Сгорим дотла

Таня щелкнула замками на чехле от контрабаса и стянула с себя насквозь мокрую кофту. Матч проходил под проливным дождем, так что и в метре от себя было сложно что-то заметить, не то что найти в этой пелене мяч. Ориентироваться приходилось только по ярким вспышкам пламени драконов – и то вероятность была один к одному, что летишь ты к нужному ящеру. Мантии невидимок оказались практически бесполезными – их и так было почти не видно. Но теперь всё кончено. Победу удалось вырвать буквально зубами – буквально в том смысле, что Эмилио Тобуш, чувствуя приближающееся полнолуние, укусил нападающего Сборной мира за руку, в которой тот держал одурительный мяч. Эмилио дисквалифицировали, мяч вернули в игру, но момент был упущен. В раздевалке команды невидимок царил небывалый ажиотаж. Кто-то из игроков, в тайне от Айзека Шмыглинга, притащил целый ящик шампанского, так что празднование началось сразу после матча, не успели победители принять душ и поставить сушиться полетные инструменты. Таня, смеясь, сделала глоток из пластикового стаканчика – кто-то попробовал возмутиться таким проявлением «эбсенс оф тейст», на что Трумэн Душ только рыкнул нечто вроде «Им еще и бокалы подавай. Чопорные кокни». Фаруху коллективным голосованием было решено не наливать – джинны и так достаточно эмоциональны, но всего глоток алкоголя окончательно сносит им крышу. Тушить раздевалку даже под проливным дождем никто не хотел. – За команду невидимок! – настолько пафосно, насколько мог, стоя в руках с пластиковыми стаканчиком, провозгласил Глинт. – И за легионеров, конечно, – сбоку от него, словно из-под земли, выросла Энтроациокуль. Спорить с ней никто не стал. Бактрийская ведьма согласилась принять участие в матче за команду невидимок всего за неделю до первого июня. Почему она ушла из Сборной мира никто спрашивать не решался. Вроде как недальновидный тренер нашел ей замену в виде молоденькой девочки, способной отводить взгляды противников – иными словами, мяч мог летать в полуметре от игрока, но тот его был просто неспособен увидеть. Как бы то ни было, на матче Сборная играла в усеченном составе, а их тренера на ВИП-трибуне Гроттер так и не увидела. – За команду невидимок и сборную легионеров! – свел на нет возможный конфликт Нутто Гнутто и подмигнул бактрийской ведьме. Та что-то тихо прошипела в ответ, но бабай был умудрен опытом и лишь отмахнулся от летевшей в него заговоренной иглы. Следующий час прошел достаточно мирно и без происшествий. Договорившись встретиться чуть позже и отметить победу уже с большим размахом, игроки начали собираться. Таня подхватила чехол с контрабасом и двинулась к выходу, когда её за руку перехватил Пуппер. – Танья, вэйт чуть-чуть! Нам нужно толк, - кажется, за те годы, пока они не общались и у Гурия не было языковой практики, он успел немного подзабыть русский. Девушка тоскливо глянула в сторону выхода, но, в итоге, позволила оттащить себя в сторону душевых, где их не должны были услышать ни игроки команды, ни всеми уважаемые тётушки – последних Таня опасалась чуть больше, чем первых, потому что встретиться лицом к лицу с Пруном или Гореанной или еще кем-то из гурехранителей она не горела желанием. Между тем Гурий, воровато оглянувшись по сторонам, решительно обернулся к Тане: – Танья, прошу, стэй со мной. Не возвращайся в Раша. Рыжая, ошарашенная внезапным предложением, удивленно вскинула брови. Она постаралась прокрутить в голове каждый момент матча, но так и не вспомнила, чтобы Гурий бился головой хоть об что-то мало-мальски твердое. С другой стороны, она не следила за ним каждую минуту. – Гурий, спасибо, конечно, но я не собираюсь в Россию. Я сейчас живу в Ирландии. – Сенкс Гад! – выдохнул Пуппер и прислонился к стене, словно стоять самостоятельно вдруг стало для него слишком сложно: – Я боялся фор ю, но теперь всё файн. Я не смогу визит ю в Ирэленд, бат я рад фор ю. Гурий оттолкнулся от стены и уже двинулся к выходу, когда роли поменялись. Теперь уже Таня схватила его за руку и не дала уйти. Слова Пуппера встревожили её, и было необходимо понять, что же он имел в виду. – Стой. О чём ты? Почему мне нельзя возвращаться в Россию? Гурий вновь обернулся, чтобы убедиться, что их никто не слышит: – Уор идёт. – Уор? – непонимающе переспросила Таня. Пуппер на несколько секунд замялся, подбирая нужное слово по-русски. – Битва, кажется, соу. Рыжая отпустила его руку, соображая, что же это