Сержант головного Улья

Теперь я знаю, как сходят с ума цзы’дарийские офицеры. Безумие течет по венам жидким огнем, причиняет боль и пахнет сладостью. Я бился в клетке разума всю ночь и никак не мог найти выход. Изначально глупой была затея создать рациональное объяснение иррациональным эмоциям. Но я отчаянно боролся. Воспоминания захлестывали, рождая дрожь и сладкое томление внизу живота. И если вчера я еще мог списать большинство на игру воображения и переживал, что выдаю желаемое за действительное, то сегодня сомнения рассеялись. Я видел настоящего сержанта Грута. Был с ним. Любил его. Все остальное шелуха, панцирь улитки, броня. Слой за слоем её наращивало неофитское воспитание Улья. Бесконечные пытки и побои. В какой-то момент васпа перестал реагировать на постоянный раздражитель и выключил его. Но свято место пусто не бывает. Шлейф реакций закрепился в шаблон и стал нормой. Теперь это просто работа. Да, она по-прежнему может вызывать как положительные, так и отрицательные эмоции, но в сути своей незыблема. Я долго думал, что это и есть Грут, что ничего кроме и не осталось, пока не замерз, свернувшись калачиком на полу в допросной. Барьеры, шаблоны реакций, модели поведения, социальные роли, профдеформация: я мог бы еще много умных слов вспомнить, но ни к чему. Все падало, разбивалось, исчезало, стоило только прикоснуться сердцем. Душу нельзя уничтожить, как бы не старались все сержанты всех Ульев вместе взятые. Но с этим открытием ни одна проблема не исчезла. Пока Грут сержант головного Улья он будет жить так, как умеет. И даже если я смогу вытащить его на свободу хищные призраки прошлого будут являться и требовать причитающееся им. Возможно, дыба и сегодняшние иглы покажутся мне раем. Я придирчиво ковырял душу, выискивая в себе признаки нездорового наслаждения болью. Не нашел. И этот камень лег в черную урну «против». Я по-прежнему оставался цзы’дарийцем, лейтенантом Тезоном Туром, прибывшем на эту планету с разведывательной миссией. Пока я не увидел труп Дариона, я буду надеяться, что он жив, и пытаться вытащить всех нас отсюда. План побега зрел непозволительно медленно, фактически в впервые в жизни я не знал, что делать. Дин ошивался в лохмотьях шудры в ангарах, изучая конструкцию вертолета и пытаясь выяснить, как его пилотировать. Отрабатывал смену за сменой, которые сутки шатаясь от усталости и снося побои от сержанта Зорга. Каждый раз, когда я видел у Дина новый синяк или кровоподтек мне становилось нестерпимо стыдно. На мое предложение подменить, васпа просил не дурить. Грут, говорил, прицепился к тебе. Следит. Не найдет ночью в казарме, сгноит на дыбе. Смотреть в глаза Дину в этот момент я просто не мог. Страсть сделала меня изгоем. Цзы’дарийцы настолько нетерпимы в этом вопросе, что узнай хоть кто-нибудь, что я пережил позор и не наложил на себя руки, и моей участи позавидуют даже шудры. Нет, не убьют. Цзы’дарийцы не убивают своих. Изувечат, отрезав все мужское, и оставят проживать нашу длинную жизнь. Это камень в белую урну «за». Изгоем стал и Грут. Я помню его слова о наказании. Васпы не более терпимы. И нужно иметь мужество, чтобы отдаться чувствам. Но, кажется, я опять выдаю желаемое за действительное. Безудержную страсть за любовь, вспышку ревности за любовь, малейшее проявление внимания и заботы за любовь. Я собираюсь остаться, взвешиваю все за и против, а нужно ли это Груту? Что если я для него не больше, чем красивая игрушка? Неправильный неофит с гладкой кожей и навыками бойца? И смотреть и трогать приятно? От последних мыслей стало не по себе. Не может быть. Я не верю. Но если это правда? Тогда камень падает в черную урну. Я закрыл пылающее лицо руками, прислушиваясь к волне боли, поднимающейся изнутри. О, теперь я знаю много пыток и эту тоже. Не могу улететь. Останусь здесь, сколько буду нужен. Камень летит в белую урну. Два – два. Скверно, как говорит Грут. - Тур, - окликнул меня голос из темноты. Я вскинулся, убрав руки и увидел Дина, бочком просочившегося в мою ячейку. - Я видел Лара! – возбужденно прошептал васпа, усаживаясь на пол и подобрав под себя ноги. – В ангаре! С преторианцем! Я никак не мог прийти в себя и осознать услышанное только что. Дин разве что не подпрыгивал на месте, а так все признаки нервозности, столь нехарактерной для васпов, присутствовали в полном объеме. Глаза сверкали ярчайшими звездами. - С каким преторианцем? - ошалело пробормотал я. - С одноглазым! – выдохнул Дин, - Он печень обещал вырвать! Если не сдашь экзамен. Одноглазый, печень, экзамен. - Да что случилось? – не выдержал я. – Давай сначала. - Я в ангаре, - зачастил васпа, - качу подшипник. Здоровый. Смотрю претор. Я морду в пол. Он мимо, не глядя. А за ним Лар. Живой. Целый. Довольный. Я