Эстетика нищебродства

      Да, видимо я слегка переоценила Клопена. Сразу по окончанию брачной церемонии, дорогой супруг отправился отмечать праздник попойкой и, видимо, из алкогольного рая на грешную землю возвращаться в ближайшее время не собирается. Про меня, ещё недавно бывшую центром внимания, все моментально забыли. Может, оно и к лучшему. Я нашла себе кусок хлеба, села поближе к огню и, монотонно пережевывая, размышляла, что, собственно, делать дальше. Да, в моей жизни появилось хоть что-то новое, что не может не радовать, но за каким, спрашивается, хреном Клопен вообще согласился на это? Спасти меня от виселицы? Ага, сам так хотел повесить, а потом передумал? Ну тогда мог бы просто оставить меня в покое без всякого брака. Ерунда какая-то, блин. Может, свалить отсюда под шумок? Никто ничего не заметит. Ага, и опять в моем убогом существовании не будет ничего происходить. Может, изучить новое место жительства? Теперь-то меня никто не тронет. Я ведь как-никак королева двора Чудес.       Эта мысль заставила меня приосаниться. Эх, и все-таки мой брак таки очень выгодный. Я теперь второй человек в иерархии парижских нищих. Ещё недавно я была последней даже среди бродяг (кандидатом в жмурики), а теперь моим статусом не грех и похвастаться. Никакой «безрукий» мне теперь не страшен, ха-ха! Я встала, поправила платье и с гордо поднятой головой отправилась изучать свои владения.       Да уж, двор Чудес — это тот ещё интернационал. СССР гордился бы. Здесь можно встретить что угодно, человека любой национальности, любого цвета кожи, любой расы. Надо отдать должное аборигенам, они абсолютно лишены предрассудков. Да, обитатели двора Чудес порочные, грязные, развратные пьяницы. Да, они глупы, ограничены, но! Но им не придет в голову относиться к кому-либо свысока, они понимают, что находятся на дне общества, и потому совершенно лишены гордости, осуждения, чопорности. Да, они относятся спокойно к казням, да, они собирались и меня прикончить, но разве их вина в том, что они настолько привыкли к смертям, что это их нисколько не трогает? Клопен в определённой степени прав. Во дворе Чудес могла бы произойти незаконная казнь, но чем это отличается от законных казней? От законных повешений, пыток у позорного столба? Бродяги даже милосерднее, ведь они не мучают, не засовывают в «испанский сапог», не пытают, как судьи. Эти образованные, воспитанные, вежливые твари. Да любой, самый последний бродяга куда достойнее любого судьи. Но, признавая достоинства двора Чудес, нельзя закрывать глаза на его недостатки.       Ни о какой организованности и дисциплине даже речи не шло. Жилища представляли собой чаще всего палатки, сооружённые из подручных материалов, иногда хижины. «Жилые помещения» стояли вперемешку с торговыми прилавками, за которыми стояли какие-то индивидуумы, преимущественно еврейской наружности. Многие из этих типов делали все, чтобы привлечь внимание к себе и своему крайне убогому товару: горланили противными голосами какие-то кричалки, жонглировали. Я бы и рада что-то у них купить, но деньги, заработанные за день, у меня были конфискованы во время задержания. Кста-а-ати, надо бы поискать «безрукого» и «слепца». Пусть вернут своей королеве кровью и пóтом заработанное имущество. А торговцев все-таки жаль, все кругом бухают, на их бизнес всем плевать. И тут я потеряла челюсть. Возле одного из прилавков я заметила того самого пацаненка, который стащил мой ошейник. Мальчишка, которому от силы можно дать лет десять, сидел на земле, присосавшись к горлышку бутылки. Ну офигеть теперь! А я ещё на наше развращенное общество наговаривала. Подлетев к парню, я вырвала у него из рук бутылку.       — Ты совсем больной?! Тебе сколько лет-то? Не рано ли алкашом становишься?       — Какого дьявола… — парень отчаянно пытался сфокусировать на мне разъезжающиеся в стороны глаза.       — Все, пацан, на сегодня тебе хватит. Да и вообще тебе хватит.       Мальчишка уткнулся лбом в колени и замер. Ну и что дальше? Ну уйду я сейчас, а что в жизни пацана изменится? Найдёт себе ещё бухла, а что с ним через пару лет будет? Прогулялась, называется. Будто он один тут такой. Я села на землю (какая мерзость!) рядом с мальчиком. Посидели, помолчали.       — Эй, парень, ты живой?       В ответ прозвучало невнятное мычание.       — Как тебя зовут-то?       Пацан вдруг резко припал к земле. Да-а-а, так на вопрос «как тебя зовут?» мне ещё не отвечали. Беднягу вырвало, я отпрянула от него. Господи, я сейчас чокнусь.       — Эй, тебе очень плохо?       Да, Сандра, ещё глупее вопрос задать не могла.       — Божечки, что делать-то… — я заметалась, как белка в колесе, — может, тебе водички?       Ну да, водички, ведь аспирина у них тут нет. А вдруг парень траванулся не алкоголем, а едой местной или инфекция у него, а здесь ведь ни антибиотиков, ни активированного угля… За прилавком, возле которого скрючило парня, стоял араб и жонглировал яблоками. Он видел все, но эта картина его ни мало не тронула, я фурией налетела на него.       — Что вы стоите пень пнем, принесите воды, не видите — ребёнку плохо!       Араб поморщился, но просьбу выполнил. Парень тем временем откинулся к стене прилавка. Я протянута ему жестяную кружку с водой. Я слышала в анекдотах, что с похмелья хочется пить. Мальчик взял кружку, сделал несколько глотков. Помолчали.       — А может, уйдем отсюда? — я покосилась на ещё более омерзительно загаженную землю.       — Иди.       Он подал голос! Мама моя, он заговорил!       — А тебе не мешает…       — Что? — он смотрел на меня с искренним недоумением.       — А, ничего, — я поджала под себя ноги.       — Бутылку отдай, — потребовал парень.       — Зачем? Хочешь, чтобы все началось сначала?       — Отдай, я сказал! — голос десятилетнего мальчика звучал совсем по-взрослому. Я вернула ему пойло. Поверь, читатель, если бы ты слышал этот голос, ты бы тоже вернул. К счастью, бутылка была сразу же отставлена в сторону.       — Как тебя зовут? — как можно более дружелюбно поинтересовалась я.       — Зачем тебе моё имя?       — Ну как же. Ты моё имя знаешь, а я твоё нет.       — Я не знаю твоего имени.       — Какая у тебя слабая память, ведь ты стоял совсем рядом, когда я называла его Клопену.       — Не понимаю, о чем ты.       — Не прикидывайся, это ведь ты украл мой ошейник.       Мальчишка молнией взвился вверх, но я успела схватить его за руку.       — Ну тише, тише. Я не злюсь, я тебя простила.       Он насторожился, превратишься моментально в загнанного зверька.       — Ты не поколотишь меня?       Я рассмеялась.       — Ну что ты, посмотри на меня. Разве я могу кого-то поколотить? Кроме того, даже, если бы я и могла, я бы не стала этого делать. Ведь ты не со зла украл, тебя нужда заставила.       — Откуда ты знаешь?       — Я тебя умоляю, здесь все бедные, и все всё делают не со зла. Я все прекрасно понимаю. Присядь.       Он сел, но продолжал недоверчиво коситься на меня.       — Итак, — я улыбнулась, — давай начнём все сначала.       Я протянула ему руку.       — Я Сандра, а тебя как зовут?       Он осторожно пожал мою руку. Удивлению его не было предела.       — Жан, — ответил он.       — Вальжан? — я среагировала быстрее, чем успела подумать.       — Что?       — Нет, ничего. Прости. Ну и что ты, Жан, тут делаешь?       — Пью…       — У тебя случилось что-нибудь плохое?       Ну что я несу? Вся его жизнь это «что-то плохое».       — Нет…       Парень был растерян и совершенно сбит с толку, а я гнула свою линию.       — Сколько тебе лет?       — Десять.       — Где твои родители?       — Что тебе от меня нужно? — Жану явно надоело чувствовать себя дураком. — Чего ты привязалась ко мне? Ты шпионка? Тебя послали, чтобы схватить меня и отдать судье?       — Нет, нет, конечно. Я просто хочу помочь тебе.       — Помочь мне? Что? Я обворовал тебя, а ты хочешь помочь мне? Тебе не удастся обмануть меня, я все скажу Клопену.       А вот это уже серьёзное заявление.       — Нет! Не надо Клопену. Ладно, хорошо, я уйду. Вообще-то я новичок здесь, ничего и никого не знаю. Мне одиноко, и я просто хотела завести друга. Но, раз так, я сейчас уйду. Видишь, я ухожу.       Я действительно встала и пошла прочь. И в самом деле, чего я пристала к этому бродяге. С чего я вообще решила, что ему не нравится такая жизнь? Все своё короткое существование он вращается во всем этом. Привык уже, другого не знает. А тут я со своей медвежьей услугой.       Я продолжала задумчиво бродить среди палаток, прилавков, пьяных вдрабадан мужчин и женщин. Несколько раз наткнулась на бесстыдно совокупляющиеся или целующиеся парочки. Мерзость! Хоть бы простынкой прикрылись, что ли. Или комнату нашли, здесь же дети… Ночь все сгущалась, а мне безумно хотелось спать. Да, какая у меня в высшей степени унылая (слава Богу) брачная ночь. Интересно, в какой канаве сейчас валяется бездыханная тушка моего суженого. Но сейчас это дело десятое. Спать… Спать… Мне нужно где-то поспать. Я села и прислонилась спиной к одному из прилавков. Что ж, выбирать не приходится.       — Эй.       Я открыла глаза. Передо мной стоял Жан.       — Тебе негде ночевать?       Я устало улыбнулась.       — Ну почему негде? Я вот облюбовала себе отличный кусок земли. Сухой земли, прошу заметить. Я нахожусь в королевских условиях. Если бы меня ещё кто-нибудь прикрыл тряпкой, я бы почувствовала себя членом королевской семьи.       Жан усмехнулся.       — Ты ведь жена Клопена?       — Ну-у-у, можно и так сказать.       — Хочешь, покажу, где он живёт?       — Шутишь? Хочешь, чтобы я заявилась к нему в гости? Думаешь, он будет рад меня видеть? Я ведь бесстыжая и двуличная тварь, которая с удовольствием любуется казнями бродяг. Или как он там сказал.       — Так тебя проводить или нет?       Ну-у-у… Не хотелось бы лишний раз нарываться…       — Он до утра будет в кабаке, а утром будет спать. Там же.       — Ну раз так, он не рассердится, правда?       — Да. Но Клопен не должен знать, что это я тебя проводил. Поклянись, что не скажешь ему.       Жан угрожающе наставил на меня палец.       — Клянусь, — для убедительности я приложила правую руку к сердцу. Ну или к месту, в котором, по моему мнению, оно должно быть.       Клопен жил в палатке, которая мало чем отличалась от остальных. Ну, разве что она была побольше. Рядом с палаткой стояла телега, забитая разномастным хламом. Видимо, она тоже принадлежала королю Алтынному. Если бы было хоть чуточку посветлее, а мне чуть меньше хотелось спать, я бы наверное без малейшего стеснения полезла бы в телегу, но сейчас меня интересовала только кровать. Или какое-то подобие кровати. Жан, словно по волшебству, испарился, как только мы пришли в место назначения. Я даже не успела поблагодарить его.       Роль кровати в палатке Клопена играл ворох тряпья, но мне было пофиг. Я рухнула на него, как подстреленная, и моментально отключилась.