***
Нахождение на жаркой, сухой, неприветливой планете с унылой цветовой гаммой пустыни казалось круизным отдыхом по сравнению с пребыванием на борту космического корабля. Как только Джил Хоуплес оказался на штурмовом крейсере «Мантикора», он сразу ощутил все неудобства космических перелётов. К ним относилось ощущение замкнутого пространства, а когда Джил "заболел" – изображение постоянной нужды. Даже не совсем симулирование, ведь мужчине и правда необходимо было проводить очистку. Кто-то даже в шутку сказал, что у Джила развился аналог морской болезни – космическая. На что Хоуплес лишь натянуто улыбался, полагая, что в шутке есть необходимая доля правды. Вот только от этого ему не становилось легче. Он даже почти с энтузиазмом отправлялся на задания на поверхности. Ключевое слово «почти». На бесконечные сражения с теневыми копиями кровожадных зергов он бы, даже поразмыслив хорошенько, не променял бы собственную болезнь. Зубы, когти и исторгаемая кислота казались вполне себе материальными и весьма болезненными, а зловещий чёрный облик пришельцев только вгонял в уныние. Джил Хоуплес и ещё несколько морпехов составляли своеобразный разведывательный отряд, который, впрочем, вовсю принимал участие в боях и на передовой. Поэтому, когда солдата в очередной раз известили о боевой готовности и высадке на «Медэваке», он был не в курсе составляющего их миссии примерно до конца полёта. Когда же морпехи тяжело выгрузились на песчаную поверхность, поднимая облака рыжеватой пыли, Джил несколько раз прерывисто кашлянул, предварительно закрыв забрало. Однако вместо потока раскрытых цветов он выкашлял лишь несколько робко открывающихся бутонов с особо тонкими бурыми усиками в центре. Цветы припали к железу и вопросительно застыли в полураскрытом положении. Морпех несколько секунд заинтересовано разглядывал новое событие, а потом целиком включился в работу – не время ему было возиться с лепестками. Впрочем, его внимание, как и внимание остальных членов отряда, привлек золотистый свет приближающегося корабля. Поблёскивающее судно бесшумно проплыло по воздуху и окончило свой путь в точке недалеко от высадки терранов. Золотые крылья его растопырились, а мерцающая середина замерла вертикально, проецируя на горячую землю сеть искривления. Протоссы. Их корабли давно держались на орбите и, судя по всему, не только не проявляли агрессии, но и вступили в союзнические отношения. Да, пустотные армии угрожали безопасности всех разумных – ну или с разумными лидерами – рас. Но Джил всё равно относился к идее союзничества скептически. По крайней мере, до тех пор, пока из плывущих синих лучей света не появились они. Высокие и статные существа, облачённые в ослепляющие золотые одежды, которые плавно повторяли узор их стройных тел, подчёркивали изящные тонкие руки, узкий стан и мощные гладкие ноги. Протоссов или, как они сами себя называли, Перворождённых окружал ореол величия и царственности, будто бы этим завораживающим созданиям от природы дано было возвышаться над другими. Так казалось Джилу Хоуплесу, террану, очарованному невиданной им прежде расой. Только рассказы сослуживцев вовсе не могли подготовить его к лицезрению подобного, да и по тону морпехов вокруг него было ясно, что они вовсе не находят чужую расу достойной восхищения. Но... и правда, что такого Джил нашёл в этих существах? В конце концов, гораздо чаще они выступали в качестве противников терранов. От стройного ряда протосских воинов отделилась одна фигура. Худощавый тамплиер, тело которого было скрыто блестящей тёмной тканью, а над плечами возвышалась серпообразная золотая линия. – Моё имя – Кри'ла, – раздался в голове Джила мягкий женский голос, и он с уколом разочарования взглянул на золотую маску, скрывавшую лицо девушки-протосса, – Претор направил меня и моих воинов в поддержку ваших войск. Она слегка качнула головой, похожей на вытянутую корону, и Джил уловил знак приветствия. – А меня называют Джил. Джил Хоуплес. Слова вылетели сами по себе, будто бы обрели волю и не зависели от разума Джила, который, к слову, пребывал в состоянии оцепенения. Внимание солдат переключилось на него, и морпех тотчас почувствовал собственное отчуждение от них – с той самой секунды, когда с его языка сорвались наивные, смешные слова. С той самой секунды, когда Кри'ла остановила на нём взгляд своих горящих голубых глаз, с детским любопытством, будто бы рассматривала маленького зверька и ждала, что же он сделает дальше. Когда она легко отклонила голову назад, улыбаясь, – он почувствовал это – и без смущения, как говорят маленькому ребёнку, ответила террану: – Почту за честь познакомиться с собой, Джил Хоуплес.***
