Те, кто всегда здесь.

Глава третья. Скачки с препятствиями. В Минас-Анор стекались толпы народа. Люди шли даже из самых отдаленных окрестностей. Еще бы! На сегодня была назначена публичная казнь. Знатный роханец, дальний родственник короля, голубоглазый красавец лет сорока пяти, был обвинен в том, что посягнул на честь королевы. Свергнутый король Эстелиан был объявлен его сыном. Народу Гондора на показательном суде были представлены множество доказательств измены королевы Элленвен законному мужу, нашлись даже «свидетели». Неоспоримым подтверждением обвинения были голубые глаза Эстелиана. Несчастный роханец был приговорен к смертной казни, сегодня его публично обезглавят. Странно, но очень многим людям нравились кровавые зрелища, особенно, если они были оправданы законом, некогда великодушный и благородный народ быстро входил во вкус. Моринаро-Саурон прекрасно знал об этом свойстве людей и намеренно разжигал самые низменные инстинкты толпы. Так, когда-то в Нуменоре он совращал умы гордых аданов, призывая приносить кровавые жертвы Черному Властелину. Помост для казни был приготовлен на поле перед главными воротами города, чтобы мерзкое зрелище могли видеть все желающие. Саурон собирался сказать речь, такую большую массу народа нечасто соберешь вместе, нельзя было упустить шанс воздействовать на умы гондорцев. Они все же были стойким народом, и еще не совсем успели забыть благородного короля Элессара, перерождение и порабощение их душ продвигалось слишком медленно, это злило Гортаура и заставляло горько сожалеть об утраченной силе. Он одевался, не спеша, продумывая каждую деталь туалета, желая произвести на толпу наиболее благоприятное впечатление, когда ему доложили о захваченном на рассвете рыбацком суденышке. Нагруженное контрабандным жемчугом, кораллами и морскими губками, судно под покровом тумана пыталось проскочить мимо постов. Хорошо, что там дежурил один из назгулов, он почуял движение и захватил негодяев. Моринаро спустился на несколько уровней и вошел в обширное караульное помещение. Пойманные контрабандисты исподлобья глядели на грозного короля. Вид у них был довольно жалкий: избитые, промокшие, в грязных лохмотьях. На всякий случай Саурон быстро просканировал этот сброд – бедная деревушка на западном побережье, тяжелая работа с малолетства, нищета, голод, никакого просвета в будущем, решение попытать удачу и разбогатеть, или погибнуть. Моринаро плюнул и приказал отправить всех в подземелье. Бывший король-призрак, незаменимый помощник Саурона, его правая рука приблизился к господину и шепнул тихо: - Хозяин, а может, порубить им головы вместе с этим идиотом-роханцем, на потеху толпе? - А на рудниках потом сами будем работать? Нам рабочие руки нужны, зачем крепких мужиков казнить? Кстати, в подземелье накопилось много всякой шушеры, отправь на днях всех в западные горы, на железный рудник. - А с бывшим королем что будем делать? - Ты его не трогай, завтра я сам навещу братца, пора приводить в исполнение мой план. Стража, повинуясь приказу королевского советника, поволокла контрабандистов вниз, подгоняя пинками, и тут раздался женский визг. Моринаро присмотрелся, и обнаружил, что двое из рыбаков – женщины. - Стойте! – приказал он стражникам, - баб сюда! Воины остановились. Молодых женщин подтащили к королю и бросили на колени. - А вам чего дома под печкой не сиделось? Приключений на ж… захотелось? – с издевательской усмешкой спросил Саурон, - ну так, сейчас вы их получите! Всыпать им по десятку плетей прямо здесь, чтобы не совались в мужское дело! – кивнул он стражникам. Король-призрак, предвкушая изысканное удовольствие, придвинулся поближе. Коахон бешено забилась в жестоких руках садистов, но Ондхон сумела шепнуть дочери: - Не смей! Терпи! Задание провалим! – сама Ондхон только плакала и умоляла не трогать их, ни на миг не выходя из роли. Что бы с ними не происходило, задание должно быть выполнено. Их грубо подтащили к скамье, по двое стражников держали девушек за руки и за ноги, остальные срывали с них жалкую одежду. Обнаженные, залитые потом, женские тела ярко блестели в свете факелов. Воины с гоготом и непристойными выкриками обступили скамью, один из назгулов взял бич. Орудие пытки со свистом опускалось по очереди на спины девушек, оставляя на нежной коже кровавые рубцы. Две женщины кричали и бились, на потеху кровожадной толпе. Саурон удовлетворенно улыбнулся – дело движется, благородный и мудрый народ неуклонно превращается в тупую толпу озверелых садистов. Громким окриком он остановил экзекуцию. Истерзанных женщин приказал отправить на кухню и приставить к работе, а мужчин, потрясенных чудовищным зрелищем избиения подруг, бросить в подземелье и приковать. Рыбаки, подгоняемые руганью и ударами, еле переставляли ноги, Арталаурэ плакал, его трясло, он готов был потерять сознание. Финарато держал сына под руку, заставляя двигаться, он сам во время пытки до крови искусал губы, только мгновенный, предостерегающий взгляд Ондхон удержал его от яростной, но безнадежной битвы с озверевшими палачами. Когда они собирались в Амане в этот поход против зла, разве могли предположить, что им придется пережить такое?! Финарато поддерживало лишь сознание, что час расплаты с Сауроном близок, и издевательства над любимыми женщинами он Врагу не простит. Ондхон с дочерью стражники притащили в обширное помещение кухни и, бросив на пол, сказали поварам, что это новая прислуга, пусть приставят их к работе. Когда воины удалились, старший по кухне приказал судомойкам позаботиться об избитых новеньких. Женщины с оханьем подняли девушек и увели в подсобку, где раздели и промыли им израненные спины, напоили каким-то отваром и сказали, что сегодня толку от них мало, пусть отдыхают до завтра. Коахон никак не могла успокоиться, она плакала навзрыд и все повторяла, что не спустит этим негодяям такого унижения, что каждый из садистов заплатит ей сполна. - Хони, малышка моя, мы за тем и пришли сюда – сражаться и победить. Нам нужно сохранять хладнокровие. Это война, родная моя, а на войне бывает всякое – и плен, и пытки, - убеждала дочку Ондхон, еле заметными прикосновениями снимая боль, залечивая кровоточащие рубцы. Совсем убирать следы порки было опасно, вдруг кто-нибудь осмотрит их завтра и донесет Саурону о чудесном исцелении одной из рыбачек. Свои раны из осторожности Ондхон вообще не стала трогать. - Мама, они унизили нас при всех, раздели догола! - рыдала Коахон, - и получали удовольствие от нашей боли! - К сожалению, это человеческое свойство – наслаждаться чужими страданиями. Но не переживай так насчет унижения, ведь это не настоящее твое тело! Истинное хроа спит в садах Лориэна, на мягкой траве, и ему ничто не угрожает. Пораженная этой мыслью, Коахон, приоткрыв рот, смотрела на мать. - А ведь и правда! – после некоторого раздумья протянула она и вдруг как-то сразу успокоилась. - Мама, а зачем тебе понадобилось кричать? – вдруг спросила она, - если бы не твой визг, Саурон не догадался бы, что мы – женщины и не устроил бы этого садистского представления! - Хони, девочка моя, прости, но мне необходимо подобраться к Врагу быстро и незаметно. Служанке это сделать легче, чем беглой заключенной. Саурон действует слишком быстро, у нас нет времени на долгие планы. Две