Купол

      Жизнь, конечно, удивительна! Чего только ни приходится испытать на своём веку. И вот что ещё волшебно: количество чудес растёт в арифметической прогрессии, зависящей от степени долбоебизма твоих​ ​«так называемых» близких. Фразочка о «так называемых» из незабвенной речи Гакта неумолимо всплывала в памяти Акиры, когда они вернулись в свой продырявленный коттедж после разудалого народного​ гуляния по поводу стихийного суда над их другом — Ютакой.       Первое, что сделал Акирин отмороженный на всю голову «суженый» — это припустил на своих коротеньких (но весьма аппетитных) ножках в их общую спальню. Нет, он сделал это не для того, чтоб снять стресс порцией здорового секса с волком. Он отправился за двустволкой. Широяма примерно так же, но по другой траектории, ломанулся за своей сумкой с ножами. Сузуки страдальчески переглянулся с Такашимой. И они впервые поняли друг друга, причём без слов. ​Им предстоял весёленький вечерок в компании двух пышущих гневом маньяков и чудный новый опыт — побыть воспитателями детского сада, а по совместительству — надзирателями тюрьмы для кровожадных напарничков.       Действовали они с Койю на удивление слаженно, это при всём их прохладном отношении друг к другу. Для начала заперли обоих в спальнях, благо ключи от комнат были у самых разумных в каждой парочке. Это надо было видеть: Мацумото нырнул к себе в комнату, Широяма — к себе, Акира и Койю, согласно кивнув, будто заключили какой-то договор, в два прыжка оказались у противоположных дверей и очень оперативно закрыли шизанутых благоверных. О, это был великолепный пример борьбы благоразумия с истерикой. Чего они только ни услышали от своих «узников». Причём, несмотря на неоспоримое богатство лексикона Юу, солировал там явно Таканори. Грозным рыком и раздражённым мявканьем их посылали к таким матерям, которых в природе доселе не было выдумано. Замысловатые направления, пикантные эпитеты, в отборной брани прослеживался даже какой-то намёк на сюжет, хоть садись и записывай.       Сузуки и Такашима конспектированием себя не утруждали, они устало уселись друг напротив друга в коридоре, спинами к сотрясающимся под ударами дверям, и стали ждать. Понадобилось минут пятнадцать, чтобы чистый мат сменился матом фрагментарным и начали проскальзывать хоть какие-то нормальные слова, а вопли стали на полтона ниже.       – Я щас решу эту злоебучую проблему, — угрожал немного утомившийся, но всё ещё полыхающий возмущением Мацумото. — Перекинусь в зверя и разнесу сраную дверь нахуй!       Но молотить по несчастной деревяшке он перестал, что внушало слабенькую надежду на зарождающийся проблеск разума в тигриной черепушке. Можно было приступать к увещеваниям.       – Я знаю, что ты у меня горяч, Така. Все это знают. Особенно дыра в крыше в курсе твоего темперамента. Но остановись, хватит всё крушить! Пожалуйста, пожалей Ютаку, — с тихим стоном Сузуки уронил лицо в ладонь.       – Пиздец! А вы-то его жалеете, сволочи? — возмущался со своей стороны Юу. — Его там в какую-то одиночку заперли. И за что? Ни за что! А мы тут будем сидеть сложа руки?!       – Будем, — решительно отрезал Койю. — Вы, психи, всё испортите, если пойдёте устраивать геноцид чистокровных. Асаги поступил правильно. И очень разумно.       – Правильно?! — снова взревел тигр.       – Разумно?! — поддержал его Широяма воплем. — Разумно было отдать под стражу невиновного?!       От их крика начинала болеть голова. Акире пришлось сосчитать про себя до десяти, чтоб не ответить их же монетой и не разораться. Он собрался, вспомнил все свои навыки руководства сумасшедшими, обожающими насилие наёмниками, и спокойным уверенным тоном отчеканил:       – Вы сейчас оба заткнётесь и будете паиньками. Потому что так надо! Может, вы чего недопоняли, но там, на площади, Асаги спас Ютаку от возможной казни. Он переломил ситуацию, предложил полумеру, которая устроила обе стороны. Должен напомнить: наш Снежка согласился пойти в этот амбар по доброй воле. И признал, что так будет безопаснее. Ему ничего не грозит, пока вы, идиоты, сидите тихо.       Тут у волка закончился запал благоразумных убеждений, однако, к его большой радости, эстафету подхватил Такашима:       – Можно, конечно, вырваться из дома с туземными воплями, побежать хрен знает куда, перебить охрану…       – Мне нравится ход твоих мыслей, рыжий, продолжай, — возрадовался недогоняющий Широяма.       – Вообще-то, дорогой, это был сарказм, если ты не понял. Я к чему: хоть раз в жизни представьте возможные последствия прежде чем начинать крошить и шмалять. Численное преимущество и сила — на их стороне. Сейчас именно вы представляете наибольшую угрозу для Уке. Пока он под замком, его никто не тронет. Асаги умница! А утром всё разрулится.       Конечно, о безопасности Ютаки рыжий хитрец думал в последнюю очередь, его больше волновало то, что регенерация Широямы уже не позволяла ему относительно спокойно вести освободительные войны с вампирами и оборотнями. Однако ораторскому дару Койю надо было отдать должное, он сумел притушить разгоревшийся костер ярости двух «берсерков». Оба притихли и, кажется, начали включать мозги.       – Скоро приедет Хайд и восстановит справедливость. Он Ютаку в обиду не даст, — добавил Акира.       – Не уверен! — скептически возразил Широяма. — Вы так легко доверяете этому клыкастому Наполеону… Кто знает, какие он там строит планы…       – Ой, ну безусловно зловещие, Юу. И всё они связаны с задницей твоего бывшего. Это, конечно, тайна за семью печатями. О которой знают всего лишь все…​ Местные в курсе, что Хайд — лицо заинтересованное. И они его слушаются. Вернётся, и вот увидишь — Ютака сразу выйдет на свободу. Ну, без твоего участия. Не это ли так тебя бесит? — Такашима задал вопрос размеренно, с опасным холодком.       Широяма стушевался, но лишь на минуту:       –​ Подъёб был бы засчитан, если бы ты, солнце моё озабоченное, сегодня не пытался залезть к моему бывшему в трусы. А теперь что, поматросил и бросил? Пусть в чулане посидит?       Такашима раздражённо цыкнул языком и надулся, силясь сочинить ещё какие-нибудь умные доводы в пользу того, чтоб оставить буйнопомешанных дома. О упомянутом Юу факте он, к своему стыду, благополучно успел забыть — столько событий, столько событий! На этот раз была очередь Сузуки прийти на выручку неуклюжему переговорщику:       – Девочки, девочки, хватит! ​Будете потом выяснять таинственную природу вашего извращённого собственнического отношения к Ютаке. Не, ну надо же, Така, слышишь? У них даже экс один на двоих.       – Сам в ахуе, — лениво согласился Мацумото. — И вообще… Охренели тут делить нашего Ютаку, он вообще-то не ваш друг детства. Это мы с Акирой сто лет его знаем!       Волк недоуменно округлил глаза и проговорил:       – Блин, Така, это вообще-то тоже прозвучало по-собственнически. Братцы, давайте не будем пилить между собой Снежку. Сейчас главное не это.