В дом он отца моего дорогое принес ожерелье: Крупный электрон, оправленный в золото с чудным искусством; Тем ожерельем моя благородная мать и рабыни Все любовались… Гомер, Одиссея (Песнь 15)
Смоляные волосы в совершенно мальчишеской прическе. Чуть вздернутый вверх прямой нос. Загорелая под теплым солнцем кожа. Упрямый взгляд синих глаз. И она совсем не походит ни на призрака, ни на выдумку больного воображения. Гермиона нервно облизывает сухие губы и в очередной раз убеждается, что не в порядке, что, кажется, сам мир сошел с ума. Это будто одна из оживших фантазий господина Гофмана. Здесь, в комнате — она, за зеркалом — другая. Гермиона не помнит, чтобы продавала душу дьяволу. Если только сама Хранитель — не дьяволица. А она просто говорит: — Привет А Гермиона просто не знает — смеяться или плакать. И тоже говорит: — Привет И она спрашивает твердо, но по-детски доверчиво: — Ты ведь не моя Гармония? — Боюсь, что нет Гриффиндорка в общем-то не сомневается, о чем, собственно, ее спрашивают. Лишь в реальности происходящего. Перед ней — Адара Блэк собственной персоной. А она — Гермиона, не Гармония. — Тогда это ты была со мной в тот день… — в голосе ее внезапно послышались обида и злость, будто девушка напротив была виновата. — Сумасшествие какое-то! Бред! Полный бред! Брюнетка тряхнула волосами, приводя их в еще больший беспорядок, и бессильно сжала кулаки, почти с яростью смотря на Гермиону. Она вся как-то сжалась, вмиг потеряв всю аристократическую невозмутимость, и стала больше похожа на озлобленную кошку, которой только что немилосердно наступили на хвост. Адара вдруг как-то особенно сверкнула глазами из-под челки и, подняв руки вверх, что есть силы, треснула кулаками по зеркальной перегородке, отделяющей их. Стекло жалобно зазвенело, но не поддалось. — Почему так? Почему? — яростно шипела Блэк, вновь и вновь ударяя по стеклу. Она будто обезумела, растеряв всю выдержку. Она выглядела донельзя сломленной сейчас. Совсем не такой, какой ее видела Гермиона на испытании. — Я не должна быть здесь! Только не здесь! Выпусти меня! А шатенка все смотрела и смотрела на безумство недавней подруги. И не понимала, как человек мог быть настолько другим. Будто бы с их встречи прошел добрый десяток лет, заставивший веселую, общительную и совершенно бесшабашную брюнетку стать столь неуравновешенной и истеричной. Гермиона помнила себя такой на том испытании. И это было слишком ужасно, чтобы вспоминать. Таким было лицо страха. — А ты! — Адара отвлеклась от попыток разбить зеркало и перевела взгляд полный боли и ненависти на Гермиону. — Скажи, почему ты стоишь здесь? Почему я здесь — пленницей? Что за дурные шутки? Выпусти, слышишь? Выпусти! Ее срывающийся голос бил по ушам, оглушая. И густое, едкое отчаяние мешало дышать, мешало сказать хоть что-то и остановить, наконец, это безумие. Это было похоже на ночной кошмар: страхи догоняют тебя, а ты — не можешь шевельнуться. Она бы выпустила, она бы прекратила столь дурную шутку. Но она не могла двинуться. — Хватит… — еле слышно прошептала Гермиона, вглядываясь своими печальными и чуть напуганными глазами в ее — синие и отчаянные. — Хватит! Я не могу ничем помочь тебе, понимаешь? Я сама уже ничего не понимаю! Ее голос был тверд, да и сама себе шатенка уже казалась холодной мраморной статуей. Было так страшно — не знать ничего. Но она не должна была поддаться этому страху, не должна была стать такой же, какой Адара была сейчас. Такой… уродливо сломленной. Она же чертова сильная Гриффиндорка! А Адара осеклась на полуслове и потупила синие глаза. — Я не знаю, почему ты оказалась в моей голове и не знаю, как убрать это. Тем не менее, мы не должны впадать в истерику. Я знаю, это сложно — справиться с отчаянием… — Да что ты знаешь о настоящем отчаянии?.. — тихо проговорила брюнетка, опуская руки. Ее глаза все еще блестели недавней яростью, но теперь они были полны печали. Так девушка казалась гораздо старше своих лет, будто произошло в ее жизни что-то, что заставило ее повзрослеть. — Может ты и права, но… Ты можешь рассказать мне о нем, если захочешь. — Не думаю, — фыркнула Адара, чуть успокаиваясь. Это было сказано так по-доброму, так наивно, что брюнетке хотелось блевать от одного вида этого ангелочка. — Но я попробую ужиться с тем, что я нахожусь в чьей-то башке. Брюнетка прикрыла глаза и глубоко вздохнула, смотря вперед из-под полуопущенных ресниц. Гермиона тепло улыбнулась девушке, чьи перемены настроения были столь