Вернувшись в казармы, Джил исторг целую гору распухших цветов, медленно растёкшихся по металлической поверхности уборной. Касаясь холодного пола, лилии вспыхивали оттенками фиолетового, покрывались тёмными пятнами. Они извергались, раскрываясь прямо в горле, царапая стенки и перекрывая дыхание. Первый поток Джилу пришлось вырвать склизким слипшимся комом, остальные же цветки полетели с его губ легко. Никогда прежде он не чувствовал удушья; лишь безобидное, хотя и надоедливое першение. В этот раз он испугался, по-настоящему, припав к стене, хватаясь за тонкую шею с такой силой, будто он пытался разорвать её. Он тяжело осел на пол и часто, прерывисто дышал, сдерживая рвотные позывы. Синие лилии обложили его со всех сторон, протягивая к своему родителю широкие сальные лепестки. Судорожно дрожа, он собрал скользкие цветки в охапку. Отдышался, с трудом вставая на ноги, и, вывалив груз, едва не рухнул вслед за ними в мутную воду. Псевдогаллюцинации начинали убивать его. Вряд ли дальнейшее непосещение врача считалось бы рациональным решением. Поэтому, когда задыхающийся от пережитого шока Джил ввалился в медотсек, он почувствовал себя наполовину свободным – что ж, частичка ответственности за его состояние перекладывалась на плечи другого человека. Он бы, конечно, предпочел кого-либо кроме полевого врача, но вот до соседней высокоцивилизованной планеты его отделял крейсерский прыжок. – Зрительные и соматические галлюцинации, – медик была ниже его ростом, но всё равно смотрела на своего пациента сверху вниз. Её сбитые в пучок грязные волосы, багровые метки и укусы у основания шеи неловко прикрывались какой-то серой накидкой, разговаривала она чуть отстранясь, чтобы не приближаться к лицу больного. А главное, она избегала смотреть ему в глаза. – Раньше это явление не было так распространено среди солдат, – пухлой рукой она непроизвольно коснулась губы, налившейся кровью от укусов, – Но в последнее время общее число жалоб солдат усилилось. Медик скучающе перевела взгляд своих тусклых глаз куда-то на плечо Джила. – Они связаны с длительным контактом с протоссами, – прикусила ноготь, – Я слышала, вашему отряду всё чаще приходится бывать в компании этих... Из глотки этой шлюшки всё лились и лились жестокие слова, но она не понимала, что ранит собственного пациента. Джил ни за что не поверил бы, что столь величественная раса могла принести ему страдания. Однако... он не мог не согласиться и с тем, что момент их прибытия совпал с первым его извержением. Не могли они наслать на него это проклятие просто так. Это не соответствовало их гордой природе. Возможно, источник кроется в другом? В последнее время терраны довольно часто пересекались с протоссами, к счастью, как союзники. Агрессия Пустоты захлёбывалась под их совместными атаками, и кто-то уже надеялся на скорый отдых. До тех пор, пока в одном месте не раскрылось сразу несколько Осколков Пустоты. Командир их группы погиб – его шлем пробило теневым обломком. В суете Джил улучил момент, чтобы встретиться с Кри'лой, которая оставалась со своими зилотами, несмотря на высокий ранг. На его удивление, протосская девушка не прогоняла его, сфыркнув, как это делали её соплеменники. По-видимому, наблюдение за низшей формой жизни казалось ей увлекательным занятием; рядовые тамплиеры не понимали, но не смели перечить ей. Джил усердно складывал слова в предложения, и она слушала его, подперев голову, даже если уже давно выхватила всю суть из его головы. Они задерживались у слабоосвещенных, изрытых холмами мест, где солдаты обеих рас не спешили размещаться; так сказать, на нейтральной территории. В тусклом свете размытых звёзд её глаза сияли пронзительней и ярче. Однажды на закате, когда алые солнечные волны лизали песчаную землю, не сумев разжечь огня на безжизненных просторах, он с детским любопытством потянулся к ней, и мысли за него сказали, чего он желает. Она несколько секунд смотрела на него со всей серьёзностью, не моргая, а потом послушно подняла руки к лицу и щёлкнула какими-то отмычками у основания маски, там, где она соприкасалась с подбородком. Её лицо оказалось гладким, приятного синеватого оттенка, с расплывающимися в центре тёмно-лиловыми пятнами. И тогда синие лилии, которые Джил выкашливал, стали покрываться кровью. Он ещё острее почувствовал своё отрешённое состояние, своё негласное изгнание из ближайшего общества. Он отличался от них так, что перестал считаться кем-то получше психа. Он потерял интерес к азартным играм, выпивке и, самое главное, к женщинам. Каждая из них стала для него изъяном, чем-то неправильным, ошибочным, искажённой личиной красоты. Он стал замечать все мелкие детали, и это было ему отвратительно. Где-то там, в глубине своей души, он понимал причину, но разум упорно отказывался принимать истину и следовать чувствам, которые представил Джилу фанатичным тяготением. Из-за этих противоречий между мозгом и сердцем Джил и находился в подвешенном состоянии, в непонимании и сомнениях. Он держал на руках ярко-синий цветок, который в своих лепестках нежно удерживал человеческую кровь, будто целительную влагу, и понимал, что его жизнь в любой момент может оборваться. Он должен был сделать выбор, пока не поздно.***
