Эстетика нищебродства

      Я ору, как раненый сайгак. Как стая раненых сайгаков. Как стая похищаемых злыми и мстительными горбунами сайгаков. Разумеется, мои вопли привлекли нешуточное внимание общественности, но встать на пути моего похитителя… Нет, таких суицидников не было. Разъяренный Квазимодо кого угодно мог разобрать на составные части. Даже не знаю, что мне стоит делать сначала: радоваться или огорчаться. Радоваться, что Клопена и прочих рыцарей на белых деревянных лошадках не было поблизости во время моего похищения, или огорчаться по этому же поводу. С одной стороны, было бы очень неплохо, если бы кто-то решил мне помочь, но с другой стороны, видеть рыцарские кишки на земле мне совсем не хочется. А они бы там стопудово были бы, если б кто-то сейчас сунулся к горбуну. Я почувствовала, что ещё немного, и у меня есть все шансы сорвать голос. Пожалуй, стоит поговорить с горбуном конструктивно.       — Квазимодо! Квазимодо, мать твою, отпусти меня щас же!       Горбун подлетел к Собору Парижской Богоматери и начал карабкаться по отвесной стене, цепляясь за выступы одной рукой, поскольку второй держал меня. Мои глазные яблоки медленно, но верно поползли на лоб.       — Квазимодо! Квазимодо, мать твою, держи меня крепче!       Я вцепилась в одежду горбуна и взмолилась, чтобы в планы Квазимодо не входило сбросить меня с ближайшей башни. В мозгу пульсировала одна-единственная мысль: больно ли разбиваться об землю. Боже… Я ведь приходила в ужас от одного вида страшных аттракционов на Диво-острове, а там ведь есть страховка и сохранение жизни гарантируется… Я зажмурилась. Хочу домой. Нипочем не открою глаза.       Ау! Между прочим, больно. Моя задница ощутимо шмякнулась обо что-то очень твёрдое. Хотелось бы знать, я жива или уже нет. Вдруг звонарь уже сбросил меня вниз, а я и не заметила этого. А что, это не так уж невозможно, кто знает, как чувствуют себя только что упокоившиеся люди? Может, я сейчас открою глаза, а у меня мозги на брусчатке. Ну нахрен. Я при жизни-то не была красавицей, а после такого падения… Если я мертва, пусть какие-нибудь ангелы мою душу с места происшествия уносят. Хочу сохранить о себе память, как о целом человеке. Как минимум целом. Кто-то вцепился в мои плечи и сильно тряхнул. Довольно неприятные ощущения.       — Слушай, если ты ангел… Или черт… Мне плевать, что ты за сущность, но в любом случае, ликвидируй мой труп, пожалуйста. Я имею право на то, чтобы его не видеть.       — Где хозяин?       Голос сущности очень напоминал рык. Я осторожно приоткрыла один глаз и тут же снова зажмурилась. Я уже говорила, что не переношу вида человеческих уродств? Органически. Так вот, перед моим носом маячила страшная маска Квазимодо, которую можно было бы принять за облик демона. Эта информация дала мне, по крайней мере, одно важное знание: я не умерла, мои мозги находятся не на брусчатке, а на своём законном месте — в моем черепе. Уже довольно оптимистический вывод, не находите?       — Что тебе от меня нужно, Квазимодо?       — Где хозяин?       — Не знаю.       — Врешь!!!       Крик звонаря мог бы сотрясти башню, на которой мы находились. Пожалуй, люди, которые считали его исчадьем ада, не так уж неправы. Хозяин, хозяин… Он хочет знать, где Фролло. А может, сказать? Выдать Двор Чудес… Но Фролло прикажет, и Квазимодо будет молчать. Если только сам Фролло не захочет, чтобы власти узнали о местонахождении нашего убежища. Вдруг архидиакон захочет вернуть свою власть. Ведь если священника мы ещё можем удержать, то горбуна точно не сможем. Блин.       — Скажи, где хозяин, или умрёшь!       Горбун настроен решительно, но и мы тоже не с дубу ссыпались. Ишь, че удумал, угрожать мне. А крестражей жареных ты не хочешь, ирод! Я резко открыла глаза и уставилась на звонаря.       — Если ты меня убьешь, то никогда не узнаешь, где твой хозяин. И где Эсмеральда, тоже не узнаешь. Помнишь цыганку, которая дала тебе воды?       