Те, кто всегда здесь.

Финарато глядел на Ондхон, будто увидел первый раз в жизни. - А я ни о чем и не подозревал, даже представить себе не мог такого! По рассказам твои походы в Эндор представлялись увлекательными прогулками, полными веселых приключений и удивительных открытий. А на самом деле, тебя на каждом шагу ждали нешуточные опасности. - Ты был еще маленьким, зачем бы я стала рассказывать тебе всякие ужасы? Это была моя работа, мое предназначение, я сама согласилась на это, мне же предлагали выбор. Ондхон вдруг весело улыбнулась: - Ты ведь хотел помочь, помнишь, как собрался со мной в Среднеземье, прихватив с собой серебряную лошадку и совочек? Финарато рассмеялся: - Еще бы не помнить! Маму тогда сильно напугал. Но ты говорила, что в смертных землях нет для тебя опасности. - Я говорила, что нет такой силы, чтобы уничтожить меня физически. Но была возможность попасть в плен к более сильному магу, или получить душевную травму, от которой трудно оправиться. А в случае с Хандолом, я сама добровольно отдала жизненную силу, от такого Валар защитить не могли, – на лице Ондхон вдруг расцвела удивительно нежная улыбка, - а Кирдэн тогда все-таки сумел помочь мне выкарабкаться из депрессии. Он был и остается самым мудрым из Эльдар Среднеземья. За время моей болезни мы не раз беседовали, но я быстро уставала и замолкала. Чтобы заинтересовать меня, Новэ пробовал говорить о разном, но меня ничто не увлекало. О Валиноре думать не хотелось, сообщения о том, что происходит в мире, не трогали, а если всплывало горькое воспоминание, я замыкалась надолго. Новэ понял, что моя травмированная душа не приемлет сильных впечатлений, чтобы вывести меня из этого состояния, нужно было что-то легкое и светлое, но без малейшего напряжения. Он организовал музыкальный вечер и почти силой заставил меня прийти. Каминный зал был лишь слегка освещен единственным очагом, Кирдэн сидел в самом затененном углу, я устроилась рядом, полулежа в кресле. Зазвучала музыка - тихая, ласковая. Новэ заранее тщательно подобрал репертуар. Он и раньше пытался мне петь, но я не могла воспринимать музыку. А сейчас звучали песни совсем простые, но такие теплые и добрые, что лед в душе таял, капля за каплей, с каждым словом. А потом взял арфу Кирдэн. Тонкие длинные пальцы его слегка касались струн и рождали невероятно нежную мелодию. Эта песня была, как первая робкая улыбка после долгих и горьких слез. Боль и свет удивительно переплетались в ней. Гаснет свет, и наступает вечер, Вечер одинокий и пустой… Этот день прошел в мечтах о встрече, Только мы не встретились с тобой… Ну, а вечер полон тихой грусти, Но веселья мне сейчас не надо, Без тебя мне в этом мире пусто, Я мечтаю быть с тобою рядом. В мой печальный дом приходят гости, Только веселее мне не станет. Я тихонько нарисую мостик – По нему к тебе бежать мечтаю. В темноте я тихо замираю Вновь в объятьях музыки печальной, И, конечно, о тебе мечтаю, Чтобы мы с тобою повстречались. Сумерки на землю опустились, Ночь придет, и сон мне смежит веки, Я мечтаю, чтобы ты приснилась И осталась бы со мной навеки… Моя душа раскрылась навстречу этой мелодии. Я сидела, наклонив голову, а губы расползались в неудержимой улыбке. Тихое, нежное тепло обнимало со всех сторон и мягко укачивало больную душу, растворяло в светлой печали… С этого вечера я быстро начала поправляться. А песня навсегда осталась в сердце. Вернувшись в Аман, я все еще находилась под впечатлением светлого волшебства Новэ. И мы с тобой танцевали в Золотом Круге под эту музыку… - Я помню, Рани… Мне тоже эта мелодия навсегда запала в душу. Я не знал тогда, откуда она взялась. В Благословенном Крае не было и не могло быть таких песен. Сочинить такое мог только тот, кто