Kрик в тишине

«Абсурд!» — кричал рассудок. «Правильно…» — отрицали чувства. Кёнсу места себе не находил, когда все семеро вот так просто сидели в кафе и дружно обедали, как будто ничего не произошло. Непозволительная близость Кима заставляла Кёнсу периодически краснеть. Особенно когда тот своим бархатным голосом спрашивал, не передать ли ему соли, хлеба, салфетки, смотря на него нежным и заботливым взглядом. Ким даже сам выбрал, что Кёнсу будет есть. Он просто отозвался на слова Лухана о том, что Кёнсу стал плохо питаться и исхудал, удачно присоединившись к Чанёлю и выбрав именно любимую лапшу омеги. Кёнсу сломал бы свои пальцы от нервозности, если бы не Фо, сидевший у него на коленях. Несмотря на свою напряжённость, внутри было так тепло. После стольких дней в одиночестве он опять чувствовал заботу и тепло их большой семьи. Чувство, что всё должно быть именно так, не покидало его. Атмосфера была настолько уютной, что он невольно расслабился и мало-помалу присоединился к разговору. Они заговорили о проекте, позволяя Кёнсу и Чонину говорить больше. Разговор плавно перешёл к Ае и Тэмину. Все были согласны с тем, что после их возвращения они должны собраться вместе. Никто не понимал, да и не хотел понять, как вообще возможно было так легко пройти через всё и остаться открытым для таких радикальных перемен. Ким и сам не понимал почему, но разговаривать о Тэмине было так легко. Он как будто нуждался в этом. Он чувствовал свободу, которую могут чувствовать лишь те, кто не боится правды. Как же чертовски правильно сказал ему когда-то об этом Кёнсу, а он не смог полностью понять его слова: «Я могу Вас уверить, благодаря тому, что у меня нет секретов, за которые я боюсь, мне незачем стыдится себя. Я полагаю, что у меня есть восемьдесят процентов душевной свободы, а остальные двадцать — лишь вопрос времени». Время, да. Им обоим нужно время, а пока пусть Кёнсу смирится с тем, что Ким всегда будет рядом. — Думаю, Ае и Тэмину не до нас, — сказал Чанёль. — И правда, — улыбнулся Сехун. — Мне очень хочется пообщаться с ними. И поскольку наш мистер Ким наконец-то избавился от своего глупого упрямства, можно будет узнать от Тэмина о слабостях нашего друга. Думаю, ты был очаровательным милашкой в детстве. — Губу закатай. Я прибью его, если он скажет хоть что-нибудь обо мне, — зашипел Ким. — Ох, чёрт, я сгораю от нетерпения, — сказал Чанёль.— Мне хочется узнать обо всех твоих оплошностях. Все посмеялись над Кимом, в том числе и Кёнсу. И если до этого Чонин хотел заткнуть Пака, то увидев улыбку очаровательных губ, сам улыбнулся, даже не заметив, что смотрит прямо на Кёнсу. Тот и сам не заметил их зрительного контакта, продолжая улыбаться только для него. — Уф, с завтрашнего дня опять на работу, — вздохнул Чанёль. — Когда вы закончите? Кёнсу и Ким посмотрели друг на друга, понимая, что с завтрашнего дня они не смогут бегать друг от друга. — Надо поторопиться, — сказал Бэкхён. — Через неделю вы должны представить образец. — Да, — одновременно согласились Чонин и Кёнсу. Друзья лишь улыбнулись, видя растерянный взгляд большими и невинными глазками в адрес Кима. Тот лишь нежно улыбнулся, чем едва не довёл омегу до нервного тика. — Да, мы с Кёнсу закончим его к концу недели. Всё-таки сейчас всё, что нам мешало, исчезло, и теперь мы сможем полностью насладиться… Пауза. Ким еле сдерживал себя, чтобы не поцеловать эти приоткрытые от удивления губы. — …проектом, — договорил Чонин с лучезарной улыбкой. Лухан и Бэк усмехнулись, поняв, что Ким и