женщины, как могли, устроились в тесной подсобке и постарались уснуть. Завтра им предстоял нелегкий день. А Саурон в это время, не торопясь, спускался в подземелье. Сегодня все у него получалось на редкость удачно. Хорошо подпитавшись энергией во время утренней экзекуции, он произнес перед гондорцами зажигательную речь об исключительности их народа, избранного богами, о том, что нельзя допускать смешения их великой западной крови с низшими расами, что народ Гондора заслуживает лучшей доли, и должен укрепить свое господствующее положение среди других народов Среднеземья, для всеобщего блага. Как всегда, ложь в его словах искусно сплеталась с правдой и находила живой отклик в сердцах людей, слышавших именно то, что они хотели услышать. Народ приветствовал своего короля бурными овациями, а недостойного роханца, посмевшего смешать свою второсортную кровь с божественной кровью прекрасной королевы, заклеймил вечным позором, как и его ничтожного сына, по ошибке возведенного на престол четыре года назад. Казнь состоялась при бурном одобрении толпы. А несчастному свергнутому королю теперь не посочувствует ни один человек. Загремели железные засовы, и Моринаро спустился в темницу. Быстро отыскал взглядом Эстелиана и, присев перед братом, ласково взял его за грязные руки, цепью прикованные к стене. - Эстелиан, любимый брат мой, - проникновенно заговорил мастер обмана, - я знаю, ты ненавидишь меня и считаешь узурпатором, но выслушай меня, прошу! Да, я всю жизнь стремился к власти, мучительно переживал, что родился вторым сыном, но, поверь, смерти твоей я не хотел никогда! И я не переживу, если гибель твоя будет на моей совести. Я и сам потрясен той бурей ненависти, которая разразилась в государстве. Народ считает тебя сыном человека из другой страны, но я не верю в грязные сплетни о нашей любимой маме и не хочу отдавать тебя на растерзание озверевшей толпе. Поэтому заклинаю тебя светлым именем матери – беги! Сегодня же ночью я с несколькими надежными людьми выведу тебя из города потайным ходом. Твоих верных друзей, что делят с тобой все невзгоды, я спасу тоже. На северо-западе от города вас будут ждать лошади – скачите в Рохан! После всего случившегося, рохирримы – самые верные твои союзники, они примут тебя и помогут с радостью. Поверь, брат мой, что я глубоко раскаиваюсь в том, что натворил, ведь ты для меня единственный на земле родной человек, прости меня за все и прими то немногое, что я в силах для тебя сделать. Уезжай! А когда народ успокоится, придумаем, что делать дальше, чтобы исправить мои ошибки. Эстелиан с недоверчивой надеждой смотрел в темные глаза брата. Неужели Моринаро и в самом деле раскаивается? Как хотелось после всего пережитого верить в хорошее! Но непросто разом перечеркнуть столько лет молчаливой вражды, дворцовый переворот и заточение в темницу. И все же, Моринаро не убил никого из его немногих друзей, а теперь предлагает спасти их всех. Эстелиана одолевали сомнения. Финарато, прикованный недалеко от низложенного короля, слышал каждое слово Саурона и не мог прийти в себя от изумления. Враг проявляет милосердие? Не может такого быть, это какой-то хитрый ход, но какой? Что задумал этот подлец, и как ему можно помешать? Внезапно в мозгу Финарато молнией сверкнула догадка. «Не соглашайся ни в коем случае, нет!» - мысленно крикнул он благородному доверчивому юноше. И, то ли эта отчаянная мысль все же коснулась разума Эстелиана, то ли победило его собственное недоверие к бесчестному брату, но он не ответил безоговорочным согласием. - Моринаро, спасибо тебе за добрые слова и это великодушное предложение, но позволь мне подумать до завтра. Напрасно Моринаро хитроумно убеждал брата, что промедление смертельно опасно для него, что взбунтовавшийся народ может учинить самосуд над королем-самозванцем, что лошадей могут обнаружить, или еще что-нибудь случится, Эстелиан остался непреклонен, и Саурону пришлось покинуть подземелье ни с чем. Когда двери темницы захлопнулись за врагом, Финарато быстро вынул из пучка волос искусно спрятанную отмычку. Мгновение – и он освободил руку от цепи с железным браслетом. Остальные узники, измученные и утратившие надежду на спасение, не обращали на него внимания. Медленно Финарато придвинулся вплотную к королю. Тот, погруженный в свои мысли, не сразу заметил это движение. - Государь! – едва слышным шепотом Финарато окликнул Эстелиана. Король поднял голову, но во мраке подземелья не сумел рассмотреть говорившего. - Кто ты, и чего хочешь от меня? – тихо спросил он, - тебя прислал мой брат? - Нет, государь, ни в коем случае! Выслушай меня! Твоему брату нельзя верить. Понимаешь, Моринаро сейчас занимается тем, что завоевывает себе популярность в народе. Он уже выставил тебя перед твоими подданными самозванцем, сыном человека низшей расы, собиравшегося предать свой народ в угоду чужеземцам. Если ты согласишься на побег, то косвенно подтвердишь все обвинения, а, направившись в Рохан, как предлагает Моринаро, ты дашь ему повод развязать войну с этой страной. Гондор сейчас в расцвете своего могущества, Рохан не ожидает нападения от дружественного государства, рохирримы не сумеют отразить внезапный и подлый натиск. И это будет только первый ход тирана. Люди войдут во вкус легких побед, для других соседей тоже найдутся обвинения, и скоро весь северо-запад будет покорен этим чудовищем, укрепившимся на троне древних королей. Сейчас он целенаправленно уничтожает душу великого народа, вытравливает в каждом человеке самостоятельную, мыслящую личность, превращая гондорцев в тупое безликое стадо, в озверевшую толпу. Толпа – это своеобразная аморфная субстанция, в которой формируется особое над-сознание, очень примитивное, не способное к логике, рассуждению, осмыслению. Толпа не способна на созидание, а лишь на разрушение, это тупая, злобная, но очень могущественная сила. Над-сознание толпы уничтожает личность практически любого человека, чтобы противостоять этому синдрому, нужно самому быть невероятно сильным и душевно стойким. У толпы чаще всего проявляется два основных инстинкта – паника и ненависть к общему врагу. Паника для того, кто хочет стать лидером, может понадобиться, чтобы разрушить моральные устои общества, а управлять толпой можно только одним способом – показать ей врага. Тогда она становится сплоченной и целенаправленной. И останется реальной и очень могучей силой, пока есть, кого рвать. Саурон прекрасно знает об этом свойстве… - Кто знает?!! – изумленно вскрикнул Эстелиан. - Тише! Ты не догадываешься, что Моринаро не брат тебе? - Я догадываюсь, конечно, давно уже. Но кто он? Ты сказал… - Да. Будет лучше, если ты узнаешь правду сейчас. В теле невинного младенца, рожденного твоей благородной матерью, вырвался в мир самый страшный враг всего живого на земле. - О, Валар! Но это ужасно! Ужасно! Что же теперь будет с нашим миром?.. Но как ты узнал?.. Кто ты?! - Можешь считать меня посланцем Запада. Все не так ужасно, как тебе кажется, у Врага сейчас еще не достаточно сил, и есть возможность остановить его. Для этого мы и пришли. Сейчас я жду сигнала от своих спутников, они на свободе и активно действуют, - Финарато вдруг замолчал, прижавшись затылком к стене, приступ тяжелого гнева вновь настиг его, - дорого же они заплатили за эту