Долина Кукол

      Удивительное изобретение — организм. Точнее, нервная система и её реакция на стресс. Сначала у тебя повышается адреналин, твоё сердце колотится, а мышцы в тонусе, то есть, либо бей, либо беги. Следующая стадия стресса — организм приспособился к стрессу и реагирует куда спокойнее даже на крупный и опасный раздражитель, вырабатывает некое хладнокровие. И, наконец, третья стадия стресса — организм устаёт бороться и защищаться, падает иммунитет, ухудшается реакция и память, энтузиазм исчезает, появляется депрессия и поверхностное отношение ко всему происходящему. То есть, ощущение, что все эмоции себя исчерпали. На этой стадии тебя уже ничто не удивляет.       Я сижу на скамейке рядом с остановкой и стараюсь анализировать то, что чувствую. Спрашивается, зачем? Наверное, чтобы хоть как-то попытаться навести подобие порядка в голове и осознать, что произошло. Помню, как я вышла на балкон. Помню, как смотрела вниз на город, машины и людей. Затем перед глазами за долю секунды промелькнул человек, но, мне показалось, что это было дольше, так как я видела эти глаза. В них был ужас и отчаяние. Дальше я мчалась по коридору так быстро, как никогда, хоть ноги и руки сводило и трясло. Проклятый лифт ехал слишком медленно, и мне хотелось его сломать. Слишком много людей столпилось вокруг стеклянной автобусной остановки. Повсюду разбросаны осколки её крыши. Они хрустят под ногами и остаются в подошве ботинок. Машинально задрав голову вверх, я заметила сорванный со стены здания рекламный баннер и порванную тканевую крышу над входом. В толпе слышатся возгласы, диалоги, причитания, тихие вздохи ужаса: — Кто-нибудь видел, с какого этажа упала? — Боже, молодая совсем… — Там кровь. Живого места, наверное, нет. — Смеёшься? Да, наверняка, вся поломана. Я просачиваюсь сквозь толпу ближе к остановке. Голоса людей доносятся как будто сквозь купол. — Может, скорая успеет помочь? — А её вызвали? — Кто-нибудь знает её? Где она живёт? Наконец, мне удалось подобраться ближе и посмотреть вверх на расколотую крышу остановки. Тонкие руки лежат поднятыми вверх над головой, рукава чёрной водолазки сильно задрались вверх и кое-где порвались. Сломанные кисти рук искривились и посинели. Чёрные волосы закрывали половину лица, но его можно было попробовать опознать. Я боялась узнать в ней Хлою. Хоть я и узнала её серебряный браслет, который погнулся от удара и смял сломанную руку ещё больше. Это состояние шока и отрицания старалось меня морально ослепить для сохранения нервов и психики. Поэтому мы так часто удивляемся, когда при большом стрессе почти ничего не чувствуем. — Я, кажется, её знаю, — хрипло проговорила я, не имея сил оторвать глаз от этой картины. С разбитой крыши начинает капать кровь. К горлу подступает тошнота, в глазах рябит и мутнеет, и я силой проталкиваюсь обратно, зажав рот рукой. Меня стошнило на дорогу, и я упала на колени. В голове была абсолютная каша. Хлоя не могла вот так взять и умереть. Это не может быть она. Это какая-нибудь другая похожая девушка с таким же браслетом, похожими волосами и одеждой. Но не она! Я не знаю, что мне делать. Вызывать скорую нет смысла, если её уже вызвали. А если не успели, то я просто не могу, даже невзирая на выключенный телефон. Не могу ни физически, ни морально. Ко всему этому, Анна ждёт, когда я вернусь. Она не сможет со мной связаться. Ужасно, если приревнует и подумает, что мы с Хлоей решили плюнуть на Анну с её магазином и провести время вместе. Хотя, даже если бы она мне дозвонилась, как ей сказать? Я знаю, что мне придётся вернуться в магазин и всё равно сказать, но как? Если вам это кажется простым, то вам кажется. Не смотря на то, что Хлоя с Анной не ладили, я не знаю, как хрупкие нервы последней воспримут эту информацию. «Извини, Анна, я не смогла поговорить с Хлоей, так как она выпала из окна. Поэтому я буду на работе даже раньше, чем ожидалось.»       