значит. Когда до неё дошло, она тихо охнула и отступила на шаг назад, а потом вдруг дернулась вперед и почти прижала Пуппера к стене. Тот удивленно выдохнул от неожиданности. – Ты хочешь сказать, скоро начнется война? – Йес. Не верить ему не было смысла. Девушка вглядывалась в его глаза, блестящие за очками, в которых прекрасно видно и в дождь, но не видела ни намека на глупую шутку или неудачный розыгрыш. Однако Таня всё равно не могла уложить в своей голове то, что только что услышала. Ей нужны были факты, ведь просто фраза «Скоро начнется война» оставалась какой-то зыбкой, за неё нельзя было ухватиться и принять как реальность. – Откуда ты знаешь? – она отпустила Пуппера и сделала шаг назад. Ей нужно было пространство. И воздух. Как можно больше воздуха. Неожиданно Таня поняла, что едва ли не задыхается. – Эмерикен войска олрэди на нашей граница. Они везти дрэгонз и много артефакт. Тётя Настурция толд ми, есть только несколько месяц, бифор они нападать на Раша. А вторая тётя так не радоваться с тех пор, как дайд её ласт хасбанд, который не дарить ей цветы каждый дэй. Таня, словно рыба, хватала воздух ртом и не могла вспомнить, как же надо дышать. На миг ей показалось, что сейчас сердце разобьет ей грудную клетку, вылетит и шмякнется на скользкий кафель душевой. Это не могло быть правдой, просто не могло… Но, одновременно с тем, Таня вспоминала последние новости, которые слышала, о постоянных конфликтах русских и американских магов. Конфликты с каждым разом становились всё сильнее и сильнее, а политики уже не сдерживались ни в проявлении эмоций, ни в выражениях, когда говорили о своих заокеанских оппонентах. Но она так давно не была на родине, да и не привыкла верить новостям с экрана зудильника, что воспринимала всё это как нечто далекое, такое, что не может быть достаточно серьезным и перерасти в реальную угрозу. Был только один человек, способный заставить её поверить в страшную правду. И ради встречи с ним придется немного отложить возвращение домой к Патрику. Теперь её путь лежал куда восточнее, к Балтийскому морю, где, скрытый древней магией, возвышается Тибидохс на спине огромной черепахи.

***

С балкона на седьмом этаже полетел окурок, заметный в темноте только желтовато-оранжевой горящей точкой. Высокий темноволосый юноша пронаблюдал за его падением и, чуть поежившись на прохладном ветру, зашел назад в квартиру. В первое время ощущение холода оказалось для Глеба Бейбарсова самым неожиданным и волнующим из всех прелестей лопухоидной жизни, к которым хочешь не хочешь, а пришлось привыкать. Он мог часами бродить по заснеженным улицам и дворам, чувствуя, как немеют руки и лицо, а пальцы ног в промокших ботинках начинают болеть от озноба. Еще одной неприятной неожиданностью стало и то, что после таких вот прогулок легко можно слечь с температурой, насморком и кашлем. Непривыкшая к таким проявлениям слабости и хрупкости человеческого организма Жанна, прилетавшая ухаживать за ним, скупала в соседних аптеках горы таблеток и микстур, а потом пичкала ими бывшего некромага, заставляя запивать наспех сваренным и не слишком вкусным куриным бульоном. Потому заболевший в третий раз за год Бейбарсов вздохнул с облегчением, когда спасать его прилетела Ленка – наученная горьким опытом лечения Шурасика, она оказалась куда практичнее и, по крайней мере, знала, что, в какой дозировке и как часто пихать в своего друга. Отдельное удовольствие Бейбарсов испытывал от того, чтобы намеренно портить своё тело. Собственно, было интересно впервые выкурить сигарету и почувствовать, как с непривычки кружится голова и даже слегка подташнивает. Вскоре неприятные ощущения практически исчезли, и Глеб, игнорируя недовольные взгляды своих подруг, старался только сделать так, чтобы дым шел не на них. Мелочь, ведь – умереть от рака некромагу не грозит, но почему-то это казалось жутко важным. Жанна злилась и просила его образумиться, а Ленка читала нотации о вреде курения и приводила в пример статистику смертности. Лишившийся некромагии Глеб выражал свой протест за право жить как обычный лопухоид и делать всё то, что могут делать нормальные взрослые лопухоиды, как мог. В очередной раз выражая своё «что хочу, то и делаю» он даже сделал татуировку. Смирившаяся к тому времени с заскоками друга Лена только закатила глаза, а Жанне идея даже понравилась, и она тоже захотела что-то подобное. Ожидавший очередной шквал упреков