пережил большое горе. Я догадывался, что ты принесла ее из Среднеземья, но даже потом не связывал эту музыку с Кирдэном. Ты знаешь, я уже так соскучился по Новэ. А после твоих рассказов будто увидел его с другой стороны. Встретиться бы! - Встретимся, родной мой, но нескоро. Раньше, отправляясь из Амана в Среднеземье, я всегда плыла строго на восток, чтобы оказаться в Гавани и увидеться с другом. Новэ предчувствовал мое появление и всегда встречал на берегу. А покидала Эндор я обычно севернее, не желая прощаться с Кирдэном. Говорила: «Лучше я тысячу раз скажу тебе «Здравствуй!», друг мой, чем один раз – «Прощай!». И он был со мной согласен. В последний раз Валар отправили меня в Эндор перед самой гибелью Древ. Мелько, придя в Среднеземье, сразу развязал войну, полчища орков теснили немногочисленных и плохо вооруженных воинов Кирдэна. Я, покинув свой наблюдательный пост в Ангбанде, устремилась к другу и, по мере сил, стала помогать ему. Необходимо было собрать разрозненные группы Фалафрим и организовать отступление в Гавани, предотвращая паническое бегство. Я носилась по всему побережью, направляя всех квэнди, которых находила, к Кирдэну. Нужно было как можно скорее укрепить и вооружить Гавани, а у Фалафрим почти не было металла. Но у них были корабли, а прислужники Врага боялись моря. Поэтому Кирдэн смог безбоязненно отправить экспедицию к северным горам за железной рудой. Я знала, где находятся богатые поверхностные месторождения, мы быстро доставили необходимый запас руды, взялись за изготовление оружия. Кирдэн все же успел укрепить Гавани, вражеские отряды не смогли захватить их с налету и начали осаду. Но это было не так уж страшно, потому что выход в море оставался свободен. На кораблях доставляли припасы, а женщин и детей отправили на остров Балар, где было вполне безопасно. Пошатнувшийся боевой дух воинов укрепился, и Гавани продолжали сопротивление. И вдруг я почувствовала, что с народом Нолдор произошло что-то ужасное. Несмотря на запрет, я решила вернуться в Аман. Но на берегу меня встретил Ульмо. Он рассказал мне о похищении Сильмарилей и резне в Альквалондэ, об Исходе Нолдор и Проклятии Мандоса. Сердце мое рвалось к несчастным изгнанникам. Нельзя же думать о своих проблемах, когда с целым народом произошло такое! И ты был там, среди них, такой юный и беззащитный. Но Ульмо категорически запретил мне покидать Среднеземье. Я буквально взвилась: - Если над Нолдор тяготеет гнев Валар, значит, я должна предать свой народ?! - Сядь и успокойся! - приказал Владыка. Я упала на песок. - Никто не говорит о предательстве. Здесь вступили в силу такие законы и предначертания, что даже мы не можем отменить Жребий Нолдор. Это их Судьба, предопределенная Единым. Каждый из них должен будет пройти через боль, потери и смерть. Немногие преодолеют тяжкий Путь, не сломавшись, не опустившись до низости и предательства. Эру вложил особый смысл в судьбу народа Нолдор, когда-нибудь ты это поймешь. А пока не вздумай вмешиваться. Даже не пытайся ни одного из них избавить от Жребия – все равно не получится. Ты будешь жить среди них, но не имеешь права встать на чью-либо сторону, не должна отдавать предпочтение ни одному из принцев, запомни это. Между ними будет недоверие, взаимные обиды и предательство, но ты не должна вмешиваться в междоусобицы. Приносить им сведения о положении дел и советы – вот все, что тебе позволено. Не задерживайся подолгу ни у одного из них, чтобы не давать повода для раздоров. Ты можешь, как и раньше, выводить пленников из Ангбанда, исцелять раненых и отчаявшихся – в общем, помогать жертвам злобы Мелько. Но упаси тебя Эру встать между Нолдор и их судьбой! Это был мой приговор. Мой Жребий. Тяжким камнем эта ноша лежала