       – Ну ладно, нашёл я сразу, но зайти всё время как-то не решался. А тут увидел тебя на улице, когда ты шёл домой, и подумал: «Дай-ка зайду, что ли, хватит прятаться».       – То есть опять высталкерил? Ты вообще знаешь о том, что в нормальном мире, а не вот в этом замкнутом маленьком городке под куполом, такие вещи даже уголовно наказуемы? Слово «преследование» ничего тебе не говорит?       – Мало того, что близнец, так ещё и сталкер! Ущипните меня, я в порно-раю! Если он окажется медсестрой и монашкой по совместительству, то я заплачу от счастья, — негромко пробормотал Широяма.       – Не близнец, а отец, — поправил его Акира, ободряюще толкая кулаком в плечо. — Хватит слюни пускать, очнись, бро! Хотя… Монашка, хм… — прошептал он.       – Боже, какие скучные, однобокие, безыдейные фантазии у вас, извращенцев, — поморщился Таканори. — Другое дело, если в военную форму одеть, губы чёрным накрасить.       – Боюсь спросить, что за порнушку ты смотрел, дражайший экс-напарничек, — в притворном ужасе ахнул Юу. — Сузуки, ты вообще в курсе, что за пристрастия у твоего тигрёнка?       – Он не смотрел эту порнушку, он в неё играл. Почти целую жизнь во сне, — внезапно обрёл дар речи Уке. — Ты бы знал, во что тебя там наряжали, убил бы его сходу.       Бедный Хироаки непонимающе переводил взгляд с одного болтуна на другого, пока Такашима не похлопал его по плечу:       – Не переживай. Они так всегда со стрессом справляются — несут околесицу. Итак, дорогие друзья, сволочи вы эдакие, это мой настоящий родитель. Прошу любить и жаловать. Хироаки, а это вроде как моя семья. Обычно говорят, что в ней не без урода, но у нас, видимо, все — уроды, бестактные и невежливые.       – Очень приятно, — оживился чистокровный. — Я про вас немного знаю.       – Ну да, ты же сталкер, — кивнул Койю, — ещё бы не знал.       – Очень хотел познакомиться, особенно с вами, Юу, — выпалил Хироаки и по-западному протянул ему руку для рукопожатия. Широяма хохотнул и ответил взаимностью. Они крепко по-мужски пожали друг другу руки.       – У вас вроде бы машина обалденная, я мельком видел. В нашем городе таких раритетов ни у кого нет. Додж Челленджер, красавец, — быстро проговорил Хироаки, заливаясь краской.       – Ого, да вы мне уже нравитесь! — встрепенулся Юу. — Знали бы вы, сколько лет я собирал мою крошку, искал детали буквально по всему миру.       – О, ну вот, пошло-поехало, сейчас трещать начнёт — не заткнёшь, — нахмурился Койю и, склоняясь к уху Таканори, прошептал: — Скажи мне, что я сумасшедший, и что мой объявившийся вдруг папенька не клеит моего парня.       Широяма действительно зачастил: с горящими восторгом глазами стал нахваливать свою тачку, а Хироаки радостно кивал, как болванчик. Акира в это время поставил перед гостем чашку с кофе и сахарницу.       – Ты сумасшедший, ага, — ответил рыжему Мацумото заговорщическим тоном. — Он просто хочет подружиться с твоим мужиком. Очень трогательно. Тебя не подташнивает от умиления? Меня да. Кажется, я только что осознал своё счастье быть лабораторным, без угрозы появления внезапных предков. Он ведь даже модель машины узнал.       – Спорим, в интернете её нашёл, чтоб втереться в доверие? — так же тихо прошипел Такашима, а потом повысил тон: — Ты мне фотку обещал. Вроде бы ради этого пришёл, разве нет?       – Точно! — мужчина закопался в карманах худи и выудил на свет фотокарточку с уже знакомой Такашиме гордой «ведьмой». Койю задумчиво взял снимок у него из рук, и тут Ютака, вставший с дивана и заглянувший ему за плечо, удивлённо произнёс:       – Эм… Мне кажется или…       – Да, я — дитя инцеста. Какие-то проблемы?       Юу замер на полуслове, прервав свою речь о преимуществе двигателей, которые делали в далёком прошлом, перед современными. Помолчал, посмотрел на фото, перевёл взгляд на Такашиму, на Хироаки, и опять на фото. Закусил губу.       – Да говори уж, чего ты там хотел ляпнуть! — взвился Койю.       – Можно? А то мне кажется, если я буду держать это в себе, меня разорвёт от параноидального восторга…       – Я передумал: нельзя. Лучше молчи. Ты на тренировку с Манабу не собирался? Или ширяться к Нао? Хоть куда-нибудь?       – Знаете, я тоже передумал! Не нравится мне открывать двери в этом городе, после этого кто-то обязательно становится агрессивным. Сузуки, берегись, кое-кому повышать градус бешенства уже просто некуда.       Только тот самый «кое-кто» уже потерял интерес к происходящему и снова вернулся к виртуальному поединку на экране ноутбука, проигнорировав шпильку в свой адрес. Акира беззвучно рассмеялся и скорчил шуточную испуганную рожу.       – Прекрасная семья, — едва слышно резюмировал Хироаки.       Такашима его услышал и согласно кивнул с улыбкой: ещё какая прекрасная, а ещё тупая, несносная, и вообще… Одним словом — лучшая. ***       Я не хотел. Наверно, каждый рано или поздно приходит к такой мысли. В моём случае — поздно. Осознание пришло одномоментно. Я посмотрел на красные пятна на своей рубашке и понял: такого я не хотел.       Ещё когда парни решили валить с Базы, я задумался, идти с ними или нет. Ненадолго, но всё же был на грани между двумя вариантами. Выбор был сомнительный. С одной стороны — привычная работа со знакомыми парнями плюс реальная назревающая возможность повышения. С другой стороны — неизвестность. Хрен знает, куда бы нас завёз тот странный субъект, присланный якобы по приказу Уке Ютаки. Я люблю чёткость в задачах и в направлениях. Быть бунтарём без причины не по мне. На тот момент причин для побега у меня не было.       Я всегда выбирал ясность. Сага, по-моему, обиделся на меня, видимо, годы работы вместе не помогли нам достичь взаимопонимания. Между прочим, я тоже был ошарашен его безоговорочным решением бежать. А чего он хотел от меня? Чтоб я поддержал их туманную маленькую революцию против Сакурая? Зачем? Благодаря Атсуши у меня была крыша над головой и деньги в достатке. Это чего-нибудь да стоит.       Меня взяли в Ликвидаторы совсем зелёным, ещё и восемнадцати не было. До этого я видел только жизнь впроголодь, мать, пашущую на трёх работах, чтобы накопить мне на хороший, чистый препарат, а не на мусорную подделку. Она, между прочим, там его и купила, в Центре Сакурая, где работала уборщицей. Так что я многим ему обязан, моя оборотническая сила тоже из этого источника. Честно говоря, тогда мне было насрать, насколько Сакурай плох и по каким законам он живёт. Так что энтузиазм некоторых товарищей был мне неясен. Почему я должен был бросить всё? Потому что кто-то из коллег провинился перед боссом? Так сами виноваты. Туда им и дорога. Не мне. Вот, что я думал. Не предполагал, к чему это приведёт. Мой порывистый, глуповатый напарник оказался прав. А я ошибался.       Поначалу всё шло сносно. Вопросы с управлением устаканились. Наёмники были довольны, когда вместо почившего к общей радости Сая во главе подразделения поставили меня. Я, понятное дело, тоже был почти счастлив. Денег стало намного больше, я смог купить матери нормальную квартиру взамен той, похожей на гроб, комнатушки, которую мы снимали лет эдак десять подряд. Но одновременно с​ плюсами стали выползать на свет и скверные минусы.​ Ну что можно увидеть, пока твои дни состоят из работы оперативника и попоек с друзьями? Раньше я зачищал нужные места, выполнял заказ и был свободен. Теперь прибавилась бумажная волокита и ещё кое-что… Меня стали считать кем-то вроде приближенного. «Тора, тебя ждут в Центре». Вот что я слышал ежедневно. Я больше не ездил на ликвидаторские задания, я был у Атсуши на побегушках. По сменам: то дежурил в качестве его личного охранника, то возвращался на Базу отслеживать чужую работу. Личного времени не оставалось совсем, всё поглотил Сакурай. Мне не было противно до поры до времени. Но внутреннее сопротивление накапливалось. Потому что наёмник без особых обязательств и вакагасира — это разная степень ответственности. И степень увязания в полной заднице. Я не клялся Сакураю Атсуши в верности, не пил с ним сакэ из одной чаши, скрепляя уговор. Но это никого не интересовало. С меня требовали абсолютного подчинения в любой ситуации. Отступить на ход назад в этой игре было уже невозможно.       