Приближался вой сирены. Кто-то, всё-таки, вызвал скорую помощь. Карета подъехала к остановке, люди стали расступаться, чтобы подпустить врачей. Выбежали три фельдшера: двое везли каталку, один нёс стремянку. Видимо, учли, так как их предупредили о том, где находится тело. Я так и сидела на холодном, покрытым инеем, асфальте. Меня всё ещё тошнило. Вдруг ко мне кто-то подошёл, громко цокая каблуками. Это была та женщина с белой лаковой сумочкой в руках, которая вышла из соседней квартиры и просила меня подождать. Сейчас я могла лучше её рассмотреть: светло-русые уложенные волосы едва доходили до линии челюсти. Теперь на ней были прямоугольные очки в чёрной оправе. — Что с вами? Почему вы сидите на земле? — спросила она, надев сумочку на плечо и присев на корточки, — На вас лица нет! Вам плохо? Её лицо расплывалось перед глазами. Я только смогла показать пальцем в сторону остановки. Она посмотрела и ахнула, прикрыв бледные губы руками. Фельдшеры уже сняли тело с крыши и переложили на каталку. Не могу себе представить, насколько человек становится словно тряпка, которую можно перекладывать с места на место. Я видела, как с края каталки свисала окровавленная рука в чёрном рукаве. Её везли бегом, быстро погрузили в карету и умчались с кричащими мигалками. Неужели, они будут пытаться её спасти? По-моему, это безнадёжно. — Пожалуйста, встаньте. Вы простудитесь, — женщина помогла мне встать и, не знаю как, но отвела меня к ближайшей скамейке. Она достала из своей сумочки бутылку воды и протянула мне. Я чисто автоматически открывала её, пила и думала, что меня тошнит и от простой воды. — Судя по вашему виду, это была ваша знакомая? Я едва кивнула головой. Глаза не видели того, что было передо мной. — Очень уж она была на соседку мою похожа. Ну, к которой вы приходили. Меня снова накрыла тошнота, и я согнулась пополам. Перед глазами мелькали события, связанные с Хлоей, её голос, мимика, даже её чёрный юмор и обидные шутки — всё это вдруг стало таким родным, будто мы были знакомы несколько лет. Да, привычка к человеку вырабатывается незаметно, но даёт о себе знать очень ярко лишь тогда, когда с человеком что-то случилось. И не важно, знакомы вы неделю, год или десять лет. Шутки Хлои уже не кажутся такими обидными, возможно, потому, что она больше никогда не пошутит. Всё это будто исчезло. И не будет грубых, но честных разговоров о скелетах в шкафах. Может, я жалею ещё из-за того, что мы, на самом деле, во многом с ней похожи. Были. Она появилась в моей жизни, можно сказать, на мгновение, а потом ушла. На этом всё. Словно и не было в моей жизни никакой Хлои. Из моего горла вырвался вой в ладони, которыми я закрыла лицо. Так и приходит осознание того, как легко и просто человека может не стать. Страшно, когда люди внезапно смертны. Причём, часто глупо смертны: падение кирпича или шкафа при ремонте, удар головой об раковину в ванной. Чёрт подери: родиться, прожить половину жизни, пройти кучу испытаний, набраться опыта, накопить цели и желания на будущее, чтобы в итоге убиться об раковину. За одну секунду вся жизнь человека, его навыки и опыт, его знакомые, друзья, интересы, вкусы — пуф! И как ластиком стёрли целую жизнь, целую историю. Все будут жить дальше и писать свои истории. А Хлои — нет. — Простите, — с сочувствием повторяла женщина, — Простите. Держитесь. Выпейте ещё воды. — Спасибо, — к слову, вода помогала мало. Ком из горла так и не уходил. — Вы её знали? Хотя, что я спрашиваю. Если вы здесь, значит, знали, — она тяжело вздохнула, её голос немного трясся. Видимо, не знала, что ещё сказать и чтобы не сказать лишнего. — Коллега, — ответила я. Мне казалось, что если я буду много говорить, меня снова стошнит, или дойдёт до срыва, поэтому выискивала слова так, чтобы говорить как можно меньше. Хотя, не хотелось говорить вообще. — Понимаю, — снова её тяжёлый вздох, — Жаль, конечно. Хоть она и не была разговорчива, а была мрачновата и не общалась с соседями — я считаю, она не заслуживает такой участи. Мне очень