у меня на сердце все время Великих Войн Нолдор с Мелько. Я так и не сумела пройти свой Путь, не споткнувшись, не нарушив Запрет… - Я тоже, наверное, не сумел бы… - задумчиво произнес Финарато, - легче тысячи раз самому пойти на пытки и смерть, чем добровольно отправить на мучения того, кого любишь больше жизни. И не иметь права помочь! Я понял это незадолго до гибели. А теперь смотрю на Амариэ и радуюсь, что ей не пришлось принять Жребий, а мне – увидеть ее муки и смерть. - Судьба сберегла тебя хотя бы от этого, мальчик мой светлый! Все, хватит на сегодня тяжких воспоминаний! Посмотри, уже глубокая ночь. Сейчас у тебя все хорошо, завтра самый радостный праздник в твоей жизни, а мы сидим здесь и зачем-то вспоминаем Черные годы. Родной мой, иди скорее навстречу счастью, тебя невеста заждалась! Пусть и дальше будет так же все чудесно у тебя! Пусть искристый мир волшебный двери распахнет, любя! Помнишь, как по Лихолетью долго нам пришлось брести? Но цветущая поляна нас ждала в конце Пути. Те года я вспомню снова и шепну тебе, мой друг: Пусть в конце пути любого ждет тебя цветущий луг! Финарато крепко обнял подругу и устремился домой, а Ондхон осталась сидеть на берегу ручья. Ей не хотелось уходить с этого места, где она впервые почувствовала себя по-настоящему счастливой, хотя бы на миг. А Финарато весело примчался домой, проник во дворец, как обычно, через потайную заднюю дверцу и здесь натолкнулся на Айканаро. - Инголдо, где тебя носит? Тебя все искали, искали, сейчас, наверное, уже спать легли. Исчез куда-то накануне свадьбы! Вот обидится Амариэ, будешь знать. Финарато тихо засмеялся: - Накануне свадьбы невесту видеть не полагается! Просто устал от хлопот, сидели с Ойорандель у ручья, вспоминали прошлые годы. - Все-таки я не понимаю тебя, братец, - задумчиво проговорил Айканаро, - когда-то ты говорил, что любишь Ойорандель, переживал, когда она исчезла, а теперь женишься на Амариэ. Так кого же из них ты любишь по-настоящему? Финарато остановился, прислонясь к стене, и долго молчал, потом медленно вышел обратно в сад. Айканаро последовал за ним. - Ты знаешь, братишка, - заговорил Финарато, - усевшись на скамейку в маленькой беседке, увитой плющом, - я сам много думал над этим. Я очень люблю Амариэ - она такая красивая, ее золотые волосы хранят незамутненный свет Древ, у нее чистая душа и доброе сердце. Боль и смерть не коснулись ее, и я бесконечно рад этому. Испытания, выпавшие на долю Нолдор, сломали бы Амариэ навечно. А так приятно сознавать, что есть на свете незамутненное счастье. С нею я будто возвращаюсь в Благословенные годы. Но она никогда не сможет до конца понять меня, я не могу ей многого рассказать, боюсь ранить эту нежную душу, позволить ей соприкоснуться с грязью и несправедливостью жизни. Рядом с ней я всегда должен носить маску, следить за своими словами, чтобы случайно не причинить ей боли. А Ондхон… С ней все наоборот. Я даже не задумывался никогда, красива ли она. Ойорандель – она просто есть, такая, как есть, и все. С раннего детства я воспринимал ее, как должное. Если она где-то недалеко – мне хорошо и спокойно. И совсем необязательно видеть ее постоянно, достаточно знать, что она есть. Но если ее нет - от меня будто отрывают половину. Когда она вдруг исчезает надолго, мне ее настолько не хватает, что я не могу радоваться ничему в жизни, не могу дышать. Сам не знаю, почему так. С Ойорандель, я могу говорить обо всем, она видит меня насквозь, понимает до конца и принимает таким, как есть, не делая из меня идеал. Мне с ней всегда легко и просто, не надо ничего скрывать, следить за словами. Но, понимаешь, Айканаро, у меня такой характер - чтобы любить женщину телесно, я должен чувствовать себя взрослее