Купол

      Дорога до дома Хайда стала для них какой-то изощрённой пыткой. Ни один средневековый инквизитор, вероятно, не додумался бы до такого ментального изуверства, которое им пришлось пережить по вине Киры. К счастью, мышонок без вопросов и просьб сам взял на себя роль водителя, его исполнительность в этом случае была весьма кстати. Он без лишних слов помог погрузить пострадавшего, закрыл за ним с Ютакой дверь, как профессиональный шофер, вёл очень аккуратно и при том быстро, чтобы не тревожить наставника и одновременно — приехать как можно скорее. Уке даже проникся к Манабу нежданной-негаданной симпатией и благодарностью — тот был тихим и сосредоточенным в противовес своему припадочному наставнику. Хотя по подрагивающим на руле тонким пальцам-веточкам было понятно — Манабу тоже психует, да ещё как. И, наверняка, грызёт себя за то, что пропустил момент выстрела Киры, не успел защитить. Но они все прозевали этот внезапный выпад. И, если уж быть честным в составлении рейтинга виноватых, то, по мнению Ютаки, именно он должен был бы взять золото. Он знал оборотня лучше и дольше всех, мог бы почуять подлянку, ведь тот начал свои подколы ещё до испытаний гибрида, и вообще это было очень в его духе — дерзость на грани помешательства, как у его любимцев Томо и Йошиатсу, за то он, видимо, их и ценил.       Второй повод мысленно надавать себе оплеух — Уке знал о своём влиянии на Киру, мог бы что-то сделать, но нет — разговор с девчонкой, а потом обсуждение эффекта «нейтрализатора» заняли его мысли. И теперь приходилось расплачиваться не только угрызениями совести. Ютаке вдруг досталась роль няньки для самого больного в мире Хайда. Чистокровный в этой поездке раздражал неимоверно: он не молчал, как это было сразу после выстрела, первый шок прошёл — и у Хидето, наоборот, развязался язык. Он, заплетаясь, без конца что-то бормотал, как пьяный, который боится утратить контроль над собственным сознанием и потому говорит и говорит обо всём без умолку.       Вампир подробно и чуть ли не восторженно описывал все новые для него физиологические ощущения, вещал со скоростью обезумевшего пулемёта о том, что и где у него болит и как сводит, обиженно ворчал и жалобно постанывал в объятиях Уке. То, что само ранение было несерьёзным, сомнений не вызывало — дырки на одежде были крошечными, да и само входное отверстие от пули-иглы скорее всего уже затянулось. Пугающе, но Ютака понимал это не на ощупь, а по запаху — запёкшаяся кровь Хидето пахла совершенно по-другому, как блёклое воспоминание о настоящей магии. Так пахнет остывший кофе или холодная выпечка, теряя добрую половину своих влекущих чар, если ни большую их часть. Уке и такой, выветрившейся, сгущённой, хотел эту жидкость на своём языке, на своих клыках, хотя чуял, что эта кровь была уже «не живой». Он научился разбираться в оттенках чужого естества до ужаса безошибочно. Вкусовые рецепторы Ютаки помнили за него то, каким многогранным может быть этот «десерт», когда он только что надкушен. Чтоб прогнать воображаемый призрак голода, Уке выждал паузу в тихом бормотании Хайда и заговорил:       – Позитивный момент в этом только один — пулю извлекать не придётся, как я понимаю, да? Эта игла должна быть из растворяющегося материала, судя по всему. Ты ощущаешь инородное тело внутри?       – Не знаю… Не ощущаю… Чёрт-те что ощущаю, всё горит и всё инородное. Наверное, из растворяющегося. А тебе что, хотелось бы меня поковырять, выудить окровавленный кусочек металла из меня, как в каком-то боевике или вестерне? Так, да? Злодейский план раскрыт, Ютака, пыток не будет. А жаль, я бы не отказался, — надрывно засмеялся Хайд. — Но, боюсь, боль из меня не вытащишь. Дело вовсе не в пуле, а в составе самого вещества… Как же эта штука меня плющит…       Манабу тяжело вздохнул, будто бы подтвердил, что все в этой машине давно заметили, как плющит чистокровного. Ютака незаметно для себя коротко кивнул:       – Состав, думаю, для тебя всё же не смертелен. К тому же ты явно реагируешь намного слабее, чем Кэтсуми, это позволяет надеяться на лучший исход. Ваша иммунка крепче, чем у гибридов. Плюс ты полноценный вампир, а она полукровка, по логике вторая половина начинки «нейтрализатора» тебя брать не должна. Оклемаешься, причём быстро.       – Ты действительно так считаешь? Да, оно не затормозило меня, судя по всему, моё тело начало бороться быстрее. Иммунитет рванул в бой, начиная с жара. Но кто даст гарантию, что он сработает правильно? А вдруг этот твой пронырливый дружок сумел достать не просто «нейтрализатор» гибридов, а яд для чистокровных? А вдруг я умру? Было бы неожиданно и забавно. Хотя звучит как фантастика. Но ведь и существование таких, как я, когда-то казалось человечеству фантастикой. Неправдоподобное становится правдой, стоит только приложить усилия…       – Перестань нести эту ненаучную токсичную чепуху, ты не умрёшь, ты и сам это знаешь, просто надо перетерпеть немного дискомфорта. Что ты жалуешься, как подросток с дефицитом внимания? Даже по твоей болтовне понятно — жить будешь, — ответил ему Ютака со всей возможной резкостью, надеясь, что за ней не слышно неоправданного волнения за этого капризного «подростка». — И да, заруби себе на носу: Кира мне не «дружок». Может, компаньон, деловой партнёр. Не смотри на меня так. Партнёр в той же степени, что и тебе. Давай вот только без разборок насчёт него, это несусветная глупость. В тебя ведь не стреляли иглами с глупостью? А то все симптомы налицо: нарциссизм, привлечение внимания, безразличие к тем, кто находится вокруг…       Мышонок смущённо кашлянул впереди, но присутствие «третьего лишнего» в лице воспитанника Хайда в этом состоянии явно не останавливало.       – Смею надеяться, что отупляющего побочного действия у этой заразы нет. Не хотелось бы резко выжить из ума. В моём положении это рискованно, ведь кое-кто сразу потеряет ко мне интерес.       Уке и Манабу многозначительно промолчали, каждый втайне надеялся, что развивать эту мысль их страдалец не будет, но нет, он не чуял грозового облака нарастающей сконфуженности в салоне и болтал обо всём, что приходило ему в голову.       – Я считаю, что главная эрогенная зона у высших существ — это мозг. То есть раньше я думал, что глупость может быть сексуально привлекательной, но это совсем не то, пресная жвачка, которая не сравнится с настоящим влечением. Ему невозможно сопротивляться, хочется ещё и ещё…       Уке сердито покраснел и попытался остановить эту неуместную тираду:       – Хватит пороть дичь, Хидето, противно слушать, лучше уж вернись к изначальной уныли. А в идеале — просто заткнись и мирно переваривай антигибридную отраву.       – А что? Мы все взрослые люди, да, Манабу? Я так часто молчал там, где нужно было что-то сказать, непростительно, как мне сейчас кажется. К дьяволу тактичность… Вот Манабу абсолютно точно знает, что каким бы красивым ни было лицо, улыбка, плечи или, допустим, ямочки на щеках, нельзя любить это всё, если у избранной тобой особи углеродной формы жизни недостаёт уникального магнетического содержания. Кому нужна тупая пустышка? Держит и затягивает совсем другое…       Их водитель поневоле затравленно обернулся на миг и снова упёрся потускневшим взглядом в дорогу за лобовым стеклом. Ютака заметил реакцию мышонка — слова резали по больному, и будь Хидето не в бреду, он сам бы этого не сказал, обычно он знал, как это важно — щадить чужие чувства.       – Я сейчас тебе кислород перекрою, углеродная ты форма жизни. Придушу, может, хоть немного помолчишь. Мы скоро приедем.       Хайд отклонил лицо назад, снизу вверх с горячей больной настороженностью вгляделся в неловко откинувшегося спиной на сидение Уке. Дыхание чистокровного пустынным облаком опалило щёки Ютаки, он непроизвольно облизал губы прежде, чем продолжить уже мягче и чуть тише, словно уговаривал непослушного ребёнка:       – Давай сделаем вид, что ты ничего не говорил. Всё, о чём ты сейчас должен думать, так это о собственном восстановлении. Уверен, многое зависит от тебя. У нас сейчас столько новых забот появилось, всемогущий Хайд-сама не может всё пропустить из-за никчемной пули с генномодифицированной заразой.       – Ты прав, — коротко с пугающей покорностью отозвался Хидето. — Буду думать только о нужном…       Вздохнул, казалось, даже виновато и чуть разочарованно, склонив голову, прижался лбом к плечу Ютаки. Через пару минут он стал отключаться, хрипло бессвязно шептал что-то о гниении, о смерти, о том, что его ткани, вполне возможно, уже охватывает некроз, а мышцы — это, кажется, заражённые ядом испорченные колосья, которые скоро высохнут и упадут в землю, не давая всходов. Ютака терпел упадническую бредятину из последних сил, ему снова дико хотелось встряхнуть Хайда и надавать по башке, но, к сожалению, тревожить унылое полубессознательное чудовище было нельзя, а так он ему от души навалял бы за его наркоманские депрессивные всхлипы.       Вампир и правда горел — кожа была источником невыносимого жара, температура росла, и Уке задыхался, придерживая пылающего в неестественной лихорадке Хайда. Он даже попросил Манабу открыть окно, так как сам не мог этого сделать — рука была занята тем, что обхватывала неизбежно сползающего вниз обморочного вампира. Хайд полностью не отрубался, но и не бодрствовал, чувствуя, как с дикой болью за опущенными веками мечутся из стороны в сторону его собственные глазные яблоки, как стынут немеющие кончики пальцев и тяжелеет язык во рту. Реальность невозможно было отличить от сна, она тянулась какой-то кислой писклявый нотой, пронзающей мысли, дырявящей голову от виска к виску и обратно.       Дышащие огнём губы уже беззвучно бормотали что-то почти в подмышку Ютаке, а лоб в это время сжигал ему плечо. Уке старался не вслушиваться, но держал Хайда крепко, не давая завалиться и упасть, хотя соблазн был велик: уложить бы его на колени и успокаивающе гладить спутавшиеся волосы, лоб в испарине и подрагивающую спину. Но так не удалось бы сохранить иллюзию хоть какого-то достоинства. И потом Ютака не мог себе позволить забыть о том, что они были не одни. Поэтому он бессмысленно глядел в окно, куда угодно, только не на Хидето, размышляя о том, почему город стал вдруг таким большим, а дорога обратно такой долгой. «Жми уже скорей, Манабу», — вертелось у него в голове.       Наконец доехали. Выбрались, с трудом преодолели расстояние до крыльца. Они с мышонком втащили обмякшего, окончательно примолкнувшего под конец Хайда в дом и стали подниматься на второй этаж в его спальню. По телу чистокровного то и дело прокатывалось цунами сильной дрожи, иногда он даже, не сдержавшись, стучал зубами от озноба, голова была опущена, волосы взмокли.       Ютаке очень хотелось заглянуть Хайду в лицо, его слабость казалась настолько же неправильной, насколько его жалобы, неприличная откровенность, спутанность сознания и неуверенность в себе. От этого возникала жажда проверить, посмотреть, как он там. Но безвольная башка вампира болталась в такт каждой преодолённой ступеньке. Уке косился на него сбоку и тут же отводил глаза. Лишь единожды сквозь чёрные змеящиеся потоками вниз пряди удалось ухватить контуры болезненно поджатых бледных губ, Ютака увидел их и внутренне чертыхнулся, в тысячный раз за последние полчаса мысленно разрубая Киру на составляющие части и изобретая новые варианты расчленёнки — всё более затейливые. Подтянул сползающего Хайда за руку повыше и продолжил движение. Когда задыхающийся Хидето был уложен на спину на свою постель и растёкся по ней, по-детски разбросав руки и ноги, первое, что он сделал, это распахнул глаза, как током ударенный, схватил Ютаку за запястье и судорожно прохрипел в неестественном испуге:       – Не уходи, пожалуйста… Останься. Очень тебя прошу!       – И не собирался уходить, — сдержанно ответил Ютака, присаживаясь рядом на край кровати, и осторожно освободил руку из захвата. Ладонь чистокровного была влажной и горячей, куда горячее чем обычно. Прикосновения обжигали так, будто это была не кожа вовсе, а сухой горячий хлеб, только что выскочивший из тостера.       – Для начала тебя надо раздеть. Полностью, — насколько возможно бесстрастно сообщил Уке пышущему жаром вампиру, который жадно смотрел на него снизу сквозь прилипшие ко лбу и щекам чёрные пряди. От влаги они снова стали чуть завиваться, привычные угольные волны, обрамляющие светящееся лёгким безумием лицо, наводили на неуместные фантазии, от которых было довольно сложно избавиться. К тому же чистокровный вёл себя по меньшей мере странно. Он опёрся на локти, прогнулся в спине, словно пытался привстать, но сразу сдался и лёг обратно, хрипло застонав:       – Юта… Пожалуйста!       – Ну что? Я же сказал, что останусь. Если понадобиться, то на всю ночь. Воды нужно, сейчас…       – Юта, отсоси мне… — жалобно перебил его Хайд с просящим взглядом самого невинного создания на планете. Разве что нимб над головой не засветился. Ангельский карий взор и похотливые вздохи в комплекте составляли ужасающей силы комбо.       Уке, точно кукла-приведение в каком-нибудь старом ужастике, медленно, чуть ли не с хорроровым скрипом, повернулся к застывшему в дверях с каменным лицом Манабу и спокойно скомандовал ему:       – Принеси, пожалуйста, бутылку воды и лёд из холодильника. Думаю, жаропонижающие этого монстра не возьмут, так что лекарства нам не нужны.       Манабу не сдвинулся с места, сохраняя по-самурайски непроницаемую физиономию, только брови мышонка почти незаметно нервно подрагивали.       – Ау! Ты слышишь? У вас же есть лёд? — вымученно спросил его Ютака, не обращая внимания на горячие требовательные пальцы бредящего извращенца, которые настойчиво дёргали его за одежду сзади. Проигнорированный Хайд по-детски обиженно засопел носом.       – Да… — разморозился наконец мышонок. — Лёд точно есть. Для коктейлей в морозилке несколько лотков.       – Так чего ты застыл? Марш на кухню, принеси. Тащи всё, что имеется.       – Я просто… — смущённо замялся мальчишка, — эээ… Хотел уточнить, как долго мне за ним ходить… За льдом?..       – Сразу тащи, боже, — едва сдержал нездоровую усмешку Ютака. — Никто сейчас сексом трахаться не будет. Это чудище бредит, нам надо как-то стабилизировать его состояние.       – Как не будет? Хочу секса, — капризно заёрзал на постели Хайд. — Ты бы знал, как я тебя хочу, так давно терплю, сдохнуть можно…       – Пошёл-пошёл! В темпе! — прикрикнул на Манабу Ютака и повернулся к вампиру. — Лежи смирно, Хидето. Нашёл время, надо же…       – Знаешь, Юта, я тут подумал… — плавно и игриво начал вещать Хайд, и Ютака испытал невероятное облегчение от того, что закончил он свою фразу когда Манабу уже вышел и затопал на кухню вниз по лестнице. — Подумал, что не против быть снизу, если с тобой, то я даже, вероятно, хотел бы попробовать. Раньше мне бы такое и в голову не пришло. Вообще с мужчиной не хотелось, хотя желающие переспать со мной всегда были… Ни в каком варианте не рассматривал… Но… Я много думал после клуба, многое представлял… А после вчерашнего в туалете вообще не спал… Я бы хотел тебя и так тоже, в себе…       Хайд запинался и бормотал очень быстро. От мгновенной расправы его спасло только то, что раскрасневшиеся щёки чистокровного стали почти багровыми, а глаза блестели совсем уж лихорадочно.       – Градусов под сорок, наверное, если ни больше, — сухо резюмировал Уке свой поверхностный осмотр. — Какая же ты всё-таки сволочь, Хидето. Вот сейчас, значит, из штанов готов выпрыгнуть, а по-нормальному после свидания в ресторане нельзя, «не время», «ты не готов». Так вот — нет. Сразу нет. Ты жалкий, горячечный, больной и в бреду. Как бы часто ты ни приписывал мне в шутку или всерьёз озабоченность и садистские наклонности, я не имею ни малейшего желания заниматься с тобой сексом в таком неадекватном состоянии.       – Лгунииишка, — дразняще протянул чистокровный. — Имеешь! Да ещё какое желание… Оно едва у тебя в штанах помещается…       – Я, кажется, почти вижу слюнку в уголке твоего рта, — усмехнулся Ютака. — И, знаешь, это совсем не секси. Заткнись, иначе приведу в исполнение угрозу, которую озвучил в машине. Придушу.       Восхищённый «ах» от чистокровного означал одно — видимо, перспективу удушения он воспринимал в нездоровом ключе, в чём Ютака поспешил его разубедить:       – Нет, Хидето! Я останусь на сегодняшний день и на ночь, чтобы проследить за твоим самочувствием, и только. Чёрт знает что! Занятный побочный эффект, надо же. Может, мне давно надо было в тебя чем-то таким стрельнуть, чтобы в койку затащить? А то я уж почти смирился с тем, что меня ждёт долгий период на сухом секс-пайке с паузами на нелепое эротическое эстетство в твоём духе — розы, прелюдии… А тут игла — и, надо же, как язык развязался.       – Я вообще-то боюсь игл и уколов, — вдруг по-ребячески искренне пролепетал Хайд и тут же ошарашенно прикрыл рот ладонью. — Нет, не то чтобы серьёзно…       По его мимике не всегда можно было понять, шутит он или говорит что-то не играя, но сейчас Уке чувствовал удивительную податливость его сознания, словно под действием сыворотки правды Хайд произносил то, что было у него на уме, не плутая вокруг да около, как обычно. Искушение расспросить вампира было слишком сильным.       – Да ладно? — Ютака заинтересованно вскинул бровь. — У тебя есть фобии? Ну, кроме как облажаться в первый раз в постели с мужчиной, ты ещё чего-то боишься? Давай рассказывай, любопытно, я думал, никаких слабостей, никаких уязвимостей…       Он подсел на кровати поближе к чистокровному, потянулся к его рубашке и стал неспешно расстёгивать пуговицу за пуговицей, едва сдерживая ухмылку от того, с какой мукой посмотрел на него Хидето, подрагивающий то ли от жара, то ли от вопроса, но скорее всего от прикосновений.       – Нет, первый раз нет… С чего ты решил? А иглы — это не совсем фобия… Просто очень неприятные воспоминания из прошлого. Тогда, до Утечки, учёные относились к нам как к животным. Читал про собаку Павлова? А про опыты с пересадкой голов? Мы были для них чем-то вроде этих зверушек — бездушный материал. Они считали, что на нас можно опробовать всё, любые безумные идеи, любую химию, поэтому резали, обкалывали, проводили тесты. Иголок было более чем достаточно, так что ассоциации, конечно, препоганые, для меня это что-то, напоминающее о том, как из нас выкачивали кровь и информацию, всё, чем мы не хотели делиться. Но кто спрашивает лабораторных крыс? Физически было не особенно тяжело, такого как сейчас я никогда не испытывал, но… Понимаешь, унижение даже хуже боли…       Ютака посерьёзнел, кивнул, осторожно распахивая рубашку на груди Хайда, перешёл к манжетам, тихо ответил в процессе:       – Конечно, понимаю. Когда с твоей волей не считаются — это чудовищное унижение, мне это знакомо, так уж получилось, семейное воспитание во многом строилось именно на этом. И сравнение с лабораторными животными ни к чему, я знаю и о некоторых исследованиях, которые проводили на вас. Мало, но всё же больше, чем было доступно для широких масс, кое-что отвратительное слышал от Казуки. Только представить себе не мог, что когда-то столкнусь с подопытными того дикого научного фанатизма. Так что прости за шутку про иголки. Я всё время забываю о том, кто ты, о вашей истории. Не хотел задеть.       