***
Таня медленно вливала Живую воду в зелье, безостановочно помешивая его деревянной ложкой – многие посоветовали бы взять серебряную, чей сплав защищен от негативной энергии и не влияет на качество варева, но ложка Гроттер была из гамамелиса, растения, которое цветет зимой, а значит, несет в себе символ жизни даже в ту пору, когда сама жизнь останавливается. Эту небольшую комнатушку она арендовала у местного торговца травами в обмен на некоторые зелья, которые изготовляла по его заказу – или заказам его особо важных клиентов. В остальное время девушка создавала только те отвары, которые хотела сама – часть из них продавала, а часть оставляла себе, смутно понимая, что вскоре настой энергии и исцеляющий бальзам могут понадобиться. Думать о будущем не хотелось – стоило позволить себе сделать это, как её либо затапливала волна отчаяния, способная залить с головой и утянуть на самое дно своего болота неверия, либо охватывал огонь мщения, зовущий идти и убивать каждого, кто мог быть причастен к разрушению её уютного ирландского мира. В итоге, Таня старалась не думать о том, что будет дальше. Дверь в комнатку тихо скрипнула, и Гроттер, подняв голову, заметила хозяина магазина – тот казался непривычно беспокойным и даже испуганным. – Пожалуй, тебе стоило бы выйти на улицу, Тань, – вначале просипел, а затем, прокашлявшись, уже нормальным голосом сообщил он. Рыжая бросила взгляд на часы – зелью кипеть еще минут двадцать – и коротко кивнула, стягивая с рук тонкие резиновые перчатки наподобие хирургических. Снаружи царил хаос. Местные жулики повылазили из своих нор раньше захода солнца и теперь толкались на улице, стараясь продать друг другу и прохожим амулеты сомнительного качества. Владельцы и работники соседних магвазинов и кафе вышли на свежий воздух, как и сама девушка, стремясь понять причину неприличного ажиотажа. Некоторые из женщин рыдали; другие перешептывались между собой, а мужчины, еще неделю назад воинственно обсуждавшие мрачные сплетни о приближающейся войне, теперь сиротливо жались к стенам домов или, наоборот, старались оказаться в самом центре собиравшихся компаний, чтобы слиться с толпой – и все при этом опасливо оглядывались. Даже в сознание Тани, не слишком сильной в подзеркаливании, пробилась их общая мысль: «Надеюсь, здесь нет комиссаров, и меня не заберут на войну…» Девушка тихо охнула, наконец, понимая, что же происходит вокруг. Словно подтверждая её догадку, мимо пронесся купидон, разбрасывая вокруг себя сотни бумажек – и, что удивительно, бесплатно. Таня подняла один листок, чтобы прочитать единственную новость под фотографией пылающего города: «Решель в огне. Американцы наступают». Повсюду слышались сдавленные охи и всхлипы. Гроттер сжала бумажку в руке, глянула на обычные лопухоидные часы на запястье и вернулась в помещение – зелью оставалось кипеть в одиночестве всего две минуты.***
– Поздравлять мне вас не с чем, друзья мои. Да ты, Поклеп, можешь бутылку конька далеко не прятать – понадобится. – Академик тяжело опустился в кресло и провел ладонями по его гладким кожаным подлокотникам. Надо же, почти как новые, хотя уже второй век разменяли. Вот что значит качество – не то, что сейчас: Зуби, вон, уже три кресла за год поменяла, стремясь к современным новинкам вроде надувающейся спинки, которая поддерживает позвоночник в правильном положении. А толку то? Спина всё равно болит, а очередное кресло, окончательно разозлив преподавательницу по сглазам (и по их снятию, о чем сама женщина нередко забывала), оставалось горсткой пепла на ковре. – Не буду томить вас ненужным ожиданием. Война началась. В этот раз реакция была куда более спокойная, чем в их прежнюю встречу всё тем же составом. Только Медузия ненароком превратила в камень пролетавшую мимо гарпию, Зубодериха дернула плечом, отчего китайская ваза тех времен, когда и письменности еще не существовало, взорвалась с противным дребезгом обычной тарелки, а Тарарах, захвативший для важности свою дубинку, уронил её аккурат себе на ногу и, подскочив от боли, случайно стукнул грозного завуча Тибидохса по макушке. Поклеп Поклепыч в ответ на это действие принял единственно верное решение – он отключился, качнувшись вперед-назад, и упал на спину, словно подкошенный. Соловей, пронаблюдав за этим кратким полетом «небо-земля» присвистнул, отчего оставшиеся