свободу!.. – прошептал он еле слышно. - Что вы собираетесь делать? - напомнил о себе Эстелиан. - Ты, наверное, знаешь из истории, что в последней войне Саурон лишился зримого облика и почти всех сил, единственная возможность для него вернуть могущество – взять силу от людей. Сейчас он старается обрести популярность в народе, давая людям то, чего они хотят – власть, славу, богатство, жестокие развлечения. Он потворствует самым низменным инстинктам, намеренно разжигая в сердцах людей гордыню, кровожадность, равнодушие, зависть и стремление возвыситься за счет унижения других, нежелание думать и отвечать за свои поступки. Превращая народ в толпу, Гортаур постепенно зомбирует людей, медленно, но верно добиваясь цели – создать подобие муравейника, где основная масса жителей - безмозглые инструменты, выполняющие заданную работу, не задумываясь, не прекословя. Люди при таком общественном строе вообще потеряют способность думать, творить, развиваться, как личности. Всякий прогресс остановится, человечество превратится в хорошо отлаженную машину, в которой каждая деталь выполняет лишь заданное действие, служа на пользу тому, кто управляет машиной – хозяину муравейника, «матке». - Какие страшные вещи ты говоришь! Что же делать? - Пока еще народ Гондора способен свободно мыслить, наша задача – разрушить популярность Саурона, показать народу его истинный облик. Потеряв опору в сердцах людей, он не сможет претворить в жизнь свои планы. - А как это сделать? Мне и раньше почти никто не верил, когда я утверждал, что Моринаро – чудовище, а сейчас я для своего народа – плод измены. Тебе тоже не поверят. - Поверят. У каждого колдуна есть слабое место. Саурону нужны были помощники, и ему пришлось вытащить в мир своих верных слуг – Назгулов. Если сам Саурон – майа, и обладает вечной жизнью, то Назгулы – люди. Их человеческая жизнь давно закончилась, свое жалкое земное существование они поддерживали только с помощью Колец. Сейчас я не буду объяснять тебе весь механизм создания и распада Феа и Хроа, не время. Достаточно сказать, что Саурон, раздав Кольца Власти людям, грубо вмешался в тонкий и сложный процесс. После окончания человеческого века они не умерли, их физические тела не распались, а сошли в нижний мир. Когда Кольца перестали существовать, назгулы потеряли колдовское могущество и остались обессиленными призраками. Саурон разыскал их и помог внедриться в тела младенцев, - Финарато ненадолго задумался. В отличие от людей, для Эльдар не был тайной процесс создания Союза Дома и Жильца. Они знали, что феа состоит из нескольких энергетических слоев, которые постепенно формируются в период внутриутробного развития, рождения и некоторого времени после выхода в мир живого существа. Самый первый слой – энергетическая матрица – формируется раньше других. Это форма для материи, из которой создается тело, она поддерживает заданный облик в течение всей жизни существа. У эльдар матрица очень прочна и устойчива, у людей напротив, достаточно быстро изнашивается и начинает рассыпаться. Лишенное поддержки, физическое тело стареет, теряет форму и в конце концов умирает. Так было изначально задумано Илуватаром, длина витка спирали ограничена, чтобы феа беспрепятственно могла подняться на новый уровень. Материя возвращается в первоначальное состояние, матрица распадается, другие энергетические слои – чувства, мысли, характер, остаются в соответствующих оболочках Арды, а Память и Искра Абсолюта уходят из линейного времени Арды. Истинная память остается во вневременье, как драгоценный запас знаний, а Искра вступает на следующий виток, вновь собирая вокруг себя необходимые энергетические слои. Как в любом сложном процессе, здесь возможны нарушения. Это узнал еще Мелько и начал экспериментировать с Феар квэнди. В результате появились орки. Саурон пошел дальше. Для назгулов он зафиксировал матрицу на одном уровне, поэтому живые тела, умирая, не распались, а сошли в мир призраков, где нет течения времени, а материя может существовать в застывшем, неизменном виде. Так они и жили вне жизни, пока не исчезли кольца. Тогда мертвые тела разрушились, но матрица в нижнем мире распадается очень медленно, Саурон успел найти своих слуг и дать им новые тела. Но он не всесилен, замещая в новорожденном хроа настоящую феа, Некромант вынужден был заменить и матрицу - юную, жизнеспособную форму на собственную матрицу назгулов, которая медленно, но верно распадается. – Финарато продолжил объяснения: - Родившись вновь, назгулы обрели живые тела, но, вернув себе память о прошлой жизни и начав пользоваться магией, Кольценосцы притянули на новые хроар свой прежний ужасный облик – живых мертвецов. Сейчас они с огромным трудом скрывают это с помощью той небольшой колдовской силы, которая доступна им после перевоплощения. Для этого Назгулам приходится постоянно подпитываться живой энергией человеческих страданий. Стоит ненадолго прекратить подпитку, и маскировке конец. Законы Эру нельзя нарушать безнаказанно. - А как это сделать? - Пока я точно не знаю этого, чувствую только, что способ есть, - признался Финарато, - как ни странно, самые коварные планы наших врагов всегда рассыпались от мелких, необъяснимых случайностей. Хотя, на самом деле, мы просто не можем точно разглядеть все хитросплетения Судьбы. Главное, теперь ты знаешь правду, а я убедился, что настоящий король жив и готов действовать. Сейчас мы должны дождаться сигнала от той, что привела нас сюда. Я знаю, что она не сидит, сложа руки. Скажи мне, сколько здесь твоих верных друзей? - В подземелье – четырнадцать, а сколько их осталось в городе, не знаю. Возможно, ни одного, Моринаро слишком искусно задурил головы гондорцам. Ты называешь меня настоящим королем, но, после всего произошедшего я уже не уверен в этом. Я ничего не смог сделать, чтобы противостоять брату, не оправдал памяти великих предков… - Эстелиан, ты просто еще слишком молод и неопытен, а против тебя встал разум, вооруженный многовековым опытом и изощренным коварством. Но у тебя светлая душа и чистое, верное сердце. Чаще прислушивайся к голосу сердца, и ты не ошибешься. Оно уже подсказало тебе, что нельзя бороться с Врагом его оружием – подлостью, ложью и предательством. И в дальнейшем не позволит ступить на скользкий путь. Финарато замолчал, прижавшись затылком к холодному камню подземелья, и глубоко задумался. Как люди нестойки против зла! Он вспомнил свой народ – эльфов Наргофронда. Наслав Тень, Моргот сумел посеять в их сердцах неистребимый, разъедающий страх, который лишил их стойкости, сделал трусливыми и эгоистичными, не желающими сражаться открыто, отказывающими в помощи всем, даже самым близким и любимым родичам. Но на сторону зла не встал ни один из них. Несмотря на то, что над его народом тогда тяготел Жребий Нолдор, постоянная угроза предательства и лишения военного времени, удовольствия от чужих страданий не способен был получать ни один из эльдар. А люди! Миновало лишь несколько поколений в человеческом обществе со времен последней войны с Сауроном, и уже забыты подвиги дедов и прадедов, забыто подлое коварство Врага, ошибки и горький опыт предков ничего не значит для потомков, они вновь и вновь продолжают наступать на те же грабли. Стоит только показать людям, что они могут