Эстетика нищебродства

      На мужской половине нашей своеобразной душевой уже образовалась маленькая куча мала из двух людей. И Клопен, и Жеан с безумной яростью мутузили друг друга, а Греня стоял рядом и беспомощно глядел на это зрелище, как баран на новые ворота, разведя руки в стороны и стараясь держаться в стороне, дабы не попасть под горячую руку. Меня это немного взбесило.       — Пьер, мать твою, кто должен растаскивать этих петухов? Ты или я?       — Я предпочёл бы отказаться от этой чести, но что-то подсказывает мне, что теперь-то точно не выйдет.       — Правильно тебе это что-то подсказывает. Давай, приложи усилия.       Греня покосился на Эсмеральду и попытался выполнить мою просьбу, но тщетно. Видимо, цыганку этот цирк с конями тоже достал, потому что она подобрала с земли кинутую кем-то бутылку, подошла к Жеану и со всей силы трахнула бедного школяра по голове. Бедняга обмяк и осел на землю, Грене-таки удалось скрутить Клопену руки за спиной.       — Эсмеральда!       Я бросилась проверять пульс школяра. К счастью, удар всего лишь лишил его сознания.       — Что?       Цыганка состроила на лице самое невинное выражение и отбросила бутылку.       — Пьер не сумел бы остановить их в одиночку. Я помогла ему.       Пока я беспокоилась за жизнь и здоровье Жеана, Клопен был готов разодрать его на составные части и все порывался воплотить своё желание, но Гренгуар крепко держал его.       — Клопен, будь добр, приди в себя и растолкуй, какую игрушку вы опять не поделили. Иначе отправишься в небытие вслед за своим оппонентом.       Я угрожающе взвесила в руке бутылку. Это подействовало.       — Отпусти, поэт. Я себя контролирую.       Греня повиновался, а Труйльфу с совершенно несчастным видом продефилировал к реке и уселся на бережок.       — А ну брысь отсюдова все! Знать вас всех не желаю.       Фролло-старшего не нужно было просить дважды. Подобрав тело брата, священник ретировался почти галопом. Пьер утащил сопротивляющуюся Эсмеральду, а я присела рядом с огорченным разбойником.       — Ну и какое дерьмо в этот раз совершил маленький барчук?       — Он выводит меня из всякого терпения. И святой бы взбеленился, побыв с ним пару минут. Эти братья Фролло сведут меня в могилу.       — Братья Фролло? А Клод тут каким боком?       — Этот убогий таракан… Я о младшем говорю. Так вот, этот убогий таракан собрал свою шайку и нынче ночью припер весьма неплохую добычу в табор. Перед фактом меня поставил, паршивец! Никакого уважения. Корчит из себя черти что, подкупает моих людей своими фокусами. Немощным стариком меня выставить пытается, чтобы бунт устроить. А старший, старший-то! Колледж Торши во Дворе Чудес устроил. Не без твоей, между прочим, помощи. Школа для всех желающих. Старуха рядом с ребёнком сидит, буквы на песке выводит. Где это видано?! И вся эта грамота на Мельника работает, на его авторитет! Священник ведь брат этому ироду. Не знаю, ох не знаю… Ты как хочешь, а я Мельника убью. Убью, пока он не убил меня.       Мда, проблема очевидна… Жеан не лучший лидер, чем Клопен, разве что моложе, бодрее, подкупает своей энергией. И, как обычно, выезжает за счёт брата. За счёт его гениальных мозгов и полезной общественной деятельности. Несправедливо.       — Послушай. Я понимаю твою тревогу, но считаю, что она напрасна. Вряд ли у Двора Чудес такая короткая память, чтобы они забыли твои заслуги и твой многолетний опыт и поменяли тебя на дерзкого юнца.       Клопен усмехнулся.       — Ты до сих пор не поняла? Мои люди, что дети. Они живут не умом, а чувством. Их легко подбить на опасное дело, лишь бы пафосную речь перед этим сказать. Они увлекаются, не думают и повинуются бурному потоку. Харизматичный человек овладеет их сердцами, и о моих заслугах никто и не вспомнит. Кому нужен мой опыт, когда красивые речи зажигают внутренности, словно огонь лучинку. Завтра начнутся врумалии, и я не удивлюсь, если Мельник выкинет какую-нибудь штуку. Я должен от него избавиться.       Да, разумнее всего было бы избавиться от него, но учинить расправу над подростком. Над ровесником нашей Эсмеральды! Над ребёнком почти что.       — Он брат Клода.       Помолчали.       — А Клод спас мне жизнь, и потому я должен пощадить его брата. Ты это хочешь сказать?       — Ну… Как минимум.       — Если он будет жить, я обречен.       — Его надо выкинуть из Двора Чудес.       — Это временное облегчение, он вернётся.       — Ты должен показать этим одноклеточным, что Жеан тебе и в подметки не годится. Пусть завтра будет такое крутое шоу, какое парижанам и не снилось.       — То-то и оно. Мельник превосходит меня в этом. Старость тянет ко мне свои костлявые руки.       — Ей-Богу, вы все какие-то больные на голову! Клопен, тебе тридцать три, какая нахрен старость! Клоду тридцать шесть, а его в дряхлые старики записывают все, кому не лень. И ты туда же! Тебе не сто три, чтобы на старость жаловаться. Солисту моей любимой группы тридцать пять, а он такие шоу устраивает, что сдохнуть не жалко.       Труйльфу странно посмотрел на меня.       — Солисту твоей любимой группы?       Так, что-то меня и правда не в ту степь занесло.       — Забей. Просто ты немного устал в последнее время, завтра ты размажешь его по стенке.       Лёгкое недомогание брата не способно заставить Клода отменить урок. Могу поспорить, Жеан сейчас приходит в себя в каком-нибудь укрытом месте, предположительно, в каморке Гренгуаров, куда священник заселился по настоянию своей «дочи». Фролло-старший же в свою очередь проводит очередной урок французского для всех желающих. Наконец-то за этим процессом стало приятно наблюдать! Клопена возмущал тот факт, что люди всех возрастов собираются вокруг священника для приобретения знаний, но мне кажется, что это, наоборот, сплотило обитателей Двора Чудес. Различия между возрастами, все эти субординации стирались, а люди соединялись ради творчества. Мальчишка, который помогал взрослому мужику с пропитой мордой вывести первую букву, не думал о том, что в чем-то превосходит его, а мужик в свою очередь не считал унижением такую помощь. Те, кто дольше ходил на уроки Фролло, помогали новичкам, но над всем этим царил незыблемый авторитет архидиакона. Он следил за дисциплиной, давал новый материал, проверял работу. В классе священника царило правило: ты можешь отказаться от посещения уроков, но если взялся, ходи исправно. Иначе последует наказание. Карательный орган представлял собой Клопен, чему я не могла нарадоваться. Цыган видел, что помощь Клода делает честь Жеану, но все равно помогал священнику, ибо видел, что его деятельность — благо для народа Арго. Впрочем, Клод совсем не был тираном. Мало-помалу, но он перестал относиться к своим ученикам, как к людям второго сорта, а цыгане и нищие, видя, что такой мудрый и высокопоставленный человек держит себя с ними, как с равными, стали уважать Фролло. Большого авторитета, особенно среди молодого поколения, добился Жан. Причём, совершенно невольно. Дело в том, что появление во Дворе Чудес Клода Фролло для него было сравнительно с появлением Мессии. Мальчик и священник очень быстро нашли общий язык и уже долгое время неразлучны. Жан бросил пить и воровать (сделал, наконец, то, что я так хотела) и теперь повсюду ходит за архидиаконом, впитывая каждое его слово. Жан быстро овладел грамотой и азами математики, и сейчас перешёл на изучение латыни, геометрии и алгебры, а также на азы химии. Таким образом у меня складывается впечатление, что скоро Жан превзойдет в образованности и меня, и Гренгуара.       Клод, видя такое пристальное внимание и почтение к своей персоне, а также желание учиться, старался передать Жану все свои знания и опыт. Я из любопытства наблюдала за этой парочкой и стала замечать, что уроки Жана и Клода перестали проходить на волне «учитель-ученик» и перешли на волну «отец-сын». Я умилялась, тайком подсматривая, как Клод играет с Жаном в кораблики, сидя возле огромной лужи, и попутно объясняет мальчику про архимедову силу, силу притяжения и упругости. Вообще, я нарадоваться не могла, видя, что о Жане, наконец-то, есть кому заботиться. Клод купил мальчику новую одежду, следил, чтобы тот не застудил себе ноги во время прогулки, и часто играл с ним, по возможности примешивая к игре образовательные моменты. Они читали вместе книги, проводили какие-то химические опыты и даже бегали, играя в салки! Фролло начал улыбаться! Более того, начал смеяться! Редко, правда, но это уже что-то. В общем, теперь я была уверена, что между возможностью провести время с Эсмеральдой или с Жаном, архидиакон выбрал бы последнее.       