Dreams from the past

Когда-то в Средиземье драконы считались мудрыми и древними существами. Они знали, кто из народов хранил вековые учения своих предков, как зеницу ока, а кто — глуп, как пробка. Жителей деревень, пусть и процветающих, эти гордые твари попросту считали узколобыми. А о хоббитах вовсе знать не желали, никогда не встречаясь с ними вплоть до сегодняшнего дня, и, похоже, один из чешуекрылых начинал менять о них своё мнение. Смауг не заметил, как он позволил очутиться крохе рядом с собою, но он был совершенно не против этого. Сняв зелёный пиджачок и улёгшись на живот рядом с мордой дракона, Бильбо весело болтал ногами и увлечённо описывал свои впечатления о первых походах. А их осталось немало: он узнал, как пахнет только-только раскрывшийся бутон лилии, он впервые увидел, как пчела опыляет цветок и даже радугу после тумана, словом – всё, что скрыто от наших глаз в обычные будни. Дракон внимательно его слушал, отметив, что любознательность мальчонки была необыкновенно проста, но это шло ему только на пользу. Бильбо мог бы болтать о своих приключениях весь день, но ему хотелось попросить дракона тоже что-нибудь рассказать. — Гендальф знает кучу историй, — хоббит фыркнул, когда ему на нос села бабочка. — Но он бывает у нас так редко! — Ммм, — протянул Смауг, и, будто очнувшись ото сна, едва приоткрыл веки, и вертикальные острые зрачки медленно передвинулись в сторону Бильбо. — А про что же он тебе рассказывал? — Про всё! — восхищённо пропел Бэггинс. — Я бы записал его рассказы в свою книжку, если бы умел писать. — Всё, значит, — проведя с драконом чуть меньше полдня, вы постепенно начинаете привыкать к постоянным ноткам хитрости и насмешки в его голосе. — Зато я ведаю то, чего не знает ни одно создание на земле! Мне известен мир и создание мира, ведь именно тогда я и существовал! Смауг, конечно, немного приврал, что появился на свет вместе с сотворением мира. Если бы оно было так, он бы давно исчез, как и его древние предки, но это не означало, что сама повесть о появлении Вселенной не чужда — ему было тысячу, больше тысячи лет. Маленький хоббит был потрясён до глубины души. Он тут же принялся скакать на месте с нетерпеливыми выкриками «Смог, расскажи!» — и дракону после такого важного признания было трудно ему отказать. Спустя два, а может быть и три часа повествования, Бильбо узнал столько, сколько не смог узнать за всю свою жизнь, и всё это было ему дико интересно. Но, когда дело дошло до расселения расы эльфов, а на небе стали поблёскивать первые звёзды, хоббит, не в силах сопротивляться биологическим часам, стал заметно клевать носом. А на полянке всё ещё продолжал говорить глубокий, чарующий голос: — И закончилась Великая Битва сильнейших смертью героев, чьё сердце выстояло перед унижением соперников, но пало под остриём вражеского меча. — Дракон почтительно выдохнул тёплое облако, которое нависло куполом над маленькой кудрявой головой, защитив дитя от вечерней прохлады. — Но память о них жива, и… Бильбо, ты что? Плачешь? Он подумал, что единственный слушатель настолько проникся его рассказом. Дракон снова открыл глаза, чтобы отыскать комочек, дрожащий где-то у него под крылом; Бильбо протяжно всхлипывал, обхватив руками коленки, и дракон лишь благодаря чуткому слуху едва мог уловить слова: — Нет, — судорожно вздохнул собеседник, — я не знаю, как вернуться домой. Бэггинс не успел заметить, как краски неба помрачнели, а затем вспыхнули ярко-розовым вслед уходящему светилу. Мысль о том, что обещание вернуться домой за полдень нарушено, сильно пугала его. Не в обиду дракон расхохотался, заверив, что знает лес, как свои три когтя, и даже ночь не помешает найти ему дорогу. Бильбо, раскинув руки и шмыгнув в последний раз, прижался к туловищу дракона: — Птичка, отнеси меня домой. Смауг бесшумно опустился, стараясь найти просторное место для приземления как можно ближе к поселению Шира. При виде дрожащей тени огонька, который лил свет из знакомого окна, сердце Бильбо ушло в пятки, и он, волоча по земле несчастную сумку и забыв обо всём на свете, ринулся к двери. «Забавный малый», — подумал про себя дракон и скрылся в чернильной темени, не рассчитывая, что когда-нибудь снова встретит его. Однако, на следующий