​ Надо принять единственно правильное решение…       – То есть твоё решение? — едко уточнил Юу.       – Какой ты умный, Широ! — хмыкнул Акира. — Именно. Обещайте не вмешиваться, не бузить — и мы вас выпустим.       – Не, нууу… Ладно, — с неохотой подтвердил Широяма. — Сегодня не буду рваться в бой. Обещаю, — и​ поскрёбся ногтями в дверь.       – А ты, бешеная киса? —​ поднажал Сузуки.       Мацумото задумчиво молчал.       – Ну не будь ты дураком. Сам​ же понимаешь, что Хайд Юту в обиду не даст. Я вот не умею в эти чистокровные фокусы-покусы с чтением мыслей, но нюхом чую. У тебя же тоже чутьё есть, не ври только, что в этом не уверен.       – Ладно, убедил, — хрипло проговорил Мацумото. — Всё, открывайте, герои. Никуда мы не попрёмся, будем ждать обещанного вами освобождения.       Когда Таканори сказал «будем ждать», Акира и Койю не предполагали, что это он в прямом смысле. Бывшие напарники устроились в их кухне-гостиной на диване, откуда открывался прекрасный вид на клочок неба в прорехе, зияющей на потолке. Они на пару смолили одну сигарету за другой, перекидывались редкими репликами и действительно ждали. Такашиме и Сузуки пришлось сидеть на стульях — ногами в крошево из останков крыши. Так они и провели этот вечер. Лишь около полуночи вышло уговорить агрессивно зевающих упрямцев разойтись по койкам, предусмотрительно оставив дверь коттеджа открытой. А ну как Уке вернётся, пока они будут дрыхнуть.       Правда, всей четвёрке казалось, что они не смогут уснуть в эту ночь. Но из-за испытанного стресса это произошло само собой. Акира и Таканори внезапно не «заели» нервозность животным сексом, хотя изначальный план был именно таким. Усталость​ сморила их мгновенно, и вскоре оборотни синхронно засопели, устроившись уютными «ложечками». Юу и Койю тоже отрубились, как только головы коснулись подушек. Такашима даже не среагировал на хамски сложенные на него во сне чужие конечности.       Тёплое безмолвие заполнило дом. Ружье, так больше и не выстрелившее в эти сутки, мирно стояло в углу спальни Акиры и Таканори. Сумка с арсеналом покоилась на своём месте рядом с комодом — у вампиров. В их безумной коммуне, на время потерявшей одного «мембера», воцарился покой. Ненадолго.       Широяма очнулся и вскочил так резко, будто его разбудил удар молота по наковальне. Сел в утреннем сонном мареве, потёр кулаками глаза и понял, что умирает от жажды. Во рту пересохло, как от жуткого похмелья: горло и язык постепенно выгорали опалённой африканской пустыней. Он медленно и осторожно переместил ноги с ног Койю на простыни и лишь после этого выбрался из кровати, стараясь не будить чистокровного. На цыпочках вышел из спальни, думая только о блаженном даре богов — пиве, которое в изобилии стояло в холодильнике после дневной вылазки Уке и Такашимы в супермаркет. Вкусное и навязчивое желание даже не вступало в диссонанс с мыслью о том, что лучше было бы не пить с утра, с его-то обновляющимся организмом.       Юу померещилось, что он ещё спит и бродит по коттеджу лунатиком, потому что из кухни в ответ на его фантазии донёсся узнаваемый щелчок свёрнутой крышки и блаженное шипение. Поспешив на заманчивый звук, Юу замер столбом на пороге кухни. Очень лохматым и очень домашним столбом — в трусах и футболке.       А удивляться было чему: за их столом по-хозяйски расположился какой-то чужой брюнетистый мужик помятого и довольно бандитского вида со следом заживающей ссадины на лбу. Экипировка у вторженца в точности повторяла широямовскую — только бельё и футболка. Он без всякого интереса поднял глаза на вошедшего и, как ни в чём ни бывало, одной рукой сонно почесал себе промежность, а второй —​ поднёс ко рту бутылку с пивом. Их пивом, на минуточку.       – Эй, ты что за крендель? Кто такой? — одурело выпалил Юу.       Татуированный парень вяло пожал плечами, сопровождая это философским изречением:       – Я-то Хазуки. А кто ты — в душе не ебу.       Минута неловкого молчания переросла в короткое парное гыгыкание из-за нелепости ситуации.       – Бляяя, — с недоумением выдохнул Широяма. — Да в этом сраном городе даже в сортир надо с мачете ходить. Сплошные, мать их, сюрпризы.       – Точно, братишка, — поддержал названный Хазуки. — Нет, ты только прикинь! Я бросаю всё: работу, квартиру, женщин. Правда, работа дерьмо, квартира съёмная, да и задолжал я за пару месяцев… Но женщин и правда бросил! Поехал с этими сектантами спасать нашу всратую цивилизацию от дерьмоупырей вроде Сакурая, а они меня сгружают, как мешок с дерьмом! Ночью, хер знает где! Забрасывают в чужой дом и валят! Гостеприимство, ёпта!       Родная речь подкупающе ласкала слух, отсутствие намёка на воинственность было налицо. Широяма не знал, что и думать. Происходящее виделось ему чем-то вроде естественного продолжения сна. А раз в этом сне было пиво и вроде бы приятный собеседник, то почему бы, собственно, и не досмотреть эту грёзу до конца, действуя по её законам? Он присел на свободный стул и радостно подхватил волнующую его тему:       – Ааа… Так тебя, значит, Хайд сегодня привёз? Слушай, по-моему, он больной на всю голову.       – Так я о чём? Устроил блядскую Формулу-1, а потом ни с того ни с сего кааак затормозил! Шумахер херов! Вон лоб мне пробил, — начал яростно тыкать в ссадину Хазуки. — А когда мы очухались в городе, этот самый Хайд даже не соизволил обернуться, пафосно свалил в ночь, оставив меня на попечение​ озлобленному тинейджеру.       – Серьёзно? Пиздец! ​Сочувствую. Быть на поруках у мыши — врагу не пожелаешь. Но, с другой стороны, тебе ведь, можно сказать, повезло. Нас Хайд в первый день закинул в аэропорт, кишащий сраными зомбаками. Тренировочка, блять! Чисто по приколу — сразу в мясо. Не, мне понравилось, но… У кого-то крыша подтекает, точно.       Оборотень согласно кивнул, встал, по-хозяйски достал из холодильника ещё одну бутылку пива и протянул Юу. Широяма успел заглянуть внутрь до того, как хлопнула дверца, и заметить, что их запасы изрядно истощились.       – Надо нам с тобой дёрнуть за чистокровное гостеприимство. И за знакомство, — так Хазуки с улыбкой пояснил свои манипуляции с чужим холодильником. — Заодно, может, скажешь, как тебя зовут, братишка?       – Юу. Широяма Юу, — ответил он, скручивая крышку с бутылки. — А ты надолго к нам? Ну, в смысле сюда, в дом, не знаешь?       Широяма, как ему казалось, начал максимально деликатно издалека. Оценив степень опустошения полок, он понял, что такого прожорливого соседа им точно не прокормить. И вообще, почему они должны его кормить и — главное — поить?       – Да откуда ж мне знать? Со мной толком ещё не говорил никто, ты первый. Но я надеюсь, что сегодня разберутся, не буду тогда донимать вас, съебу на радость ближним. Кампай!       – Кампай! — поддержал Юу, расслабляясь. — А чего встал так рано? Ты жаворонок, что ли?       