достигнуть исполнения своих желаний, таких, как власть, слава, богатство, месть личному врагу и других подобных, за чужой счет, и снять с себя ответственность за преступления, как они забывают о чести и совести, о заветах предков, и вступают на неправедный путь, разрушая собственное будущее, притягивая Тень на своих детей. Когда-то Ондхон отчаянно сражалась за души Эльдар, стремилась отыскать возможность для народа Нолдор обрести прощение. И Нолдор не забыли горького урока. Сколько веков прошло, но со времени Войны Гнева ни один эльда не поднял оружие на представителя своего народа, не предал друга, никто из них не пытался снять с себя ответственность за свои деяния. Когда-то Финарато первый из Нолдор встретил людей, узнал и полюбил их за непосредственность, стремительность и жажду жизни, но уже тогда он разглядел Тень, тяготевшую над этим народом. Ко злу они склоняются чаще всего не из страха, а из личной выгоды. К сожалению, они не способны учиться на ошибках отцов, да и на собственных не всегда. Десять Нолдор в человеческих телах пришли в Среднеземье, чтобы избавить людей от Саурона, но, получается, что бороться за их души бессмысленно, построить для людей прекрасную страну, идеальный общественный строй невозможно? Пройдет несколько лет после любых, самых страшных испытаний, уставшие отдохнут, и в обществе опять появятся те, кто захочет выдвинуться за счет других. Можно уничтожить негодяев, но на их место тут же придут люди, имеющие те же стремления, но более слабые, которым, получается, расчистили дорогу. Основная же масса робких, пассивных и не слишком умных людей ничего не сможет противопоставить им. И лишь немногие самостоятельно мыслящие личности в человеческом обществе будут стремиться вести свой народ к свету и борьбе против зла. Но как же они одиноки в этой безнадежной битве! А главная опасность для них – искушение применить, борясь со злом, его методы. Им кажется, что цель оправдывает средства, а получается, что посеяно еще больше зла, горя и страданий для людей. Финарато тяжело вздохнул. Все повторялось вновь – опять он был узником Саурона, и снова пошел на это ради людей. Тогда над ним тяготел Жребий Нолдор, и не было надежды на победу. Но он сумел переломить свою Судьбу и спас Ондхон от подлого шантажа. А сейчас они надеялись победить Врага. Но что даст их победа людям? * * * Ондхон не сидела, сложа руки. Едва забрезжил рассвет, их с Коахон разбудили и заставили помогать на кухне. Работы хватало, они мыли посуду, чистили овощи. После завтрака им было велено убрать со стола в трапезной. Девушки с подносами грязной посуды несколько раз сбегали из столовой в моечную. Никто не обращал на них внимания. Тогда Ондхон сделала дочери знак и, захватив из кладовой по стопке чистых скатертей, обе устремились наверх, в королевские покои. Стража спокойно пропустила служанок в Цитадель. Они быстро, с деловитым видом шли по залам, изучая расположение комнат, переходы и места нахождения стражи, подбираясь все ближе к логову Врага. Внезапно Ондхон схватила дочь за руку и спряталась за портьерой – она почуяла приближение назгула. Девушки замерли, не дыша, укрытые плотной тканью. Назгулов оказалось двое, они неторопливо прошли мимо портьеры, тихо беседуя. Ондхон уловила обрывок разговора: - …отказался от побега! Но хозяин не собирается отказываться от своего плана, сегодня ночью короля нужно по-тихому придушить. Не хочет бежать в Рохан живым, поедет туда мертвым. Его труп найдут на земле рохирримов, повод для войны все равно будет. Кольценосцы ушли, а Ондхон зашептала быстро и нервно: - Все, времени больше нет, гибели Эстелиана мы допустить не можем, прервется род Лутиен! Хони, девочка моя, беги вниз, проберись в подземелье и освободи наших мальчиков. Каждому из вас предстоит сразиться с назгулом, а мне нужно довершить поединок, начатый три эпохи назад. Беги, родная моя, у тебя все получится! Коахон выскользнула за дверь, вслед за назгулами, а Ондхон направилась к центральной башне. Пройдя узким коридором, ведущим в обход Тронного зала, она оказалась у двери на лестницу, ведущую в самый высокий покой Белого Дворца. Тяжелая дверь была окована железом и открывалась в коридор, чтобы ее нельзя было выбить, а изнутри дверь запирал могучий засов. Саурон стремился надежно обезопасить свое обиталище, король предателей жил в постоянном страхе предательства. Замка на двери не было, Враг не ждал нападения, и Ондхон удалось бесшумно откинуть засов своей отмычкой. Проникнув на лестницу, она снова заперла двери, дополнительно засунув в ручку окованное железом древко алебарды. Главным условием поединка было невмешательство посторонних, но Саурон постарается использовать любую возможность избежать честного боя. Обезопасив себя с тыла, Ондхон быстро взбежала по лестнице и распахнула двери в логово Врага. А Коахон мчалась по залам и коридорам Цитадели. Чтобы не столкнуться с двумя кольценосцами, она свернула в какой-то коридор и неожиданно вылетела в комнату стражи. Воины удивленно подняли головы. - Эй, ты! Чего носишься, как ошпаренная? – спросил один из них, - а ну, стой! Девушка выскочила обратно, забежала в какую-то комнату, быстро захлопнув за собой дверь, и в этот миг ощутила тяжелый, нечеловеческий взгляд, упершийся ей в спину. Медленно она обернулась и увидела страшные, мертвые глаза Короля-призрака. Холодные щупальца чужого воздействия проникли в ее мозг, поползли в самую душу. Сначала Коахон не испугалась, все они хорошо защищены были от сканирования. Но Кольценосец не собирался ограничиваться простым чтением памяти. Девушка почувствовала, что чужая, злобная воля переворачивает ее сознание, сминает и уничтожает самую сущность. Но Коахон была достойной наследницей своей матери – она бешено воспротивилась попытке подчинения, из самых глубин души рванулась яростная сила, отбила чужеродное вмешательство. Назгул отступил, раздумывая, кто все-таки перед ним. Девушка прыгнула в сторону окна, но враг не собирался отпускать нахальную нарушительницу спокойствия. Он ударил обездвиживающим заклинанием в полную силу. Совершенно неосознанно Коахон закрылась от магической атаки тем, что попалось под руку – это оказалось небольшое настенное зеркальце. Сделанное из мифриля, оно принадлежало когда-то Королеве Арвен. Благословенный металл отразил удар темной силы и направил его обратно на назгула. Изумленная, Коахон увидела, как ее противник медленно оседает на пол, как сползает с него человеческая личина, и благородное, красивое лицо превращается в обтянутую серым пергаментом мертвую маску с черными дырами вместо глаз. «Так вот, значит, в чем ваша тайна, негодяи!» - азартно шепнула девушка и, сунув зеркальце за пояс, мгновенно выпрыгнула в окно. Пролетев несколько ярдов, она приземлилась на крышу галереи с многочисленными бойницами. Вот когда пригодились Коахон навыки, обретенные в далеком детстве, во время военных игр, возмущавших когда-то весь Тирион. Выбрав наиболее удобное место, она быстро ввинтилась в одну из бойниц и помчалась по галерее, снизу огибающей Цитадель. Услышав шаги воинов, бегущих навстречу, девушка успела юркнуть в какую-то дверь. В Цитадели нарастала паника. Король-призрак, немного очухавшись, бросился в караулку, чтобы приказать стражникам схватить наглую служанку. Он