день Бильбо снова прибежал в лес, и не с пустыми руками: его рюкзак пополнился парочкой высушенных трав, которые предназначались для Смауга. Гендальф посоветовал, какие растения необходимо нарвать для скорейшего выздоровления пернатой, как объяснил ему хоббит. Выполнив указания мага и дав повторное, но уже более крепкое обещание матери возвратиться обратно, буквально полетел на встречу к дракону. Лекарство подействовало, и Смауг почувствовал, как в его жилы возвращается жизненная энергия. За это он разрешил малышу на него вскарабкаться, что стоило для хоббита немалых усилий. Летние дни проносились один за другим, и каждый из них был наполнен интересными загадками, захватывающими дух полётами и детским звонким смехом. Однажды Бильбо умудрился притащить курительную трубку отца, и тот кое-как, чихая и кашляя, попытался раскурить её, и в итоге он бросил эту глупую затею. Тем временем запасы лечебных трав кончались — нужно было убедиться, что боль в непокрытом чешуёй участке кожи исчезла. Хоббит, чуть дыша, осторожно приложил ладошку к ране, и к его облегчению, дракон не дёрнулся и не зашипел: Бильбо выполнил своё обещание. Под его рукою трепетала кровь Смауга, отдавая своё тепло, и их связь с этого момента стала практически нерушима. Это длилось до тех пор, пока Гендальф не попросил Бильбо рассказать, что же за птицу он видел тем утром. Слухи о пролетающей в поднебесье твари быстро распространились по Ширу, коснувшись самого белого мага. Ему нужно было лишь вспомнить, как люди недавно поговаривали о пропавшем скоте, и всё стало ясно, как день: где-то рядом затаился ни кто иной, как дракон. Волшебник высказал свои подозрения Белладонне, упомянув, как часто её сынишка стал убегать в лес. При расспросах Бильбо удавалось скрывать встречи со Смаугом, пока он не описал глаз «птицы» как «большущее, разноцветное зеркало ростом с целый валун». Гендальф четко понимал, какая опасность грозила хоббиту, не забывая, что мальчишка и Смауг каким-то образом подружились. Подобные союзы между стражами и драконами существовали во времена войн Тьмы и Света, когда они могли свободно принять воющую сторону. Взвесив все за и против, маг решил, что сохранность мальчика и всех остальных жителей Шира куда дороже, и он повелел матери дать Бильбо выпить настойку перед сном, а остальное Гендальф пообещал сделать сам. Белладонна не могла так сразу лишить сына счастья, ведь она прекрасно видела, каким счастливым он прибегал домой, дополнительно сославшись на плохое самочувствие ребёнка в последние дни — возможно, Бильбо поймал простуду из-за частых полётов. Основательно поразмыслив, белобородый старик дал согласие на последнее свидание с новым другом. — Ты ведь знаешь, что Гендальф уже… — Да, — произнёс дракон, перебив сиплый голосок. Предчувствие ещё никогда не обманывало его, но Смауг старался не думать об этом, вместо этого туже закрутившись кольцом вокруг Бильбо, свернувшегося калачиком на земле. В небе висела бледная Луна, и молчание ночной тиши иногда прерывалось редким покашливанием. Дракон усиленно выпускал горячий пар, и его брюхо раскалялось от сгустка пламени, невыпущенного наружу, отчего поляну вокруг залило ярким светом. В ночи это выглядело по-особенному волшебно. — Смауг, мне жарко, — пожаловался ребёнок, и дракон слегка вздрогнул, что он назвал его по имени. — Терпи, Бильбо. — серьёзным тоном промолвило создание, и очередное облако пара повисло над ними. Когда до его слуха донёсся очередной вздох, голос Смауга смягчился. — А ты знаешь, что за название цветка ты не смог тогда прочитать? Ответить мальчишка был уже не в силах, и он просто кивнул. — Ромашка, — приятное на слух слово кануло во мраке, когда Бильбо провалился в сон. Открыв глаза, он осознал, что всё ещё спал под крылом дракона. Пробуждение было не из приятных: что-то болезненно пульсировало в животе, к тому же жутко раскалывалась голова. Ещё одним сюрпризом для Бильбо стало то, что он резко вырос за ночь, а под боком вместо травы была каменистая земля. Проведя рукою по лицу, он обнаружил, что был покрыт грязью и копотью с головы до ног. Ему жутко хотелось спросить, почему он был облачён в доспехи, а рядом лежало остриё меча, и чья была кровь, которая сочилась через его одежду.