жаль. Вы далеко живёте? Может, вас проводить или вызвать такси? — Спасибо, не нужно. А вы хорошо знали её? — Как вам сказать. Я упомянула, что она необщительна и замкнута, но глаза у неё добрые. Если не удаётся познакомиться с человеком, но очень интересно, какой он — посмотри в его глаза. По своему опыту знаю, что во внешности обманчиво всё, кроме мимики и глаз. Я думаю, она была хорошим человеком. От слова «была» мне снова поплохело. Я поднялась со скамьи, подождала, пока кружащаяся голова придёт в норму и хотела уже попрощаться и уйти. Женщина смотрела на меня беспокойно, но выдавила подобие улыбки: — Если вдруг захотите поговорить — приходите. Вы знаете, где я живу. Зовут меня Гейл. — Эльза. А вы, случаем, не знаете что-нибудь о её семье, родителях? Гейл нахмурила брови и опустила лицо. Поправила очки и покачала головой: — Она никогда не делилась подробностями своей жизни. Но, судя по всему, она просто сепарировалась от них. Потому что человек, который общается с родителями и в хороших отношениях с ними отличается от того, кто с ними не общается. Вы хотели сообщить её родителям? — Не знаю, — прошептала я, проглатывая ком в горле, — Спасибо вам. — Ой, да не за что. Вы приходите, если захотите поговорить. — Вы психолог какой-нибудь? — Когда-то была, — она ностальгически улыбнулась, снова поправляя очки, — Увы, подобные профессии оплачиваются не всегда достойно, не оправдано за сам труд. Хоть психолог не врач, но здесь тот же принцип что у врачей и, например, у учителей: в данных профессиях работают либо фанатики, либо дураки. — То есть, вы к этим категориям не относитесь? — может, прозвучало и грубо, но по её словам становится понятно, что этот человек меркантилен и вместо благородной профессии и помощи людям предпочитает только деньги. А на таких людей у меня аллергия. Её улыбка была, как бы сказать, расплывчатой. Она, видимо, хотела изобразить снисходительное понимание на мою грубость, но было заметно, что её мои слова задели. — В любом случае, вы можете связаться со мной в любое время, если захотите что-то обсудить. Возьмите мою визитку. Она протянула мне ламинированную карточку, зажатую между указательным и средним пальцами. Я решила, всё же, проявить вежливость и взяла визитку: на чёрном фоне золотыми буквами выведено прописным, довольно вульгарным шрифтом «Гейл Брукс, психолог», чуть ниже более мелко написано «Позвоните, чтобы почувствовать себя лучше». Звучит слишком пафосно, особенно золотыми буквами. — У меня есть психолог, — говорю я. — Всё же, вдруг пригодится. Жизнь многогранна. — Угу, всего доброго, — не дожидаясь ответа, я ушла прочь, потому что желала как можно дальше убраться отсюда и не возвращаться.       Подобные ситуации переворачивают мир с ног на голову. Почти буквально. Мне всё кажется каким-то новым, будто я впервые в жизни вижу такие высокие дома, хотя это не правда. И люди кажутся какими-то странными. И небо какое-то «не такое». Всё вокруг кажется «не таким». Такое чувство, будто заново рождаешься, когда в метре от тебя проскальзывает смерть. А тут ещё смерть не чужого человека. Страшно, непонятно, необъяснимо. Вместе с запахом улицы преследует мерзкий сладковатый запах, какие бывают в больницах в патологоанатомическом отделении и моргах. Может, это всего лишь самовнушение, но мне кажется, что эта улица словно пропахла смертью. Всё стало серым, как под пеленой. Я не знала, куда мне идти. По сути, нужно возвращаться на работу, причём я и так заходилась и могла заставить коллег и начальство волноваться. С другой стороны мне хотелось домой. Как бы не было ещё хуже, потому что там я останусь наедине со всем этим. Но и делиться сил не было. Куда идти? Что делать? Может, в полицию? Хотя, были мы уже в полиции, с Хлоей. Толку от них, как от козла молока, а нервов оставишь вагон. Похоже, ничего не остаётся, кроме как возвращаться в кукольный магазин. Не знаю, как мне не привлечь внимание коллег своим видом. В автобусе, в стеклянной двери