Глеб был поражен, только вот так до конца и не смог понять, рад ли он, что его в итоге оставили в покое, или испытывает смутное, но разочарование. В остальном жизнь шла своим чередом. От родственников он съехал быстро – те оказались не готовы ежедневно если не бороться, то хотя бы терпеть его депрессию, а он слишком привык всё делать по-своему, что жить по чужим правилам оказалось невыносимым. В итоге Лена нашла ему однушку в хрущевке, предварительно выселив из неё комиссионера на почти взаимовыгодных условиях. С небольшой магической помощью Жанны Глеб поступил на курсы веб-дизайна и с головой погрузился в новую для него науку, благодаря которой творить можно было не только на бумаге, но и на компьютере. Последние три года пролетели либо в ожидании заказов, либо в состоянии полного аврала, когда, едва не схоронившись в чашках из-под кофе, он доделывал очередной проект. Но в этот вечер творить не хотелось. Сам не понимая почему, мужчина не мог найти себе места и бесцельно блуждал по маленькой квартире, стараясь занять себя хоть чем-нибудь. Лопухоидное телевидение он так и не полюбил – единственным исключением стали фэнтезийные фильмы, при просмотре которых он хохотал словно безумный. Чего только эти людишки не придумают… Читать тоже не получалось – буквально через две минуты Глеб вскакивал и вновь начинал свои метания по комнате. Конечно, можно было позвонить кому-нибудь из знакомых, встретиться в баре и избавиться, наконец-то, от этого чертового чувства тревоги, но Бейбарсов почему-то не спешил выбраться из дома. Аида Плаховна появилась незаметно. Не было фейерверка из искр, ярких вспышек, хлопков – собственно, она просто появилась в кресле и устало застонала, потирая ноги. Глеб вздрогнул от неожиданности – подпрыгнуть или вскрикнуть помешала гордость пусть бывшего, но некромага – и криво усмехнулся, узнав гостью: – Признаться, я думал, мы встретимся несколько позже. Старушка понимающе улыбнулась и жестом пригласила Бейбарсова присесть на диван: – Я тоже думала, что можно забыть о тебе лет на сорок-пятьдесят. Да ты садись, в ногах правды нет, особенно когда со Смертью говоришь. Глеб послушно сел и сделал глоток вина из оставленного на журнальном столике бокала. Страха в его глазах не было, только спокойствие и смирение – редкий случай, особенно в его возрасте; обычно таким взглядом её встречали тяжелобольные и старики. Бейбарсов был здоров, молод и умирать не спешил, но всё равно не боялся. – Извини уж, предлагать тебе вино не буду – не думаю, что многое изменилось за эти пять лет, и ты вдруг разлюбила медовуху. Позволю себе всё-таки поинтересоваться: как конкретно я сейчас умру? Потолок обвалится? Дом под землю уйдет? Старший менагер некроотдела лишь отмахнулась от его слов и только достала из рюкзака небольшой бочонок. Посуда ей не понадобилась – вслед за напитком из недр всё того же рюкзака появилась и рюмка, неизменно путешествующая с хозяйкой во все точки планеты последние триста пятьдесят лет. Мамзелькина смешно причмокнула губами, хотя в присутствии Смерти повод для веселья мог найти только истинный некромаг. Бейбарсов истинным был и оставался, даже без магических сил. Наконец, нужная пауза была выдержана. Аида Плаховна в голове поставила брюнету дополнительный плюсик за терпеливость и внешнее безразличие к её визиту – другой бы уже давно заерзал бы на месте и засыпал бы вопросами. А этот сидит, будто каменное изваяние, молчит, смотрит на неё спокойно, вино попивает – словно с подругой старой, с которой и разговоры уже не нужны, хватает и молчания. – Что если я скажу тебе, милок, что магию вернуть могу? Теоретически? Её собеседник в ответ лишь изогнул бровь и саркастично улыбнулся. Мамзелькина почувствовала разочарование – по её сценарию он должен был, как минимум, удивленно охнуть, вскрикнуть или, при наилучшем развитии событий, едва ли не на колени перед ней грохнуться, молясь, чтобы это не оказалось шуткой. – И за какие же заслуги мне, теоретически, награда такая? Аида Плаховна смутно почувствовала, что её передразнивают. Впрочем, она так долго и часто общалась со стражами мрака, что на подобные мелочи внимание обращать уже давно перестала – веков так одиннадцать назад, если быть точным. Потому она вновь пригубила медовухи и опустила голову, сдерживая улыбку – самоконтроль у Бейбарсова трещал по швам, и хотя лицо его оставалось вежливо-отстраненным, движения стали чуть резче: то