правда знает, как подступиться к Кёнсу. — Если понадобится, мы останемся в офисе до утра, не так ли, господин До? Кёнсу готов был придушить Кима. — Всё верно, господин Ким. Контраст их взглядов просто умилял — невыносимо нежный взгляд Чонина и раздражённый взгляд Кёнсу. Правильно, если не хочешь показать свою растерянность, нужно быть агрессивным. — Не надо так остро реагировать, Кёнсу-я, — да-да, наглость второе счастье, — я ведь… — «Любя» — звучало в голове у всех, — ради работы стараюсь. По раздутым ноздрям и стиснутым зубам Кёнсу было понятно, что тот возвращается в режим настоящего Кёнсу. — Мне кажется, мы на этой неделе не попробуем еду от До Кёнсу, — сказал Чанёль. — Обжора, — сказал Бэк. Насколько бы всем ни нравилась это перепалка между Чонином и Кёнсу, все понимали, что надо действовать неспеша. ****** Следующая неделя стала сущим кошмаром для Кёнсу. Он каждый день был на грани нервного срыва, потому что Ким Чонин… Нет, не так! ПОТОМУ ЧТО ЧЁРТОВ КИМ ЧОНИН доставал его всегда и везде. То ему нужно было разглядеть что-то на мониторе компьютера Кёнсу, и он, конечно же, бесцеремонно наклонялся к его шее, опаляя своим дыханьем метку, заставляя Кёнсу каждый раз вздрагивать, едва не падая со стула. Благо Чонин всегда клал руку на спинку, почти касаясь грудью плеч Кёнсу. А тот лишь краснел от жара, исходящего от тела альфы. Запах горького шоколада в буквальном смысле доставал его всюду. Чонин никогда не упускал возможности прикоснуться к Кёнсу. Если они разговаривали с кем-то о проекте, он всегда приобнимал Кёнсу и воодушевленно говорил об их командной работе, заставляя Кёнсу краснеть от всплеска комплиментов. Он приобнимал омегу и направлял его к столу, когда они вчетвером шли в кафе во время перерыва. Несмотря на всё это, работа шла полным ходом, и времени не хватало даже наорать на Кима. Кёнсу довольствовался тем, что каждый день Лухан и Бэкхён слушали его ругань на Кима, но при этом гадко посмеиваясь за спиной друга. В среду Кёнсу понял, что такими маленькими действиями Ким не ограничится: из-за напряженной работы ему пришлось согласиться провести две ночи в «берлоге» Кима. Тот, конечно же, уступил кровать Кёнсу, а сам ушёл спать на диван. И это стало сладким (но таким горьким) кошмаром для Кёнсу, ведь просто временное проживание с Кимом уже было для омеги испытанием. Сон в постели, каждый миллиметр которой пропах её хозяином, заставлял Кёнсу задыхаться от желания. Он чувствовал, что долго не выдержит. Хотя и не мог отрицать тот факт, что благодаря этому запаху, высыпался так, как никогда раньше. Кёнсу всеми силами старался игнорировать Кима, который стал ходить в мастерской в одной майке и в свободных штанах, кажется, совсем позабыв, что он на работе и что является директором всей компании. Он забросил административные дела, полностью доверившись Яну. Кёнсу и Ким сидели за столом, уже порядком подустав. Утром им надо было показать проект, но, как и все архитекторы, они не успевали. Оставалось сделать ещё несколько моделей. Было уже три часа ночи. Кёнсу смотрел на монитор, всеми силами игнорируя взгляд Кима. Блеск в глазах Кима не предвещал ничего хорошего. Последствия этого взгляда и постукивания пальцев по столу не заставили себя долго ждать. Несколько касаний пальцев по клавиатуре, и в комнате заиграла музыка. Это было привычно: они часто работали с музыкой. Но когда Чонин встал с места и выключил свет, кроме настольной лампы, Кёнсу понял, что влип. Он продолжал игнорировать альфу, прекрасно понимая, что тот