отражалось лицо, с которого так и не слезла пелена ужаса. На входе в кукольный магазин я дышала воздухом, топталась на одном месте и не решалась войти. Падал лёгкий мокрый снег. На ступеньках ещё лежали жухлые листья, а в некоторых местах уже припорошил иней. Куклы смотрели на улицу через витрину. Мои ноги и руки замёрзли, а я всё стояла. Из мыслей вырвал звон колокольчика и открывающаяся дверь, из которой быстро вышла Анна. Она спустилась с лесенки, глядя под ноги и на ходу оборачивая шею шарфом. — Анна? — слабо произнесла я, и она повернула голову на меня. Рыжая грива взмывалась в порывах зябкого ветра — почему она без шапки? Анна удивлённо смотрела на меня ещё пару секунд и направилась в мою сторону: — Ты куда пропала? Ещё не дозвониться до тебя, я уже собралась тебя искать. И Хлоя трубку так и не брала, чёрт её дери, — после сказанного она внимательнее вгляделась в меня, и её тон поменялся, — Эльза, ты чего? Что-то случилось? Я отрицательно покачала головой, но губы ужасно тряслись. — Эльза, что случилось? — она выглядела напуганной, — У тебя лицо серого цвета. — Я…, — накатила волна слёз. Видимо, напряжение начало отпускать. Я закрыла рот рукой, а слёзы полились градом прямо по пальцам. Анна обхватила мои щёки руками и стала вытирать слёзы. — Тише, тише. Скажи, что случилось. Скажи. Не плачь. — Я… Хлоя… она…, — я заикалась на каждом слове. — Ну? Не плачь, что-то случилось с Хлоей? — Она упала, — я смогла произнести это только шёпотом, правда слишком жестока, — Из окна, понимаешь? — Что…? — Анна уставилась на меня выпученными глазами, — Как это? — А вот так, — обречённо выдохнула я, вытирая нос, — До сих пор не могу в себя прийти. — Ты уверена? — её голос дрожал. — Я всё это видела. — Господи…, — Анна больше ничего не говорила, только прижала меня к себе. И снова мы в привычном положении: она меня обнимает и гладит по волосам, а я тихо рыдаю, и её плечо мокнет от моих слёз. — Что же это такое, — я горько усмехнулась, — Как ни начну рабочий день, так что-то случается. — Всё в порядке. Ну, точнее, не всё, но относительно работы. Только я думаю, нужно ли, чтобы Софи и Артур знали, — она отпрянула и положила руку на свой лоб, — Боже, в голове не укладывается. Не может быть. — Ладно, нужно возвращаться в магазин. А то ещё и холодно. — Может, тебе лучше домой? Ванну принять? — Анна уставилась на меня щенячьими глазами. — Нет, лучше быть среди людей и отвлекаться на работу. Дома наедине с собой я с ума сойду, — я вытерла нос рукавом и быстро направилась к входной двери. У самого входа я вытерла лицо, глаза, вздохнула и вошла внутрь. Анна следовала за мной. Помнится, свой бейджик я оставила у Анны в кабинете, поэтому сразу направляюсь туда. Та закрыла его на ключ, видимо, когда уходила, поэтому я её подождала. Вероятнее всего, коллеги смотрели на нас непонятливыми взглядами, но мне было не до расспросов. Я хочу быстрее начать работу и забыться в ней.

***

      К концу дня покупателей было много. Так как осень уже заканчивалась, самые умные заранее закупаются подарками к Рождеству, иначе потом они подорожают. Правда, такое ощущение, что этих самых умных целый город. Ну, или, как минимум, целая улица. Но я не жаловалась: наоборот такая загруженность мне только на руку. А на днях, возможно, даже завтра, нам ещё нужно будет украсить витрину и магазин изнутри в рождественскую тематику. Может, слегка рановато, но таково распоряжение Анны, которое я нахожу очень даже неглупым, так как с первым инеем и заморозками люди подсознательно настраиваются на зимние праздники, желая их скорее приблизить. А приблизить их можно покупкой подарков и декора. Так что всё правильно. Однако, я не могу перестать думать о том, что Хлоя не будет заниматься с нами убранством магазина. Хотя, она бы и так вряд ли стала нам помогать. Для неё это слишком глупое и бессмысленное занятие. Рассуждения в голове о том, как бы она среагировала на что-либо, вызывает у меня печальную улыбку.