резкими, что стоило задуматься о ее психическом здоровье. Или о психическом здоровье самой шатенки. — И я совершенно точно не отдам тебе вот это, — с высокомерными нотками в голосе проговорила Блэк и, запустив руку под ворот блузки, достала оттуда… тяжелый темный медальон виде ворона, и любовно прошлась ноготками по резной поверхности. — Это же… — с придыханием выдала Гермиона, судорожно рассматривая медальон, что она еще недавно искала в глубинах своего подсознания. — Откуда он у тебя? — Не имеет значения. Он мне понравился, значит будет моим. В ответ Гриффиндорка лишь пожала плечами. Ей-то это украшение было совершенно без надобности. Оно было слишком массивным и каким-то зловещим. И Гермионе совершенно точно не нравился. — И все же ты совершенно не похожа на мою Гармонию, — фыркнула Адара и исчезла в темной дымке. А Гермиона уже чувствовала себя героиней какой-нибудь «Алисы в стране чудес»… Всё страньше и страньше! Всё чудесатее и чудесатее! Всё любопытственнее и любопытственнее! Всё страннее и страннее! Всё чудесится и чудесится!.. Или актрисой театра Абсурда.***
Если бы у Дэмиана спросили, что он целыми днями делает в поместье Темного Лорда (который был еще и лучшим другом по совместительству), он бы насмешливо отсалютовал бокалом с темным виски и залпом осушил его, жмурясь от удовольствия. Если бы у Дэмиана спросили, почему он находится именно в поместье Темного-Лорда-который-еще-и-лучший-друг, он бы непринужденно пожал плечами и рассказал о том, что для такого нужно иметь чертовское везенье… или невезучесть, да (скорее невезучесть — подумав, прибавил бы он). Но если бы у Дэмиана спросили, для чего он все еще лучший-друг-Темного-Лорда, он бы сказал, что это вопрос, черт подери, слишком сложный и попросил бы варианты ответа (и отверг бы их все, потому что Темный Лорд — сам по себе слишком сложная штука). Жизнь Дэмиана вообще была какой-то слишком сложной. Началось это, конечно же, с тех пор, как он поступил в Хогвартс. Быть может, он и хотел бы вернуться на много лет назад и с отборными ругательствами оттащить самого себя от идеи поехать в Англию. Однако в то время в Шармбатоне все еще оставалась его будущая благоверная (которая тогда была той еще стервой, да). И Дэмиан, честно признаться, даже не знал, какое из зол было меньшим. С другой стороны, он все же придерживался политике «Все предрешено» и «Все, что ни делается — к лучшему». Да, именно поэтому он сейчас методично гробил свою печень под литрами алкоголя. И Дэмиан, черт побери, чувствовал себя счастливым сейчас! В жизни Маркэля вообще было всего лишь два повода для счастья: алкоголь и Оливия (но во втором он никогда не признàется, нет!). А Оливия и до сих пор была чертовой стервой, разве он не упоминал? Иначе почему сейчас она совершенно бесцеремонно выхватила из его рук бутылку его дорогого виски?! (вот поэтому он все же больше любил алкоголь, чем свою жену). — Черт, и что на этот раз, моя дорогая Оливия, побудило тебя испортить мне времяпрепрово… Он задохнулся на полуслове, глядя, как его милая жена (квалифицированный медик, между прочим), не утруждая себя бокалом, глотает терпкий виски прямо из бутылки. Женщина морщится и, смаргивая подступившие слезы, хрипит: — Она — живая, а я — уставшая. Дэмиан тяжело сглатывает и опрокидывает в себя оставшееся содержимое бокала. — Надо бы Тома проверить на всякий случай. Это будто бы уже условный рефлекс — всякий раз проверять Темного Лорда на степень склонности к совершенно глупым и необдуманным поступкам (а потом, если что, грозить пальчиком «Ай-ай, плохой Волдеморт! Плохой!»). — Только, если увидишь Мию, отвадь ее от посещения левого крыла, пожалуйста, — Оливия тяжело бухнулась на диван и, пристроив у изголовья подушку, упала на нее головой, разбросав вокруг локоны цвета мягкого масла. — Тебе настолько было лень провести экскурсию по поместью, что ты оставила все на волю случая? — насмешливо фыркнул мужчина, вставая с кресла. — Я похожа на экскурсовода, милый? — закатила глаза блондинка и вновь потянулась к бутылке. — К тому же, я считаю, что ей стоит пройти это самой. Заодно и узнаем, насколько сильна ее тяга к приключениям… Если бы Дэмиана спросили, почему он все-таки женился на Оливии даже после расторжения контракта, он бы попросту не ответил. Он не отвечал на столь глупые вопросы.***