сейчас что-нибудь учудит. Ким остановился посреди комнаты, спиной к Кёнсу, прекрасно чувствуя его взгляд. Но как можно работать и игнорировать человека, чья бронзовая кожа буквально светилась и сводила с ума? Да ещё и это чёртово тело начало двигаться, медленно, но безумно дерзко. Весь вид этого демона-искусителя заставил Кёнсу задохнуться от эстетического удовольствия. Плавные движения, изгибы худого, но в меру подкачанного тела заставляли сходить с ума. Ким пытал омегу тупым ножом. Кёнсу сам не понял, как закусил свою нижнюю губу до привкуса крови во рту. Это вернуло его в реальность, заставляя отвернуться и поискать салфетку на столе. Удачно найдя, он приложил её к ранке, и в ту же секунду почувствовал жаркое дыхание на своей макушке. Чонин развернул его к себе. Глаза в глаза, наглая улыбка хищника. Кёнсу не успел отреагировать, как язык альфы прикоснулся к ранке. Чонин слизал кровь, еле сдерживаясь, чтобы не наброситься на этого беззащитного большеглазого совёнка. Он знал, что ещё рано. Очень рано. Он просто стоял и гипнотизировал взглядом Кёнсу, отмечая, как тот сглотнул, едва Чонин облизнул свои губы. — Oh, when I feel you near me, little boy, I know you are my one desire. I Cant Quit You, Baby. Секунда — и жар от альфы исчез, как и он сам, оставляя Кёнсу одного. Омега прикоснулся к своему лбу, стирая капли пота. ****** — Ну, и как? Закончили? — спросил вошедший Бэкхён, отдавая одежду Кёнсу. — Да, — сказал Кёнсу, переодеваясь. — А где Чонин? — Понятия не имею, — сказал Кёнсу благодаря небесам, что Бэк не мог увидеть его расстроенное выражение лица. — Это как? — Исчез ночью. — Эм... Свалил всю работу на тебя и исчез? — Нет, сделал всё. Ещё и потанцевать успел. — Что?! — Именно это. Поизвивался как змей и исчез. — Кёнсу?.. — прищурил глаза Бэк, и Кёнсу понял, что сболтнул лишнего. — Я чего-то не знаю? — Не строй такие глаза. — Попытка сменить тему? — Нет, попытка закрыть тему. — До Кёнсу вернулся! — Чего? — Ты опять стал скрытным! — улыбнулся Бэк. — Мне иногда кажется, что я единственный нормальный человек среди вас. Почему лыбишься? Вы же всегда ненавидели мою скрытность. — Это да, но когда ты слишком открытый, это пугает. Значит, что ты — это не ты. — Сам-то понял, что сказал? — Ащ, проехали, — улыбнулся Бэк. Как же ему нравилось, что Кёнсу опять стал прежним. Дверь мастерской открылась, впуская Фо и Лухана. — Что за беспредел? — просил Кёнсу. — Хоть бы спросили, можно или нет! — Ой, До Кёнсу вернулся, — улыбнулся Лухан. — Да что вы все заладили?! — Ура, папа Кёнсу опять злится, — закричал Фо и кинулся обнимать Кёнсу. — Я так рад, что у тебя больше не грустные глаза! Кёнсу стоял и не мог пошевелиться: так вот значит что. Они все волновались из-за того, что Кёнсу был так подавлен, что даже не ругал их. Он улыбнулся, понимая, что как бы абсурдно это не звучало, он и правда вернулся. И все благодаря этой заразе Чонину. Насколько же тщательно Чонин изучил его. — И вообще, Чонин сам впустил нас сюда. — Он здесь? — Да, разговаривает с Чанёлем и Сехуном. — Что за бардак! Се тоже здесь? — Не бардак, просто мы решили, что раз уж вы потрудились на этой неделе, вам всем надо расслабиться. Сегодня мы опять идём в ресторан. Отказы не принимаются. Чонин уже согласился. Не будь занудой и без капризов соглашайся, всё равно мы потащим тебя туда. — Ах вы!.. — начал злиться Кёнсу. — Кёнсу, держи себя в руках, здесь ребёнок, — сказал Бэк. — Ах ты… — Кёнсу посмотрел на Бэка, и по телу последнего пробежал табун мурашек. Кажется, он