***

Магазин постепенно пустел, пока Софи не сказала последнему покупателю «Спасибо за покупку, с наступающим Рождеством». После этого я закрыла входную дверь на замок и перевернула табличку «открыто» на «закрыто». Если бы и в жизни можно было также перевернуть всё, что происходит, на что-то более хорошее. Софи подошла ко мне и с шумом поставила большую коробку, которая была доверху наполнена чем-то поблёскивающим. — Давай, чем быстрее начнём, тем быстрее закончим, — устало произнесла Софи, вытягивая из коробки длинную, как змею, хвойную искусственную гирлянду, усеянную маленькими красными шариками и бантиками. Она ушла в сторону кассы и, взяв маленькую стремянку, начала прикреплять её к стене прямо на прозрачный скотч, который отрывала зубами. Я забыла спросить, где Артур и почему ей не помогает, но предпочла сосредоточиться на деле. Первым в руки попался рождественский венок из таких же искусственных шишек и хвои. Он был украшен белыми и серебристыми шариками, звёздами и колокольчиками. — Его на дверь, — крикнула Софи со свисающим изо рта рулоном скотча, — Только лучше внутри. — Обычно вешают снаружи, — ответила я в воздух, и тут вмешался только вошедший в общий зал Артур: — Не поверишь, это уже четвёртый венок. Нам понадобилось три раза, чтобы понять, что в нашем криминальном районе орудуют похитители рождественских венков, — он снова смеётся и белоснежно улыбается во весь рот. Хоть кто-то старается поднять градус в атмосфере, потому как даже Софи не такая активная, как всегда. Возможно, просто вымоталась за весь день. Пока я развешивала маленькие красные и белые шарики вдоль витрин и кассового стола, Артур успел повесить мерцающую гирлянду над окнами, а теперь стоит максимально смирно, пока Софи сидит на его плечах и клеит шарики за ниточки к потолку с помощью того же скотча. — Штой шпокойно! — вопит она со скотчем во рту, цепляя очередной шарик, и меня так забавляет это зрелище. Артур, как обычно, старается шутить, но чаще на языке лёгкого сарказма. А Софи спускает это с рук, потому что если начнёт дубасить его по голове за это, то упадёт. В данный момент грозить расплатой за шуточки ей было не выгодно.       Моя часть работы была сделана, и я направилась в кабинет к Анне, пока эти голубки заняты потолком и друг другом. Накатило неприятное чувство, ведь последний наш с Анной разговор был о произошедшей трагедии. И мне не хотелось снова лезть в этот негатив. Может, именно это и называется состоянием непринятия ситуации. Я постучалась и вошла в кабинет. — Привет, Эльза! — улыбаясь во весь рот, Анна подняла голову, попутно копаясь в очередной коробке. На её голове красовались карнавальные лисьи уши. Их цвет идеально сочетался с цветом волос, и казалось, что это её собственные. Я не смогла сдержать улыбку от умиления. — Тебе идёт. — К Рождеству будут новые позиции в ассортименте, так как появился спрос на карнавальные костюмы. Пока заказала по мелочи, посмотрим, как будет продаваться. Иди сюда, — я подошла ближе к ней. Она вытащила из коробки заячьи уши и сразу надела их мне на голову, — Тебе идёт! Уши на ощупь были мягкими, сквозь мех прощупывалась проволока, которая служила каркасом и позволяла загибать уши по своему усмотрению. — Смотри, — Анна открыла дверцу шкафа, на котором с внутренней стороны было зеркало. Мы начали смотреться в него вместе. — Значит, по-твоему, я заяц? — посмеиваясь, спросила я. — Скорее, зайчонок. Миленький, беленький и пушистый. — А ты, получается, лисица, которая хочет его