Он сделал глоток, весь подобрался, отклонившись назад и с пристрастием оценивая невольного оккупанта их территории. Встающие ни свет ни заря личности в восприятии Широямы должны были выглядеть иначе. Как чистоплюи, трудоголики или шизики с обсессивно-компульсивным расстройством вроде Уке. О да, благодаря своему прошлому драматичному роману он знал, что такое ОКР. Даже симптомы мог бы назвать не хуже психиатра. Лучше бы не знал. Важнее было то, что подкаченный мужик с утренней щетиной не подходил ни под одну категорию. Это удивило Юу.       – Нет, конечно, какой нахрен жаворонок? Просто тут такое дело, понимаааешь, ​— доверительно затянул Хазуки, обернулся и достал из-за спины стоявшую за стулом сумку подозрительного формата, уложил её на колени.       Широяма чуть пивом не поперхнулся и опять с нарастающей тревогой вспомнил о мачете. «Надо без своего арсенала из комнаты не выходить!» Тем временем у непрошеного гостя по губам расползлась сладострастная улыбка маньяка, глаза маслянисто заблестели, он вдруг бросил:       – Я люблю рыбалку. Привык вставать в это время… Вот и подорвался, как дебил.       Широяма, ожидавший чего угодно, кроме этого, изменился в лице — взгляд восторженно засверкал, как у Хазуки, рот приоткрылся в восхищённом «Ооу!». Они влюблённо посмотрели друг на друга, как два иностранца в чужой стране, осознавшие во время внезапной встречи, что говорят на одном языке.       – Сто лет не рыбачил! Наверное, последний раз ещё в юности, до того, как в чёртов Токио переехал. Бля, ностальгия-то какая!       – Надо исправить, — с безумным воодушевлением брякнул оборотень. Замер на миг, потом наклонился вперёд через стол к Юу и, понизив тон голоса до нежно-задушевного, почти пропел:        – Юу! Хочешь, покажу тебе самое дорогое?       Взвизгнула молния — и в этот миг на кухню на крыльях гнева влетел Такашима. Немая сцена была достойна шедевров мирового кинематографа с намёком на лёгкую голубизну: пара обаятельных мужчин в трусах за пивом томно шушукалась на серой от утреннего света кухне. Один из них, тот, что повыше и побрутальнее, плавно доставал своё «самое дорогое», чтоб показать второму, тому, что помягче и пониже ростом. Улыбка Широямы в этот миг казалась какой-то подозрительно пошлой и кокетливой. Койю нахмурился и весь пошёл красными пятнами от разрастающейся в душе истерики. Изумлённый взор Юу, его округлившиеся от радости щёки, запредельно лохматая башка… «Да он просто пышет сексом!» — только и успел внутренне ужаснуться Такашима, когда на стол с лёгким стуком были любовно выложены три спортивные удочки.       – Что за блять?.. — оторопело пробормотал рыжий.       – Я не блядь. Я Хазуки, — ослепительная улыбка пантеры была ему ответом. ***       Фокусы восприятия — вот как​ Ютака мог бы объяснить своё утреннее изменившееся мироощущение. Тот же амбар, который вчера в момент заключения показался ему чуть ли не гробом, сейчас выглядел пугающе уютно и мило. Золотистые лучи, льющиеся сквозь щели, разрисовали деревянную коробку тонкими полосками, как кондитер, украсивший пирожное светлой остывающей карамелью. От карамели хотелось бежать. Так же, как от сиропа, ванили, розовой воды и прочего сахарного бреда, прочно пропитавшего мысли Уке.       Отдохнувшее точно за неделю беспробудного сна тело и мутное, запутавшееся сознание не сочетались, как две, по ошибке сплетённые воедино, дисгармоничные мелодии. Глядя сквозь ресницы на позолоченные солнцем старые доски, на сияющую паутину и клочья пыли по углам, он старательно очищал свою голову от патоки ненормального очарования Хайдом. Случившееся ночью и нервировало, и радовало одновременно. И тут он понял, что изменилось кое-что ещё. Чужие тёплые пальцы в его волосах уже пару минут как замерли. А до этого… «Он что? Гладил меня всю ночь?» Притворяться дальше было бессмысленно, его пробуждение было замечено ещё до того, как сам Ютака понял, что не спит.       – Доброе утро, сказочный персонаж, чьё имя мне нельзя упоминать всуе.       – Долго ещё будешь цепляться? Нет значит нет!       Ютака с лёгкой досадой скрипнул зубами и​ распахнул глаза, сразу встречаясь с озорным взглядом Хидето сверху.       – Иногда «нет» значит «попробуй зайти с другой стороны», — извернулся чистокровный.       – Опять пошлятину сморозил. В каком же словаре ты прочитал это определение? Выбрось его, тебя обманули, — слабо хохотнул Уке, тут же поморщившись.       – Голова гудит жутко. Будто мне несколько часов мозги, как омлет, взбалтывали. И ведь не совестно ничуть, да? Натуральное свинство — вот что это было с твоей стороны, —​ с привычным лёгким холодком отрезал Ютака, мгновенно пугаясь от того, как скис от его реплики Хайд. Улыбка стекла с его губ, теперь поджатых, глаза утратили половину своего счастливого сияния, став до дикого жалобными, он весь как-то сжался и напрягся.       «Чёрт, — мысленно отхлестал себя по щекам Уке. — Ну и как мне с тобой быть, если ты от каждой фразы будешь этими дурацкими рожицами в меня рикошетить?»       Он не думал, как-то само получилось: невысоко приглашающе поднял руку над своим лицом, Хайд неосознанно потянулся к ней своей. Они сплели пальцы и на минуту застыли так, ничего не говоря, ладонь к ладони. Потом Ютака выпутался, с наслаждением потянулся всем телом, стряхивая ночное томление с мышц. Странным образом он ничего не отлежал, хотя провалялся несколько часов в одной позе. Вздохнул и сел рывком, сразу поворачиваясь к чистокровному. Тот нерешительно усмехнулся:       – Вот дерьмо. Не понравилось значит. Думал, это была хорошая идея — показать тебе всё.       Ютака твёрдо оборвал едва начавшееся самобичевание:       – Это была хорошая идея, — и продолжил с тихой улыбкой: — Правда, воплощение бесцеремонное. Ты хоть представляешь, как это вообще — оказаться в чужих воспоминаниях?       – Для тебя — нет, не представляю, — мотнул головой Хидето. — Я уже не помню свои первые ощущения от подобного. Для меня это норма.       – Крипота, а не норма! — рассмеялся Уке. — Одно то, что я видел себя со стороны твоими глазами, уже жуть жуткая.       – Виновен. Не надо было, наверно, тебя туда запихивать. Или надо? — совсем запутался чистокровный.       – Погоди виниться, — снова перебил Уке и вдруг посерьёзнел, вспомнив кое-что особенное, нечто, услышанное им во сне и дико взбесившее. — Да, ты поместил меня без спроса в своё прошлое, но не суть. Приду в себя, не хрустальный. Я сейчас кое-что скажу — и мы больше к этой романтоте не вернёмся, ладно? Какое-то время точно не вернёмся. Я не забуду. Просто обсуждать это всё…       – Неловко? — подобрал за него определение Хайд, ​просияв от понимания смешанных чувств Уке.       – Да. Слишком неловко, — кивнул тот, морща лоб. — А теперь слушай: единственное, что мне там не понравилось…       Ютака с нажимом выделил слово «единственное», давая чистокровному возможность понять, что всё остальное ему было приятно. Немного помолчал, глядя в окрашивающиеся позолотой карие радужки, блики в которых повторяли мягкую улыбку Хидето. Казалось, что Уке собирается с мыслями, но на самом деле он про себя решал сложнейший вопрос: пытался понять, что этому мужчине идёт больше — ночной полумрак или солнечный свет. Первое сгущало тени, выделяло скулы и красивую форму губ, ну дьявол чистой воды. Второе подкрашивало сиянием кожу, заливало жидкий янтарь в радужки, напоминая о том, что было показано ночью. Метаморфоза.