рука дрогнула, пока бокал ко рту подносил, то желваки на миг проявились на резных скулах, то пальцами хрустнул. – За будущие, голубчик, за будущие… – во взгляде Бейбарсова, наконец-то, появилась хоть какая-то эмоция – теперь он и правда был удивлен. Мамзелькина отставила рюмку в сторону, с неожиданной для её возраста резвостью подскочила на ноги и оказалась перед ним. Глеб сделал попытку встать, но старушка легонько коснулась его плеча – мужчине показалось, что его пригвоздили к дивану. – Слушай меня, некромаг. Я действительно могу вернуть тебе магию, а твои сестры по дару убеждены, что ты сыграешь важную роль в приближающейся войне, – Бейбарсов только распахнул рот, что бы, вероятно, переспросить короткое «Война?», но Аида шикнула, а губы у брюнета мгновенно замерзли. Она продолжила: – Имей в виду, если я соглашусь на эту сделку и верну тебе твои силы, то буду наблюдать, участвуешь ли ты в войне. Знай, я не люблю, когда меня обманывают, так что в случае чего мгновенно отберу назад то, что принадлежит мне. И в этот раз это будет не магия. Скажи, ты согласен с условиями? Глеб замер на несколько секунд, а потом медленно кивнул. Если это цена его могущества, то он готов. – Отлично. Закрой глазки, некромаг, да лучше не подглядывай, иначе сделка разорвется против нашего желания, – коварно улыбнулась Мамзелькина. В её голосе было столько предвкушения, что брюнет поспешил зажмуриться. Его ногу, там, где до сих пор белел шрам, что-то быстро и легонько укололо. А потом Глеб понял, что умирает. Умирает медленно, мучительно. Чувствует, как кровь превращается в огонь и мгновенно поджаривает все внутренности. Течет по венам расплавленным воском. Врывается в сердце кипящей смолой. Втекает раскаленной магмой прямо в мозг – в голове кроме боли остался только бешенный и громкий стук странного барабана, который звучит изнутри, не снаружи. Мужчина почувствовал, как от жара каждая волосинка на его теле мгновенно сжимается и вспыхивает на миг, прежде чем сгореть навсегда, а его кожа вздувается волдырями и чешется до такой степени, что сопротивляться невозможно. Он вскинул руки, чтобы чесать шею, грудь, всё тело, но кто-то сильный схватил запястья и прижал к грубой ткани – извиваться в этой мертвой хватке и одновременно чувствовать, как кожа сходит слой за слоем с ладоней оказалось мучительным наслаждением. «Человек не может так долго гореть», - мелькнула единственная мысль в голове, когда его накрыла другая волна. Холодная, тёмная, несущая смерть. Она прошлась путем огня по каждой вене и артерии, обвила невидимой паутиной каждую его кость, сдавила все органы – а потом легкие расширились. Глеб резко вздохнул, чувствуя, как холодный воздух дерет носоглотку, как взрываются от боли ребра при каждом движении – всё меньше и меньше. Брюнет открыл глаза и поднес к лицу руку, разглядывая со всех сторон, словно что-то удивительное. А потом на мизинце вспыхнула голубая искорка. Словно сомневаясь, она на несколько секунд зависла на месте, а потом перескочила на следующий палец, словно вместе с хозяином вспоминая их старую любимую игру. Всё еще не веря в происходящее, Бейбарсов с трудом поднялся с дивана и, напрягая своё тело и сознание, пустил тонкую струйку синего пламени в сторону – шторы вспыхнули и мгновенно сгорели до основания. Глеб недоверчиво уставился на свою руку и, наконец, расплылся в самой широкой улыбке в жизни. Он здесь, он снова силен. Глеб прикрыл глаза и отдался во власть ощущений, чувствуя, как внутри него бушует океан, скучавший по своему хозяину – ледяные воды приветствовали его, окатывали волнами силы, ласкали шею и яростно бились в солнечное сплетение, словно злясь, что он оставил их. Мужчина раскинул руки в стороны, позволяя искрам скользить по его коже, оставляя легкие порезы, которые мгновенно затягивались. Сила скучала по нему, сила была его частью, насильно отобранной и лишенной исполнения единственного своего желания – быть нужной, быть использованной. – Я Глеб Бейбарсов. Я некромаг, – последние слова брюнет не произнес – выдохнул, вырвал изнутри себя самого, чтобы не только увидеть и почувствовать, но и произнести, услышать, запомнить. Больше он не расстанется со своей силой. Они созданы друг для друга. Вспомнив, что был не один в тот миг, когда возвращалась сила, некромаг резко обернулся, но никого не обнаружил. Об Аиде Плаховне напоминала только капля пролившейся медовухи на журнальном столике.