съесть? — Всегда! — Анна обхватила меня сзади за талию и легонько, игриво укусила моё плечо. По телу пробежали горячие мурашки. В голову пришла мысль о каких-нибудь ролевых играх. — Поехали домой? Можем опять ко мне, — предложила я, взяв её за запястье. — Ох, мне же магазин закрывать, да и ребята, возможно, ещё не закончили, — понуро ответила Анна, вздыхая. Её выражение лица стало постепенно меняться. Становиться «тяжелее», будто она внезапно вспомнила то, что портит ей настроение. Я каким-то шестым чувством поняла, что её веселье улетучилось из-за трагедии с Хлоей. — Переживаешь? — осторожно и тихо прошептала я. Анна перевела взгляд на меня и едва кивнула. — Скорее, не понимаю. Я полдня звонила во многие больницы и морги — она никуда не поступала. Мне, конечно, говорили, что информация о новоприбывших поступает в базу данных не сразу, но я всё равно в замешательстве и даже панике. Остаётся только ожидать звонка из полиции. — Полиции? Зачем им звонить сюда? — Ну как же? Если заведут дело, то допрашивать будут всех, с кем Хлоя имела хоть какие-то контакты. — Боже…, — я снова сжала пальцами переносицу. Уже назревает вопрос: будем ли мы когда-нибудь спокойно жить? Я думала, что хуже, чем рутина в офисе и домогательства начальника на бывшей работе, в моей жизни ничего не произойдёт. Оказывается, в любой ситуации, когда хуже уже некуда, в итоге приходишь к выводу, что по-настоящему худшее ещё впереди. Видимо, обратив внимание на мой вздох, Анна приобняла меня за плечи и сказала: — Слушай, езжай-ка, правда, домой. У тебя сегодня был слишком трудный день, тебе нужен отдых. — Анна, тебе тоже он нужен! — Я закрою магазин и приеду. Ты же к себе? — Анна… — Иди домой спать, — она снова надела на себя улыбку, — И не снимай ушки, повесели людей по пути. — Я же не клоун, — отсмеивалась я. — Да брось, ничего плохого нет в том, чтобы вселять в людей праздник. Ведь жизнь прекрасна! — говорила Анна, бодро хохоча и удаляясь к выходу, — Я в туалет, а ты иди отсыпайся, — она улыбнулась и выпорхнула из кабинета. Её действия казались слишком уж натянутыми, что вызвало у меня беспокойство. Я медленно последовала за ней. Софи с Артуром как раз убирали коробки, закончив украшение магазина: — Эльза, тебе в какую сторону домой ехать? Может, все вместе поедем? — громко окликнула меня Софи. Артур добавил, чтобы я сообщила боссу о завершении убранства к праздникам. Вежливо отмахнувшись словом «минутку», я направилась в туалет. Когда я подошла к приоткрытой двери, мне показалось, что изнутри доносились еле слышные всхлипы. Анна стояла над раковиной и умывала лицо. Увидев меня в зеркале, она замерла, а потом снова выдавила улыбку. Покрасневшие глаза ей спрятать не удалось. Я вошла, плотно закрыла дверь и крепко обняла её: — Пообещай мне кое-что: не прятать больше от меня свою печаль. Если тебе тяжело, я хочу знать об этом, чтобы тебе помочь. — Но…, — она говорила прерывисто между всхлипами, — Понимаешь, я же знаю, что для тебя это тоже удар. И я не хотела делать тебе хуже собственным состоянием. Конечно, мы с ней, мягко говоря, не подруги, но я довольно давно её знаю, и у меня не укладывается в голове. — Я думаю, что тяжёлый рюкзак двоим нести легче, чем одному. Ведь нас объединяет общая боль. — Может быть, — глухо промямлила она в моё плечо. На нас всё ещё были надеты эти пушистые ушки. — Забавно, — я посмотрела в зеркало на нас, — Заяц утешает лису. Такое в дикой природе редко встретишь. Анна тоже взглянула в зеркало и захихикала. На этот раз искренне.