доигрался. Опыт пяти лет общения подсказывал одно — бежать. Что и Бэк сделал. Он кинулся к двери, а Кёнсу рванул за ним. Кажется, Чанёль реально чувствовал, когда его горе-омеге угрожала опасность, потому что через секунду дверь открылась, впуская внутрь троих альф. Бэк скрылся за спиной Чанёля, прижимаясь к нему и зажмуривая глаза. Альфы ничего не поняли, но заметив Кёнсу с привычным оружием в руках, среагировали мгновенно. Сехун толкнул Кима на Кёнсу. Тот, не растерявшись, поймал омегу, прижимая к себе спиной. Кёнсу сперва и не понял, кто этот смертный, что осмелился помешать ему. Но гадкая улыбка на лице Бэкхёна, заставила его осознать, что его обнимает именно Ким Чонин. Кёнсу замер. Злость сменилась на растерянность. — Отпусти. — Нет. — Да, не отпускай его, Чонин, он опасен для других. — Бэкхён! — Кёнсу начал брыкаться, и Чонину не оставалось ничего, кроме как сильнее прижать омегу к себе, что и он сделал, с превеликим удовольствием. — Да отпусти ты меня, Чонин! — Нет, смотри, даже Фо не пытается защитить тебя. Он согласен со мной. Да, Фо-я? — Да, а то папа Кёнсу прибьёт папу Бэкхёна. Все засмеялись, кроме Кёнсу. Шёпот Кима заставил его залиться краской: —Не успокоишься — поцелую… Кёнсу не знал, куда себя деть. Чонин понял, что тот уже безопасен, но если он не отпустит, то, возможно, ему тоже влетит. Он медленно отпустил Кёнсу и отошёл на шаг. — Нам пора, конференция вот-вот начнётся. — Хорошо, — выдавил из себя Кёнсу. Все улыбнулись, а Лухан не удержался и поцеловал Сехуна, подмигнув Бэку. Кажется, сегодня всё наладится окончательно. Чанёль молчал, наслаждаясь объятиями своего омеги. ******* Конференция прошла на ура, все были в восторге от проделанной работы. Настал этап, когда инженеры уже могли присоединиться к работе. Конференция продлилась примерно два часа. В конце прозвучали аплодисменты. Когда уже участники конференции покинули зал и остались только Чанёль, Бэкхён, Чонин, Кёнсу и господин Пак, те выдохнули с облегчением. — У меня даже нет слов. Славно потрудились, — сказал Чанёль. — Теперь ваш черёд трудиться, — ехидно улыбнулся Ким. — Твой отпуск закончился. Бэкхён с тебя шкуру сдерёт, если вы будете отставать от нас. — Не отстанем! — с вызовом сказал Бэк. — Оу, Дива в деле? — улыбнулся Кёнсу. — Вы что-то имеете против моей Дивы? — выгнул бровь Чанёль, приобнимая Бэка. — Посмотрим, как вы сработаетесь, — сказал Чонин. Казалось, что они разделились на два фронта, продолжая буравить друг друга взглядом. — Ну вы даёте! Столько энтузиазма! — засмеялся господин Пак. — Посмотрим, чья команда будет лучше. — Наша! — одновременно сказали Чонин и Чанёль. Господин Пак лишь улыбался ребятам. Он был очень счастлив за своих сыновей. Несмотря на то, что Чонин ещё не добился Кёнсу, он был уверен, что его сын сможет исправить свои ошибки. Он верил, что бродяга-сын, который всегда заставлял родительское сердце болеть, наконец-то найдёт свой Дом. Чистый взгляд Кима говорил сам за себя: он наконец-то нашёл свою дорогу. Омеги тоже улыбнулись. — Как дети малые, — сказал Кёнсу, хотя секунду назад он сам буравил Бэка взглядом. — Пф, кто бы говорил, — фыркнул Бэк, заставляя всех рассмеяться. — С вами не соскучишься. Я рад за моих сыновей, ведь им достались такие половинки, — сказал Пак, заставляя Кёнсу краснеть. Ему определенно нравились растерянный Кёнсу и довольный Чонин. Он подмигнул сыну — и тот всё понял. Поддержка отца ему очень понадобилась, чтобы наконец огласить то, что он так упорно скрывал. — Отец, поскольку ты и