Дверь в спальню оказалась незапертой, и это даже как-то глупо выглядело со стороны. Неужели Олив была настолько невнимательной, чтобы забыть закрыть дверь? Впрочем, это не имело значения, когда любопытная душа рвалась туда — за незакрытую дверь. Она же была смелой и безрассудной Гриффиндоркой, в конце концов. Гермиона лишь проверила наличие за поясом легкого платья, что ей дала Оливия, наличие волшебной палочки и скользнула в освещенный свечами коридор. Стены здесь были выклеены темно-зелеными обоями и в тусклом свете и вовсе приобретали пренеприятный болотный цвет. На стенах — ни следа картин или прочих украшений, лишь ряды дверей, позолоченные ручки которых поблескивали, отражая огонь в старинных подсвечниках. Девушка шагнула к ближайшей двери и смело дернула ручку вниз. Та отозвалась щелчком и медленно приоткрылась. Это была довольно просторная светлая комната — полный противовес спальни, в которой сейчас проживала Гермиона. Огромные окна, бежевые обои и светлое дерево мебели — все будто источало свет. На внушительном комоде и двуспальной кровати, застеленной белоснежным покрывалом не виднелось ни грамма пыли, а чуть примятые подушки и соскочившее с кресла у камина покрывало доказывало, что комната была обитаемой. В отличие от аскетически обставленной комнаты Темного Лорда, эта имела в своем интерьере кучу мелочей: обилие вышитых самыми разнообразными узорами подушек, позабытую на тумбе при кровати книгу (это был, кажется, любовный роман какого-то магического писателя, но Гермиона уж точно в таком не разбиралась), гипсовую статуэтку мага в развевающемся плаще и еще много чего. Все это делало комнату в действительности жилой. Шатенка не смогла пересилить свое любопытство, а потому скользнула в чужую комнату. Здесь приятно пахло какими-то цветочными духами и, совсем чуть-чуть, виски. Это совсем не походило на запах кондиционера для белья и мыла, что витал в темно-зеленой спальне. На комоде Гермиона, помимо статуэтки, разглядела еще и обилие различных косметических средств, а также небольшую вышитую бисером сумочку. В ящиках оказалось несколько абсолютно белоснежных рубашек и две пары черных брюк, а также несколько мантий, от которых сильно пахло одеколоном. Резной шкаф на другом конце комнаты был под завязку забит платьями самых различных материалов, длин и окрасок. Синее в пол, зеленое чуть доходящее до колен, нежно-розовое шелковое и голубое батистовое. Не было только желтых. Закрывая шкаф, Гермиона как-то особенно неаккуратно хлопнула дверцей, отчего одно из платьев свалилось с вешалки. С тяжелым вздохом девушка, коря себя за неосторожность, принялась поправлять предмет одежды и, лишь вновь разместив платье на законном месте, заметила, что что-то выпало из него. Это оказалась небольшая серебряная брошь виде обвившейся вокруг кубка змейки, что поблескивала на девушку сапфировыми глазами. Гермиона могла поклясться, что видела подобную на страницах своего учебника по истории магического мира, правда не могла вспомнить, что она означала. Тем не менее, девушка поспешно спрятала брошь на место и поспешила ретироваться из комнаты, что, судя по всему, принадлежала Оливии и, возможно, ее мужу. Ручка на следующей двери упорно не хотела поддаваться, как ни давила на нее шатенка. В раздражении она хлопнула по куску дерева рукой, отчего ржавые петли все же удосужились сдаться. Эта комната была покрыта слоем пыли настолько многолетним, что, казалось, и вовсе никогда не была жилой. Однако некоторые мелочи заставляли считать иначе. Вся комната, казалось, была поделена пополам. Выцветшие голубые обои ровно на середине прерывались темно-зелеными; узорчатый, вышитый серебряной нитью ковер на полу — ослепительно белым (когда-то, ведь сейчас он от слоя пыли и грязи стал уродливо серым); в одной части комнаты располагался поистине огромный книжный шкаф, сейчас пустующий, а в другой — запыленное пианино и небольшая флейта. Здесь имелось два комода, два зеркала и два кресла перед камином. А кровати, которых также было две, располагались в самом центре комнаты, почти вплотную. Гермионе стало любопытно, кто мог проживать в такой комнате, и воображение услужливо нарисовало ей двух близнецов — совершенно разных, но не способных быть порознь. Они наверняка вечно ругались между собой в силу своих различий, но неизменно держались друг за друга. И это было, наверняка, прекрасно для них. Далее несколько дверей так и не поддались напору бравой Гриффиндорки, а еще несколько — были абсолютно идентичны и, скорее всего, предназначались для гостей. Обнаружились также пару ванных комнат, обставленных со всей возможной