***

      Артур и Софи не стали дожидаться нас, так как опаздывали на автобус. Мы с Анной одевались не спеша. Рыжая накинула шарф абы как, но я настойчиво завязала его как надо — не дай бог она простудится. Хоть моя барышня по натуре упрямая, но в подобном мне уступала. В последствие, она стала повторять то же самое в отношении меня. — Как ты обычно отмечаешь Рождество? — М? — Анна вопросительно на меня посмотрела. — Я имею в виду, дома или где-то ещё? — Где, например? — Ну, в ночном клубе. — Нет, такое точно не для меня, — усмехнулась Анна, — Предпочитаю танцевать под музыку, которая мне нравится. А чего спросила? — Да так, — я загадочно подняла глаза к потолку, — Подумала, вдруг захочешь отметить его вместе. — О, это было бы замечательно! А разве ты не отмечаешь с семьёй? — Ты знаешь, я раньше приезжала к ним на праздники, а в этом году не получается. Они, конечно, немного расстроились, но меня поняли и пообещали прислать подарок и открытку. Честно говоря, мне не хотелось вдаваться в подробности. Вспоминая историю детства Анны, я испытываю неудобство перед ней в том, что у меня есть, пусть небольшая, но семья. Поэтому хочется сразу переменить тему: — В общем, хотела бы ты… — То есть, ты правда хочешь, — зелёные глаза смотрели с детским восторгом и слабым неверием, — Провести этот праздник со мной? Он ведь считается семейным. — Может, я считаю тебя тоже своей семьёй, — оно само собой вырвалось, я тут не при чём. Когда я чувствую хоть какую-то смелость, я порой начинаю прежде говорить, чем думать. Это прозвучало смело даже для меня, и мне стало стыдно внутри. «Конечно. Просто кто-то, наконец, преодолевает свою трусость и говорит, как есть.» «Опять ты! Смойся уже куда-нибудь в канаву!» «Воображаю, на какие слова и подвиги ты способна, если вдруг напьёшься.» Анна вылупила глаза а потом прикрыла их рукой. — Прошу, только не плачь снова, — улыбалась я, прижимая её ближе к себе, — А то я тоже еле выдерживаю. — Да ну тебя! — буркала она, хныча в мою грудную клетку.       Вдоволь наобнимавшись и наплакавшись, мы закрыли магазин и чуть не опоздали на наш автобус. На улице уже подмораживало, от чего мы шли ещё быстрее и прижимались друг к другу ближе. Щёки и нос краснели и пощипывали. Пахло морозным воздухом и кофе из маленькой кофейни, которым пахло почти на всю улицу. Люди в большом количестве сновали туда-сюда, иногда толкая нас с Анной. Магазины, дома и деревья тоже потихоньку начинают преображать к Рождеству — виды уже сейчас красивые, особенно когда на улице достаточно темнеет. Хорошо, что в автобусах так тепло. Салон уже набит битком — благо мы с Анной успели занять сидячие места. Одно из приятных ощущений: на улице вместо дождя иногда выпадает мелкий снег, ты смотришь из окна тёплого автобуса на вечерний город, пока твоя любовь спит у тебя на плече. Усталость после рабочего дня, событий, которые хочется забыть, и дальняя дорога располагают немного вздремнуть. Конечно, есть вероятность проехать свою остановку, но меня сильно разморило. Я не заметила, как прислонилась лбом к оконному мутноватому стеклу и погрузилась в дремоту.             Снились ступеньки, по которым я как-то странно поднималась — скорее, порхала по ним, как привидение. Передо мной открылся вид с балкона на весь город: цвета вокруг были какими-то приглушёнными, мрачными, в мутноватом тумане или дымке. А чуть левее показалось чёрное вытянутое пятно. Дымка рассеивается, и пятно превращается в женский силуэт. — Хлоя? Ко мне как-то сразу пришла мысль о том, что это она. — Хлоя, это ты? Что ты там делаешь? Брюнетка стояла спиной ко мне прямо на парапете. Всё приобретало такие живые формы, что уже казалось реальностью. — Ну и? — раздался её надменный голос, — Просто объясни, Эльза, для чего тебе цепляться за свою никчёмную жизнь, а? — Что ты говоришь? Погоди…Ты можешь слезть оттуда, я плохо тебя слышу? — разумеется, я солгала, чтобы попытаться заставить её спуститься. Но это не сработало. — Так подойди ближе. И ты всё увидишь, услышишь и поймёшь. Её слова