нее, сильнее, мудрее. Именно так у меня с Амариэ. А с Ондхон физические отношения я даже представить себе не могу. Это кажется мне кощунством, такое оскорбит и ее, и меня. Получается, они обе необходимы мне, но по-разному. Я и сам до конца не понимаю эту дилемму. - Мне кажется, Инголдо, Ондхон для тебя, как старшая сестра. Представь, Нервен родилась бы раньше тебя, тогда ты дружил бы с ней так, как сейчас с Ойорандель. Для меня ты всегда был таким вот старшим братом и лучшим другом, ты казался мне самым умным и сильным на свете, тебе я доверял свои тайны, твоих советов слушался. И только недавно я начал понимать, что ты не идеал, не Айну, а живой эльда и тоже можешь чувствовать боль и нуждаться в поддержке. - Еще как могу. А знаешь, братишка, у меня в отношении Ойорандель сейчас происходит то же самое. Мы все знали Ондхон несокрушимой, силой и мудростью почти равной Валар, она видела в жизни такое, что нам и не снилось. Но, чего ей это стоило, не знает никто. Лишь с недавнего времени я начал потихоньку проникать в ее душу, но сумею ли понять до конца, не знаю. - Хорошо, Инголдо, с твоими чувствами к Ойорандель мы немного разобрались, а как она относится к тебе, что ты значишь для нее? Финарато вдруг растерялся. - Н-не знаю, я как-то над этим никогда не задумывался… А Ондхон думала как раз над этим. Сидела на том же месте, под непроницаемым покровом ночи, и горькие мысли все сильнее овладевали ее душой. «Завтра Финарато Инголдо будет женат… Амариэ родит ему сына. А я и Онткоа должны ввести в мир дочь. Муж ждет – не дождется этого счастья. А я? Готова ли я к такому деянию? С обретением силы Майа я утеряла не только способность к деторождению, но и возможность испытывать радость от телесной любви. И после возрождения эта возможность не вернулась ко мне… Почему? За что Эру так наказал меня? Или просто забыл об этой маленькой ошибке?!» Лицо Ондхон кривилось от невыносимой боли. Вдруг она издевательски рассмеялась. «Да перестань! – мысленно крикнула она, - уж себе-то ты можешь открыть правду, не прячась трусливо за туманными вопросами! Ты прекрасно знаешь, что Единый ничего не забывает и никогда не ошибается. И если он не вернул тебе способность к физической любви, то сделал это намеренно. Это будет лишней гарантией, что ты не сорвешься, не соблазнишь любимого тобой мальчика на неправедный поступок. Чувствуя себя ущербной, ты никогда не переступишь черту с отношениях с ним. Не прикидывайся, ты же все понимаешь. У тебя и Финарато было в жизни два предназначения – открыть Источник Животворящего Пламени и выпустить в мир родителей Феанора. Выполнить первую миссию вы могли, только по-настоящему полюбив друг друга. В Арде лишь во имя любви совершаются великие деяния, только любящее сердце способно на истинное самоотречение. А совершить второе вы можете, лишь вступив в браки с разными партнерами. Ты прекрасно сознаешь, что могла и не выдержать искушения. Сама же говорила, что женщины-эльдалиэ способны во имя любви забыть обо всем на свете, тогда как мужчины никогда не позволят вожделению возобладать над разумом. Так что все планы Эру находятся под надежной защитой!» Ойорандель стиснула голову руками: «Да, конечно, все задачи будут выполнены, и неважно, каких мук мне это будет стоить». Вдруг она снова издевательски захохотала: «Тебе же был предложен выбор – остаться в Чертогах Эру и забыть обо всем! Сама решила вернуться к Финарато, к своей неестественной любви и вечной боли, так что некого винить…» Смех ее резко оборвался, уткнувшись лицом в колени, Ондхон мучительно зарыдала. «Прекрати! Перестань сейчас же! - продолжала она бичевать себя, - ты давно уже чувствуешь, что тело твое в полном порядке, что вполне способна выносить и родить