​ Ютака подумал об ангелах и тут же испуганно отмахнулся: «Да не, фигня какая». Так и не определился с ответом, но решил, что утренний Хайд ему однозначно нравится. «Какая неожиданность!» Встряхнулся и продолжил:       – Так вот. Была там во сне одна мерзость…       Чистокровный насторожился, лихорадочно перебирая в уме всё, что показал Ютаке, и понимая, сколько лишнего попало в это ретроспективное видение.​ Вероятнее всего, Уке пришлось впитать много раздражающего. Ночью, передавая ему свои воспоминания, он не особенно-то контролировал поток информации. «В чём же я облажался?»       Из раздумий его вырвали самым грубым образом — Ютака решительно поднёс руку к его лицу и сдавил щёки пальцами с двух сторон, большим и указательным, так что Хайд сидел теперь — губки бантиком, с ужасающе глупым вопрошающим выражением на лице. А Уке зло процедил сквозь зубы:       – Чтобы я никогда, слышишь, никогда не слышал от тебя этой поебени про разрывные пули и смерть. Уяснил?       Брови чистокровного вспорхнули вверх, глаза опять расширились до бездонных озёр. Ютака обессиленно выругался, коротко поцеловал его в эти сжатые, как у напуганной аквариумной рыбки, губы и отпустил со смешком:       – Дурак.       – Тиран, — хмыкнул Хайд и пожал плечами, с простым честным обещанием: — Окей, уяснил. Не буду больше.       – Так-то лучше!       Ютака огляделся, заметил лежащий на полу смартфон Хайда, бездумно потянулся за ним, чтоб посмотреть время.       – Кошмар, почти двенадцать. Ты сволочь, конечно, столько продержать меня в этой ванильной коме. Безответственная сволочь!       – Ничего не мог с собой поделать, — жуликовато улыбнулся Хидето, по достоинству оценивший собственнический жест с телефоном. — Ты лежал на моих коленях, полностью в моём распоряжении, такой смирный мальчишка… Я мог тебя трогать где вздумается… Слишком большой соблазн.       – Любишь смирных? — Ютака гневно сверкнул на него исподлобья горячим нефритом.       – Не-а, — смешинки, рождающиеся в карих глазах, вспыхивали искрами, а в воздухе явственно повисло не озвученное, но вполне осязаемое: «Не смирных. Тебя». Уке фыркнул с притворным раздражением и решительно поднялся на ноги.       – Пойдём уже. Пора возвращаться к нашим… баранам. Хотя не очень-то и хочется. То есть совсем не хочется.       Это был его несовершенный, зато очень живой способ ответить: «Я тебя, кажется, тоже. Но лучше сдохну, чем скажу».       – Нет, к баранам позже, ​— спокойно возразил ему поднявшийся следом Хайд с невесть откуда прорезавшейся в голосе сталью. — Сначала надо покончить с делами. Всех змей — по бутылкам. И ты, Уке Ютака, идёшь со мной.       Ящик с пистолетами был подхвачен чистокровным, последние секунды — потрачены на мимолётное сожаление о покидаемой уютной гавани, и дверь наконец распахнулась в ослепляющий новый день. Никто из двоих даже не удивился, когда с соседней улицы к ним устремилась знакомая высокая фигура. Прорицатель спешил изо всех сил и добрался до амбара как раз вовремя, будто с точностью рассчитал момент их появления.       – Привет, Асаги, — добродушно махнул ему Ютака.       – Как спалось? — скучающе бросил Хайд, давая понять, что спросил даже не из вежливости, а так, просто вместо приветствия.       – Продуктивно, — быстро ответил Асаги и, поравнявшись с Хидето, резким движением сунул в требовательно протянутую другом руку какой-то небольшой предмет. Ютака не успел разглядеть, что это, таинственная вещица тут же исчезла в кармане Хайда.       – Он на месте? — деловито уточнил, не утруждаясь долгим подбором формулировок.       – Да. Но, Хидето, ты хорошо подумал? Если хочешь знать моё мнение, то не стоит этого делать…       – Отлично. Значит выдвигаемся, — проигнорировав и вопрос, и мнение, Хайд самым наглым непринуждённым образом пихнул оракулу в руки кейс с Глоками. Тот лишь нервно поёжился от барского жеста, однако ношу принял без всяких возражений и поплёлся за сорвавшимся с места приятелем.       Асаги выглядел бледным и взвинченным — это настораживало. Уке незаметно для себя начал дёргаться сам. Куда они направлялись? Зачем? Как это было связано с ядовитыми змеями? Нет, понятно, что дело было в зачинщике бредового бунта, однако замысел «главного» в этом городе пока был непонятен Уке. Он то и дело настороженно поглядывал на энергично вышагивающего Хайда, но безрезультатно: его лицо больше не выражало абсолютно никаких эмоций​ — идеальный штиль. Этот совершенный покерфейс не читался. «Ну и куда делась та дурацкая зверушка с ладошками? Даже страшновато. Что за перепады настроения?» — подумал Ютака, когда они переходили очередную дорогу.       Он начал узнавать окрестности — с окраин они выбрались ближе к жилым кварталам. Кажется, именно тут шумная компания его приятелей вместе с ним проходила в первый раз после приезда в город. Теперь преобразившийся из «дурацкой зверушки» в «уверенного лидера» Хайд летел чуть впереди, раздавая благосклонные кивки встречным прохожим. Все его узнавали, вежливо здоровались и неодобрительно косились на Ютаку, который торопливо шёл следом. От чужих взглядов больше не хотелось выть, наоборот — он гордо, по-королевски расправил плечи и приклеил к губам снисходительную ухмылочку: «Выкусите, добрые жители! И засуньте себе свои вилы сами знаете куда». Асаги семенил позади, обеими руками вцепившись в ручку ящика. Он нёс его перед собой с опаской и всё время бубнил под нос что-то вроде:       – А, может, не стоит? Лучше не надо… Ой, не нравится мне это, не нравится…       – Пожалуйста, не подливайте масла в огонь, — не выдержав этих причитаний, сказал Уке, оборачиваясь. — Не знаю точно, что он задумал, но, по-моему, это невменяемое цунами уже не остановишь.       – По-моему, тоже. Понимаешь, вопрос только в силе разрушений… — задумчиво пожевав губу, ответил Асаги. Но бормотание прекратилось.       Ютака правильно сориентировался: они действительно двигались тем же путём и вскоре оказались возле памятной переговорной, где им не так давно устраивали лекцию о пугающих изменениях в Японии и в мире. Хайд открыл дверь, нажав ручку и ударив с ноги. Ворвался в скучное помещение, словно воплощённый в маленьком теле разрушительный катаклизм.       Четвёрка, томившаяся там в ожидании, синхронно повернула головы к проёму. Трое сидели — их Уке не знал и знать не хотел, так что внимание на лицах не сфокусировал. А вот Гакта, с которым тоже предпочёл бы никогда не знакомиться, приметил сразу.​ До этого чистокровный смутьян, видимо, взволнованно бродил по переговорной от стены к стене, в ожидании намеченной встречи. Так же, как было в злополучном сквере, заложив руки за спину. Но на этот раз даже его фигура выражала безумную неуверенность. Он увидел Хайда, уголки губ задёргались, точно в нерешительности: какую же направленность им стоит выбрать, вверх или вниз?       – Ну здравствуй, Второй. Совершенно не рад тебя видеть, но приходится, —​ с фальшивым оскалом произнёс Хидето, входя в офисную комнатушку.       – Добрый день, — раздался нестройный хор чужих голосов.       Гакт к нему не присоединился, видимо, так и не решив, какую линию поведения выбрать, он просто отрывисто кивнул.​ Получилось среднее между поклоном и взбрыкиванием. Уке и Асаги осторожно протиснулись за Хайдом. И вот тут к Камуи вернулся дар речи. Красивое загорелое лицо посерело, он дрожащим голосом возмутился:       – Освобождаешь его, Третий? Даже не разобравшись, что к чему?       – Почему же? Вот как раз сейчас разбираюсь. Вы, — Хидето дёрнул подбородком в сторону сторонников Гакта, ​не глядя на них, —​ и остальные безмозглые, участвовавшие в истории с маячком и подставой, отстраняетесь от своих должностей.​ Вам запрещается покидать территорию города. Те, кто вчера работал в охране, уволены. Верно, Асаги? Верно.​ Потом решу, что с вами всеми делать, когда разберусь со степенью тяжести и осознанности ваших действий. А ты, Второй, и так всё знаешь.​ Можешь не корчить из себя героя, утомляешь. Самому не противно — лгать и верить в своё же дерьмо?       – Ты не смеешь мне указывать, Хадето. Даже по праву рождения я выше тебя.       – Ой, ну вот, опять своё любимое затянул, — Хидето скривил рот в брезгливой усмешке. — Сколько можно? Вот из-за этого, да? Из-за мелочной зависти ты чуть не угробил нас всех? Город подставил. Не Уке Ютаку, с ним у тебя не вышло. Представь на минуту, что бы произошло, не будь у нас Асаги. Нас бы раскрыли, и все оказались бы под угрозой. Нет, они не убили бы нас. Не всех. Посадили бы в клетки, как лабораторных зверей. Ты скучаешь по тем временам? Считаешь справедливым позволить всем остальным испытать это на своей шкуре? По твоей вине у них был такой шанс. Допустим, небольшой. Но только благодаря таким преувеличениям и перестраховкам мы всегда были в безопасности. Это всё. Говорить с тобой я больше не собираюсь.       Он чуть склонил голову вперёд, взглянул хмуро, но улыбка стала шире, рука нырнула в карман. Гакт этого не заметил, его переполняла очередная волна слепого гнева и обиды, и он ляпнул то, чего не следовало:       – Ты бредишь. Это ты первым подставил город, притащив сюда вот его, — Камуи напряжённым пальцем ткнул воздух в направлении Ютаки. Тот беззвучно рассмеялся и одними губами произнёс «Его — змея-искусителя!», заставляя Гакта сердито зашипеть:       – Предостерегал тебя, Хидето! Увещевал! Но ты же не слушаешь! Совсем мозги потерял из-за своего ублю… — договорить он не смог — конец фразы превратился в надорванное бульканье.       Бросок вперёд и рассекающий удар были настолько молниеносными, что никто в переговорной не успел не то что предупредить, даже зафиксировать нужный момент в сознании. Хайд метнулся к Камуи и одним движением перерезал ему горло маленьким серебристым ножичком, вероятнее всего для бумаги — очень острым и затейливым. Такому изящному полумесяцу место только в комоде сказочника, любящего розы, кроликов и дома в виде замков.       Асаги со свистом выдохнул воздух из лёгких. Ютака от шока вжался спиной в дверной косяк —​ даже до его лица долетели брызги крови. Он смотрел и смотрел, едва сдерживая​ подступающие рвотные позывы. Горячий, парной запах убийства​ затопил всю комнату. Камуи выпотрошенной мягкой куклой уродливо сползал вниз с остекленевшими глазами, обе его руки сразу после атаки инстинктивно зажали вспоротую шею. Теперь по побелевшим костяшкам пальцев, по груди тонкими змеящимися струями текла и текла алая жидкость. Дёргаясь, Гакт завалился на бок и затих на полу, а кровь всё хлестала сквозь слабеющий зажим, увеличивая лужу. Бульканье постепенно затихало.       – Охренеть, — только и сумел из себя выдавить раздавленный увиденным Уке.       – Что ж, с этой гадюкой мы закончили, — весело и тепло, уже своим обычным голосом без металлических ноток произнёс Хайд, поворачиваясь на каблуках к Снежке и Асаги.​       Через всё лицо чистокровного художественным росчерком шла косая полоса из брызг чужой крови. «Йошиатсу бы сдох от зависти», — совсем не к месту подумалось Ютаке. Пока ещё влажное пятно-молния и правда напоминало грим. Уке открывал и закрывал рот в ужасе, по спине стекали ледяные мурашки, а где-то глубоко внизу живота заклубилось неправильное, ​больное восхищение: ночью он говорил Хайду про яму со змеями, будто подталкивал, и вот его шутливо высказанное пожелание было выполнено… «Нет, нет, это ужасно!» — одёрнул себя внутренне, и неожиданно услышал неуместно счастливый голос Асаги:       – Фух! Пронесло! Как же я рад!       – Неужто ты сомневался во мне настолько сильно, друг мой? — осуждающе-насмешливо поцокал языком Хайд и протянул вперёд ножик, держа его двумя пальцами за узорную рукоять.       – Нет уж, не нужно мне теперь это, гадость! ​— скривился оракул. — Им вон отдай, я себе новый закажу.       – И не надоело? Тратишь деньги на фигню… Ну ладно, ловите, —​ Хидето не глядя метнул ножик в карту Японии, добавил: — Отдадите ему, когда очухается. Сувенир в коллекцию.       Ютака вертел головой от Асаги к Хайду и обратно, потом смотрел на Камуи, на его приспешников, суетившихся рядом с «трупом» на полу. Хидето был так доволен произведённым эффектом, пристально глядел на меняющееся выражение на вытянутой физиономии Уке, слегка покачивался на месте, кокетливо, будто бы в ритм воображаемой мелодии. Глаза Ютаки всё увеличивались, увеличивались, пока он наконец не резюмировал с подёргивающейся от безумной догадки бровью:       – Он что, не умер? И часто вы так… развлекаетесь? Боюсь спросить, сколько уже ножей в коллекции у Гакта…       – Правильно, не спрашивай! Кто же такое считает? — очаровательно выстонал Хайд​ и бережно развернул своего «мальчишку» к выходу, ​обхватив его за талию, а затем подталкивая в спину.       Уке не надо было проверять — он почему-то знал, что кинжал, брошенный этим красующимся выпендрёжником, прочно застрял в пробитой насквозь точке на карте — Токио. Так и было.       – Хэй, вы, — обратился Хайд, задержавшийся в переговорной на лишние пару секунд, к «троице Гакта». — Позаботьтесь о нём. Вдвоём. Любой третий приводит всё здесь в порядок. Хорошего вам дня.       Когда они вышли на улицу, Асаги повернулся к Ютаке, поясняя:       – Насчёт «много» он преувеличивает, не обращай внимания. Ну, пару раз бывало. Но так страшно, как сейчас — никогда. Я прежде даже не волновался. А вчера мне такие варианты развития ситуации с Гактом виделись, думал поседею.       – Расскажи, интересно, —​ полюбопытствовал Хидето, утягивая их обоих под локти куда-то вниз по улице, прочь от переговорной. — Что ты там видел?       – А мне вот не очень интересно! Ты — психопат! ​— покачал головой Уке, но в​ его тоне было столько плохо скрываемого одобрения, что Асаги и не подумал​ оставить просьбу друга без внимания.       – Самой ужасной из всех пойманных нитей была та, где ты, безумец, повалил Камуи на пол и очень долго бил ножом в сердце…       – А потом вырезал его и сожрал, да? — искренне потешался над красочной картинкой Хайд.       – Нет, просто выкинул. Фу! Ты отвратителен, ​знаешь ли, ведёшь себя словно пацан малолетний. Ничем не лучше Второго в этом.       – Простите, что прерываю ваши аппетитные кровавые фантазии, но… Долго он будет восстанавливаться? Мне даже жаль его, больно ведь… Ты ему горло вскрыл! Ненормальный!       – Не парься, — Хайд отпустил Асаги и пренебрежительно махнул рукой, вторую оставляя пропущенной под локоть Уке. — Не больно ему, разве что унизительно. Отлежится, будет как новенький. Боли он особенно не почувствовал. Так, дискомфорт. Ну, мне так кажется, я ж на себе это не пробовал.       – Ты — чудовище! — хором заявили Асаги и Ютака с двух сторон, и тут же рассмеялись уже все вместе, втроём.       Лазоревое небо щедро лучилось послеполуденным сиянием, городской воздух был полон приятных негромких звуков и запахов. Где-то звенели колокольчики, знаменующие вход клиентов в магазин, слышался лёгкий треск велосипедных цепей и детский смех, пленительно пахло свежей выпечкой. Шагать бы и шагать в такой весёлый денёк по тротуарам, но…       – Кстати, а куда это мы идём? — опомнился Уке и высвободил свою руку из мягкого, но цепкого захвата. — Не к нашему коттеджу точно… И не к твоему.       – Ой! — подскочил на ходу оракул, который разве что не насвистывал в благодушном забытьи, а теперь испуганно уставился на собрата. — Хидето! Нет! Хитрец, отвлёк! Даже не думай!       – Дааа, Асаги, дааа, — промурлыкал светящийся самодовольством Хайд. — Надо всё закруглить сегодня. Не обсуждается.       Они подошли к опрятному двухэтажному особнячку с мансардой, выкрашенному в сливочный цвет. Подъезд к гаражу, ухоженная лужайка, детский надувной бассейн и брошенные на дорожке в беспорядке самокаты. Потерянный Ютака насчитал четыре, разной окраски, один с плюшевой головой единорога вместо руля. А ещё он едва не наступил на валяющийся на пути скейт.       – Где мы? — приглушённо спросил он Асаги. Ответ вверг его в состояние шока.       – Дом Гакта, — сокрушённо отозвался провидец. — Хидето, ты это зря!       – Отстань, я знаю, что делаю.       – Очень сомнительное заявление с твоей стороны.       – Что? Не так я себе его представлял… Да вообще не представлял, если быть честным, — прервал перепалку друзей Ютака. — Тут живёт Гакт? Да здесь всё дышит семейственностью…       Хайд лишь неопределённо пожал плечами, параллельно нажимая на звонок:       – Ну да. Зловещее логово ядовитого змея. Тут он взращивает свою армию.       Дверь открыла белокурая молодая женщина, привлекательная, но весьма утомлённая. Причину своей усталости она укачивала на руках. Младенец в розовом комбинезоне и чепчике с кружевами капризно всхлипывал.       – Добрый день, Изуми. Здравствуй, Нана-чан, всё никак не растёшь? Плохая девочка, — расплылся в сладкой до омерзительности улыбке Хидето.       Изуми мрачно кивнула и произнесла лишь одну фразу:       – Что, опять?       – Ага. Снова, — позитивно скалясь, подтвердил Хайд.       – Как вы меня достали оба…       – Изуми, милая, могу я с твоего разрешения поговорить с Рином и Мадокой? Они немного нашалили вчера, совсем чуть-чуть, — он свёл большой и указательный пальцы правой руки, оставляя крохотное пространство между ними, тем самым показал размер «шалости».       Асаги, стоящий за спиной Хайда, скосил глаза на побледневшего Ютаку, весь вид которого в этот момент кричал: «Нет! Он же не собирается резать детей?!» Оракул с тяжёлым вздохом похлопал его по плечу, мол, крепись, скоро всё закончится.       – Да без проблем, — хмуро ответила Изуми и скрылась в глубине дома, оставив дверь открытой.       Вскоре до них донёсся рёв дикой львицы и оправдывающиеся голоса детей, спустя минуту на крыльцо вылетели Рин и Мадока. На этот раз на двойняшках были футболки с персонажами комиксов: у мальчика — Джокер, у девочки — Харли Квинн. Они встали рядом, плечом к плечу, оба с оттопыренными от обиды губами и недовольными взглядами.       – Привет, дорогие, давно не виделись, — елейно протянул Хайд и склонился к ним, опираясь ладонями о свои бёдра повыше коленей. Он опустился до того уровня, чтобы его лицо было вровень с лицами детей. — Вы же знаете, почему я к вам пришёл?       – Из-за сына Сатаны, — буркнул Рин, указывая глазами на офигевающего от всей этой сценки Уке.       – Именно. Только не надо так его называть. То, что ваш папочка думает о других, не всегда правда, вы же знаете.       – Знаем, он мамочку ведьмой зовёт иногда, — хихикнула Мадока.       – Ну вот, это же неправда.       Дети с сомнением подкатили глаза.       – В любом случае, — строго продолжил Хидето, — так, как вы поступили вчера, поступать нельзя. Не знаю, что он вам за это пообещал купить, но оно того не стоит. Из-за этого вы чуть не погубили город. И мамочку с папочкой тоже. Злые поступки всегда приводят к печальным результатам. Зарубите на носу. Окей?       Хайд выпрямился и со зловещей нежностью потрепал двойняшек по головам, закончив ласку лёгкими подзатыльником каждому.       – Вам всё ясно?       Мадока хитро прищурилась, склонилась к уху Рина и что-то прошептала. После чего мальчик широко улыбнулся и предложил:       – Нам ясно, да! Если па что-то ещё затеет и пообещает нам за это игрушки, мы не должны делать зло, мы должны прийти к дяде Хайду и всё рассказать.       – Чтобы дядя Хайд купил нам за это игрушки получше, — уверенно завершила Мадока.       – Ну или так, — всплеснул руками «воспитатель». — Ладно, идите уже. Передайте привет братьям и сёстрам.       Когда весьма довольные переговорами Рин и Мадока убежали в дом, ухмылка чистокровного растаяла, он обернулся к своим спутника и желчно высказался:       – Нет, вы видели? Такие маленькие, а уже крысы. Заложат отца, не подавятся.       – А себя-то ты видел? — с осуждением проворчал Асаги.       – Да уж. У тебя на лице кровь их «папочки», а ты вещаешь: «Злые поступки всегда приводят к печальным результатам». Монстр просто! — наконец расслабившись после безумного диалога, рассмеялся Ютака. — Ты не очень-то любишь детей, да?       – С чего ты взял? — честно удивился Хайд, снова увлекая их с Асаги под руки, прочь от семейного гнёздышка Гакта. — Вообще-то люблю. Дети милые, невинные, абсолютно очаровательные. Но вот это были не дети. Они просто не растут, потому что так удобнее манипулировать окружающими.       – Кого-то напоминает, да, Хидето? — меланхолично проговорил оракул и вдруг, будто спохватившись, прикрыл рот ладонью. Хайд метнул в него яростный взгляд.       