наводили неведомый страх. С одной стороны хочется спасти её, а с другой убежать подальше. Но, если человек на грани совершения подобной глупости, ему лучше подчиниться, чтобы потом осторожно попытаться его переубедить. Я подошла чуть ближе к парапету, но только на пару маленьких шагов. На большее не хватило смелости. — Хлоя, я прошу тебя, не делай этого…, — тихонько просила я. — Если ты за меня боишься, то не стоит. Со мной уже всё решено. Лучше пожалей себя! — её голос стал меняться, отдавая эхом и приобретая не естественное звучание. Он будто с каждым словом искажался и становился грубее и страшнее. — Тебе разве не жаль саму себя? А то жалеешь других, а про себя забыла?! — О чём ты говоришь? — я еле сдерживалась, чтобы не схватить её за ногу и потянуть назад. Её чёрные волосы беспорядочно колыхались на сильном ветру. — Так ведь очевидно же, куколка! Всё, к чему ты привыкаешь и привязываешься — в итоге предаёт тебя! — Что ты несёшь, чёрт подери? — я искала здравые нотки в её тоне, но речь Хлои казалась всё безумнее и злее. — Всё, к чему прикасаешься — всё либо пропадает, либо вонзает в спину ножи! — она резко развернула лицо ко мне так, что её шея страшно хрустнула и исказилась не по-человечески. Из глаз текло что-то тёмное, напоминающее кровь. Губы исказились в неестественной дикой улыбке. — Видишь? — она поднимает синее искривлённое запястье к щеке и размазывает пальцами «кровавые слёзы», — Что бывает, когда сердце разрывается и вытекает наружу? — Боже! — я прижала руку ко рту, пытаясь не закричать от страха. Почему я здесь одна? Кого звать на помощь? Анна, где же ты? Софи? Артур? Мистер Бьоргман? Кто-нибудь! — Рано или поздно ты увидишь, как все тебя предадут! Предадут! Предадут! — голос стал совсем мало похож на голос Хлои. Он будто раздваивался, — ПРЕДАДУТ!       Она залилась громким злобным смехом, а я рухнула от оцепенения на копчик и прижалась спиной к стеклянной двери балкона. Это была явно не Хлоя. Такое чувство, что это кто угодно другой, кто принял её облик. Я не могла поверить в то, что вижу. Мне стало страшно уже не за её жизнь, а за свою собственную. — Так что выбирай, Эльза: либо ждать очередного удара, либо просто уйти. — Это же… трусость, — мямлила я под нос, заикаясь. — Что ты знаешь о смелости, если даже сейчас сжалась в клубок, как заяц?! Я сразу вспомнила себя с теми заячьими ушами. От этой аллегории у меня затряслись колени. Видимо, над этим она посмеялась пуще прежнего. — Зайке стоит навострить ушки, чтобы его не съели, — она развернулась ко мне всем корпусом и раскинула руки в стороны, — Увидимся в аду! Не прекращая улыбаться, она упала спиной вниз. Последними промелькнули её чёрные ботинки на танковой подошве со шнуровкой. Я очнулась за секунду, вскочила и, истошно крича её имя, ринулась к парапету. В этот момент всё резко потеряло чёткость, и я ощутила боль в области лба.       Когда картинка начала снова проясняться, я поняла, что щедро встретилась лбом с оконным стеклом. Автобус слишком резко затормозил, что было понятно из возмущений пассажиров. Но я была даже рада, так как этот удар спас меня от лютого кошмара, который, казалось, навечно останется у меня в памяти. — Ты в порядке? — Анна подозрительно вглядывалась в меня, потирая сонные глаза. — Немного стукнулась головой. — Где? Дай потру! — Анна трёт тёплой ладошкой мой покрасневший лоб. Сон оставил ужаснейшее впечатление, и я даже представить не могу, насколько страшные вещи способен показывать мой мозг. Остаётся гадать, есть ли во сне хоть что-то, что было на самом деле? Разве что само падение Хлои, но вот остальное… Видимо, так как причины её поступка остаются под вопросом, мой мозг пытается додумать их. Но зачем же посылать такие кошмары? Может, Хлоя приснилась не просто так? Может, она просит о помощи или пытается предупредить меня о чём-то? Кошмары снятся мне уже далеко не первый раз, но этот абсолютно выбил меня из колеи и нагнал сильный страх, который я, практически, никогда в жизни не испытывала. Теперь мне буквально страшно спать.