догадался, что во дворец проникли диверсанты, необходимо было выловить их и понять, кто организатор внедрения. Но воины, увидев ворвавшееся чудовище, с криками шарахнулись от него и помчались по коридорам дворца, поднимая тревогу. Назгул ощупал свое лицо и понял, что маскировка исчезла. Он выскочил обратно и захлопнул дверь, мысленно призывая двоих товарищей, направлявшихся к воротам Цитадели. Кольценосцы, разобравшись в ситуации, поспешили навести порядок среди стражи и объяснить воинам, что ловить надо не живых мертвецов, а молодую служанку, зачем-то напавшую на королевского советника. Но служанок в дворцовых покоях бегало немало, попробуй отыщи диверсантку! Стражники приволокли своим начальникам несколько молоденьких девушек, но Коахон среди них не было. Она в это время укрылась в дальнем покое и, разорвав на полосы несколько занавесей, плела из них крепкую веревку. Наконец, решив, что длины веревки достаточно, она привязала свое творение к оконной решетке, и, перемахнув через подоконник, легко скользнула по отвесной стене на нижний уровень города. Через несколько мгновений девушка уже бежала по узкой каменной улице к воротам, соединяющим ярусы. Но назгулы заметили ее сверху и устремились в погоню, во главе отряда воинов Цитадели. Коахон не повезло, недалеко от ворот находился еще один кольценосец, уловив Зов товарищей, он кликнул воинов и бросился наперехват. До ворот оставались считанные метры, когда навстречу Коахон выскочил новый отряд врагов. Девушка заметалась на узкой улице, все двери оказались заперты, окна зарешечены. Боевое вдохновение звенело в ней, озаренная внезапной мыслью, она вдруг устремилась навстречу воинам с криком: «Помогите, за мной гонится чудовище!» и бросилась прямо на назгула. От неожиданности тот нанес сильный магический удар, и в этот момент Коахон сунула ему зеркало Королевы прямо под нос, с восторгом увидев, как еще один враг лишается облика. Воспользовавшись суматохой, девушка сумела проделать тот же трюк со вторым кольценосцем. Среди воинов нарастала паника. Ошеломленные люди видели, что их любимые военачальники, благородные и прекрасные отпрыски высшей знати Гондора на их глазах превращаются в каких-то жутких чудовищ, живых мертвецов с пустыми черными провалами вместо глаз. Назгулы поняли, что теряют власть над сердцами гондорцев и поспешили укрыться в Цитадели. Их хозяин не отвечал на Зов, посоветовавшись между собой, Кольценосцы решили, что девчонку надо изловить любой ценой. К несчастью для Коахон, они уже успели высосать у людей немало силы и могли общаться мысленно на большом расстоянии. Те назгулы, маскировка которых не пострадала, продолжили охоту. Девушка, не решаясь сунуться к воротам, медленно спускалась по отвесной скале на нижние ярусы города, рассчитывая оказаться недалеко от кухни, где работали они с матерью. Из кухни черный ход выводил на лестницу, по которой можно было спуститься к подземной темнице. Но, когда Коахон оказалась на улице, ведущей к хозяйственным дворам, за ней вновь устремилась погоня. Из последних сил девчонка неслась к кухне, надеясь затеряться среди прислуги. Для спуска по скале ей пришлось скинуть обувь, она изрезала ноги об острые камни и не могла быстро бежать. Вот, наконец, и кухонный двор, но стража уже пыхтит за спиной. Во дворе рабочие держали на веревках пятнистого круторогого быка, предназначенного на ужин воинам. Могучее животное тревожно фыркало и рыло копытом землю. Из-под мощного копыта разлетались разбитые камни, рабочие с трудом держали натянутые веревки. Мясник опасливо приближался к быку сзади, сжимая в руке остро отточенный, длинный нож. Движимая мгновенным наитием, Коахон с разбега вскочила на спину животному. Взбешенный бык, взвился на дыбы и разметал рабочих по двору. Мясник кубарем покатился из-под копыт, выронив нож. А бык, обезумев, развернулся и кинулся на воинов. Некоторых он мгновенно раскидал, остальные бросились врассыпную. Коахон скатилась с его загривка на камни двора, а бык помчался по улице, как живой таран, сметая все на своем пути. Девушка, потирая ушибленный локоть, подобрала нож мясника и скрылась в кухне. К счастью в подсобке валялась рабочая одежда и обувь, Коахон выбрала себе башмаки. Немного великоваты, но все же лучше, чем босиком. Только вот, кувыркнувшись с быка, девочка не заметила, что зеркальце Королевы выпало у нее из-за пояса и закатилось в угол двора. Сбежав по черной лестнице, Коахон оказалась в подвальных помещениях, где располагались склады и винные погреба. Подземелье, переоборудованное Сауроном в темницу, было рядом, но единственный вход в него находился прямо в помещении стражи. Юная воительница заглянула в дверь. Стражников было всего четверо, Саурон не ждал попытки освободить опального короля, а выбраться из подземелья без посторонней помощи было невозможно, лаз вниз закрывался тяжелой крышкой. Коахон не стала ничего придумывать, просто распахнула дверь и с криком ворвалась в караулку. Стражники не успели опомниться, как один покатился по полу от удара пяткой в челюсть, второй получил рукояткой ножа по голове и тоже выбыл из строя, остальные вскочили и схватились за оружие. У воинов были мечи и кольчуги, а у Коахон только мясницкий нож, к тому же она не хотела убивать никого из гондорцев, ведь они не были врагами. Но не зря мастер рукопашного боя в Тирионе считал девушку своей лучшей ученицей. Мгновенно пригнувшись, она пропустила над собой свистнувший меч, головой ударила стражника под дых, проскочила ему за спину и врезала рукояткой ножа по затылку. Четвертый – начальник караула – оказался подготовленным гораздо лучше товарищей. Его меч, намного длиннее ножа Коахон, описывал сверкающие круги, не давая девушке приблизиться на расстояние удара. Они кружили по комнате уже довольно долгое время, как вдруг Коахон попался под ноги меч одного из стражников. Она тут же подхватила клинок, и дуэль продолжилась на равных. Закаленные мечи звенели, высекая искры, у Коахон были возможности победить, но ее связывал запрет на убийство. Наконец, она решила применить хитрость – открылась, будто случайно, а когда воин нанес колющий удар, не стала отбивать его клинком, а просто отклонилась чуть-чуть. Меч противника скользнул мимо ее бока, не встретив сопротивления, и, вонзившись в каменную стену, сломался. А Коахон в этот момент нанесла ему удар ногой в висок. Все четверо стражников лежали на полу. Девушка бросилась к люку и с трудом откинула кованую крышку. - Арти, Арти, это я! – закричала она в темноту подземелья, - вы там? Я сейчас вас вытащу! - Хони, родная моя! Ты живая?! Мы здесь! – радостно отвечал Арталаурэ. Услышав шум наверху, они все успели освободиться от цепей и расковать других узников, - там есть лестница? Тут высоко, не допрыгнуть. В углу стояла длинная, до потолка, тяжеленная лестница. Девушка еле сдвинула ее с места, и, надрываясь, стала опускать в люк. Наконец, внизу непосильную тяжесть подхватили дружеские руки. Через мгновение Арталаурэ выбрался из темницы и крепко обнял свою нареченную. - Я так за тебя боялся! Хони, что с вами сделали?! - Всё хорошо, Арти, мы начали боевые действия! – глаза Коахон возбужденно сверкали, - я пришла за вами! - Воительница ты моя! – радостно засмеялся Арталаурэ, счастливый, что видит подругу