И только один Ютака ничего не понял. Но он пребывал в таком блаженном состоянии почти полного счастья, что не зацепился за этот неловкий момент. К тому же их разговор бесцеремонно оборвали. ***       Мысль о южных кварталах города была чёткой и яркой, она родилась в такой важный момент, что Такашима не мог её проигнорировать. Видимо, под воздействием вскипающей в душе ненависти сработали способности чистокровного, он подумал, что надо идти именно туда, даже какие-то ориентиры мысленно увидел. Ментальная навигация включилась, когда последняя струна его и так уже истощённого, хлипкого терпения лопнула с противным воображаемым визгом.       Вообще-то он старался не психовать. Выдержал бесконечные зудящие диалоги о рыбалке, не убил Хазуки, когда тот влил в Широяму ещё одну бутылку пива — не насильно, конечно, этот придурок сам хотел, но мало ли чего он хотел. Однако случилось то, что было окончательным пределом всему. Отвратительно окрылённый Юу на эмоциях вдруг решил показать пришлому уроду своё «самое дорогое». Когда они пошли осматривать Додж, Койю осенило — надо срочно бежать за помощью. Он сорвался с места, бросив Акире:       – Нет, это невыносимо! Я мигом!       Сузуки, видимо, больше остальных печалящийся о Снежке, потому что теперь на него одного свалилась тонна домашней работы, только пожал плечами. Его занимало другое: чем накормить ораву этих пиратов, которые лишь жрут, пьют, курят и мусорят. «И как Ютака справлялся с этим? Незаметно было. А тут даже суток не прошло, но дом уже похож на хлев», — рассеянно страдал он, взирая на единственную оставшуюся чистой кастрюлю. Гора грязной посуды в раковине старательно игнорировалась всей бандой и только росла и росла ввысь. Так что Акире было не до истерики рыжего.       Такашима настроился на спринт, благо, как оказалось, бежать надо было не очень далеко. Он сразу взял космическую скорость и устремился к своей цели подобно какому-то африканскому бегуну-рекордсмену. Его долгожданным кубком, финишной ленточкой и одновременно пьедесталом победы была фигура поменьше в компании двух силуэтов повыше, замаячившая впереди.       – Хайд! — заорал он на бегу, по-идиотски вскинув руки над головой, словно и правда был олимпийским триумфатором.       – Никогда не видел, чтоб тебе так радовались, — заржал в голос Асаги, узрев это долговязое чудо.       – Такашима, ты чего? Что там у вас произошло? Как ты вообще нас нашёл? — изумился Ютака.       Койю, как мультипликационный герой, с трудом затормозил перед троицей, казалось, что он вспашет траншею в асфальте, настолько сложно ему было остановиться.       – Уберите. Это. Из. Нашего. Дома! — потребовал рыжий, задыхаясь, абсолютно проигнорировав факт того, что пленённый Уке был уже на свободе, что у него на лице красовались подсохшие брызги крови, а Хайд так вообще был похож на убийцу из трешового ужастика, порешившего невинную жертву бензопилой.       – Убрать «это»? О чём ты, Койю-кун? — спросил Хайд с ехидным прищуром. — И тебе добрый день, кстати.       – Добрый? Вы издеваетесь?! Какой нахер добрый! У нас всю ночь тусовался какой-то дегенерат с удочками. Юу пьёт! С утра! С его-то здоровьем! Какого вообще?! Манабу закинул в наш дом неизвестно кого! Вы вообще думали башкой, когда это допустили?       – Сколько энергии! Красота, молодость, горячность — полный комплект, — восхитился Хидето и добавил, обращаясь к Уке и Асаги: — Я кажется, вспомнил, что кое о ком забыл ночью… Смешно.       – Ни разу не смешно! — продолжал свой ор обезумевший Такашима. — Уберите его!       – Да, вчера было неловко вообще-то, — виновато почесал макушку Асаги. — Но кто же знал, что Манабу его на вас скинет. Даже я не знал.       – По-моему очень в духе Манабу, — улыбнулся Хайд с какой-то неправильной гордостью за гадкий поступок воспитанника.       – Я вообще не понимаю, о ком вы и о чём, — вздохнул Ютака.       – Да неважно, сейчас решу проблему. Пошли к вам.       Такашима не успел обрадоваться, как оракул тут же разбил все его надежды:       – А ну стоять! — скомандовал Асаги нетипично жёстким тоном. — Куда это ты собрался в таком виде?       – В каком? Аа… Ты об этом, — Хидето поднял руки к лицу и бегло пощупал пальцами сухую алую полосу, прочерченную от подбородка к правой стороне лба.       – Выглядишь реально жутковато, — согласился Уке.       – Вы там дрались, что ли? — опомнился Такашима, но на него никто не среагировал.       – А я о чём, ужас! — нахмурился провидец. — По-моему, хватит с Хазуки потрясений. Ты ему вчера голову пробил, когда вы в город въезжали. Сходи к себе хотя бы умойся перед тем, как его переселять.       – Голову пробил? — ужаснулся Ютака. — Что, было ещё членовредительство? С кем я вообще связался?       – Потрясений?! Алло! Кто здесь потрясён, так это я! — ткнул себя пальцем в грудь Такашима. — Хазуки-то в порядке. А я на грани нервного срыва.       – Так, Койю-кун, пожалуйста, сделай над собой титаническое усилие и потерпи ещё полчаса, не дольше. Я переоденусь и зайду к вам, переселю вашего непрошеного соседа в другой дом.       – Обещаете?       – Обещаю, — кивнул Хайд, а Уке вдруг показалось, что чистокровный улыбнулся с каким-то шкодливым подтекстом: ещё чуть-чуть — и дьявольские рожки расти начнут. Но рыжий невротик наивно поверил.       – Отлично, тогда жду! — показал «класс», сделал рывок вперёд, схватил Ютаку за руку и потащил за собой, не спрашивая его мнения. — Мы пошли! До скорой встречи!       Уке чуть тормозил, но не сопротивлялся. Только бросил растерянный взгляд через плечо на странную парочку. Асаги ему поклонился, внезапно спохватился, быстро догнал их и передал Ютаке, вырвавшему локоть из чужой ладони, кейс с Глоками. Хайд остался на месте, лишь опечаленно махнул рукой вслед.       Кажется, кто-то не так представлял их прощание. Ютаке на секунду почудилось, что за рёбрами у него что-то сжалось с такой силой, с которой, наверное, сжимаются умирающие звёзды перед тем, как взорваться. «Пока», — сказал он одними губами уже отвернувшись и глядя в затылок Койю. Звука не было. Но он знал, что его услышали. ***       Сравнения с межпространственными путешествиями приходили на ум сами собой. Насыщенность последних суток, особенно их второй половины, зашкаливала и при том резонировала многообразием красок. Но вот, неминуемо наступила пора завершить это затяжное странствие по новым «галактиками», названия которых так или иначе были связаны с именем Хайда, и вернуться в родную. Хотя теперь правильнее было бы сказать просто «привычную».       Шедший рядом Койю всю дорогу то угрюмо замолкал, то снова начинал песочить их внезапного нового соседа с Широямой и Мацумото заодно. Для Ютаки эти рецидивирующие потоки звучали чем-то вроде жужжания мухи над ухом. Все его мысли были переполнены иным, очень далёким от проблем Такашимы. Каждый следующий кусочек свежих воспоминаний нанизывался на нить неуместной цветной бисериной в прежнем чёрно-белом плетении его жизни последних лет. И это было не только приятно. Что-то еле слышно стонало внутри, зарождая в желудке страх, он вспенился и брызгал вверх, подкатывая тошнотворный комок к горлу.       