ребенка, но трусливо прячешься за придуманными сомнениями. Ты же просто боишься того, что должно произойти между тобой и Онткоа, боишься изменений в своей судьбе и продолжаешь цепляться за прошлое, за эту неосуществимую любовь и несбыточные мечты… А вот Финарато не цепляется! Он искренне любит свою Амариэ и, женившись, сумеет стать счастливым». Новый взрыв рыданий сотряс все тело Ондхон. Она плакала долго, то притихая, то вновь захлебываясь слезами. «Ну все, хватит! – наконец приказала она себе, - хватит трусости и слабости. Завтра же ночью ты придешь к мужу, и пусть произойдет то, чему суждено свершиться. Коахон будет зачата и через год придет в мир. Скоро рассвет, пора заняться делом. Завтра свадьба старшего сына короля Нолдор, и на праздничном столе должен быть свежий хлеб, несмотря на все твои заморочки. Давай-ка быстренько в пекарню! Ты же не хочешь испортить Финарато праздник и дать ему шанс догадаться о твоей слабости?» Ондхон решительно встала, сполоснула лицо в ручье и отправилась работать. Гостей на свадебном пиру было очень много, обширные залы королевского дворца не смогли бы вместить всех, празднество организовали на широком зеленом лугу. Все, без исключения, жители Тириона искренне любили благородного и доброго сына Короля Арафинвэ, и все хотели поздравить его с этим долгожданным событием. Молодожены были необыкновенно, потрясающе красивы в свадебных уборах. Золотые волосы обоих сияли, как возрожденный Лаурелин, на груди Амариэ переливалось ожерелье, сделанное Ондхон, озаряя ее тонкое лицо удивительно нежным светом. После исполнения всех свадебных обрядов Ойорандель с ласковой улыбкой подошла поздравить молодых. С той же улыбкой она беседовала с друзьями, заметив среди гостей Галлуинэль, подошла к подруге, узнать, как ее дела. Внимательно всмотрелась в ее красивое лицо – щеки Галлуинэль, такие бледные раньше, озарились нежным румянцем, в синих глазах таилось робкое счастье. Их свадьба с Аракано должна была состояться через два месяца. Ондхон с облегчением подумала, что о душевном состоянии подруги можно больше не беспокоиться. Когда начались танцы, Ойорандель не осталась в стороне, как обычно в последнее время, вышла в Круг один раз, с мужем. Айканаро, оказавшись недалеко от них, внимательно всмотрелся в лицо Ондхон, пытаясь разгадать ее тайные мысли и чувства. Она, ощутив его пристальный взгляд, ответила все той же ласковой улыбкой. В бездонных фиолетовых колодцах Айканаро не сумел прочесть ничего. Вечером, проводив молодоженов в их покои, гости начали расходиться. Спокойно, без сомнений и колебаний, Ондхон направилась в небольшую квартиру, располагавшуюся во флигеле королевского дворца – они с мужем так и не завели отдельного жилья. Онткоа предпочитал обитать поближе к мастерским, а Ойорандель никогда не оставалась в Тирионе надолго, да и не чувствовала желания свить уютное гнездышко для своей семьи… Она вошла в комнату и протянула руки к мужу. Онткоа подхватил ее и понес в спальню. Ондхон постаралась доставить мужу как можно больше радости в эту ночь. Ничего не чувствуя сама, она отдавала все, на что была способна. А потом силы окончательно покинули ее, и Ойорандель то ли погрузилась в тяжелый сон, подобный смерти, то ли потеряла сознание. На следующий день, с трудом придя в себя, она прислушалась к своему телу и поняла – свершилось. * * * Беременность у них протекала по-разному, но у обоих достаточно тяжело. Ведь их детям было предначертано обладать небывалым могуществом, и будущим матерям необходимо было отдавать младенцам все свои силы. Амариэ приходилось непросто, она, живя в Благословенном Крае, не привыкла к физическим страданиям. Постоянно испытывая тревогу и мучительное томление, Амариэ стремилась все