Запретный выбор

— Кайон? Такой родной голос. Я поднял голову, стряхнув с гривы засохшие травинки и листья. Она стояла, наклонив голову, и слишком знакомая ухмылка играла на ее губах. Мы познакомились в далеком детстве. Тогда я был еще глуп и ничего не знал об окружающем мире. А методы моего отца, к сожалению, не позволяли взглянуть на вещи шире. Он ненавидел и презирал гиен. Да я и сам был таким, потому что никогда не видел от них ничего хорошего. Но Джасири научила меня тому, что все мы не так уж сильно отличаемся друг от друга. Ошибка, которую сделал отец, изгнав всех гиен с Земель Прайда, была фатальна по одной причине: он изгнал всех без разбора. Но ведь они играли не менее важную роль в Круге Жизни — единственном, что я чтил и уважал из того, что относилось к традициям. За время существования Львиной Гвардии очень многие гиены оставили район Земель Прайда и прилегающие территории в поисках более приветливых и плодородных мест. Но Джасири осталась в угрюмом и неприветливом Чужеземье. Она не искала себе клана, не искала никакой выгоды от всего, что происходило вокруг. Она просто жила и радовалась жизни, принимая все так, как есть, и довольствуясь любой добычей — даже самой малой, никогда не беря больше, чем было нужно. Я никогда не видел ее сердитой или расстроенной — казалось, что эту улыбку невозможно было погасить ничем. Именно ее неугасающий оптимизм и вера в лучшее помогали мне держаться на плаву, потому что позиция, которую я занимал в прайде отца, была более чем незавидной — я был раздавлен его авторитетом и едва заметной тенью Скара, незримо следовавшей за мной по пятам. Киара, моя глупая смешливая сестра, которой предстояло стать королевой, не смотрела на вещи серьезно. Она была ненамного старше меня, но являлась любимым ребенком в семье, а я все отчетливее чувствовал себя пустым местом — в особенности после распада Львиной Гвардии. Я ненавидел себя за эти мысли, за глупую детскую ревность, но ничего не мог поделать с этим. Я любил сестру, но ее оптимизм и оптимизм моей тайной подруги настолько различались, настолько не походили друг на друга, что я разрывался между ними, делая себе еще больнее. Я подошел к гиене и потерся о ее щеку: — Здравствуй, Джас. Почему ты так долго? — Прости, — она посмотрела на меня с извечным озорством, — дела, дела… Сам же знаешь как тяжело бродить тут ночью в одиночку. — Конечно, — я мягко улыбнулся ее синим глазам. — Ты ведь знаешь о том, что в Чужеземье с недавних пор объявились львицы? — Не может быть! Откуда? Отец запрещает нашим ступать на территорию Чужеземья! — Я слышала, будто бы они когда-то принадлежали к прайду твоего отца, но он изгнал их еще до того, как ты появился на свет. Они ушли далеко-далеко, но теперь вернулись, и ведут себя хуже Джанджи и его банды! Добывать пропитание становится все сложнее и сложнее. Надо же, какие дела. Отец никогда не рассказывал мне об этих изгнанниках. Пару сезонов назад Львиная Гвардия непременно бросила бы вызов незваным гостям. Но теперь никакой Гвардии нет, и если мне придется столкнуться с изгнанниками в одиночку — то лишь для того, что бы защитить от них мою Джас. Прохладная ночь скользила над саванной, и мы гуляли, совершенно забыв о времени. Мне никогда не было достаточно времени, проведенном рядом с ней. Мы шли, раздвигая высокие стебли травы, и роса, игриво переливаясь в свете луны, падала на наши не знающие усталости лапы. — Кайон, а ты выглядишь уставшим — заметила Джас, приподняв одну бровь. Я замялся, не зная как начать разговор, ради которого я и назначил ей эту встречу. Неприятный, тяжелый разговор. Но сейчас трусость была более чем неуместна. — Джас, я… хотел поговорить о своей семье. Она закатила глаза с «ну вот, опять» выражением. — Кайон, я знаю что у тебя в семье сейчас напряженные отношения. Почему ты никогда не осмеливаешься говорить с отцом прямо? Почему ты так его боишься? — Нет, дело не в этом… Она посмотрела на меня почти что с раздражением. — А в чем? Слушай, ты слишком часто говоришь одно и то же. Вместо того, чтобы решить проблему, ты перемалываешь ее сотню раз. Это никогда не решит твои проблемы, дружок. — Да нет же! — воскликнул я с отчаянием в голосе, — понимаешь, отец… он… — Что? Я старался не смотреть на нее, сосредоточив внимание на какой-то старой сухой коряге у себя под ногами. Я глубоко вдохнул. — Он сказал, что раз Львиная Гвардия распалась, он должен назначить мне подругу для того, чтобы мы когда-нибудь основали собственный прайд. И что он уже подобрал мне невесту. Я должен познакомиться с ней завтра. Джасири посмотрела на меня с нескрываемым сарказмом, и я никак не мог понять что же она думала по этому поводу. Ее губы скривила натянутая улыбка. — Что ж, поздравляю, королевский сын. Черт возьми, почему она никогда не показывает своих чувств? — Джас, это ведь неправильно! — Я побежал за ней, — ты прекрасно знаешь, что мне никто не нужен. Никто, кроме тебя! Она резко остановилась, и я чуть не врезался в нее. Когда она обернулась через плечо, я увидел как сильно блестели ее глаза в темноте. Но не было похоже на то, чтобы она плакала. — Кайон, ты знаешь, ЧТО правильно. Рано или поздно ты бы завел семью. Ты знаешь, что мы с тобой никогда не сможем иметь детей, потому что мы слишком разные. — Но Джас! В детстве ты говорила по-другому! — То было в детстве, — последовал холодный ответ. Все-таки она тяжело переживала эту новость. Она никогда не вела себя подобным образом. Я лизнул ее в щеку. Она не отстранилась. Она все еще улыбалась своей странной улыбкой. — Мне все равно, — признался я ей, — будут ли у нас дети или нет, но во всей саванне не сыщется львицы, которая заменила бы мне тебя, Джас. — Кайон, это… — Нет, ты же знаешь, что я уже не могу без тебя. Я знаю, что ты не можешь без меня. Мы уже стали частью друг друга, — я говорил с мольбой. Она слушала меня внимательно, не шелохнувшись. Наконец взгляд ее потеплел. — Ты всегда был таким упрямцем, — сказала она со смехом, — ты совершенно невозможен, Кайон, и за это Джасири любит тебя! С этими словами она звонко рассмеялась и побежала со всех ног к ущелью. Я тоже рассмеялся с облегчением и побежал за ней. Еще с детства мы любили играть в догонялки, но теперь эта игра приобрела свой личный, глубокий смысл для нас обоих. …Шелковая приятная трава щекотала наши спины и лапы, когда мы покатились по заросшему цветами склону. Их лепестки были смущенно закрыты, но в воздухе все равно висел пряный аромат с едва уловимой ноткой меда. Почему любовь к тебе считается чем-то порочным и грязным? Только с тобой я чувствую себя чище и лучше чем когда-либо. Потому что мы — созданы друг для друга… Ночь как всегда пролетела незаметно. Мы снова были счастливы, позабыв обо всех тревогах и неопределенности в будущем. Для нас существовало лишь настоящее, преисполненное любовью и взаимностью. Но вот склоны ущелья окрасились розовым цветом — приближалось утро. А это значило, что сейчас она уйдет, оставив меня наедине со своими совсем невеселыми мыслями. Но перед этим, как и обычно, она уютно устраивалась у меня под боком, чтобы немного поспать до полного восхода солнца.