Шаг, другой, и вот вдали показался их коттедж. Привычный, понятный, далеко не всегда славный мир. Вернуться было странно, как-то ново, словно его не было несколько месяцев, а не часов. Знакомый Додж, пригнанный к дому от супермаркета, три фигуры около него. Двоих Уке знал, третьего нет, но догадаться, что это и есть тот самый нарушитель рыжеволосого спокойствия, было несложно. Немногочисленная компания болтала, смеялась и дружно смолила. Ютака с неудовольствием отметил, что Таканори и Юу снова закурили. Скорее всего, в этом тоже был виноват именно он. Или всё-таки Хазуки? Разбираться не очень-то и хотелось.       Кейс с Глоками занимал единственную руку, поэтому, когда они с Койю поравнялись с остальными, Уке только коротко кивнул чужаку с лаконичным:       – Уке Ютака. Приятно познакомиться, Хазуки, — и двинулся сразу в дом, почти не притормаживая.       Новообретённый знакомый озадаченно похлопал глазами вслед удалившемуся чудаку, который не дал ему и слова вставить, сразу же обратившись по имени — мол, я тебя уже знаю, не утруждайся. Увидев Ютаку, Широяма и Мацумото на мгновение просияли, однако быстро преобразились в нахмуренные версии себя. Этому способствовал один только внешний вид Уке. Все шокировано переглянулись, и лишь сердито скрестивший руки на груди Койю исподлобья поглядывал на мужчин, нервно притопывая ногой с двумя попеременными мыслями: «Вот видите, мы же говорили, что ничего с вашим драгоценным не будет» и «Давай, Хайд, приходи скорее и забирай отсюда этого переколотого кретина-рыбака!»       Ютака же, уже успевший разуться и ступить в кухню-гостиную, потрясённо осматривал фронт ждавших его бытовых забот. Токсичный, вконец прокуренный воздух, бесконечный срач чуть ли не в каждом уголке помещения и — вишенкой на торте — дыра в потолке, транслирующая столб солнечного света прямиком в коттедж. Уке моментально затошнило. Но вдруг от тягостных мыслей и желаний придушить живущих здесь свиней его отвлёк голос Сузуки, что-то уныло мешающего в кастрюле на плите.       – А вот и ты, — радостный в начале, его тон быстро преобразился во взволнованный в продолжении: — Это ведь не твоя кровь?       – Не моя. Гакта, — машинально ответил Ютака, продолжая медленно осматривать безрадостные детали вокруг.       – Он его убил, что ли?       – Нет. Перерезал горло.       – Эм. Перерезал горло? И не убил? И это одновременно? Ты сам-то как вообще? — недоуменно протянул Акира, таращась на друга с подозрением.       – Я прекрасно. Хайд тоже… — вампир встрепенулся, удивившись собственной оговорке, мотнул головой, как гипноз сбросил, и порывисто поправил себя: — То есть Гакт тоже. Ну, то есть попозже будет прекрасно.       – Ага, ясно, — пропитанный сомнениями голос Сузуки содержал в себе массу дополнительных вопросов на целый затяжной допрос, но он благоразумно решил не травмировать и без того растерянного друга. — Тебе, пожалуй, не помешает освежиться, а то видок тот ещё. Я уже вызвал того парня, что чинил нам окно, скоро должен быть. А потом я помогу тебе с этой помойкой, идёт?       – Да, конечно. Спасибо, Аки, — сквозь натянутую улыбку ответил он и проследовал дальше, обходя по дуге солнечный недокруг на полу под прорехой в крыше.       Его цель была однозначной, но прежде пришлось заглянуть в спальню, чтобы оставить там Глоки. Он на миг завис, задумчиво сверля взглядом свой подарок, снова тряхнул головой, схватил первые попавшиеся сменные шмотки и полотенце и рванул в ванную. Дверь закрылась с щелчком-приговором: «С возвращением. А теперь снова посмотри на себя в зеркало».       Он даже не включил воду, опёрся рукой на раковину и ссутулился. Сначала глядел не на отражение, а сквозь него — в далёкую туманность прошедшей ночи. Часы отматывались назад по уже знакомому курсу, красными точками в котором были отмечены все мелочи, ощущения и слова, произнесённые в амбаре и казавшиеся особенными. Он тщательно их систематизировал, повторял, пытаясь успокоить себя привычным занятием — разложить всё по полочкам, навести порядок в душе. Но тревожность только нарастала…       Нельзя упорядочить стихийное бедствие. Хайд оказался его бедствием. А самым страшным было то, что стихия и хаос возникали по его, Ютаки, вине. Достаточно было вспомнить ночь. Как же он сам нападал, как хотел, как дурела голова от простых поцелуев… Уке вёл себя с Хидето точно животное, чисто на инстинктах. Хуже — как озабоченная текущая сука. И это без всяких таблеток и бухла. То есть оправдаться ему было нечем. Принятие вины включало режим паники. Сирены беспомощно завывали, сигнальные огни гасли во внутреннем море Уке Ютаки, Титаник чувства собственного достоинства медленно шёл на дно в обнимку с айсбергом самозащиты.       Постепенно пелена в зеркале таяла, лицо в тумане обретало резкость. На щеке темнела россыпь кровавых пятен. Испачкан, всюду испачкан… Новая волна ужаса пришла с голодно оживившейся мизофобией. Сначала Уке понял, что белая рубашка на нём далеко уже не белая. Пыль въелась, ткань побурела, серые разводы виднелись на запястьях, на воротнике, рядом с шеей. Его передёрнуло от отвращения. Ютака практически содрал испорченную вещь, бросил в стиральную машину и обнял себя рукой за живот, подрагивая. Какой же он был грязный, какие они были негигиеничные…       Ютака проворачивал внутри подробности самоосквернения: сон на старых досках, обтирания рук о пыльный пол, тех рук, которые… Он засунул в свой рот пальцы Хайда, ему было плевать на грязь. Липкое отчаяние охватывало лицо паутиной, заползало через этот самый рот в лёгкие, заставляя их каменеть от страха. «Во что ты меня превратил?» — потряхивало Ютаку. Он смотрел на себя и не узнавал. Красивый, испорченный «мальчишка». Кожа пахла чужой кровью… Стоп.       Уке напрягся, втянул воздух носом. Пахло не Гактом. Не только им. Он внимательно повернул голову в одну сторону, в другую. И нашёл пряный сладкий источник. На шее, на том месте, где Хайд коснулся его после кровавого поцелуя, обнаружилась засохшая корочка, по форме напоминающая сердце. Хотелось смеяться и бить кулаком в стену. А ещё лучше лбом. Всё сразу. Но заворожённый Ютака сделал другое: не задумываясь лизнул палец, прикоснулся мокрой подушечкой к пятну, чтоб собрать остатки, пососать палец и, очнувшись, сплюнуть с проклятьями.       В следующую минуту он уже абсолютно голый стоял под струями горячей воды, истерично намыливал своё дрожащее изуродованное однорукое тело и проклинал себя, Хайда, ноющие от неисполненных желаний и тоски яйца, сумасшедшие мысли, аритмию и похоть, похоть, похоть…       «Ненавижу тебя за то, что ты прав: нам, наверное, и правда пока не стоит…» — со стоном подумал Ютака, нырнул головой под воду и, болезненно жмурясь, рухнул в единственное, что ему оставалось в их положении «соблюдаем секс-дистанцию». Но даже так, в одиночестве, было до страшного сладко любить себя с мыслями о нём — его персональном не змее, но искусителе.