роскошью в виде позолоченных краников и прочего. Однако была еще одна комната, что запала в память девушке. Мастерская. Исписанные рисунками белые стены с уже облупившейся наполовину краской. Трухлявые полки, ломящиеся от банок с краской, кистей различного размера и рулонов с давно истлевшими холстами. Разбросанные тут и там пожелтевшие от времени листы бумаги. Натянутый на старом мольберте холст, испачканный угольным наброском будущей картины. И фартук художника половой тряпкой у деревянных ножек. Будто бы комната была брошена внезапно. Будто бы хозяин мастерской вышел за дверь по какому-то совершенно незначительному делу и не вернулся. Гермиона недолго находилась здесь, не в силах выдержать концентрацию пыли в комнате, лишь бросила взгляд на холст, где чернел старательно выводимый портрет какого-то парня. Вскоре длинный коридор закончился, и девушка вышла к мраморным ступеням, ведущим в слабо освещенный холл. Здесь была огромная люстра, до которой при желании можно было дотянуться с балкончика, где стояла Гермиона. Но кроме внушительной люстры в холле не было заметно следов роскоши, будто кто-то намеренно убрал все сколько-нибудь помпезное отсюда. Девушка не считала нужным пока спускаться на первый этаж, поэтому побрела вперед — вновь в темные коридоры. Здесь, казалось, даже свечи горели не так ярко, как в другом крыле — все было настолько мрачным, наводящим ужас. Ручки на бесконечных дверях уже потеряли свою прежнюю позолоту, да и сами куски дерева казались более потрепанными. Темно-зеленые обои вдруг сменились абсолютно голыми, выкрашенными какой-то грязной-серой краской стенами. Все это производило впечатление грозного дома с привидениями из какого-нибудь дешевого фильма ужасов. Тем не менее, Гермионе слишком хотелось побольше узнать о доме, в котором она находилась, поэтому она смело приблизилась к ближайшей двери и потянула за жалобно скрипнувшую ручку. Та не поддалась. Как и следующая после нее. И следующая… Ни одна из дверей здесь не захотела поддаться напору шатенки. Это лишь подстегивало любопытство девушки, поэтому она упрямо продолжала дергать ручки всех попадающихся на пути дверей. Она как раз приблизилась к входу в новую комнату, как заметила тень, промелькнувшую за поворотом и направляющуюся, судя по всему, именно в сторону, где была Гермиона. Не стоит говорить, что она изрядно перетрусила, ведь это мог быть хозяин поместья, встречаться с которым девушке ой как не хотелось. Ведомая инстинктом самосохранения, она попятилась назад и вскоре была скрыта за ближайшим углом. А незнакомец тем временем приблизился именно к той двери, у которой несколько секунд тому назад решительно стояла Гермиона. Он резко дернул ручку и приоткрыл дверь, впуская в коридор слабую полоску света, благодаря которой девушка смогла получше разглядеть незнакомца. Мужчина лет сорока недовольно хмурил кустистые брови, отчего морщины на его измученном временем лице проступили сильнее. Его чуть прищуренные серые глаза поблескивали раскаленным металлом, отражая свет. Они, как и морщины, хранили усталость прожитых лет, но еще держали в себе хищный отблеск. На левой скуле обнаружился небольшой шрам, придающий лицу несколько воинственный вид. Таких людей на самом деле не привыкли называть красивыми: слишком грубые черты лица и твердый выпирающий подбородок особо не привлекали девушек, а грозное выражение глаз и шрамы могли даже отпугнуть. Но было в этом человеке что-то притягивающее — гордое и благородное. Он недолго стоял у приоткрытой двери и, аккуратно прикрыв ее, двинулся обратно чуть нетвердой походкой. Когда его шаги стихли в коридорах поместья, Гермиона вышла из своего укрытия и направилась к той-самой двери, уверенная, что она уж точно поддастся ее напору и откроет свои секреты. Тонкие пальцы решительно обхватили резную бронзовую ручку и девушка вздохнула, чуть прикрыв глаза, собираясь с силами. Будто перед прыжком в бурные речные воды. Вот только утонешь или выплывешь? Замок негромко щелкнул, и дверь приоткрылась, выпуская в коридор тонкую полоску света. Лучи закатного солнца струились из-за неплотно закрытых штор и в их свете глаза Гермионы приобретали совершенно золотой оттенок, а шоколад волос вдруг из ядрено-горького становился нежно-молочным. Светлое платье, что было не по размеру весьма тощей девушке, сейчас съехало с одного плеча, но у нее даже мысли не было поправить его. А в воздухе кружились тучи пыли. А Он, разбросав по столу какие-то