Кёнсу здесь, хочу кое-что сказать. Через месяц состоится суд против отца Кёнсу. — А как ты относишься к этому, Кёнсу-ши? — Господин Пак, меня это не касается. Это личное дело Чонина. — Но, Кёнсу... — Вы прекрасно знаете, как я отношусь к этому человеку. — А если он, скажет о том, о чём не следует? Ведь это может осквернить ваше имя, — осторожно спросил Пак. Кёнсу побледнел, отлично понимая, о чём шла речь. — Пусть только посмеет, — вместо Кёнсу ответил Ким. От его холодного и уверенного голоса Кёнсу вздрогнул. — Если не хочет потерять абсолютно всё, и даже свой язык, то пусть сидит молча. Кёнсу почувствовал напряжение и уверенность Кима. Это позволяло довериться ему. Остальные улыбнулись. — Да ты крут, брат! — как говорится, Пак Чанёль «in the house». Бэк закатил глаза: ну и альфа у него. Напряжение ушло. — Тогда надеюсь на тебя, не дай Кёнсу в обиду, — сказал господин Пак, прекрасно зная, что этими словами заставит Кёнсу ещё больше растеряться. Щёки Кёнсу залились краской. Кажется, время действия таблеток от запаха закончилось. Он сам чувствовал свой запах, хотя тот был еле уловимый. Благо, что у него есть таблетки, а конференция закончилась. Но, кажется, не он один почувствовал. По участившему дыханию Кима стало понятно, что тот тоже почувствовал запах. — Ну всё, я пойду заберу Фо, — с улыбкой сказал Пак. — Они в моем кабинете, — сказал Чонин, — мы тоже идём с тобой. Все вернулись в кабинет, где находилась семейка. И пока все приветствовали друг друга, Кёнсу направился в мастерскую выпить таблеток. Он не заметил ни как Ким провожал его взглядом, ни как тот вышел за ним. В поисках своего рюкзака Кёнсу не услышал вошедшего Чонина. Наконец найдя рюкзак и дрожащими руками вытащив пузырёк с таблетками, Кёнсу попытался открыть его, но его пальцы перехватил Ким. Кёнсу задрожал всем телом, понимая, что попался. Чонин развернул Кёнсу к себе. По глазам было понятно, что он начинает злиться. Кёнсу опустил взгляд, как провинившийся ученик. Ким отобрал пузырёк и посмотрел на надпись. Он так и не отпустил руку Кёнсу, и по боли в руке Кёнсу понял, что альфа очень зол. Чертовски зол! — И что это? — еле сдерживая себя, сказал Ким. — Что это, чёрт возьми, До Кёнсу? — Не твоё дело, — не своим голосом сказал Кёнсу, нахмурив брови и пытаясь унять дрожь в теле. — Не беси меня. Отвечай! На кой черт ты пьёшь эти таблетки, когда твой организм едва пошёл на поправку? Совсем мозги потерял? — Следи за языком, — зашипел Кёнсу. Внутри всё сжалось: страх, обида за несправедливое отношение. Ему так хотелось врезать Киму. Впервые он чувствовал, что хочет поступить как самый настоящий трус и обвинить альфу во всём. Он так не считал, но уж очень хотелось быть неправильным. — Достал. Тебя это не касается! — Касается! Ты мой омега. — Как мы заговорили… С каких пор это стало тебя беспокоить? Вроде ты сам всегда мешал меня с грязью. Или после свадьбы Аи и Тэмина тебе не к кому податься?! — Не говори то, во что сам не веришь! — Ким понимал, что омега всего лишь защищает себя от того, чтобы не сломаться и не высказать в лицо, что из-за него он потерял возможность стать родителем. Чонин схватил Кёнсу за плечи. — А сам-то ты веришь себе? Зачем тебе я? Почему бы тебе не отстать от меня? — на глазах Кёнсу выступили слёзы, это заставило Кима смягчиться. Голос Кёнсу становился всё ниже: — Зачем преследуешь? Зачем соблазняешь? Ты заставляешь меня опять стать зависимым от тебя. У тебя что, совсем нет совести? Отпусти, Чонин. Я никчёмный омега, которая не может иметь