Он со вздохом потянул за рукав рубашки и пиджака одновременно, помогая Хидето повернуться на бок и выпутаться из одежды.       – Ты не задел, — чистокровный двигался вяло, с трудом, но всё же с горем пополам им удалось избавить его от части шмоток. — Это неприятно вспоминать. Но я не против разговоров с тобой на любую тему, даже если это тяжёлые разговоры.       – Говоришь почти как вменяемый. А только что был похож на психа, — мягко улыбнулся Уке, ненароком позволяя себе поглаживающее движение — от живота вокруг пирсинга и вверх к середине груди. Смуглая кожа Хидето была маняще гладкой, а сейчас ещё и влажной от пота, в своих мыслях он не раз уже собрал эти мелкие капельки языком, жмурясь от удовольствия. А в реальности — отвёл пальцы, а заодно и глаза — от греха подальше.       – На психа? Да ладно, — голос воркующе лился потоком горячей карамели, как аудио-отражение визуального соблазна. — Может, только более разговорчивый. В чём-то это даже приятно, позволить себе всё. Без привычного самоконтроля.       – Без тормозов, ага.       – Ты знаешь, о чём я. Мы с тобой вечно продумываем последовательность действий, порядок слов, оцениваем, какой будет реакция. От этого так устаёшь. Оказывается, когда болеешь, сил на это не остаётся… Мне очень многое хочется сказать, Ютака, боюсь не успеть. А ещё больше — хочется спросить. Значит, ты со мной забываешь о том, что я чистокровный? Ты ведь так сказал? — жадно переспросил Хайд, вдруг перехватывая его руку и поднося к своим мягким горячим губам. Поцелуй пришёлся вскользь — от большого пальца к холму Венеры и к тыльной стороне запястья.       Ютака сразу вырвался, не резко, но уверенно возвращаясь к прерванному занятию. Он вытащил смятую одежду из-под полуобнажённого мужчины и стал машинально складывать сначала рубашку, затем пиджак. Всё это предстояло отправить в чистку, он об этом не задумывался, действуя по инерции, как с собственными предметами гардероба, мысли были заняты другим. Он сдержанно ответил:       – Не знаю, просто не думаю, скажем так, забываю о контексте. Поэтому могу сказать лишнее, как сейчас. Ты это ты. И неважно, из какого ада ты выбрался и кто тебе родня. Это как не думать о чертах лица собеседника, когда разговор интересный.       – Тебе со мной… интересно? — искренне удивился Хидето, живо вглядываясь в нахмуренное лицо Ютаки, ловко разравнивавшего складки ткани, приводившего в порядок его рубашку.       – Уж не скучно, это точно, — усмехнулся он. — Где там этот твой мышиный протеже со льдом запропастился, а то сейчас штаны снимать буду, как бы не засмущать ребёнка. Как он отреагирует на тебя в неглиже?       – Запропастился? Я не обратил внимания. Не чувствую времени, кошмар. Какое-то состояние невесомости, ты точно не ушёл? Мне не снится? Хотя, сон бы не стал сопротивляться моим желаниям, как настоящий Ютака, этим грёзы всегда себя выдают… Может, Манабу тебе не поверил насчёт секса? — шальная улыбка озарила хитрую физиономию. Но она была обречена погаснуть, потому что Манабу влетел в спальню буквально через минуту, прервав напряжённое молчание вампиров.       В руках у мальчишки был набор предметов, объяснявший его отсутствие: большая салатная миска, в которую он предусмотрительно ссыпал лёд из лотков, несколько полотенец, небольшие пакетики для сэндвичей с клапанами, бутылка с холодной водой. К ней Хайд сразу потянулся и, получив в своё полное распоряжение, жадно осушил сразу треть. Ютака хотел было спросить про осведомлённость мальчишки, но успел вовремя прикусить язык — сообразил, что оказывать первую помощь Манабу научился благодаря долгой жизни с Казуки. Правда, тогда, вероятно, льдом он спасал ученого не от гипертермии. Ютака мысленно сосчитал про себя до десяти, стараясь не представлять продуманные порезы и случайные синяки на теле Сатоо, отключая воображение, глуша чувство вины. В это время паренёк гремел своей посудиной с кубиками льда, устроившись возле кровати, прямо на полу. Он положил полотенца стопкой на прикроватную тумбочку, поставил перед собой стеклянную миску и стал с нервной механистичностью раскладывать лёд по пакетикам. Как робот, как тот, кто хочет за автоматизмом действий скрыть волнение.       – Я и сам справлюсь. Спасибо, Манабу, — как можно мягче проговорил Уке, забирая бутылку у Хайда и закручивая крышку, зажав пластиковую ёмкость между бёдер. — Я знаю, что делать. А ты можешь отдохнуть, день был хреновый. Но он скоро закончится. И Хидето уже лучше, не переживай.       – Я и не переживал, — ответил, не поднимая глаз, быстро закрывая очередной клапан и откладывая готовый пакетик для ледяного компресса.       – Мне лучше. Единственный симптом — это жар, правда, не беспокойся, — поддержал Ютаку Хайд.       – Ладно. Если что — зовите. Я тут недалеко. Может, придётся в холодную ванну оттащить или ещё что. Вдруг Нао понадобится, могу вызвать…       – Это уж совсем в критичном случае. Я не хотел бы посвящать Нао в план с гибридом, ты не забыл?       – Помню я, помню. Но вы не очень-то храбритесь, Хайд-сан. И ты, Ютака, тоже, ты же однорукий, оценивай свои силы разумно. Я помогу в любой момент.       Хмурый мышонок встал и отступил к двери.       – Ну вот… Дожил до классической ситуации, когда яйца учат курицу, — рассмеялся Хидето и тут же скривился от головной боли — смех отдавался в висках раскатами грома, заставляя закрыть глаза и закусить губу, чтоб не заныть от резких спазмов.       – Можно тебя на минуту? — попросил Манабу Уке перед уходом. — Мне надо тебе кое-что сказать.       – Да, конечно. Сейчас вернусь, — пообещал Ютака Хайду и вышел в коридор вслед за мышонком. Там мальчишка смущённо замялся, видимо, не решаясь начать разговор.       – Ну же, — поторопил его Уке, — что ты хотел?       – Я знаю Хайда не очень давно, — начал тот издалека. — Но он мне жизнь спас…       – Я в курсе, — Ютака чуть ли ни ногой притопывал в нетерпении, его тянуло вернуться к беспомощно растёкшемуся по постели Хидето, а глупый пацан почему-то не к месту вздумал рассказывать историю своей жизни.       – Так вот… Я его очень уважаю по понятным причинам. И за всё то время, что я его знаю, он впервые вроде как счастлив… То есть более беспокойный, конечно, но, кажется, счастливый. Так что я решил, что должен тебе сказать…       – Если ты сейчас ляпнешь что-то вроде «я вас благословляю», получишь в челюсть, — серьезно произнес Ютака. — Мне не нужно твоё одобрение. Ничьё не нужно.       Неожиданно паренёк не разозлился, наоборот, с облегчением рассмеялся, причём так искренне и просто, что Уке, к своему удивлению, тоже улыбнулся в ответ. Кажется, за годы, когда Уке видел его ещё мутантом-полуоборотнем, Манабу ни разу при нём не смеялся. Может, он позволял себе подобное только наедине с Казуки.       – Вообще-то я хотел сказать, что ты получишь в челюсть, если у тебя с моим наставником что-то пойдет не так, если расстроишь его. И рёбра ещё переломаю для верности. Имей в виду.       – Так у нас с тобой, выходит, взаимопонимание. Неожиданно. Я бы даже за это выпил, да некогда. Пойду.       – Ага, — кивнул Манабу, отвернулся и пошёл в свою комнату.       «А может, раньше я в нём всегда ошибался? Нормальный он вроде, ничего такой», — подумал Ютака и всё с той же изумлённой улыбкой вернулся обратно в спальню Хидето.       – Видимо, эротичных игр с поглаживанием кубиком льда мне сегодня не светит, да? — как можно более расслабленно попытался пошутить Хайд и скосил глаза на миску с подготовленными пакетиками. Но ни слух, ни чутьё Ютаки ему обмануть не удалось, тот сразу уловил лёгкую дрожь в голосе, и одного беглого взгляда хватило, чтоб понять, что жар нарастает.       – Нет, — покачал Уке головой. — Сегодня обойдёмся медицинскими играми. Я тоже, знаешь ли, не так представлял свой первый визит в твою спальню. Но что есть, то есть.       Снова сел рядом и стал расстёгивать кожаный ремень на костюмных брюках Хайда. Воцарилась напряжённая тишина, в которой слишком уж развратно звякнула пряжка и взвизгнула молния. Хидето обречённо прикрыл отяжелевшие веки. Он однозначно представлял всё это не так. И теперь погружался в трясину непривычных тревожных чувств, с таким он не был знаком, разве что понаслышке. Нечто вибрирующее горячим волнением клубилось в венах, можно было бы списать на температуру, но нет — он сам не мог поверить в этот абсурд. Ему было чудовищно неловко, тоскливо и сладко под этими заботливыми касаниями. Он повиновался требовательным пальцам, поворачивался, приподнимал бёдра, пока Уке его раздевал, и совсем не хотел раскрывать глаза, будто бы прячась. «Это что, смущение? Бред, что я как маленький…» — нервно думал он, ощущая скользящие движения руки Уке вниз по одной ноге, по другой. Финальным аккордом зашуршала одежда, осторожные прикосновения исчезли. И вдруг на пылающий лоб лёг первый пакетик со льдом, даря невероятное облегчение, с головы будто раскалённый железный обруч сняли. Потом ещё два пакетика опустились в область подмышек, и ещё два в паховую. Тут Хайд недовольно заворочался.       – Ну-ка лежи спокойно. Так надо. Скоро буду менять. Тает прямо на глазах.       – Ага, и скукожится сейчас всё прямо на глазах, — проныл чистокровный, приоткрывая один глаз. И первое, что он увидел, было ослепительно — ямочки. Ужасающее по силе своего воздействия сияние от этого вредного мальчишки — источника его тревог. Ютака невероятно заразительно смеялся.       – Неужели тебя это так волнует?       – Ну холод же… Я понимаю, тебе-то, конечно, смущаться нечего, хоть всего льдом обложи…       – Прекрати, — Уке разбирало всё больше, он давился искристыми всплесками веселья и параллельно пододвигался ближе и ближе, как крадущийся за птицей кот. — В тебя выстрелили неизвестной убийственной фигнёй, а ты думаешь о том, чтоб не разочаровать меня размером своего члена? Серьёзно?       – Да, я жалок, — Хайд сузил глаза и надул губы в притворной обиде. — Это дико развратно и в той же мере глупо. Я голый, ты полностью одет, и вообще чёрт-те что происходит… Юта…       Вредные губы заткнули крепким, словно бренди, грубоватым поцелуем, которого нельзя было ожидать от столь заботливой «сиделки». Ютака взял его рот по-мужски, глубоко и сразу, погрузился внутрь, с давлением, не позволяя перехватить инициативу. А когда Хайд попытался обнять его за шею, он тут же отпрянул назад, напоследок ловко, с оттягом прикусив нижнюю губу чистокровного. Выпрямился, довольный собой, отвёл его руку, придавив к кровати, поправил лёд и коротко облизнулся.       – Если будешь хорошо себя вести, как самый послушный мальчик на свете, я с огромным удовольствием исполню твою просьбу. Ту, что последовала за мольбами остаться. Но только когда полностью поправишься, и ни минутой раньше, — лукаво протянул Уке, многообещающе продемонстрировав пусть небольшие, но весьма острые клыки. — Если, конечно, не боишься, что я кусану тебя в интересном местечке. Широяма вот боялся.       Блаженно зажмурившийся от растёкшейся по телу нежности Хидето мгновенно распахнул глаза, и неясно, чего в них было больше — надежды, радости взахлёб или разгорающейся клубком неприятных вопросов ревности. Но заманчивое обещание было слишком приятным, было бы обидно упустить такой шанс:       – Торжественно клянусь быть паинькой и сосредоточиться на выздоровлении, — кивнул чистокровный и, подумав, всё-таки добавил, не удержался: — А Широяма ссыкло.       Ему хотелось ещё многое сказать, и часть непроизнесённых мыслей была довольно горькой, с основной идеей о том, насколько бывший был недостоин Ютаки, но, к счастью, даже в лихорадочно-бредовом состоянии он сумел не переступить эту черту. И Уке это оценил. Он снял со лба Хидето пакет, уже большей частью заполненный водой, а не льдом, и ласково прижался к слегка охлажденной мокрой коже ртом. Нежность в пару секунд, но казалось, что она сладко притормаживала сердца, пугливо замирающие от глубины жеста.       – Температура твоего тела сейчас для меня максимально обжигающая, Хидето. Ты не оставишь мне ожогов, верно? — двусмысленно шепнул Уке медоточивым тоном, смотря прямиком в эпицентр кружащих голову глаз. Вопрос предполагался риторическим, но внезапно он сам на него же и ответил: — Верно. Я знаю.       – Говоришь о своих ожогах, а обжигаюсь я, — жалобно почти заскулил вампир, проследив нездоровым блестящим взглядом за осторожным движением чужих бледных прохладных пальцев, отчего его зрачки смешно свелись вверх и к переносице, никак не добавляя Хайду брутальности. — Вся эта ситуация дико нелепа. Обидно, знаешь ли…       Вместо ответа Уке ожидаемо торжествующе усмехнулся и положил ему на лоб последний сделанный ещё Манабу пакет со льдом. Быть хозяином положения в общении с чистокровным на сей раз ему ужасно нравилось — затравленная зверушка вместо властного градоначальника страдающе морщилась, цеплялась пальцами за покрывало, но не порывалась двигаться в его сторону, как было обещано. Хотя Хидето так хотелось этого — обжечь.       Слушая ужасающий своей ненормальностью пульс чистокровного, по ощущениям зашкаливающий за двести ударов в минуту, Ютака уселся на пол и принялся готовить новые компрессы. Одной рукой выходило не так ловко, как у мышонка, но вскоре он справился, скидал их все в миску и перенёс на другую сторону кровати, которую вскоре занял сам. Ютака понимал, что, вероятнее всего, проведёт здесь остаток дня, вечер и ночь, более того — он этого хотел. Так же ясно понимал и Хайд, что от сковывающего внутренности омерзением разговора о возвращении Уке отцу не отвертеться даже несмотря на его состояние, хотя он тоже очень и очень этого хотел бы.       – Нам надо кое-что обсудить. Ты знаешь, о чём я… — неуклюже выдохнул Хидето, всё ещё ощущая на лбу подо льдом миражный запечатывающий цветок благодарного поцелуя Уке. Сам произнёс начало фразы, а внутри будто лёгкие окаменели от невозможного, стыдного страха — разрушить неосторожным словом или движением идеальность момента.       – Дай-ка подумать… Что же выбрать из списка важных тем? — подозрительно мягким и довольным тоном ответил ехидный Ютака. — Может, то, что ты сегодня внаглую управлял моей рукой во время выстрела в девчонку-гибрида? Против моей воли, надо же! Или то, что ты без ведома меня и моих друзей собирался взрывать этим самым гибридам головы, как хэллоуиновские тыквы? Но нет, ты, конечно, хочешь обсудить другое…       – Понял… Прости. Кстати, про руку и выстрел в Кэтсуми я, кажется, успел забыть, — полубезумно хохотнул Хидето и тут же торопливо забормотал, неосторожно повернув голову к Ютаке, от чего компресс ожидаемо съехал вниз. — Да, нам давно пора перейти на новую ступень доверия, мне ещё многое нужно будет рассказать… Эм… Сейчас не об этом. Я против выкупа. Против всего этого бреда с Сакураем. Знаю, как ты настроен. Но надеюсь переубедить.       – Знаю. Что ты против. Что хочешь переубедить. И почему — тоже знаю. Однако сейчас ты ляжешь ровно, прикроешь глаза, сосредоточишь все свои силы на помощи организму и молча, не перебивая, выслушаешь меня. Договорились?       Глубокая складочка недовольства меж бровей Хайда стала единственной демонстрацией упрямого «фи» чистокровного, он немного заторможено кивнул и повернул лицо к потолку. Уке насколько мог быстро сменил ледяные пакеты на свежие, улыбаясь едва слышному постаныванию Хидето от новой порции холода, вернул сброшенный компресс на лоб и устроился на кровати рядом. Лежа боком, чуть на расстоянии, которое всё равно не спасало от жара тела рядом, Ютака смотрел на красивый профиль, стараясь игнорировать соблазнительную наготу ниже. Только чуть подрагивающие ресницы и приоткрытые губы, линия очаровательно аккуратного носа, капли влаги, стекающие к намокшим виткам чёрных волос, разметавшихся по подушке… Уязвимого податливого чистокровного хотелось съесть.       – Я совру, если скажу, что хочу вернуться к Сакураю. И такой же ложью было бы утверждение, что я боюсь к нему вернуться. Конечно, нет. Просто противно. Моральное насилие, которое я способен выдержать ради наших целей. А физически, возможно, для меня нет более безопасного места, чем рядом с ним. Ты же видел, Хидето. Это его слабость. Я — его слабость. Не думаю, что это отношение ко мне как-то изменилось. Даже сейчас. Плюс у меня есть серьёзные основания полагать, что он ищет меня не столько ради меня как такового. Нет, я почти уверен. Ему кое-что надо. Новая идея фикс. Удовлетворив эту потребность, вероятно, он сконцентрируется на её плодах. Думаю, у меня получится уйти. А если нет — и это самый плохой из возможных раскладов, — я буду внутри его «крепости», ждать вас, и в нужный день помогать всем, чем смогу, изнутри. Это ведь тоже неплохой вариант? А он — худший. Однако существует и второй, идеальный. Мы получаем средства на эти чёртовы «нейтрализаторы», тем самым обезопасив и себя, и этих детей, а в довесок — информацию. Я попаду внутрь, узнаю схему Центра и вообще всё, что смогу. Понимаю, что не смогу пойти к Сакураю таким, как сейчас, со всеми знаниями. К счастью, у нас есть ты, ты подчистишь мне память, оставив необходимый минимум, который будет по силам защитить мне самому. Просто доверься мне, Хидето. Лучшего шанса приблизиться к Сакураю настолько близко не представится. Сплошные плюсы. Даже если не смогу вернуться до нападения, я стану твоей принцессой в башне, обречённой на спасение прекрасным принцем. Разве не в эту ролевую игру ты хотел сыграть? — вампир весело хохотнул и осторожно ткнул кончиком пальца в щёку Хайда, подначивая его хотя бы улыбнуться на свои глупые сравнения.       Горячий румянец под мягким нажатием ожидаемо ошпарил подушечку, а вот сам чистокровный отреагировал странно холодно. Ответная улыбка вышла на удивление кислой, Ютака и представить не мог, какой ужас вызвало его, казалось бы, одновременно разумное и игривое предложение у Хидето. Фраза «моральное насилие, которое я способен выдержать ради наших целей» сейчас вертелась в голове чистокровного на раздражающем повторе. Ему пришлось бы тоже пройти через нечто подобное ради осуществления плана Уке. Тот не учитывал одного — того, что пока не знал о Хайде и его способностях. Он не умел управлять памятью достаточно тонко, чтобы сделать то, о чём его сейчас просили. Манабу был в курсе, а вот Ютака — нет. Сделать нечто настолько сложное мог кое-кто другой из первых чистокровных, а Хайд не сумел бы внести правки в чужое сознание без ошибок. И понимание этого заставляло его болезненно морщиться во время речи своей предполагаемой «принцессы в башне».       – Ясно, — коротко и резковато ответил Хидето. — Всё не так просто, Юта…       Слова показались бы грубыми, как неуместное наставление наивному ребёнку, если бы не их мучительное звучание, хриплое и надорванное, такое, будто вампиру было ужасно дурно. Он сам осознал, как это было произнесено, и торопливо исправился:       – Я подумаю, правда. Отвечу по пунктам: я совру, если скажу, что верю в благоприятный исход того, что ты предлагаешь. Совру, если скажу, что будь это кто-то другой, я бы ни согласился мгновенно и без промедления. Этот план действительно хорош, он позволит нам избежать многих жертв. Но… Я не хочу приносить в жертву именно тебя, понимаешь ты, а? Храбришься. Вижу, что храбришься, хотя доводы разумны. И доказательства, которые я видел в твоём сознании, говорят о том, что дело может и выгореть. Но… Мне придётся отдать тебя. И ты не понимаешь, что для этого нужно сделать. Запечатать память, что-то глубже, что-то поверхностно, заменить некоторые сегменты, ювелирно оставить необходимые кусочки… Вот он — единственный изъян в твоей идее обмена. Этот изъян — я. Больно это признавать. Даже не Сакурай. А я… Я не умею этого сам, могу навредить, банально лишить тебя разума, задеть лишнее… Стереть навсегда.       Ютака побледнел от этого откровения. Хайд на него даже не смотрел, так и лежал с прикрытыми глазами, виновато поджав губы, размышлял над тем, продолжать или нет. Одна ложь, вернее даже не ложь, а умолчание правды, и Уке остался бы с ним. Прошла свинцовая напряжённая минута ожидания, когда идеальный план, казалось бы, разлетелся на мелкие осколки. И тут, тяжело ворочая языком, чистокровный выдавил из себя:       – Есть тот, кто умеет. Но, боюсь, цена будет слишком высока.       Он не смог солгать Ютаке даже во благо. Только не ему.       – Надо всё взвесить. Тогда я решу, ладно? — неожиданно робко закончил Хидето и просяще посмотрел на своего притихшего «мальчишку».       – Кончено. Это терпит как минимум до завтра. А всё, что тебе нужно в данный момент, это хорошенько отдохнуть, в идеале поспать. Сможешь? — получив в ответ утвердительный кивок, Уке счастливо улыбнулся и подтянулся на руке поближе, чтобы наградить чистокровного целомудренным поцелуем в уголок губ. — Умница. А теперь спи сладко, Хидето.       Их тёплый, почти совершенный день на двоих тянулся текущим с ложки на блюдце мёдом. Хрустальный многогранник-подарок Асаги на окне добавлял происходящему сказочной ирреальности. Радужные блики медленно плыли по спальне Хайда, причудливо ложились на лица двух вампиров, ласкали их скулы и бежали дальше, чтоб тихо гаснуть и тускнеть, своим умиранием отмеряя часы. Казалось, что даже перестукивания секундной стрелки вежливо притормаживали, чтобы дать мужчинам больше времени на восстановление сил и глупые разговоры ни о чём в короткие передышки между забытьём, приступами озноба и волнами лихорадки.       Тему выкупа больше не поднимали, будто, не сговариваясь, охраняли от лишнего напряжения этот по-своему чудесный день. Хайд то обессиленно засыпал, то пробуждался, всякий раз вздрагивая, но не от боли, а от предчувствия того, что Ютаки уже нет рядом. Но он неизменно был. Следил за не спадающей температурой, делал компрессы, менял и аккуратно взбивал подушки, чтобы крепче спалось, обтирал прохладными полотенцами, приносил с кухни воду для питья, предусмотрительно наполняя всё новые бутылки из графина в холодильнике, а графин до этого — водой из фильтра. Лишь раз в один из таких вынужденных походов он задержался, заставив чистокровного поволноваться.       Вскинувшийся в тревоге, усевшийся на постели Хайд посмотрел на вошедшего Ютаку с лёгкой обидой и осуждением, заставив того в очередной раз рассмеяться. Больно уж обезоруживающим был взгляд перепуганного мужчины. Правда, затем, спохватившись, Уке грозно на него прикрикнул:       – А ну лежать! Куда это ты собрался? Почти встал, надо же. Хотел с лестницы рухнуть, чтоб меня впечатлить?       – Ты пропал…       – Ну видишь же, что это не так. Укладывайся давай.       – Почему так долго? Что-то случилось?       – Да нет же… Ох, ладно. Ты будешь смеяться, — смущённо пробурчал Ютака, тихо прикрывая за собой дверь с заговорщическим видом, — но я просто не мог…       – Не мог что? — нервно переспросил Хидето, но на спину всё же лёг, не ослушался.       – Не мог пройти мимо… У тебя весь дом в пыли, ты в курсе? Ровный такой слой повсюду, хоть рисуй на нём. Может, пока не трогаешь поверхности, ты этого не замечаешь, но я-то всё вижу! Короче на кухне немного прибрался на полках. Чуть-чуть, по верхам, заставил себя оторваться от уборки ради тебя. Для меня это почти подвиг. Цени это, грязнуля.       – О нет, — с наигранным ужасом схватился за сердце Хайд, — моя пыль! Моя чудесная пыль, я её годами выращивал! Ладно… Ценю, я знаю, насколько для тебя это важно, так что прости, что пришлось… — на самом деле ему было не так уж стыдно, лукавые блёстки мелькнули в карих радужках и погасли.       – Шутишь, значит? Ну-ну, считай нашутился. Дай-ка проверим твоё состояние, — и мнимо-суровый вампир склонился над постелью с намерением потрогать тыльной стороной ладони лоб.       Жар не спал, и к ночи лихорадка тоже не прекратилась. Ютака временами стал подумывать о том, что без медицинской помощи Нао они не обойдутся. Улучшалось лишь настроение Хидето, его возрастающий оптимизм немного успокаивал. Но, с другой стороны, он не захотел есть, хотя, если бы был в лучшем состоянии, наверняка не отказался бы от возможности попробовать стряпню Ютаки. Тот предлагал сварить пасту или сделать карри — со скуки он успел ознакомиться со скудными запасами провианта в этом доме и пожурил Хайда за то, что у него на кухне в бесчисленном количестве есть лишь вино, ещё раз вино, снова вино, водка и… мороженое в ассортименте. Подколка была вяло отбита в очередной раз отключающимся чистокровным, он плохо соображал и искренне сожалел, что желания поесть не было.       Сумерки впитали в себя все цвета, кроме серого и сизого, когда Хидето проснулся в следующий раз. Ютака сидел вполоборота, повернувшись лицом к окну, смотрел на то, как на небе, точно на стеклянной ретро-панели игрального автомата, весёлыми лампочками вспыхивали звёзды. Всё казалось нереальным. Особенно резной силуэт его фигуры в слишком простой для такой красоты рамке спальни Хайда.       – Твоё сердце тебя выдаёт, — сказал шёпотом, не оборачиваясь. — Знаю, что очнулся, думаю вот, что пора тебя полечить самым простым и естественным для тебя способом.       – Покусаемся? — слабо улыбнулся чистокровный. — В терапевтических целях?       Ютака повернулся к нему, молча кивнул и предусмотрительно убрал волосы с шеи на правую сторону, оголяя удобное место для укуса. Хайд затаил дыхание, ногти судорожно царапнули покрывало. Уке вкрадчиво, звериной повадкой придвинулся поближе, весь сгруппировался — и вдруг из угрожающего стал совсем мягким. Наклонился над ним, практически лёг в объятия, доверчиво уткнувшись лицом в подушку над плечом вампира. Оба закрыли глаза, но в мыслях Хидето карандашным наброском долго рисовались трогательные короткие завитки волос Ютаки, открывшиеся на обнажившейся шее. Это последнее, что он видел мельком перед тем, как начал пить. Если бы «нейтрализатор» действительно мог его убить, Хайд не возражал бы умереть прямо в эту минуту.       Потом они оба уснули. Ночью Ютака ненадолго просыпался и проверял состояние «больного» — тот больше не горел, как раньше. Кажется, шёл на поправку. Тогда, успокоившись, Ютака укрыл его невесть откуда взявшимся на прикроватном столике тонким бордовым пледом. Второй такой же плед скорее всего был предназначен для него. «Манабу приходил, видимо. И как не разбудил? Прокрался тихо, как мышь, н-да…»       – Проснись, Белоснежка! — хрипловатый ласковый оклик и лёгкое чужое дыхание на губах. Подул, но не коснулся.       Хайд лежал на боку и весело любовался на то, как Ютака недовольно моргает, с трудом выпутываясь из силков сна. Что-то там было светлое и хорошее в ускользающей грёзе. А тут — нахальное румяное создание напротив, такой лохматый, волосы все в кудряшках, завились от влаги и застыли, как будто их специально завили бесовскими чёрными локонами. Ну, демонюга одним словом. Хидето довольно щурился на разбуженного Уке, и только инстинкт самосохранения не позволил ему ещё активнее потормошить соню. А так хотелось!       – Просил же не называть так, — без особенного возмущения, скорее для порядка, прошипел Уке и прикрыл рот ладонью, подавив зевок. — Уже лучше, да?       – Ага, осталась только слабость, остальные симптомы прошли.       – Надо было тебя сразу кровью напоить, не сообразил вчера в этой суматохе. Какой же дурной был день, Хидето! Как неделя, спрессованная и загнанная в слишком тесную ёмкость суток, — монотонно и тихо вещал Ютака, разглядывая усталое, но счастливое лицо чистокровного — тот почти сиял.       – Ну ещё бы, столько всего сразу: гибрид, нейтрализатор, Кира со своей выходкой, закрутилось как-то…       И тут Уке округлил глаза от неожиданной, ударившей его током мысли. Приоткрыл рот, повторил:       – Кира же… Да! Вот чёрт…       Вскочил, отбросив плед, кое-как расправил на себе вконец измятую одежду и под шокированным взглядом Хайда выскочил из комнаты. Дверь хлопнула, прошло несколько секунд, Ютака поспешно вернулся, указал пальцем на тумбочку рядом с зеркалом:       – Это же моё?       Там в прозрачной пластиковой коробке уже несколько дней лежала кобура, купленная Хидето на оружейном рынке в Абасири. Глоки он успел отдать, а вот красивую кожаную портупею — нет.       – Конечно, твоё, не моё же! Только представь меня в таком, ужас же, — усмехнулся Хайд и по-хозяйски взмахнул рукой, мол, давай же, бери. — Владей и наслаждайся.       – Чувство юмора на месте, температуры нет, значит всё налаживается, — хмыкнул в ответ Ютака. — Давай, не расклеивайся! Я побежал.       – Куда я денусь? И я помню, что ты мне обещал в награду за выздоровление, — почти пропел ему в спину Хайд. — Эй! Ау! Ты-то не забыл?       Чистокровному оставалось только надеяться, что намёк был услышан, слишком уж быстро ретировался Уке. И куда он так спешил? Однако утолить любопытство было некому, и вампир с многозначительным стоном вдавил свой тяжёлый затылок в подушку. ***       Столкнувшись с Асаги на дорожке, ведущей к дому Хайда, Ютака даже не удивился, только с лёгким изумлением вскинул бровь, отреагировав на новый чудаческий наряд оракула. Чёрные и белые ромбы на жилетке, красное кружевное жабо и такие же рукава у яркой рубашки. Верхом дизайнерского экстрима была высокая шляпа, украшенная шёлковыми розами и плюшевыми кроликами. Но даже это было не самым ярким пятном в облике Асаги. Он бережно обнимал пышный букет разноцветных хризантем. Ютака не удержался, прыснул в кулак:       – Подарок для болезного? Дайте угадаю: смена караула? Утро доброе, Асаги-сан, оставляю вашего друга на вас.       – Доброе утро. Просто заглянул проведать, но, как я понял, в моей помощи он уже не нуждается, — хитро улыбнулся оракул.       – Да, вы как всегда правы, что не удивительно. И приходите вовремя, я как раз хотел вас искать, чтобы кое о чём спросить.       – Что ж, я к твоим услугам, — рассмеялся Асаги, механически проводя свободной рукой по полам своей странной шляпы. — Полагаю, речь идёт о нашем беловолосом приятеле-членовредителе, насолившем Хидето?       – В точку, — кивнул Уке, нахмурившись. — Мне надо с ним поговорить. Не знаете, куда его поселили? Сдаётся мне, эту проблему вчера пришлось решать вам.       – Увы и ах. Но ничего. Я привык залатывать небольшие бреши чужой неосмотрительности. Кажется, это входит в понятие дружбы. Кира остановился у вашего соседа.       – У Хазуки? Ну да, его же поселили одного. Ясно, тогда до скорого, зайду к ним. Удачи с нашим страдальцем!       – Не бей его слишком больно, Ютака, — задорно рассмеялся Асаги вслед уходящему вампиру. — Иногда те, на кого мы злимся сильнее всего, делают для нас очень много хорошего. Больше, чем близкие!       – Ну да-ну да, благодетель хренов, — проворчал под нос Уке, наращивая темп, чтобы скорее добраться до этого «благодетеля».       Как он мог забыть о просьбе-поручении, которое давал Кире по своей вечной привычке охранять трепетные нервы Широямы от лишней боли и стресса? Оставалась небольшая надежда, что Кира не успел выполнить свою часть сделки и поговорить с Юу. «Как там сказал Асаги? Залатывать бреши в чужой неосмотрительности? Мне бы в своей залатать!» — раздражённо поморщился Ютака, всё быстрее шагая по летней улице к намеченной цели.