бумаги и чертежи, спал. И волосы его, чернее глубокой ночи, были взъерошены. И бледные руки, покоящиеся на столе, — испачканы чернилами. И всего лишь на миг Гермионе показалось, будто он совсем человек. Однако девушка не привыкла верить глазам. И знала силу обмана. Она лишь чуть-чуть помялась у двери и нерешительно ступила на деревянный порог босыми ногами, совсем не боясь заноз. Она все смотрела, как свет исчезает за окном и думала, что так же рассеется и в Нем все человеческое. Будто монстр действительно может удержать маску надолго. Будто она поведется. Будто… — Не советую ступать за порог, если не хотите остаться без ноги. На плечо Гермионы внезапно приземлилась тяжелая рука, заставляя обернуться. Это был тот человек. Он чуть криво ухмылялся, а глаза его серые лучились добром. Это были будто глаза старика — изуродованные морщинами и совершенно усталые. Вблизи это было заметно лучше. — Идемте, не будем тревожить его сон. Он итак спит в последнее время урывками, — мужчина потянул девушку в коридор, закрывая дверь. Солнце зашло окончательно. — Гермиона, я полагаю? Мужчина обратился к ней, попутно зажигая пару ближайших канделябров, позволяя девушке осмотреть себя получше. Шатенка кивнула, сложив руки на груди, ожидая, когда ей представятся. — Дэмиан Маркэль, правая рука, левая нога и здравый рассудок Темного Лорда, — он развернулся к ней и одарил вежливой улыбкой. Затем подал руку и добавил, — вы голодны? Если да, то почту за честь, если вы отужинаете со мной. — Не откажусь, — девушка с легкостью приняла приглашение, улыбнувшись. Этот мужчина практически не вызывал в ней недоверия, всячески располагая к себе. Тем не менее, Гермиона все равно сказала себе быть осторожней и ничего не принимать за чистую монету. — Тогда мы, пожалуй, спустимся в столовую, — с этими словами Дэмиан направился к лестницам, удерживая под локоть девушку. — И, к тому же, я чертовски сильно попрошу вас не ходить больше в левое крыло и, тем более, не пытаться попасть в кабинет моего дражайшего друга. Это чревато не очень приятными последствиями. — Дверь была незакрыта, а я слишком любопытна для того, чтобы сидеть в комнате. Любопытство не порок. — Не порок, просто не всегда полезная особенность, которая может создать весьма неприятную ситуацию. Особенно когда ты находишься в особняке Темного Лорда. По-хорошему за вами необходимо нести круглосуточный надзор, как того хотел Том, но… Олив слишком ленива для этого, а у меня есть более важные занятия, — Дэмиан легко подмигнул девушке, и та в который раз поразилась его непринужденности, смешивающейся со слегка старомодным стилем общения. Однако была в его словах одна деталь, которая не могла оставить девушку равнодушной, поэтому она спросила об этом напрямую. — Вы действительно друг Волдеморта? У него есть друзья? — вскинула бровь Гермиона, подмечая, как нахмурилось и вновь посветлело лицо Маркэля. — Я попрошу вас не называть этого имени впредь. Его не любят в этом доме. «Темный Лорд» или просто «Он» будут куда предпочтительнее. Я не говорю про более фамильярное обращение, так как не думаю, что вы наберетесь смелости так к нему обращаться, да и он вряд ли стерпит «Том» из ваших уст. Черт, я бы посмотрел на его лицо тогда… — мужчина усмехнулся и все-таки посчитал нужным ответить на вопрос. — Да, я знаю, чертовски сложно поверить в это, но у Темного Лорда действительно есть друзья, пусть он сам так и не считает. В его мозгах понятие «друг» слишком расплывчатое и эфемерное, чтобы быть примененным на кого-то реального, но тем не менее, мы — я и Оливия — не находим другого слова для обозначения всего этого. Мы слишком долго друг друга знаем и слишком многое прошли вместе, чтобы быть просто «знакомыми» или «однокурсниками»; слишком сильно повлияли на его жизнь, чтобы быть «никем»; мы не подчиняемся ему, чтобы быть «приспешниками» и остаемся с ним до сих пор, чтобы быть только «боевыми товарищами». Так что да, я друг этого сумасшедшего ублюдка с садистскими наклонностями и манией величия. В этом мало, чем гордиться, знаете. Гермиона легко рассмеялась, смотря на мужчину, разводящего руками. — Но это определенно история не позднего вечера, если вы хотите узнать все в подробностях. Тем более мы уже пришли. И действительно, перед взором девушки предстала большая светлая (благодаря огромной люстре) комната, практически полностью занимаемая длинным лакированным столом из темного дерева, вкруг которого были уставлены пятнадцать стульев, расшитых