спокойными присутствующие скривились, как от зубной боли. – Хватит уже, хватит, – чуть прикрикнул Сарданапал. – Ягге, наш уважаемый Поклеп в порядке? Старушка, даже не сдвинувшись с места, усмехнулась, подкуривая трубку с вишневым табаком: – Да всё с ним нормально, академик. Полежит, отоспится – а у нас минус один паникер. Все в выигрышном положении. Большинство из присутствующих усмехнулись, отвлекаясь от мрачной мысли, к которой предстояло вернуться в ближайшее обозримое будущее – если быть точнее, в ближайшие пять минут от силы. Медузия решила и этой передышки не давать: – Где они сейчас? Какие новости? Черноморов помассировал переносицу, чуть спустив очки ниже, и достал карту мира, где были отмечены все магические города, которые когда-либо существовали. – Они сожгли Решель, – он ткнул в синюю точку на территории Варминско-Мазурского воеводства в Польше, невдалеке от Калининградской области. Все подтянулись к карте, разглядывая то место, на которое указал академик. – Но почему они пошли в обход? – Зуби удивленно вскинула брови. – Из Британии, где они высадились, если верить магспирантке Гроттер и её сомнительному англичанину, куда быстрее было бы добраться до нас через Данию и Швецию. Зачем делать такой крюк? Вместо Сарданапала ответила Медузия, проводя тонким пальцем по карте: – Эти страны всегда славились особой северной магией, о которой практически никто ничего не знает. Слишком велик риск. Бельгию и Германию они не тронули – зато Польша, Литва, Латвия и Эстония никогда не были особо сильны с точки зрения магического потенциала. Да и магическое европейское сообщество, в отличие от лопухоидного, еще не включило их в свой состав, а значит и защищать не будет. Да и заодно, – Медузия ткнула в точку на карте куда южнее ранее названных стран, почти возле Киева и продырявила древний пергамент острым ногтем, – они напугают Лысую гору. Просто пройдут мимо них, но вселят ужас тем, что будут творить по пути. Таким образом, Лысая гора, на которую и раньше надежды не было, теперь уж точно не станет помогать нам. Готфрид Бульонский неуверенно потоптался на месте: – Неужели некому помочь нам? Сарданапал склонился над картой, внимательно изучая синие точки, означавшие магические города, на возможном пути врага, и тихо вздохнул: – Боюсь, Медузия права. Европа вмешиваться не станет, Англия тоже. Остальные наши союзники так слабы, что только потащат нас на дно. Надо готовиться к войне самим.***
Ягун хлопнул дверью магпункта и замер, когда его жена тихо зашипела на него – её пациент, больной обычной лопухоидной ангиной, едва заснул. Пациентов с более серьезными заболеваниями Ягге ей пока не доверяла – то ссылалась на отсутствие опыта, то на её беременность. И если по первом пункту Кате возразить богине, которая разменяла второе тысячелетие, было нечего, то по второму она упорно упрямилась и заявляла, что с ней всё в порядке – не сахарная, не растает, а если будет только и делать, что беречь себя, то сойдет с ума от скуки прежде, чем родит. – Ты чего? – одними губами произнесла она, а затем, оберегая покой уснувшего второкурсника, оттащила нерадивого мужа в коморку его бабули; тот только мысленно присвистнул – прежде только он мог входить сюда, да и то в сопровождении Ягге. А бывшая Лоткова такой мелочью не заморачивалась. – Что стряслось? Комментатор прежде местного разлива, а теперь известный на всей постсоветской территории, продолжавшей понимать русский язык, прикусил свой собственный, вполне материальный язык. А затем извиняющееся улыбнулся: – Извини, Катюш, не думал, что здесь будет кто-то, особо нуждающийся в покое. Но, боюсь, я с дурными вестями. Слушать готова? Да ты садись, садись… – запрыгал он вокруг жены, которой вдруг стало дурно. – В общем, я кое-что подзеркалил… Договорить Ягун не успел. В коморку практически влетела Ягге и, не удивившись присутствию внучка и его жены, одобрительно кивнула: – Хорошо, что вы здесь. Катюш, собирай чемоданы. – Чего? – Ягун с Катей проявили достаточную солидарность, выкрикнув этот вопрос одновременно. Старушка лишь отмахнулась, сгребая из шкафчика какие-то склянки: – Ягге, объясните, зачем мне куда-то собираться? – Катя дернула эмоционального мужа за рукав и мягко улыбнулась, впрочем, безрезультатно. – Не успел сболтнуть, да? – покосилась богиня на внука. Тот взгляд