И вот перед моими глазами уже где-то полтора часа разворачивается представление под лаконичным названием «Школа», и скоро это действо будет ожидать антракт. Всё-таки, чем дольше я на это смотрю, тем больше мне хочется сравнить Клода с Христом, а его студентов с бедным и несчастным еврейским народом, который жаждет спасения. Да, сравнение топорное, но уж очень эта картина светлая и богоугодная. Наверное, именно таким Бог хотел бы видеть людей, то бишь, Своих детей. Добрыми, любящими друг друга и помогающими друг другу. Вот люди начинают медленно расходиться, а Клод, заметив меня, с улыбкой идёт навстречу.       — Доброго вам дня, мадам Труйльфу, — приветливо произносит он, — вас теперь нечасто увидишь.       — И вам, мсье Фролло. Ну, если вы меня не видите, это не значит, что меня нет.       Он смеётся. Я клянусь, смеётся!       — Как славно, что опаздывающим и прогуливающим не приходит в голову сказать мне то же самое, дабы оправдать своё раздолбайство.       — Ну подождите немного. Что-что, а фантазия у ваших учеников хорошая. Вы ещё удивитесь, насколько их отмазки могут быть правдоподобными.       К нам вприпрыжку подбежал Жан, Клод положил руку ему на голову и легонько взъерошил волосы.       — Этот мальчик разоблачит любую ложь нерадивых учеников, — с лёгкой гордостью доложил священник.       — Мы идём? — нетерпеливо спрашивает Жан.       — Разве не видишь, я разговариваю. Иди поиграй, твой мозг должен отдохнуть.       Жан моментально повинуется и исчезает так же быстро, как и появился, не забыв, однако, отвесить мне уважительный поклон.       — Да вы волшебник, мсье, — я проводила бывшего разбойника восхищенным взглядом и не сразу поняла, что почти оскорбила священника, — в хорошем смысле волшебник! Люди после общения с вами преображаются, как по волшебству. Я это имела в виду, а вообще к колдовству вы, конечно же, не причастны.       Клод усмехнулся совсем по-Клопеновски.       — Я тоже преображаюсь, как по волшебству. Эта жизнь изменила меня больше, чем все предыдущие мои годы. Знаете, я теперь чувствую, что живу не зря. Возможно, это та жизнь, для которой предназначал меня Господь, а я достиг своего места в Его мироздании и теперь счастлив. Во многом это благодаря вам. Я очень рад, что вы, угрожая моей жизни, привели меня во Двор Чудес.       — Я безумно рада за вас. И за весь Двор Чудес, которому вы так помогаете. Вы, мсье, как и я, нашли здесь семью, дом и своё место.       — Мадам Труйльфу… Сандра, я считаю вас своим другом. Если вам будет нужна помощь или поддержка, я всегда к вашим услугам. А сейчас простите, но мне надо идти.       — Да, конечно. Удачи.       Он повернулся и собрался уходить, но тут меня осенило.       — Простите, а… Что насчёт цыганки?       На лице Клода отразилось какое-то непонимание.       — А что с ней? Пусть и она будет счастлива.       Этим утром Париж сотрясся от самых верхов до основания. Все чиновники, судьи, палачи, власти тихо сидели по своим домам и не вякали, потому что сейчас наше время. Наше и порядочных парижан, которые временно становятся не совсем порядочными. Честно говоря, язычество, которым веяло от нашего праздника, заставило многих отказаться от участия в нем. Например, Клода и Жана, но лично я считаю, что событие будет нести в себе тот смысл, какой ты сам в него вложишь, а для меня этот фестиваль — просто веселье без лишних надумываний. Наше безумное, шумное шествие, пожалуй, могло бы символизировать богачей: мы яркие, красивые, привлекательные оборванцы, как и большинство богачей: привлекательные снаружи и гнилые внутри. Я так и сказала Клопену, это повеселило его. Вообще-то мы с Клопеном и Эсмеральдой произвели настоящий фурор уже одним своим появлением, ведь для всех мы были почти демонами, раз нас до сих пор не поймали. Кроме того, народное мнение связывало нас с исчезновением архидиакона Жозасского и его брата (и они были правы, что удивительно). Поэтому посмотреть наше представление собралось немерено народу. Деньги наконец-то потекли рекой, а популярность все возрастала. И стоило мне подумать, что жизнь может быть лёгкой, как случилось кое-что крайне неприятное.