золотыми нитями. Тон этой комнаты был полностью противоположен остальным комнатам особняка — здесь не было мрачных цветов, а минимализм в угоду удобству заменялся разнообразными статуэтками, резными рамками картин и роскошными барельефами на высоком потолке. Арочные окна были декорированы витражами, изображающими сцены из древних мифов — Гермиона точно заметила на одном из них коренастого человека в шкуре льва с мечом наперевес. Планировкой этой комнаты совершенно точно занимался не нынешний хозяин особняка, подумала девушка. — Прошу к столу, — подождав, пока шатенка осмотрится, окликнул Дэмиан, приглашающе отодвигая стул во главе стола. Как настоящий джентельмен, он пододвинул девушку к столу и только после этого присел по правую руку от нее, предварительно щелкнув пальцами. Подле мужчины тут же с хлопком появился домовой эльф, и тот, сказав что-то про ужин, отослал слугу на кухню. Спустя несколько секунд на столе с хлопками стали появляться всевозможные блюда — от ростбифа и жареного бекона до йоркширского пудинга и тыквенного пирога. А еще… — Это что, картофель фри? — удивленно проговорила Гермиона, поднимая с одной из тарелок ломтик золотистого картофеля. Губы ее расплылись в улыбке и обмакнув в еду в предоставленный соус, девушка с удовольствием отправила ее в рот. — Тысячу лет не ела его! Мужчина усмехнулся в ответ и пододвинул к себе стейк. — Понимаю. Еда в Хогвартсе, конечно, вкусная, но, черт, такая неразнообразная и простая. Помнится, на шестом курсе я несколько дней подряд вместо того, чтобы есть со всеми, призывал нашего эльфа-домовика, чтобы он таскал мне еду из дома. От Реймса, конечно, далековато, но все же. Потом меня, правда, отчитали учителя, но оно того стоило. — Реймс? — переспросила Гермиона, высматривая в тарелках что-нибудь чуть мене жирное, чем блюда традиционной английской кухни. — Значит, вы француз? — Да, впрочем, как и Оливия. Я даже какое-то время учился в Шармбатоне, но затем перевелся в Хогвартс. — Это все больше походило на обычную дружескую (или светскую) беседу, тем временем Дэмиан, отыскав на столе бутылку с вином, уже наполнял свой бокал рубиновой жидкостью. Мужчина хотел проделать то же самое и с бокалом шатенки, но та, вовремя заметив маневр, резко накрыла сосуд рукой, отрицательно покачав головой. Мужчина приподнял бровь и насмешливо ухмыльнулся, спрашивая чуть ехидно, — Не пьете? — Конечно нет, мне всего шестнадцать, — отрезала девушка, категорично тряхнув каштановыми кудрями. — Мне еще рано употреблять алкоголь. — Значит, выпивать вино в хорошей компании рано, а выходить замуж — нет? — иронично заметил Дэмиан, улыбаясь ехидно-ехидно, а Гермиона чуть покраснела, поджав губы. — Бросьте, это ведь не огневиски. Всего лишь виноградный сок тридцатилетней выдержки. — Извините, но я отказываюсь, — шатенка вздернула нос, но руку от бокала не убрала, мешая мужчине споить ее. Она все же придерживалась точки зрения своих родителей, что всему свое время. — Не извиняю. Вы не думаете, Гермиона, что оскорбляете меня, отказываясь выпить со мной и продолжить наш весьма теплый разговор? Или вы боитесь, что я захочу вам что-то сделать или, возможно, отравить? — Продолжить наш разговор я могу и без алкоголя. И я ничем не хочу вас оскорбить, просто у меня есть принципы. — Значит, боитесь, — пытался взять ее на «слабо» мужчина. — Вот еще, — и у него это получилось. — Наливайте. Дэмиан торжествующе хмыкнул под журчание вина, наливаемого в граненый бокал. Он всегда с легкостью находил слабости других людей и, в общем-то, гордился этим. Когда вино было разлито по бокалам, мужчина поднял свой и, отсалютовав им смущенной девушке, провозгласил: — За приятные знакомства, которые приводят, я надеюсь, к крепкой дружбе! — За знакомства! — повторила за ним Гермиона и столкнула наполовину наполненный бокал с бокалом мужчины рядом. Стекло соприкоснулось с приятным звоном, и Дэмиан тут же опрокинул в себя вино, расплывшись в улыбке. Девушка лишь чуть-чуть отхлебнула из бокала. Вино на вкус оказалось весьма терпким и кислым настолько, что она невольно поморщилась, однако сделала еще один глоток. Горло внезапно окатило приятным теплом, а в мыслях появилась непонятная рябь. Еще несколько минут слышался лишь звон столовых приборов, а затем, выпив еще раз (на этот раз за приятный вечер в хорошей компании), девушка попросила почти твердо: — Расскажите о себе еще, Дэмиан. Мужчина, уже вытирающий губы салфеткой, вопросительно поглядел