живой и невредимой. - Ну чего ты смеешься, правда! Мы услышали разговор кольценосцев, Саурон собирается убить короля сегодня ночью. Мама сказала, что этого нельзя допустить, и отправила меня за вами. Мы должны сразиться с назгулами. Арти, я нашла способ сорвать с врагов маски и показать народу Гондора их истинное лицо. Если вот это зеркало… ой, а где же оно? – Коахон зашарила у пояса, оглянулась вокруг, - наверно, уронила там, во дворе! Его нужно немедленно найти, в нем вся наша надежда! Коахон стремительно выскочила из караулки и помчалась к лестнице. - Хони, ты куда? Стой! – закричал Арталаурэ, бросаясь за своей неугомонной подругой. Финарато устремился за сыном, успев прихватить меч одного из стражников, остальные узники решили, что это сигнал к атаке, и побежали следом. Коахон влетела в кухню и, не снижая скорости, помчалась к дверям наружу. Повара и судомойки, увидав ворвавшуюся толпу заключенных, подняли крик. А Коахон уже выбегала во двор. И вдруг девушка резко остановилась – навстречу ей, через сломанные ворота спешил большой отряд воинов во главе с шестью сохранившими маскировку назгулами. В этот момент Финарато как раз догнал невесту сына. Он рванул девчонку за перемазанную тунику, отбрасывая себе за спину, и захлопнул двери. С той стороны в крепкое дерево вонзилось несколько стрел. Финарато заложил засов и отступил, понимая, что это врагов надолго не задержит. - Назад! – крикнул он товарищам, - их там слишком много! Уходим в подвалы. Нам нужно вооружиться. Государь, – обратился он к Эстелиану, - из подземелий есть другой выход? - Есть. В конце овощного склада – лестница, выходящая на площадь перед воротами. Там караулка, площадка для тренировок и оружейная… В этот момент дверь разлетелась в щепки. Финарато прыгнул вперед и встал, сжимая в руке меч, лицом к лицу с шестью назгулами, защищая своих детей. - Уходите! – крикнул он товарищам, - король выведет вас в оружейный зал! Меч Финарато плел сверкающую паутину перед врагами, и кольценосцы не могли прорваться через этот заслон. Все свое великое искусство и немногие, доступные сейчас, волшебные силы щедро вкладывал древний витязь в этот неравный бой, в священный танец со смертью. Назгулы атаковали мечами и магией, стремясь во что бы то ни стало сломить сопротивление дерзких мятежников. Финарато запел боевую Песнь, слова святого западного языка зазвенели под сводами древней крепости, возведенной руками нуменорцев. И будто сами камни отозвались на вдохновенный призыв, возрождая нетленную память светлой и могучей западной страны, будя в сердцах заблудившихся во мраке людей новые силы и стремление к свету. Бывшие узники Саурона начали вооружаться, чем придется, и поспешили на помощь отважному защитнику. А Коахон, оглянувшись, вдруг увидела в шкафу с посудой блестящие серебряные блюда. Подскочив к полке, она схватила одно – полированное дно блюда было зеркально гладким. - Арти! – вскрикнула она, и голос сорвался от волнения. Но верный друг услышал. Подбежав к девушке, он взял посудину из ее рук. - Эти твари боятся зеркал! – шепнула Коахон, - когда бьют магией… - Понял, - коротко бросил Арталаурэ. Взяв два самых больших зеркальных блюда, неразлучная парочка бросилась на помощь Финарато. Улучив момент, они выскочили вперед и выставили зеркала перед назгулами. Удары боевой магии, отраженные серебром, обрушились на замаскированных нелюдей и сорвали с них личины. Воины, приведенные кольценосцами, в ужасе стали пятиться к выходу. - Постойте! – закричала им Коахон, - выслушайте нас! Люди Гондора, вас обманывали! Но люди, потрясенные невероятной мистической драмой, разыгравшейся на их глазах, не хотели ничего слушать, а стремились просто оказаться как можно дальше от колдунов и чудовищ. Глядя на поверженных врагов, Коахон сказала своим друзьям: - Это ненадолго, они скоро очнутся, но останутся такими вот уродами. Надо с ними что-то делать… - Хони, мои кристаллы! – вдруг сказал Арталаурэ, - Нам не зря прислали их из Амана. Твоя мама не объяснила тогда, для чего, но я-то знаю, ведь я сам их делал. Они способны уловить любую феа и заключить в себя. Помнишь, как я тогда испугался, когда понял, что сотворил – хотел сделать живой кристалл, а получилась тюрьма для души. Зато сейчас мы можем активизировать камешки и загнать в них преступные души этих нелюдей. - И что потом, Арти? - Не знаю, наверное нужно будет отправить их в Валинор, на суд Валар. Друзья! – Арталаурэ собрал в кружок всю их компанию, - в Мифлонде Владыка Кирдэн каждому из нас вживил вот сюда, - юноша коснулся левой ключицы, - маленький серый кристалл. Сейчас мы должны достать эти камни и заключить в них феар этих несчастных слуг Тьмы. А потом отошлем их в Аман. На улице вдруг послышался шум, громкие окрики и отрывистые команды – на помощь назгулам спешило подкрепление. Финарато и Коахон устремились к дверям. Арталаурэ задержался, объясняя друзьям: - Сделайте это прямо сейчас! Вас шестеро и назгулов здесь шестеро. Вам на это понадобится некоторое время, мы пока задержим врагов. Дети великих принцев Нолдор, не раздумывая, острым ножом рассекли себе кожу под ключицей. В пальцах у каждого из них оказался небольшой камешек, сквозь кровь засверкали серебряные искры, разгораясь все ярче. Через минуту кровь исчезла, будто впитавшись в кристаллы, а с ладоней посланцев Запада заструился серебряный дождь. Тогда все они приложили свои камешки к головам назгулов, уже приходивших в себя, и запели Песнь могущества. Кольценосцы бешено забились на полу, не желая расставаться с ворованной жизнью. Но кристаллы, сотворенные в Благословенном краю юным нолдо, озаренным вдохновением свыше, не подвели. Скоро они обрели странную тяжесть, серебряный свет угас, а поверхность помутнела, будто запотевшее стекло. Тела врагов на полу съежились, словно иссохшие мумии, в них не осталось ничего от юного и прекрасного облика, обретенного благодаря человеческим страданиям. С улицы донесся боевой клич Гондора и зазвенели клинки. Эстелиан вдруг выступил вперед и схватил Арталаурэ за руку. - Не убивайте их! - Кого? Назгулов? Но они не убиты, а изгнаны из похищенных тел и заключены в кристаллы. На время, пока Владыки не решат, что с ними делать. - Нет! Там, во дворе воины Минас-Тирита! Ведь они наши друзья и родичи! Они не виноваты, что поверили обману! Если здесь, в сердце Гондора, братья поднимут меч на братьев – значит, Моринаро добился своего! - Государь, успокойся, мы пришли сражаться с Сауроном, а не с людьми! Когда Арталаурэ выскочил во двор, Финарато и Коахон уже заняли позицию в разбитых воротах, давая друзьям время сделать то, зачем они пришли в Среднеземье. Воины наседали на них, но прорваться во двор пока никому не удавалось. Вдруг между нападавшими произошло движение, и вперед выступила высокая фигура, с ног до головы закованная в латы. Черно-серебряный шлем наглухо скрывал обезображенное лицо, но от предводителя назгулов веяло такой жутью, что воины непроизвольно шарахались от него. За ним двигались еще двое кольценосцев, скрывших безобразие под гондорскими доспехами. Они сразу же напали на Финарато, а король-призрак устремился к Коахон. Ненависть к этой девочке, так внезапно разрушившей их благополучное вампирское существование, переполняла черное сердце. Но мрак и ночные