пасть открыл. Подшипник уронил. На ногу. Больно. - Дальше что? – взмолился я. - К вертолету пошли. Сломанному. Лар в кресло сел, а преторианец руками замахал. Про рычаги рассказывал. Как взлетать. Я подшипник в руки и туда. Тащу и слушаю. Толково все говорил господин преторианец. По делу. Третья смена, а такое в первый раз слышу. И про контрольное висение и про «шаг-газ». Я все не понимал как. А тут понятно. - Дин, - прорычал я, - давай дальше. - А дальше, - васпа округлил глаза и приоткрыл рот, - они улыбаться начали. Я, наверное, никогда не привыкну к реакции васпов на проявление эмоций. Хотя соглашусь. Улыбающийся одноглазый преторианец это из ряда вон выходящее событие. - А потом, - Дин почти захлебнулся от возбуждения, - претор упал! - Как упал? – подскочил я. - Затрясся весь, - горячо зашептал васпа, - пена изо рта пошла. Лар к нему прыгнул. Схватил. Обнял. Это ладно, Дарион у нас жалостливый, мог и броситься помогать. Заболел офицер что ли? - Да так…, - Дин запнулся, силясь вспомнить непривычное слово, - лас-ко-во. Вот это уже новость. Сначала в записке попрощался, а теперь с преторианцем обнимается. Не мне, конечно, осуждать, но от Дариона я не ожидал никак. Сын генерала образцовым должен быть. - Ласково? – переспросил я. - Да, - кивнул Дин, выразительно поиграв бровями. - На пол уложил. Голову повернул. По руке погладил. Погладил, Тур. Меня жаром окатило. Вернулись собственные воспоминания и отголосок недавней боли. - Ну, погладил и что? – недовольно спросил я. - Как что? – вскинулся Дин, - Не понимаешь? Неофиты из претории не возвращаются. А Лар живой. Без переломов и не в цепях. С претором обнимается. Я слышал про преторианцев. Васпа понизил голос до едва различимого шепота. - Что не только кровь они берут у неофитов. А еще кое-что. Я про сержантов тоже слышал. И даже убедился. Но Грут всерьез боится наказания. - Е-рун-да, - отчетливо произнес я. - Что? – удивился Дин. - Бред, чушь, ложь, клевета, - щедро выдавал я синонимы. – Не верь. Забудь про это. Тебе показалось! - А может правда? – не унимался васпа. - Ведь не бывает так. Чтоб живой. С преторианцем. - Ох, Дин, чего только не бывает. А дальше что? – сменил я тему. - А, - васпа задумался и чуть успокоился, - Лар просил передать, что бежим с экзамена. У него Договор с претором. Я поперхнулся, закашлявшись и согнувшись пополам. - Дин, почему ты с этого не начал? – зло процедил я. - Ты же сказал с начала, - пожал плечами васпа. - На чем бежим? Вопросов в голове роилось масса, не знал, за какой хвататься. - На вертолете, - задумчиво сказал васпа, - зачем еще претор Лара учил. - Как бежим? Когда? - Не знаю. Претор очнулся. Я ушел. Я схватился за голову, застонав. Руки чесались сломать посох о хребет Дариона. У него Договор с личным телохранителем Королевы, а мы без сведений, без подробностей должны слепо идти за ним. Был ли вообще Договор? Или план? Может быть, Дин прав в своих подозрениях и дурной нилот так же как я решил остаться? Тогда к чему этот фарс с побегом? - Тур, - позвал васпа. – Что делать будем? - Не знаю, - тихо ответил я. – Мне надо подумать. - Думай, - кивнул васпа, - сейчас подъем будет. Я пошел. Я проводил уходящего Дина глазами и стал одеваться. День не обещал стать простым. Оживший нилот не то, чтобы спутал все карты, но внес некоторую сумятицу. Увести одновременно Дариона, Дина, Грута да еще и с участием преторианца казалось абсолютно невозможной задачей. Хотя зачем я вру сам себе? Это невозможно. Нам бы разделиться, сбежать по-отдельности, а потом где-нибудь встретиться. Надо поговорить с Грутом, но захочет ли он видеть меня после сегодняшнего? Таким мертвым, как после предложения сбежать, я его еще никогда не видел. Еще один камень в черную урну или я тороплюсь? Подъем кричал дежурный. На общем построении был только Зорг. Утренняя пробежка и завтрак тоже прошли без Грута. Мы переглядывались с Дином и я каждый раз отрицательно качал головой. Ничего нового, а время идет. Воображение рисовало страшные картины расправы над сержантом. Допросная, конечно, уединенное место и моими стонами и криками из неё никого не удивить, но вдруг кто-нибудь любопытный пробегал мимо и подслушал? А потом доложил? Меня колотило от страха. Уставший, перепуганный, с безжизненно повисшими плечами сегодня я как никогда похож на васпу. Знакомый голос выдернул из строя перед самой прачечной. - Сто пятьдесят шестой! Ко мне! Облегчение окатило прохладным душем. Жив. Зовет. Спасибо всем несуществующим богам. Только бы уговорить. Иначе. Не знаю, что иначе. Я шел, не поднимая глаз, пока не увидел черные носы начищенных сапог. - Да, господин сержант. Грут взял за подбородок, поднимая голову. Долго смотрел в глаза, а потом сухо и безжизненно произнес. - Пойдем.