Солнце пустыни плавно совершало свой путь по глади янтарного неба, выжигая тех, кто особенно долго задерживался вдали от тени. Дротики света, однако, с трудом пробивались сквозь щели в руинах – среди каменных изваяний, похожих на деревья, проникая уже полосами только под полуразрушенный купол. Когда-то давно на этом месте могли жить и развиваться иные цивилизации, но что-то потеснило их, заставило уйти, сожгло некогда плодородную землю. Всё это Джил узнал из разума одного из потомков тех самых опустошителей – Кри'лы. Она единожды упомянула об этом, и аура её окрасилась скорбью и чувством вины. Когда Перворождённые едва только почувствовали свою силу, превосходство над другими, они устремились доказывать её тем, кто стоял ниже, ибо самонадеянно посчитали себя хозяевами, – эти мысли принадлежали Кри'ле, что удивило террана. Протоссы бывали мудры и жестоки (он невольно поднёс руку к горлу, ощутив, что девушка выпорхнула из его разума и не могла прочесть его мысли). Он стоял без брони, в тени широкого каменного дерева, а она, сияя, развернула запястья к солнцу, впитывая его лучи. Он замер, скрестив руки, и по-собачьи преданно смотрел на ту, которая сделала его своей забавой. Он был игрушкой, подопытным мышонком в её когтях, но его это не смущало. Нравилось, исступлённо, безумно, ведь в сердце, там, откуда прорастали роковые синие лилии, он надеялся на что-то большее. Он определённо был болен, а падающие изо рта цветы были всего лишь симптомом, предупреждением. Он всё понял в тот самый миг, когда она повернулась к нему, без золотой маски, обнажая страшные, но прекрасные фиолетовые шрамы, похожие на пятна лепестков лилий. Джил выдохнул, оторвался от нагретого камня и обратился к Кри'ле, заботясь лишь о том, чтобы его голос не сорвался. Но она услышала всё раньше, чем первое его слово слетело с уст вместе с маленьким синим цветком. Тот плавно качнулся в горячем воздухе и лёг в её раскрытую четырёхпалую руку. По узорам ладони распозлась алая человеческая кровь. Джил качнулся и вытянул руку. Заставший вопрос. Он аккуратно преодолел ментальный барьер, и ответом служило лишь молчание. Маленький человек подался вперёд, прижался к горячему тонкому телу, дрожащими руками коснулся спины. Девушка смотрела на него задумчиво и холодно-равнодушно, вкусив страсть и желание террана, обращённые к ней. А он обнимал, пытаясь оставить в памяти всё буйство ощущений: её шероховатую кожу, прикосновение её рук, её опьяняющий женский запах. Он стремился к ней всем существом, каждой клеточкой тела, и разум шептал о противоестественности, о дикости его желания уже где-то на самом дне, похороненный эмоциями и ощущениями. Кри'ла стояла, вглядываясь в покрытую розовыми облаками даль, мысленно отстранившись от сжимающего её террана. Лишь единожды она позволила себе коснуться его щеки кончиками пальцев; сознание сейчас же потребовало прекратить поддаваться чувствам низшей расы. Первобытная дикость Джила Хоуплеса, террана, обвалакивала её ауру, но она мягко отстраняла ксенофилические настроения. Так было неправильно, неестественно, непонятно. В конце концов, он отпустил её, хотя время, проведённое в слиянии, казалось вечностью. Она позволила касаться себя, закрыв глаза. Знала, что наткнувшись на непробиваемую стену её сознания, он пошкребёт немного, с надеждой и отчаянием, а затем отступит, мягко, оглядываясь назад в жадной наивности. Но сердца её отчего-то пронзило болью, уколом, когда он медленно оставил её одну под уходящим оранжевым солнцем.***
– Вершитель, вы уверены? Призма Искривления, оторвавшись от авианосца, будто бы пританцовывая в порывах ветра, развернулась в нескольких милях впереди, около заброшенных конструкций из мягкого металла. – Конечно, – Вершитель задумчиво прикрыла глаза, окунаясь в воспоминания, – Эта планета считалась безжизненной долгие циклы. Возможно, и в этом секторе прослеживается влияние Зел'нага. Зилот попытался что-то сказать, но отпрянул от резкого ментального блока. Он понял, что о чём-то Вершитель умолчала, но предпочёл не спорить. – Мы могли бы отправить группу разведчиков из Мстителей и Тёмных тамплиеров... – Я настаиваю на своём личном присутствии. Стать среди творений богов – что может сравниться с этой великой честью? Зилот согласно качнул головой и поклонился, выставив вперёд руку. – Как прикажете, Вершитель. Хмыкнув, она встала на всплывшую платформу и в ярких голубых вспышках света телепортировалась в круг энергии Призмы. Шагнула навстречу тёплому воздуху и огляделась. Планета пустынь и жара встречала Кри'лу безбрежнем морем синевы. Кроваво-красную землю устлали огромные синие лилии с лиловыми пятнами, тянущимися от центра.