тени не властны над светлой душой эльдалиэ, рожденной в Благословенном крае. Коахон, не дрогнув, скрестила меч со слугой Тьмы. Кольценосец яростно атаковал, девушка немного отступила под бешеным натиском. И тут один из поваров решил помочь людям короля против чужаков и заслужить награду. Он подполз к сражающимся и сунул девушке под ноги длинную палку. Коахон запнулась и упала, кольценосец мгновенно нанес страшный удар, но девчонка успела перекатиться к стене. Дальше ускользать было некуда, Коахон в буквальном смысле загнали в угол. В угол двора. Предводитель назгулов замахнулся вновь, девочка поняла, что сейчас будет убита. «Арталаурэ!..» - непроизвольный крик замер на ее губах. Юноша бросился к ней через двор, но ему было никак не успеть. Враг медлил, наслаждаясь страхом беспомощной жертвы. Коахон сделала попытку встать, и тут ей под руку попало что-то плоское и гладко отполированное. Она схватила это, чтобы запустить во врага, но вдруг поняла, что в руке у нее зеркальце Арвен. Как и в прошлый раз, она закрылась им от назгула. Но он собирался нанести ей не магический, а вполне реальный удар, который зеркало отразить не могло. Но зато оно отразило солнечный свет. Благословенное дневное светило вонзило сияющий луч в мертвые глаза слуги Тьмы, раскаленным сверлом проникло в призрачный мозг, разрушило неестественную связь преступной души с украденным телом. Король-призрак дико закричал и рухнул рядом с Коахон. В этот миг к ней подскочил Арталаурэ. - Хони! Ты живая?! - Арти, все хорошо! – Коахон на миг прижалась к жениху, но через его плечо увидела, что два оставшихся назгула наседают на Финарато, а во двор вбегают воины, - с этой тварью я закончу сама, а ты помоги отцу, скорее! – и она сунула ему в руки меч и зеркало. Юноша бросился на помощь, а она острием ножа рассекла кожу и вынула свой кристалл. Сорвав забрало шлема, девушка приложила камень ко лбу живого мертвеца. Злобный вой разнесся по всей крепости, и черная душа втянулась в надежную серую тюрьму, будто вода в соломинку. И не существовало в Арде таких сил, что могли разрушить этот кристалл и выпустить ужасное существо бесчинствовать в мире. Теперь Валар будут решать его судьбу, а может быть, Единый. Коахон поднялась на дрожащие ноги, от внезапно навалившейся усталости весь мир виделся, как в сером тумане. Девушка прислонилась к прохладной каменной стене. Это была ее первая настоящая битва, и она выиграла ее, хотя победа досталась ей нелегко. Но и враг был такой, что она могла с полным правом гордиться этой победой. Коахон вдруг усмехнулась: непросто будет менестрелям воспевать это сражение. Попробуй-ка сочини балладу о доблестном поединке на кухне и в хозяйственном дворике, прославь в песне оружие героев – блюда для закусок! Немного придя в себя, девушка оглядела поле сражения: Финарато и Арталаурэ повергли в прах последних двух назгулов, не вынимая мечей, они смотрели на воинов Цитадели, приведенных королем-призраком. А те, не решаясь войти в ворота, с ужасом глядели на почерневшие, скрюченные мумии – то, что осталось от королевского советника и уважаемых военачальников. Из дверей кухни вышли шестеро их друзей и Эстелиан со своими верными людьми. Все собрались у ворот, не зная, что делать дальше. Воины пребывали в растерянности. К тому времени они совсем запутались, не понимая, кто друг, а кто враг. Странно, но они плохо помнили, как примчались сюда. В казарму, где их отряд отдыхал после дежурства, вдруг вошли трое рыцарей, закованных в латы. Странные гости отдали приказ немедленно спуститься на нижний уровень города и схватить молодую служанку-диверсантку и всех, кто окажется рядом с ней. Лиц этих рыцарей не было видно за забралами, но почему-то ни у кого не возникло вопросов и возражений. Зато сейчас люди чувствовали себя так, словно их неожиданно разбудили. Оставшись без руководства, они не знали, что предпринять. Коахон приблизилась к воротам. Арталаурэ хотел взять подругу за руку, но девушка вышла вперед и остановилась перед людьми Гондора, безоружная и беззащитная, доверчиво протягивая ладони вооруженным с головы до ног воинам. Глаза ее горели, голос звучал вдохновенно и страстно: - Люди Гондора, выслушайте нас! – звонко обратилась она к нескольким отрядам воинов и жителям города, заполнившим узкую улицу, - вас обманывали! Злобные чудовища проникли в Минас-Анор в облике благородных и уважаемых представителей древних родов Дунаданов, чтобы захватить власть в стране и поработить ваши души. Когда-то зло не смогло сломить гордый народ Гондора силой, теперь оно действует хитростью и коварством! Вас опутали паутиной лжи, захват трона древних королей принцем Моринаро был первой победой Тьмы. Люди, прислушайтесь к своему сердцу, не дайте древнему Врагу восторжествовать! Слушатели напряженно молчали. От немедленного нападения на чужаков воинов удерживала необъяснимая робость, но верить в то, что говорила эта рыжая девчонка, за которой столько времени стража гонялась по всему городу, казалось просто глупым. Вперед выступил пожилой начальник отряда, дед которого когда-то бился под знаменем короля Элессара. - А почему мы должны верить тебе? Ты смеешь обвинять Наследника Исильдура и его верных военачальников, но мы знаем их с рождения, они росли и мужали на наших глазах, даже если иногда эти мальчики и казались нам странными, никаких доказательств об их причастности к Тьме никогда не было, только нелепые слухи. Принц Моринаро, взойдя на престол, за несколько месяцев сделал для государства больше, чем другие короли смогли сделать за сто лет. А вы кто такие? Зачем пришли в Минас-Анор, что вам за дело до наших проблем? - Мы пришли помочь настоящему Королю восстановить справедливость. Не верите нам, поверьте Эстелиану, он тоже рос и мужал на ваших глазах и на престол взошел законно, не устраивая дворцовых переворотов. - Эстелиан не имеет права не престол, он – дитя измены, сын человека из другого народа, это доказано. - И вы поверили этим доказательствам?! А не потому ли, что многим, у кого совесть была не чиста, просто выгодно было в это поверить? Удобно возвеличивать и обогащать свою страну за счет других, малых народов, удобно властвовать над миром с помощью силы. А Эстелиан всегда строго следовал законам Короля Элессара, уважал прежние договоры и заветы великих предков. Справедливым и честным способом добиться процветания государства намного сложнее, чем подлостью и насилием, но этот разрушительный путь быстро приведет страну во мрак. Вспомните Нуменор! - Не тебе, чужачка, напоминать нам о наших предках. Разберемся сами. Если у Эстелиана есть доказательства, что он – настоящий сын короля Андгона, пусть предъявит их. И если будет доказано, что Моринаро преступник и узурпатор, его будут судить по законам Гондора. - Дунаданы – чуткий и мудрый народ. Их невозможно обмануть, тем более в таком деликатном вопросе. Король Андгон очень любил Эстелиана. Неужели вы думаете, что он не почувствовал бы измены, не понял бы, что это не его сын? Но есть еще способ проверить, самый надежный и точный, - голос Коахон зазвенел новым вдохновением, - вспомните древнее пророчество: «Руки Короля – руки целителя. Именно так и узнают настоящего Короля». Дар исцеления исходит от незабвенной Лутиен и передается в роду нуменорских