на нее. — Право, я чувствую себя нарциссом, повествуя о своей персоне. Может, вы все-таки?.. — В моей жизни нет ничего особо интересного, — рассмеялась шатенка, которой вино определенно уже вскружило голову. — А вы мне кажетесь очень интересной личностью. И, черт подери, Дэмиан бы определенно подумал, что девушка флиртует с ним, если бы не понимал, что она вовсе никогда ни с кем не флиртовала, судя по всему. Сказывался алкоголь или…то, что было до. — Что же, я родился и вырос в Реймсе, в огромном особняке моих родителей. Детство мое — тайна, покрытая мраком даже для меня. В одиннадцать я поступил в Шармбатон и проучился там три с половиной года, повстречал Оливию и был исключен, после чего поступил в Хогвартс на Слизерин, где доучился, ну и познакомился с Томом, конечно. Он всегда был довольно мутным типом, скажу тебе, но дружить с ним было весело до поры, до времени… — Хм, если вы были Его однокурсником, то вам… — девушка задумчиво нахмурила брови и, по-видимому, принялась высчитывать возраст сидящего рядом с ней человека. — Семьдесят в этом году, — и, заметив на себе удивленный взгляд, усмехнулся. — Неплохо сохранился, да? В этом-то и плюс иметь в женах колдомедика высшего разряда. И, кстати, если говорить об Олив, я женился на ней сразу после выпуска по контракту (сказать, что мы были не особо рады, значит ничего не сказать). Потом несколько лет я путешествовал вместе с Томом по свету (и избегал жену всеми возможными способами). Ну и далее по сценарию: война, бесконечные битвы, планы, стратегия, постепенно теряющий рассудок лучший друг, делящий душу направо и налево, победа Светлой стороны, бега и многолетние поиски того-что-осталось-от-Темного-Лорда. Из меня не особо хороший рассказчик, правда? — Мне очень даже нравится, — тряхнула головой Гермиона. — Но только я одного понять не могу: как вы столько лет оставались рядом с Ним? Вы не слишком-то похожи на Мать Терезу, нормальный человек давно уже сбежал, сверкая пятками, от такого «друга», а у вас хватило терпения. Я не понимаю, как можно этого человека считать другом, как вообще можно Его считать человеком? После всего… — Это нормально, наверное, что ты не понимаешь, проблема в том, что я давно не-нормальный человек, — Дэмиан и не заметил, как в его голосе прибавилось усталости и как он вмиг перешел от вежливого обращения к дружественному и даже покровительственному. — Я после всего продолжаю верить ему, потому что он не обманывал меня, не отворачивался, не подставлял и не обливал грязью. Пусть Том и не называет это громким «дружба», но для меня это она и есть. Я доверяю этому человеку все, что имею, потому что и он доверял мне, пусть и не столько раз, свою жизнь. Это странно слышать о том, кто известен как величайший темный волшебник, я понимаю. Но, пусть он и пытается отринуть это и отречься от всего земного, он человек, пусть и неполноценный. Я вижу это, хоть Том и закапывает свою человечность под бесчисленными трупами и вагонами грехов на нецельную душу. И, раз вы с ним в одной лодке, тебе необходимо понимать это. Трудности сближают людей, и Том отнюдь не исключение из этого правила, а ты должна уметь противостоять ему. А ты, я надеюсь, понимаешь, что противостоять чему-либо можно только изучив это что-либо досконально. Дэмиан налил себе еще вина и, выпив бокал залпом, продолжил вещать благодарной слушательнице. — Я, как хороший друг, прежде всего забочусь о благополучии своего друга, поэтому я хочу, чтобы он вышел живым после всего этого. А для того, чтобы он выжил, должна выжить и ты. Ты должна быть сильной; ты должна научиться работать с ним бок о бок, пусть это и невообразимо трудно; ты должна хотя бы попытаться понять его сущность, а самое главное — ты должна суметь противопоставить себя ему и победить, в конце концов, его в равном бою. Делай все, что считаешь нужным именно ты, иди наперекор и ищи свои выходы из ситуации и ни-ко-гда не подстраивайся под него, или тебя раздавит. Вытащи наружу весь свой чертов Гриффиндорский нрав и борись. Теперь я лишь могу пожелать тебе удачи в твоем нелегком деле. Дэмиан пил еще и еще, а Гермиона все молчала, водя отрешенным взглядом по полупустым тарелкам. Как это все было странно — ее судьба не зависела только от нее, девушка теперь понимала это, как понимала и то, что жизнь ее вполовину в руках величайшего темного волшебника (читай садиста и психа). Дэмиан был в действительности тем человеком, в слова которого хотелось поверить, к которому