время находиться в обществе. Она звала к себе мать, сестер и подруг, а мужа вообще не отпускала от себя ни на миг. Ее мучили беспричинные страхи и смутные предчувствия, она, как дитя, стала бояться оставаться одна, особенно в темноте, усталость не оставляла ее ни на минуту, не помогал ни сон, ни нежная забота близких. Финарато беспокоился и жалел жену, но ничем не мог помочь, целительские навыки здесь были бессильны. Все, что он мог – находиться рядом с ней неотлучно и с бесконечным терпением поддерживать любимую, оберегать от всех тревог. Ондхон, наоборот, замкнулась и спряталась от всех. Она с давних времен привыкла к физическим и моральным нагрузкам и была, конечно, лучше Амариэ подготовлена к трудному деянию, но и ей приходилось тяжело. Тем более, чтобы решиться на беременность, ей пришлось наступить на горло собственной песне. Ойорандель перестала общаться с друзьями, не пыталась заняться каким-либо делом, даже читать не могла. Подолгу сидела одна в своей комнате у окна, рассеянно глядя на колышущуюся листву, а потом уходила далеко в лес, или на пустынный берег моря, лишь бы никого не было поблизости. И не отвечала на Зов, когда ее искали. Она не просила и не принимала помощи ни от кого, даже от мужа. По вечерам, вернувшись из мастерских, Онткоа любил разговаривать с будущей дочкой, сидя рядом с женой и положив чуткую руку на ее живот. Ондхон не возражала против этих бесед, но не принимала в них участия, все ее силы, без остатка, уходили на создание могучего дома для необыкновенной личности по имени Коахон. Ближе к концу срока Финарато тоже начал уставать. Он не показывал виду, зная, что Амариэ приходится тяжелее, но прикованный к дому, измученный болезненным состоянием и частыми сменами настроения жены, затосковал в душе по вольным зеленым просторам Амана, по свежему морскому ветру и бьющей в борт пенной волне. Ему очень захотелось хоть на короткое время вырваться из добровольного плена. Финарато уже несколько месяцев не беседовал с Ондхон, виделся мельком, наскоро интересуясь о делах, и получал столь же краткий ответ. Он вдруг понял, что сильно соскучился по ней. Когда Амариэ крепко заснула, держась за руку матери, Финарато незаметно выскользнул из спальни и стал разыскивать Ондхон. В ее комнатах было пусто, на Зов она не отвечала. Движимый наитием, Финарато направился на их любимую полянку у ручья. Ойорандель сидела там, скрытая от всего мира густыми зарослями. - Рани, привет! Тебя так трудно найти! Ты почему на Зов не отвечаешь? Ойорандель медленно повернулась к другу, скользнула по его лицу рассеянным взглядом и снова ушла в себя. - Привет, хороший мой. На Зов тоже силы нужны, - через некоторое время отозвалась она, с трудом выплывая из отрешенности. Финарато начал рассказывать подруге о том, что происходит с Амариэ, как тяжело ей дается беременность. Ондхон слушала молча, не выражая никаких эмоций, он даже забеспокоился, воспринимает ли она его слова. - Рани, все это так тяжело, беременность отнимает у нее все силы, всю радость жизни, я уже и сам начинаю сомневаться, все ли правильно у нас, ведь с другими такого не происходит, я знаю. Дни Детей – это время радостного ожидания и светлых надежд, а для нас это будто тяжелая работа! Ондхон сидела неподвижно, ничего не отвечая, и вдруг показалась Финарато холодной и отстраненной, даже отчужденной. Измученный многомесячным напряжением, он вдруг почувствовал жгучую обиду. Он старался объяснить для себя странное поведение Ойорандель ее состоянием, но ничего не мог с собой поделать – ему отчаянно нужна была прежняя Ондхон. Финарато, крепко зажмурившись, уткнулся лицом в колени, пытаясь успокоиться, и вдруг почувствовал на плече ладонь Ойорандель. Поднял голову и встретил ее