Our Blades are Sharp

- А запястья, какие у него были запястья! - сокрушался Гейр. - А пальцы?.. Сольвейг, сочувственно покачав головой, плеснула ему ещё мёда. А ведь не так уж и много времени миновало с тех пор, как Гейр выводил совершенно другую песню! - Я просил у тебя агентов, Сольвейг, а ты вместо этого поручаешь мне няньчиться с парой эльфийских мальчишек, - выговаривал ей тогда милый братец. - Неужто тебя удивляет, что этакому раскладу я вовсе не рад? - Ты многого хочешь, Гейр Ледоруб! Быть может, мне для тебя и прекрасного ярла на белом коне отыскать? - отвечала она, беззлобно посмеиваясь. - Ты что, думаешь, будто свободных агентов я от тебя под юбкой упрятала? Или что мне никакого труда не стоит десяток напечь, как горячие пирожки? Столько людей у нас нет, и жалуйся, будь любезен, не мне, а нашему многомудрому резиденту,* благо, ты свидишься с ним намного скорее меня. А лишняя пара рук тебе в дороге не помешает, вот и бери, что дают. Без «спасибо» я, так уж и быть, проживу, за меня можешь не беспокоиться. Гейр такому ответу был явно не рад, но решенье сестрицы — и лидера рифтенской ячейки Клинков — принял беспрекословно. Сольвейг и самой не слишком-то нравилось это дело: только за последний месяц сиродиильское начальство переправило мастеру-шпиону шесть опечатанных грузов, и все они шли в Виндхельм через её людей. Неспокойно было у Сольвейг на сердце, ведь с каждым разом посылки росли в размерах, и укрывать их среди капусты, моркови или куриных яиц делалось ой как непросто. Да и сама частота отправок, и связанная с ними поспешность, и содержимое грузов, знать о котором ни братцу, ни даже Сольвейг недоставало чина... Верно, причины такого расстройства ей были вполне понятны, но служба есть служба, не так ли? А, впрочем, вовсе не служба занимала нынче Гейров холодный ум и бередила ему душу. - А как он сражался! - воскликнул, мечтательно прикрывая глаза, её братец. - Как избранный Шора, отмеченный Талосом, окрылённый Кин! Как молния, разрезающая грозовое небо! Сольвейг, вздохнув, ласково приобняла его за плечи. Беда притаилась в том, что рыженький тёмный эльф, чьи руки и выучка всё не давали Гейру покоя, мужчинами беспросветно не увлекался. Во всей этой ситуаци Сольвейг видела и немало своей вины, ведь именно она пристрастила Гейра к книгам об Анжелине Синэ. «Оттенки пепла» были любимой у них обоих; главный герой ли тому виной, — а среди всех возлюбленных Анжелины равных Ночному Волку попросту не было! — или очарование загадочного Эшленда, или же что-то другое... но пепельнокожие эльфы с пылающими очами прочно и основательно прописались у них в фантазиях. Лларена Тирано Гейр со всей откровенностью недолюбливал: называл прощелыгой, и жуликом, и мелким засранцем, что недостоин даже подошвы у Сольвейг лизать, не говоря уж о том, чтоб делить с нею ложе. В ответ она только смеялась и беззлобно его поддразнивала: мол, у неё-то имеется свой тёмный эльф для утех, а кое-кто просто завидует! А Гейр — морщился, живописно закатывал глаза и продолжал нудеть, что вот уж кому, а ей отыскать мужика получше - проще простого! Но Сольвейг её любовник вполне устраивал. Он был ветренным, дерзким и злым на язык, но между тем — находчивым, и весёлым, и ласковым, как котёнок. Замуж за него — убереги от подобного Мара! — Сольвейг не собиралась, а в постели он был хорош, по жизни - неприхотлив, и, не засиживаясь подолгу в Рифте, никогда ей не надоедал. На возражения, что приводил ей Гейр, Сольвейг почти всегда отвечала единственным образом: мол, второго Эйрика ей и не надо. Этого довода ей обычно хватало с лихвой. Замуж Сольвейг выходила по любви, пусть даже муж был старше почти что на двадцать лет, а Гейр, давнишний приятель, отчаянно её от этого отговаривал. Но Сольвейг была влюблена, знала, что влюблена!.. или думала, что влюблена? или думала, что знала, в кого влюблена? или была влюблена и не думала ни о чём другом? или не замечала, как возлюбленный изменялся, как сбрасывал, точно листву, былые тепло и ласку? Так или иначе, но сказка быстро закончилась, и Сольвейг осталась навеки связана с жадным, жестоким и злым человеком, что сделался ей мужем. Однажды, напившись, Эйрик избил её... и кровь их нерождённого малыша ещё долго струилась у неё по ногам. Через несколько дней раздувшийся труп Эйрика Ледоруба выловили — почти что случайно! — из озера Хонрик. А между тем, Сольвейг было за что благодарить своего покойного мужа. Молодая вдова унаследовала и его семью (у неё самой родичей в мире живых давно не осталось), и его же зажиточное хозяйство. Позже, когда Сольвейг завербовали в Орден, ферма стала для неё отличным прикрытием, а торговля помогала поддерживать связь с ячейками по всему Скайриму. Куры служили имперской разведке получше, чем многие информаторы, да и доход они приносили немалый, а