хотелось прислушаться, но… все было так непросто. Пора было быть сильной. А Гермиона… она просто уронила голову на руки и задрожала в безмолвном страхе перед грядущим. Все лишь начиналось, а она уже устало терла глаза и сжимала нервно рукава платья. И вдруг резко подняла гордо голову вверх, смотря на свечи, полыхающие в огромной люстре. И сказала, сжимая руки в кулаки до боли: — Я смогу. Я выживу в конце. И не отступлюсь ни перед чем. Дэмиан лишь усмехнулся, отставляя бокал в сторону. — Я надеюсь на вас, — проговорил он, вставая и протягивая ей руку. — Идемте. Покажу вам библиотеку. Так непринужденно, будто и не было пламенной речи и наставления. Вновь вернулась на лицо мужчины легкая вежливая улыбка, а пламенный огонь в глазах потух. Гермиона, не сомневаясь ни секунды, вложила свою тонкую ручку в большую ладонь и чуть сжала. — Стоит ли предупредить, что я не вылезу за ее пределы, пока не изучу все книги? — девушка по-доброму усмехнулась, когда Дэмиан подмигнул ей. — Тогда, возможно, стоит приказать эльфам, чтобы перенесли туда кровать? Вам понадобится довольно много времени. Карие глаза вмиг загорелись предвкушением. Ну, а Дэмиан понял, что хоть что-то в этой чертовой жизни не меняется.***
— Защита на львиной доле комнат в левой части слетела ко всем чертям. Я пробыл в отключке какие-то два с половиной часа. В чем дело, Дэмиан? Он тщетно пытался пригладить взъерошенные волосы, а глаза его все еще хранили следы недавнего сна. Давно непоправимые болезненная бледность и многолетние синяки под глазами уже не так цеплялись взором. Он был зол и вдыхал через зубы, проходясь тонкими пальцами по только недавно зажившему шраму на голове. — Не знаю. Возможно, это как-то связано с твоей магической нестабильностью. Ты знаешь, Том, это не шутки, тебе бы стоило принять меры. Дэмиан бессовестно врал и делал это как что-то само собой разумеющееся. Он не собирался выдавать хрупкой девушки со стальным стержнем в груди. К тому же, нестабильность магии была действительно важной проблемой, чтобы не заботиться о ее решении. — Ты говоришь полнейший вздор, Дэмиан. — Он еле слышно вздохнул и, выпрямившись в полный рост, прошествовал к двери. — Я разберусь во всем сам и восстановлю защиту. Дэмиан склонил голову и сообщил о том, что неплохо бы для начала поужинать. Потому что Темный Лорд, умерший от истощения организма, это как-то несерьезно. Темный Лорд послал его к чертям, а мужчина заметил, что это, вообще-то его собственная прерогатива. И да… Если бы у Дэмиана спросили, для чего он все еще живет, он бы ответил: «Чтобы быть другом».***
Холодный белый свет выжигал зрение где-то на роговице, а темное пламя портала схлопнулось с еле слышным щелчком. Его глаза — цвета каленого золота, ее глаза — цвета моря в непогоду. Мудрые и почти равнодушные — больные и разъяренные. — Зачем ты так шутишь со мной, старик? — девичий голос сорвался в ярости. — Тебе было плевать две сотни лет подряд, а теперь ты вдруг вздумал шутить! Да еще и — эти волосы, эти глаза — пережитки прошлого, не находишь? — А ты все кричишь и винишь меня в чем-то… — голос был старческий, и сила читалась в нем. — Я не должен тебе ничего, милая. Я не тревожил тебя — ты вздумала мне мешать. Естественно, я принял меры. Он отвернулся, окинув девушку волной презрения. — Так уж получилось, милая Адара, что эти двое заинтересовали меня. А, в особенности, душа девушки — такую чистую и сильную редко теперь встретишь, ты не находишь? — Да как… как ты говоришь такое, старик? Она ведь… Мое… Неужели ты не знаешь, что я…что я… — она уже задыхалась от переполнявших ее обиды и злости. — Ты — ошибка, милая. Ты знаешь это. — Прервал ее мужчина, все так же показательно не смотря в сторону девушки. — А я лишь хочу, чтобы ты присмирела. Возможно, старые воспоминания и ощущения помогут тебе переосмыслить кое-что в своей жизни. — Но ведь… Я уже пережила подобную боль, зачем ты заставишь испытывать ее той, чистой? Хотя… — прервала сама себя брюнетка. — Кому как не мне радоваться от этого. Но, знай, старик, я от своего не отступлюсь! Она прокричала заклинание и исчезла в водовороте темного огня. А старик думал лишь о том, что милая Миллиана вновь одна. И сердце его чуть не разорвалось от боли. ____________________________________________________ http://zorca.ru/images/%D0%BF%D0%BE%D0%B4%D0%B2%D0%B5%D1%81%D0%BA%D0%B0%20%D0%B8%D0%B7%20%D0%B3%D0%B0%D0%B3%D0%B0%D1%82%D0%B0%20%D0%B2%D0%BE%D1%80%D0%BE%D0%BD.jpg?crc=417637 — подвеска