взгляд. Она смотрела в его глаза ласково и внимательно, как прежде. - Рани… - прошептал он и зарылся лицом в ее густые гладкие волосы, наконец-то позволяя себе расслабиться. - Финарато, мальчик мой, ты прости. Не надо беспокоиться, ни со мной, ни с Амариэ не происходит ничего страшного, – тихонько говорила Ондхон, гладя друга по волосам, - ты потерпи, немного осталось. Наши дети должны прийти в мир невероятно сильными, поэтому от нас требуются очень большие вложения. Пойми, это действительно тяжелая работа, и отдохнуть от нее, расслабиться нельзя ни на мгновение, ни днем, ни ночью. Мы должны свершить этот тяжкий труд, и мы это сделаем. Ты не переживай и не обижайся на меня, пройдет месяц, и я стану прежней. И Амариэ - тоже. Финарато ощутил великое облегчение. В сознание вошла уверенность, что скоро и вправду все наладится. Он глубоко вздохнул и медленно улыбнулся. Они сидели, глядя на быстрые искры, мелькавшие в хрустальных водах ручья, солнечные блики, пробившиеся сквозь густую листву, играли на их светлых волосах. Финарато всем своим существом впитывал теплоту и спокойную радость летнего дня. Отчуждение Ойорандель растаяло, она снова была рядом, уверенная и любящая. Финарато знал, что главные трудности еще впереди, но чувствовал, что готов ко всему. Вскоре они услышали Зов – Амариэ проснулась и хотела видеть мужа. Ойорандель медленно поднялась. Финарато вдруг поразила мысль о том, как изменилась подруга – худенькое треугольное лицо Ондхон еще больше побледнело, под глазами залегли серые тени, исчезли быстрые, порывистые жесты, она двигалась теперь медленно и неловко. Ойорандель догадалась, о чем он думает, улыбнулась и погрозила пальцем: - Перестань изводить себя лишними переживаниями, это все пройдет. Пойдем, я загляну к вам, повидаю Амариэ. Когда они вошли, Амариэ сидела на постели и горько плакала. Любое, мало-мальски неприятное событие выбивало ее из равновесия. Проснувшись и не обнаружив возле себя мужа, она буквально впала в отчаяние. Мать, обнимая и укачивая ее, как ребенка, не могла успокоить дочку. На Финарато она взглянула с укоризной. Ондхон подошла к Амариэ, ласково взяла за руки и что-то шепнула на ушко. И безудержно рыдающая девочка вдруг успокоилась. Ондхон помогла ей подняться и вывела в сад. Обнимая и поддерживая ее, Ойорандель неторопливо шла по мягкой траве и продолжала нашептывать в розовое ушко: - Тебе кажется, что никто тебя не понимает, что они не в том положении, чтобы понять. Но я-то нахожусь по эту сторону грани и все понимаю. Тебе тяжело и страшно, поверь, мне тоже. И здесь нам с тобой никто не поможет, просто надо выдержать. Все идет правильно, не сомневайся, и тебе дано ровно столько сил, чтобы выполнить свою задачу. Как и мне. Скоро все кончится, и кончится хорошо, постарайся впустить эту мысль в свое сознание. Скажи себе: «Я смогу. Так нужно!» То, что происходит с нами – это неизбежность. Мы не в силах что-то поменять, или переложить на кого-то, придется смириться со всеми тяготами и неприятными ощущениями, протестовать и обижаться бессмысленно, станет только хуже. Ондхон говорила простые, банальные слова, а сама тихонько вливала в душу Амариэ исцеляющую энергию, свои ощущения и понимание. Она видела, что в юном, крепком теле и ясной душе достаточно сил, что нужно лишь слегка подтолкнуть, активизировать их. И ей это удалось. В последний месяц перед родами Амариэ стала намного спокойнее. Наступил Праздник Урожая. Роды ожидались через три дня, но утром Амариэ проснулась раньше обычного, долго лежала, замерев, прислушиваясь к себе. Финарато, приподнявшись на локте, с тревогой вглядывался в ее лицо. Вдруг она села на постели и, испуганно округлив глаза, прошептала: - Инголдо… Кажется, началось! Тут