Руки у меня по локоть в крови, тут скрывать нечего, такая работа. Я делал много того, чего положено стыдится, только вот настоящих угрызений совести не испытывал. Пока не наступил тот день, и всё изменилось.       Эти тошнотворные дети не нравились мне с самого начала, правда, мы с ними редко пересекались. Ликвидаторы были уровнем пониже. А боевой отряд гибридов был личной армией Атсуши, привилегированным батальоном каких-то бешеных биороботов. Они выполняли редкие, особо сложные поручения, на тупую бойню обычно пускали моих ребят. Да, относились к нам как к пушечному мясу. Эти же, пробирочные, были не пешками, а офицерами. Он их берёг, он их почти обожал.       Когда был объявлен общий сбор в «конференц-зале» Центра, я жопой почуял неладное. Такого прежде не случалось, чтобы Ликвидаторы и гибриды присутствовали на грандиозном собрании вместе. Было в этом что-то показательное и гнилое, с душком. Но я привык не показывать вида. Рожа кирпичом — лучшая маскировка для боевика. Начистил ботинки, надел хороший костюм и поехал с парнями, получившими приглашение на это действо. Моих людей там было около двадцати, остальные — сакураевские, большая часть — гибриды. Жуткое зрелище: несколько десятков мальчиков и девочек в одинаковой чёрной униформе, напоминающей то ли наряд католического священника, то ли китайские платья под горло. Один к одному, похожие друг на друга подростки с​ мёртвыми глазами толпились плотным кольцом вокруг небольшого подиума. Я бывал в этом зале прежде, там раньше стоял огромный стол для переговоров и стулья. В тот день мебель вынесли. Никакого комфорта не было предусмотрено, приглашённые должны были чувствовать себя солдатами на плацу. Или как зрители на лобном месте.       Мы приехали точно к назначенному времени, тогда всё уже было готово. Ещё от двери меня подозвали к боссу. Ряд клонов разомкнулся, ​пропуская нас внутрь. Сакурай ждал меня на подиуме, затянутом алой тканью, предназначение которой я понял позднее. Его кресло напоминало огромный кожаный трон. Он и сидел, как на троне. Прямой, словно жердь, белые холёные руки в перстнях — на подлокотниках, ноги широко расставлены. Махнул мне:       – Тора, здравствуй. Наконец-то. Пора начинать.       Будто бы я знал, что именно начинать, меня в курс дел не вводили. Но я поклонился, кивнул в знак покорности и встал за спиной босса, как того, вероятно, требовала ситуация.       Мог ли я догадаться, что произойдёт дальше? Вероятно, мог. Хотя сейчас мне сложно представить жизнь до этой сцены. Она приходит ко мне во снах, я настолько привык к деталям, что больше уже не просыпаюсь в холодном поту на середине, обычно досматриваю до конца.       В центре стояло только кресло Сакурая и невысокий стол с разложенным на нём оружием. В зал ввели заключённого. Думаю, я тогда неплохо держался, но под коленями появилась неприятная влажность и дрожь. Это был один из моих парней. И не новичок какой-нибудь, а Исаму Юуто, с которым мы многое прошли бок о бок, в разных переделках бывали. Когда можно было выбрать кого-то в команду для группового задания, мы с Сагой всегда были за Юуто и Бё. Отличные оборотни, сильные бойцы, да и пацаны нормальные, свои в доску. Почему он сделал то, что сделал? Мы давно не выпивали вместе. Может, у него появилась женщина. Может, даже ребёнок намечался. Для чего ещё такому, как Юуто, большие деньги? Жадным он не был, азартным тоже, насколько я знаю, так что это не могли быть средства на выплату долга. В голову приходило только одно слово — «семья». И когда я смотрел на синюшное, покрытое кровоподтёками лицо Юуто, я понимал, что прав. Другого бы после таких побоев тащили волоком. Он же шёл на своих двоих, с достоинством, хоть и прихрамывал. Ещё лицо поднял, чтобы всем было видно: он не сломлен. Ликвидатор в лучшем смысле этого слова. Мой товарищ. Долговязый и тощий, он всегда был одним из первых, кто лез в потасовку, если кто-то посторонний задевал «своих». И дрался, даже не перекидываясь. Придурок.       