детей! Зачем тебе такой ущербный? Чонин, я устал... Я так устал… Последние слова Кёнсу прошептал глотая слёзы и отпустил голову. Ким почувствовал, как омега стал обмякать в его руках: ноги того совсем не держали. Так хотелось прикончить себя за ту боль, что он причинил близкому человеку. Опять. Ким готов был встать на колени и просить прошения, умолять о том, чтобы Кёнсу простил его. Хотелось взвыть от боли, потому что это не только боль Кёнсу. Это и его боль, это и его горе. Он и сам не сможет стать родителем, потому что он не видел кого-то никого другого в роле своего супруга, только Кёнсу. Только своего непослушного большеглазого совёнка. «Люби его, люби его до безумия. Заставь принять себя таким, он есть!» — пронеслись в голове слова Сехуна. Да, не время терзать себя. Он должен пройти через это, должен поймать Кёнсу во время падения. Нет, не так. Он не должен позволить ему упасть. Ким прижал к себе Кёнсу, до хруста костей сжимая того в объятиях. — Ты такой глупышка, мой непослушный большеглазый совёнок. Послушай меня на этот раз. Ты самое прелестное создание на Земле. Ты настолько прекрасен, что я чувствую себя отбросом рядом с тобой. Твоя честность, твоя отвага, твоя истина заставляют меня терять свой мир. Мне хочется задушить себя за всю боль, что я вижу в твоих глазах. В твоих невозможно красивых глазах. Я знаю, что не достоин тебя, ведь такой, как ты, не может принадлежать такому, как я. Ты так гениально прост, что я перестаю дышать, потому что понимаю, что всё остальное — это лишь театр. Всё ложь, кроме тебя. Я и сам всего лишь актёр. Ты стал моей Истиной, моей верой. Ты единственный, перед кем я настолько честен. Я так сильно люблю тебя, что боюсь этого. Ты как будто живёшь во мне. Именно ты подарил мне свободу. Ты разрушил мой лживый мир. Ты подарил мне, придурку, сволочи, лицемеру, то, чего у меня никогда не было, — возможность доверять людям. Пойми, ты идеален. Ты для меня идеален даже тогда, когда пытаешься контролировать всё вокруг. Пойми, если у тебя не может быть детей, — оба вздрогнули, голос Кима охрип, — то и у меня не может быть родных детей. Потому что я больше не хочу лгать кому-то. Если ты откажешь мне, отвергнешь меня, я пойму, но ни за что на свете не перестану оберегать тебя. Ни за что, Кёнсу-я. Ни за что. На последних словах голос Кима сорвался. Ведь он представил Кёнсу с другим и понял, что не сможет отпустить. Кёнсу не двигался. В голове звенело. Тело начало гореть от слов и действий альфы. Кёнсу не верил своим ушам. Как можно было настолько измениться. Как можно быть настолько «Ким Чонином». Для Чонина он не нашёл другого определения. Он таял в его руках, с глаз полились слёзы. Он чувствовал, как душа его кричала. Он всем телом вжался в Кима, словно пытаясь спрятаться от всего мира, от себя, от своей жизни, от факта, которого нельзя было избежать. Он понял, почувствовал, что Чонин единственный, кто может спасти его, может защитить, кому он может довериться. Кёнсу обнял альфу в ответ. Он плакал так, как никогда: прежде он не мог позволить себе такой роскоши, как слабость. Он чувствовал, как с каждой слезинкой боль утихала. Казалось, что все клетки боли испарялись от теплоты альфы. Он чувствовал, как очищается от всей гнилой боли, что накопилось в его теле, в сознании, в подсознании, в сердце. Каждая частичка испарившейся боли освобождала место для частиц счастья, надежды, доверия и любви. Улыбка озарила его заплаканное лицо. Пустота зазвенела внутри. Наконец-то он свободен от прошлого.