выдержал, почти не опустив под конец глаза. – Чувствовала же, что рядом околачивается, подслушивает… Война, Катюш, идет на нас полным ходом. Так что собирайся. Молодая пара изумленно оглянулась друг на друга, оглушенная внезапной новостью. Слухи, конечно, давно ходили, но всерьез их никто не воспринимал. А теперь сама Ягге, которая настаивала, чтобы Катя рожала в Тибидохсе, шлет её практически в ссылку? – Да куда мне лететь, бабуль? Где может быть надежнее, чем в Тибидохсе? – Катя нахмурилась и поудобнее устроилась на кровати. Бежать ей не хотелось, с мужем расставаться – тоже. – Никогда не поверила бы, что скажу это, но на Лысой горе сейчас будет спокойнее. И ты, Ягун, собираешься вместе с ней. Живо. – Ягге стукнула кулаком по столу, отчего парочка резко поднялась на ноги и правда поспешила в комнату собирать вещи – раз уж старушка решилась выпустить их из своего гнезда, значит, дело и вправду серьезное.***
– Я думал, я смогу сделать больше. Молодой человек изумленно рассматривал город, пылающий в паре километров. Он устало оперся о новую трость и не отводил взгляд от яркого зарева на небе. С такого расстояния предсмертные крики уже не слышны, но ему казалось, что они всё еще звенят у него в ушах. – Ты сделал всё, что мог, – Барбара Здунк, в отличие от него, с наслаждением смотрела на свет огня вдали. Глеб старался не думать о том, что чем-то она напоминала ему Гроттер – наверное, огненно-рыжими волосами и зелеными глазами, хотя во всём остальном они мало походили друг на друга: у Барбары был острый нос и тонкие губы, у Гроттер нос был курносым, а губы куда более пухлыми; Барбара была низенькой, но с очень женственными формами, в то время как Таня была высокой и вряд ли могла похвастаться аппетитной грудью и округлыми бердами. – Знаешь, я, на самом деле, уже несколько веков мечтала об этом моменте. Они ведь сожгли меня на костре… – ведьма рядом резко выдохнула, а её лицо исказила гримаса злости: – Во всем виноват Яков. Я его так любила, а он просто отвернулся от меня, когда ему надоело. – И что ты сделала? – знать подробности Бейбарсов особо не хотел, но, приличия ради, поддержал беседу. Таких ведьм, как эта Барбара, нужно держать поближе к себе – в таком возрасте выглядеть едва ли не подростком может только сильная некромагиня. Собственно, так они друг друга и нашли – по магии. – Спалила его дом, – пожала плечами женщина, кутаясь в шерстяную шаль, которая ей, впрочем, совсем не была нужна. Но похожую связала её мама несколько веков назад, а от привычек сложно избавляться. – А они меня за это на костер. И ладно бы просто сожгли и дело с концом – так в тюрьме продержали три года, а там условия были уж совсем не эдемовские. Мужчина в последний раз глянул на полыхающий вдали город и всем телом повернулся к ведьме: – А почему не сбежала? Та лишь вновь пожала плечами, не отводя взгляда от огня: – Сил своих тогда не знала. Осознала только когда уже на костре горела – поняла вдруг, что умереть не могу, как ни пытаюсь. Трое суток горела, прежде чем мозгов хватило мертвой притвориться, чтобы сняли. – В этих словах было столько старой горечи и ненависти, что Бейбарсов невольно скривился – он предпочитал обходить стороной старых колдунов с еще куда более старыми обидами. Но, увы, подавляющее большинство из них такие обиды несли с собой сквозь века, не желая от них избавляться, словно от старых, ненужных, но привычных вещей. – В любом случае, я провалился. Сражался, как мог, а всё зря. Я не думал, что это будет так сложно. – Глеб отвел взгляд от ведьмы и вновь перевел его на город, а затем сел прямо на землю. Барбара опустилась рядом и положила голову ему на плечо, щекоча щеку волосами. Рыжие волосы в такой близости от его лица будоражили сознание, но Бейбарсов помнил, кому они принадлежат. – Ты сделал всё, что мог. Твоя задача – не выиграть войну, а влиять на неё. Да и у Мамзелькиной сегодня слишком много работы, чтобы вспоминать о молодом некромаге… – Глеб повернул к ней свою голову, почти сталкиваясь носами. – Зато у меня есть время. Мой город горит, моя мечта осуществлена и я отомщена, так что вскоре я уйду. Только сначала… – она подалась вперед, впиваясь сухими губами в чужие. Бейбарсов, отбросив всякие мысли, запустил руку её в волосы, грубо хватая за затылок и притягивая еще ближе к себе. Крики всё же были слышны.