королей из поколения в поколение. В Цитадели растет Белое Дерево – символ благополучия и процветания Гондора. Когда вырвались в мир Моринаро и его слуги, Дерево начало медленно чахнуть, его не обманешь прекрасной внешностью. После дворцового переворота и заключения истинного короля в темницу, увядание стало заметнее. Если Эстелиан прикосновением рук исцелит символ мира и покоя вашей страны, кто посмеет усомниться в его правах на престол древних королей? Люди переглядывались, в их глазах просыпалась надежда. Старый воин вдруг улыбнулся и взглянул на Коахон с хитроватым добродушием. - В этом ты права, девочка. Нужно попробовать. Так мы раз и навсегда покончим со всеми сомнениями, – и, впервые обратившись прямо к Эстелиану, сказал негромко, - я много лет служил в Цитадели, хорошо знал и любил Андгона и видел, как он был счастлив, когда ты родился. В душе я никогда не верил грязным сплетням о Королеве. Мальчик мой, ты рос на моих глазах, я учил тебя владеть оружием и рассказывал тебе о маме все, что мог вспомнить. Я тебе верю, но чтобы очиститься от подлых обвинений, нужно пройти это испытание. Ты согласен? Эстелиан, подавив в душе неуверенность, решительно шагнул вперед: - Я готов. У меня нет сомнений в невиновности моей матери. Идем! В ответ на его короткую фразу толпа народа вдруг зашумела, долго сдерживаемое напряжение прорвалось громкими приветственными криками, возгласами радости, облегчения и страстными спорами. Арталаурэ крепко сжал в руке ладошку невесты: - Хони, ты молодец! Откуда ты знаешь о пророчестве? - Не помню, может, слышала когда-то в детстве. В нынешнем детстве. Как будто что-то толкнуло, и я вдруг вспомнила… Знаешь, Арти, у меня ощущение, что нам кто-то помогает. Может, это сама Судьба? Все дружно двинулись к Цитадели. Старый воин шагал впереди, Эстелиан со своими верными друзьями и помощниками шли тесной кучкой, за ними двигались толпы народа. Эстелиан вдруг склонился к Коахон и прошептал тихо-тихо, чтобы никто не смог услышать: - Ты сказала: «Руки целителя», но я же не умею лечить, никогда не пробовал. Придем в Цитадель, и что я буду делать? Девушка улыбнулась задорно и лукаво: - Боишься, да? Молодой человек вспыхнул до корней волос, а рыжая бестия взглянула ему прямо в глаза. Ее взгляд проникал в самую душу юного короля и обнаруживал там сомнения и неуверенность, тоску по сильной отцовской руке и нежной заботе матери, бесконечное одиночество и неизгладимую печаль. Эстелиан еще больше покраснел и опустил глаза. Коахон ласково сжала его ладонь маленькой, но крепкой рукой и зашептала тихонько: - Ты не переживай, ведь это так просто: прислушайся к окружающему миру, позволь Музыке Мироздания зазвучать в душе, прислушайся к Дереву, ощути его боль, как свою. И станет понятно, какие струнки задеть, чтобы исправить искаженную Мелодию, прогнать болезнь, восстановить гармонию… Эстелиан робко поднял голову и встретил ласковый взгляд девушки. Да она видела его насквозь, догадывалась о несовершенстве его души, но не винила ни в чем, прощала и принимала таким, как есть. В самой глубине смеющихся светло-зеленых глаз таилась многовековая мудрость и глубокое понимание. Теперь эти глаза будут сниться ему по ночам. Пройдут годы, он встретит свою любовь, женится, у них родятся дети, которых он будет нежно любить. А глаза все равно будут сниться, до самой смерти. И в последнее свое мгновение Эстелиан шепнет ЕЕ имя, как пароль для входа в иной мир. И шагнет за Грань бестрепетно, с надеждой встретить там задорную рыжую девчонку, взглянуть в бездонные зеленые глаза, обрести хоть на миг понимание и доброе участие в своей судьбе… Между тем, люди подошли к Цитадели. Внутренний двор не смог вместить всех желающих, вошли только самые уважаемые люди города, остальным пришлось заглядывать в открытые ворота. Душу юного короля вдруг всколыхнула острая жалость и мучительно горькая нежность: Белое дерево стояло посреди обширного двора, вымощенного белым камнем, ни один белый цветок не оживлял пожухшую крону, только бурые пятна темнели на длинных изящных листьях, как грозные признаки беды, тонкие ветви устало клонились к земле. Искристый фонтан обдавал Дерево брызгами, и капли повисали на листьях, как слезинки на печально опущенных ресницах. Оно вдруг показалось Эстелиану таким же ранимым и одиноким среди камней, как он сам в этом неласковом мире. Молодой король шагнул к Дереву и ощутил, как оно потянулось к нему, листья доверчиво развернулись навстречу. Он коснулся ладонями тонкого ствола и почувствовал легкое дрожание, движение соков под гладкой корой и биение крови в собственных горячих пальцах. Дерево жило своей непостижимой жизнью, оно страдало и безмолвно просило о помощи. Шелест листвы над головой складывался в едва уловимую нежную мелодию, но в этой музыке проскальзывали резкие, неправильные ноты, больно ранящие, разрывающие гармоничное течение мелодии на части. Эстелиан, повинуясь наитию, вплел свой тихий голос в музыку, ласково, но решительно повел ее за собой, выправил, наполнил своей жизненной силой, юной и свежей, как весенний ветерок… И все люди, замершие во дворе, вдруг ощутили благоухание нездешних садов, теплое дуновение коснулось искаженных тревогой лиц, сняло мучительное напряжение, напомнило о чем-то полузабытом, но прекрасном и добром. Старый воин показал рукой вверх, от волнения растеряв все слова – бурые пятна на листьях исчезли без следа, будто смытые проливным дождем, Дерево зашумело освобождено и радостно, а в темно-зеленой кроне вдруг зажглась белая звездочка… одна, вторая, и вот уже целые гроздья душистых белых цветов засияли среди листвы. Многоголосый крик потряс стены древнего города, люди вопили что-то нечленораздельное, обнимались, целиком отдавшись чувству радостного освобождения. Им казалось, что даже солнце засияло вдруг по-особенному чисто и ярко. Когда взрыв эмоций немного утих, представители самых древних и уважаемых родов Гондора, военачальники и лорды, оказавшиеся на тот момент в городе, тихо посовещались между собой и вынесли единогласное решение: - Король Эстелиан своим деянием доказал ложность всех обвинений, выдвинутых против него принцем Моринаро и его приближенными. Эстелиан, сын Андгона является истинным наследником древних королей. Мы признаем его права на титул Короля Гондора и Арнора, и больше никто не посмеет усомниться в законности этих прав. А принц Моринаро, возведший поклеп на брата и узурпировавший власть, должен предстать перед судом Гондора и ответить за свои бесчестные деяния. Арталаурэ тихо спросил у Коахон: - А где же Моринаро-Саурон? Прячется во дворце или успел сбежать, чтобы на свободе подготовить ответный удар? И где твоя мама? Вместо Коахон сыну ответил Финарато: - Все, что мы делали, было отвлекающим маневром, чтобы дать Ондхон возможность завершить без помех поединок с древним врагом. Они сейчас в самой высокой башне дворца, но что там происходит, одному Эру известно, вокруг этого места поставлена такая плотная защита, что ни одна мысль не может проникнуть туда. Никто и ничто не должно помешать этой дуэли. На лице Финарато проступило тщательно скрываемое огромное напряжение и тревога за неугомонную подругу, привыкшую всегда брать на себя самую трудную задачу. А другим оставалось только нервничать и ждать.