же, будто услышав Зов, вбежала ее мать, а вскоре появились еще две женщины, уже родившие по несколько детей и теперь помогавшие юным женам счастливо разрешиться от бремени. Втроем они захлопотали вокруг Амариэ. Финарато отступил в угол, чтобы не мешать, но Амариэ бурно воспротивилась этому, пришлось ему сесть у изголовья. Жена сразу же ухватилась за его руку. Ровно в полдень, все так же крепко сжимая ладонь мужа, Амариэ произвела на свет мальчика. Женщины обиходили младенца и торжественно вручили счастливому отцу. Финарато с непередаваемым чувством вглядывался в лицо сына. Мягкие золотые волосенки окружали головку младенца сияющим ореолом, на маленьком личике явно видны были признаки замечательной красоты, ясные светло-голубые глазки смотрели на мир доверчиво и открыто. Амариэ глядела на мужа и сына, и гордая улыбка озаряла ее усталое лицо. Через некоторое время, когда жена и малыш крепко заснули, Финарато помчался сообщить счастливую весть родным и друзьям. Выслушав радостные поздравления от родителей, он направился на поиски Ондхон. В ее тесных комнатах его встретил Онткоа. Он сообщил Финарато, что Ондхон еще вчера исчезла из дворца, настрого запретив себя разыскивать. Сказала, что она должна сделать свое дело одна, без посторонних глаз и чьей-либо помощи. В темных глазах обычно спокойного Онткоа плескалась мучительная тревога, главным образом за ребенка – слишком долго он ждал от судьбы этого подарка. Какой резкий переход от безоблачного счастья к жгучей тревоге! Финарато обессилено прислонился к стене. - Зачем она так? – мучаясь от беспокойства и еще какого-то непонятного чувства, спросил Финарато, - без помощи опытных женщин, без поддержки близких… - Сказала: «Так нужно!», - с тяжелым вздохом отвечал Онткоа, - ты же знаешь ее, спорить было бесполезно… Весь день Финарато изводился от беспокойства. Забегая к Онткоа, он получал в ответ все тот же неопределенный жест и взгляд, полный тревоги и растерянности. Финарато догадывался, где искать Ойорандель, несомненно, она решила вывести в мир дочь на той же счастливой поляне, где возродилась сама. Но не хотел нарушать строгий запрет подруги. День склонялся к вечеру. Амариэ проснулась, и состоялось первое торжественное кормление ребенка. Затем она снова погрузилась в исцеляющий сон, успокоенная сознанием выполненного долга. А Ондхон все не появлялась. Финарато решил, что с наступлением темноты отправится на поиски, несмотря на все запреты. Солнце коснулось горизонта, как вдруг Финарато почувствовал, что в мире что-то изменилось. Ощущение было неопределенным, но сильным. Он долго прислушивался, не понимая, в чем дело, потом вдруг резко вскочил и помчался к маленькой задней двери. Онткоа уже ждал там. Дверь открылась, и вошла Ойорандель со свертком на руках. Онткоа бросился к ней. А Финарато, от волнения не в силах сделать ни шагу, оперся о стену. Издалека он смотрел, как Онткоа откидывает пеленку и вглядывается в личико младенца, как светлеет его измученное лицо, и расслабляются сведенные судорогой плечи. Ондхон подняла взгляд и кивнула Финарато. Тогда он подошел и тоже заглянул в ворох пеленок. Лицо малышки было совершенным – четкие, резкие черты были, будто высечены из мрамора, черные волосы ярко выделялись на белой ткани. Девочка открыла темно-фиолетовые глаза и посмотрела на Финарато – будто просветила рентгеновскими лучами насквозь, разглядев в глубине его сущности даже то, чего он не знал сам. Ему стало не по себе от этого взгляда новорожденного младенца. И тут он понял, что Ондхон едва держится на ногах. Бросив тревожную мысль Онткоа – тот взял ребенка у жены, Финарато подхватил Ойорандель под руку и повел в спальню. Наконец-то все завершилось и завершилось счастливо.