деньги... в этих деньгах нуждались и дочь разорившихся медоваров, и преданный императору Клинок. - Зря я, конечно, сразу решил брать быка за рога, - жаловался на свою судьбу Гейр. - Иначе смогли бы хоть как друзья расстаться.... Он мне потом даже в глаза боялся взглянуть! Сольвейг сочувственно погладила его по руке, но всё же не удержала колючих слов: - Ну, то всё же был не единственный в Тамриэле мужчина, братишка. Найдёшь ещё, с кем утешиться, ты у нас парень не промах! Гейр в ответ только горестно вздохнул и залпом осушил очередную кружку мёда. Причины его тоски Сольвейг понимала слабо: мальчик был, мягко сказать, не красавцем, пусть и по-своему милым. Нет, в случае чего надевать ему на голову мешок было, конечно, без надобности, да и Лларен Тирано, с его расквашенным носом, гладкой грудью и скромными эльфийскими причиндалами, тоже мало чем походил на героев девичьих грёз. Но вот его приятель... Глядя в его большие печальные глаза и вытянутую, какую-то лошадиную даже, мордашку, Сольвейг хотелось гладить его по головке и кормить с руки сахаром — но уж точно не предаваться плотским утехам. Но Гейр между тем решил наконец-то взяться за ум. - Ладно, хватит себя жалеть! - отрезал он, хлопнув по столу кружкой. - Что с кланами будем делать, сестрица? Спускать им такое с рук уж точно никак нельзя. Сольвейг согласно кивнула: за кланы и правда пора было крепко взяться. Причин не любить их, истинных хозяев Рифта, у дочери Чёрных Вересков находилось с избытком. Именно они разорили отца и деда, погубили её семью... но не одно только личное было причиной её неприязни. В последние годы кланы совсем распустились: работали грязно, неаккуратно и не способны были хранить порядок не только в холде, но даже в своих рядах. Нынче они и вовсе подрастеряли остатки чутья. Устроить над неугодным игроком показную расправу — это одно, но какими глупцами надобно быть, чтобы подобное дело препоручить кому-то навроде Талвальда Эйнарссона? А чтобы позволить ему собрать под своим началом самых отчаявшихся и слабоумных головорезов Рифтена? А чтобы выпустить их за ворота, снабдив оружием и подсказав дорогу? И так, сами того не зная, кланы не только влезли в дела Клинков, но и подвергли опасности близких Сольвейг людей. Ей вспомнилось вдруг чудное: как Лларен, думая, что никто ничего не видит, скормил её псу цельную палку хорошей свиной колбасы... и как он потом смеялся, почёсывая Волчку живот... и как у Сольвейг от этого зрелища защемило сердце. Она улыбнулась невольно, вернувшись, пусть даже и мысленно, в то морозное утро. И Сольвейг всё ещё улыбалась, когда делилась с Гейром своими планами. - Если донесения Ингрид верны, - говорила она, - то напрямую с нами схлестнулись одни лишь «медведи». И, обращаясь к вещему зренью, которым меня наделили боги, судьбу я им предрекаю достаточно невесёлую, - с улыбкой, игравшей на пухлых губах, рассуждала Сольвейг. - Видится мне, что Бьорн и его семья вскорости все перетравятся маринованными грибами. Опасное это дело — небрежно закатанные соленья, ой-ёй! - Опаснее некуда, не говори, сестрица! - соглашался с ней Гейр. - А что с наводчиком? Что же твоё чутьё поведает нам об Олафе Бергссоне? - Думаю, Олаф Бергссон по доброй воле расскажет нам, откуда ему известны расписания и маршруты имперских патрулей, - с притворной задумчивостью протянула Сольвейг. - А после... после он переберёт на дежурстве мёда и спьяну убьётся, сверзнувшись с крепостной стены. - Печальная участь. - Да уж, братишка, участь не очень-то и весёлая, соглашусь. Но я между тем надеюсь, что мастер-шпион не станет вменять нам в вину такое самоуправство, - заметила Сольвейг, снова подливя им мёда. - В конце концов, служба есть служба, не так ли? И дальше они говорили уже за одну только службу, и предстоящее дело для них вырисовывалось всё чётче и чётче... Прощаясь, снова затосковавший Гейр попросил у неё книгу, но Сольвейг, перетряхнув не по разу все свои книжные полки, «Оттенков пепла» так и не отыскала. Засыпая, она, расстроенная, всё гадала: куда, мол, могла любимая книга запропаститься? Однако утром другие заботы стремительно захватили её рассудок. Чудно это было: Сольвейг тошнило, но выпила-то она всего ничего! Да и мёд никогда не бил по ней поутру так крепко. Сольвейг понадобился ещё один день, чтобы понять, что эта тошнота, повторная тошнота, означала. А, впрочем, всё обернётся к добру, а не к худу. Вторая беременность станет для Сольвейг намного счастливее первой, и девочка — здоровая, крепкая, голосистая девочка — родится точно в срок. Это будет очень красивый ребёнок: с белоснежным личиком, смоляными отцовскими волосами и дивными, колдовскими глазами — тёмно-карими, как будто даже вишнёвыми. Такой придёт в этот мир Хельга Чёрный Вереск, что в будущем станет зваться Медовой госпожой Рифтена.