По залу прокатился змеиный шёпот гибридов. «Предатель», — шелестели они. Впервые за время службы в должности босса Ликвидаторов, перемежающейся с ролью личного охранника, мне захотелось оказаться по ту сторону. Вместе с Сагой и Юуто. Не за спиной Сакурая.       Наручники расстегнули, Исаму тут же стал растирать запястья. Судя по виду, избивали его перед этим не меньше суток. Беспрерывно, потому что иначе он успел бы отрегениться с его-то скоростью заживления. Помню, раньше у нас шутили: «Заживает, как на собаке». Койот всё-таки. Но в этот раз ему не позволили восстановиться. Намеренно. Сакурай хотел, чтоб я увидел. Чтоб другие увидели. Для него мы все были кусками мяса: некоторые чуть подороже — гибриды, другие подешевле — мы.       – Итак, мальчик, продолжим с того момента, на котором мы остановились при личной беседе.       Я похолодел. «Личная беседа» с Сакураем была хуже всех пыток мира. Эта змея умела заползать в мозг и вытаскивать всё, что пожелает. Тогда для чего было созвано это собрание? Не ради допроса. Сакурай уже знал то, что знал Юуто. Так зачем?       Будто подслушав мои мысли, Атсуши продолжил:       – Я решил, что нужно обсудить сложившуюся ситуацию в более открытой обстановке, Исаму. Ты подставил своё подразделение, запятнал честь своего непосредственного начальника. Тора должен знать, что произошло за его спиной. Мы все должны знать.       – Даже если я буду всё отрицать? — криво усмехнулся Юуто разбитым ртом. Запёкшаяся кровь, недостающие зубы.       Страшнее улыбки я не видел.       Сакурай поднял руку, рассматривая свои отполированные ногти, и расслабленно произнёс:       – Мы знаем, что ты слил информацию о Белом Городе на сторону. Продал. Из-за этого сорвалась важная операция, мальчик. Цель не была достигнута. Противник нас опередил. Теперь меня интересует только один вопрос: кому ты продал данные?       – Брехня! Вы лжёте! Вам нахрен не сдался этот вопрос! — порывисто воскликнул Юуто, и я поразился степени его отчаяния. Хамить Сакураю Атсуши мог только тот, кто понимал, что обречён на смерть. Возможно, так он хотел ускорить её приближение, не знаю. Ему не удалось.       – Ну, продолжай, продолжай, раз начал, — милостиво разрешил босс.       – Вы знаете всё, что знаю я. Вытащили. И то, что покупатель был анонимным, тоже знаете. Я ничего больше не могу вам дать. Так зачем ломать эту комедию?       – Ошибаешься, мальчик. Вы, юные умы, склонны к логическим и эмоциональным просчётам. Ты можешь мне дать… Скажем так, удовлетворение. И ещё кое-что. Ценный урок о доверии для моих сотрудников. Тора, — вдруг обратился он ко мне, — как думаешь, что сделал Исаму, чтобы продать данные? Какими были его действия? Твои предположения?       Не понимая, что за этим последует, я ответил на автомате:       – Наверное, он кому-то написал…       – С помощью телефона или с помощью компьютера?       – Не знаю…       – Конечно, ты не знаешь. Ты ничего не знал — печальная ошибка для командира. Исаму, твой ответ?       Юуто побледнел и выдавил из себя только одно слово:       – Смартфон.       – Отлично. Значит смартфон. Тора, отруби ему руку. Правую. Ты ведь не левша, мальчик?       Я стоял оглушённый этим спокойным приказом. Таким тоном отдают команду служебным собакам. Он не сомневался, что я её выполню. Но я медлил. Это было впервые. Тут Сакурай обернулся ко мне. Сделано это было как величайшее одолжение от короля неразумному вассалу:       – Ты чего-то не понял, тигр? Инструменты на столе, выбирай что пожелаешь. Или предпочитаешь перекинуться и отгрызть ему кисть? Твоя честь пострадала — твоё право выбрать. Но я считаю, что оружие лучше зубов. Это будет эстетичнее. И быстрее.       – Понял, — отозвался я.       Главным было слово «быстрее». Я знал, что могу лишь ускорить наказание, другого мне было не дано. Хотя бы такое сомнительное милосердие для хорошего бойца. Я подошёл к столу, взял с него катану. Посмотрел в глаза Юуто. Он не укорял меня. Он знал, что происходит, и какова участь пешки. Мы одновременно кивнули друг другу. Исаму положил правую руку на стол и отвернулся. Оружие было отличное. С одного удара рассекло мясо и кость, но плоть нелепо повисла на ошмётке кожи. Как йо-йо на нитке. У моего мелкого двоюродного брата была такая игрушка. Пока Юуто кричал, я ударил второй раз. И думал о йо-йо.       Я хотел было отойти, но Сакурай отрицательно покачал головой.       – Нет, Тора. Нет. Думаю, он соврал. А ещё обвинял меня во лжи. Нехорошо, мальчик. Исаму, ведь ты писал покупателю с ноутбука? Так ты связывался с ним? Я вижу ноутбук. И твои пальцы. Тора, руби вторую.       Юуто не мог говорить, он только скулил, как изуродованная дворовая псина. Обхватывал обрубок другой рукой и молча мотал башкой. «Нет, нет!» — угадывал я в его вое. «Потерпи», — хотелось сказать мне. — «Я постараюсь сделать это быстрее. Скоро всё закончится». Но я всегда работал молча. А там к тому же было не до разговоров. На меня смотрели десятки глаз. Мои парни — с ужасом. Гибриды Сакурая — с завистью. И это было омерзительное всего. Им хотелось быть на моём месте. Хотелось убивать.       Со второй рукой вышло получше. Я сам прижал её к столу, сам удерживал, когда Исаму рухнул на колени. Знаю, он не хотел сдохнуть вот так. Но стоять он уже не мог. Что ждало его впереди? Такое не отрегенирируешь. Инвалид. Собака без передних лап.       – Но руки это не главное, — Сакурай прервал ход моих мыслей. Помню, у него было такое сонное лицо. Это почему-то жутко злило. Казалось, будто ему скучно наблюдать за этими пытками. Будто он ожидал увидеть что-то погорячее.       – Скажи мне, Тора, в какой момент совершается предательство? Когда кто-то пишет врагу и договаривается о встрече? Или когда он приходит на встречу и его поганый язык выбалтывает чужие секреты за кругленькую сумму?       – Наверное, второе, — глухо сказал я то, что от меня ожидали. И я, и корчащийся на полу, на алой ткани, Юуто, и все в зале уже понимали, к чему клонит Атсуши.       – Тогда нужно отрезать ему язык, — Сакурай откинулся на спинку кресла и глубоко вздохнул. — Искупление.       Тогда я взялся за нож. Не знал, что это так сложно. Пришлось перепробовать несколько разных: поменьше, побольше, поострее. А ещё я вынужден был позвать на помощь. Два гибрида, совсем мальчишки, опередили моих бойцов, которые замерли в нерешительности. Юуто кусался, рычал и отбивался, как мог. Но эти твари, они сильны. Они удерживали его на полу, раскрывали челюсть другими кинжалами. Всё, чтобы я смог закончить свою работу.       Сакурай устал. Ему надоела эта утомительная возня. Мне казалось, она длилась больше часа. Звуки были омерзительными. Это худшая часть моих снов — звуки и запахи. Когда к ногам босса отлетел ненужный, склизкий обрубок, он проговорил последнее:       – Запомните это. Не забывайте. Предательство — не в руках, не на кончиках пальцев и не на языке. Оно зарождается в сердце. И ты, Тора, запомни, слепота — это тоже преступление. Закончи с этим. У меня есть другие планы на сегодня, не буду выбиваться из графика.       Он не стал досматривать. Встал и ушёл. Атсуши не сомневался в том, что последнюю часть я выполню. Причём с радостью. На столе среди прочего оружия лежал пистолет. Я взял его, наступил на грудь Исаму, чтоб он не дёргался. И, глядя в перепачканное слезами и кровью лицо Ликвидатора, выстрелил ему в сердце.       Я не хотел.