Квазимодо опустил голову. Он явно помнил очень хорошо. Даже лучше, чем я, возможно.       — Эсмеральда… — задумчиво произнёс он, словно пробуя имя на вкус.       Ну конечно, кому нужен старый отец-хозяин, когда есть такая красавица. Не удивлюсь, если дальше он станет вымогать у меня информацию о цыганке, а не о священнике.       — Ты знаешь, где она?       Ну, я так и думала. Уже не «он», а «она».       — Знаю. Так что убивать меня совершенно не в твоих интересах.       Некоторое время Квазимодо мучительно размышлял. Судя по его напряжённому виду, такое явление, как «размышлять» не часто входит в его жизнь. Придя к какому-то неведомому мне выводу, звонарь взвалил меня на плечо, как мешок картошки, и куда-то потащил.       — Вообще-то я умею ходить сама. Интересно, Эсмеральду ты тоже таскал бы с такой элегантностью?       Горбун не отреагировал на шпильку. Возможно, его толстокожесть убережет меня от лишних травм. Меня протащили по нескольким лестничным пролетам (хорошо, что башка не билась об ступеньки) и швырнули в пустую келью. Видимо, это убежище. В тот же момент горбун испарился.       — Блеск, — прокомментировала я, оглядывая четыре пустые стены.       Звонарь не считал нужным предоставить в распоряжение какой-то левой бродяжки свои еду и постель, так что удобства здесь… Да нет их просто. Тем не менее, я уселась возле ближайшей стены и разрыдалась от перенапряжения.       Началась унылая жизнь узника, который сидит за решёткой в темнице сырой. Только орла не хватало. Хотя нет, орёл был. Слава Богу, Квазимодо хватило совести притащить мне какую-то подстилку и не маячить перед моим носом круглые сутки. Ну и кормил он меня ещё иногда, понимая, что кончина моя сводит на нет все его старания. Совсем избавиться от визитов, само собой, не получилось. Квазимодо периодически допрашивал меня, что превращалось в неплохую такую пытку, потому что он требовал смотреть на него и так страшно рычал, когда я закрывала глаза, что мне казалось, будто он сейчас окончательно выйдет из терпения и размозжит мою голову о ближайший камень. Вопрос всегда был один: «где хозяин Фролло?». Удивительно, но мои вангования на тему одержимости Квазимодо Эсмеральдой не сбылись. Горбун вроде бы не желал знать, где она. Единственное, что сделал звонарь, так это один раз спросил: «Цыганка… Скажи, она нуждается в чем-то?». Я ответила: «Нет, с ней все благополучно», и больше он тему Эсмеральды не затрагивал. Наверняка, конечно, страдал где-нибудь на уступах и в тени каменных химер, перебирал треснутую хрустальную вазу и добротный горшок, писал стихи, которые может написать только глухой, и так далее. Я об этом не особо думала, мне хватало своих проблем. Я сидела и гадала, можно ли доверять Фролло. Вроде бы все говорило о том, что можно. Я видела: священник душу вкладывает в свою новую работу, да и у него ведь теперь есть Жан. Слежки никакой за ним уже давно нет, но он не сбежал и не попытался нам навредить. Получается, все проблемы я себе надумала, и мне стоит отвести несчастного звонаря к архидиакону. Но… Допустим, просто допустим, что Фролло совсем не так невинен, как мне кажется. Вдруг все это было спланировано, дабы втереться к нам в доверие. Или, другой вариант. Сейчас архидиакон вполне искренен, но, увидев Квазимодо, может очень живо вспомнить, чего он лишился. Настоятель главного собора в Париже это вам не жук чихнул. Один Бог знает, как себя поведет Клод. Нет, я отдаю себе отчёт, что у меня, возможно, развивается шиза обыкновенная или паранойя, но, знаете, я лучше прослыву умалишенной, чем совершу ошибку, которая может стоить жизни множеству людей.       Хотя, если сказать честно, то моё сидение в Соборе на попе ровно тоже может повлечь за собой крайне неприятные последствия. Если вспомнить, чем обернулось для Парижа и особенно его дна нахождение здесь Эсмеральды, начинаешь задумываться. Вот не приведи Господь, Клопену втемяшится в голову спасать меня тем же методом, что и свою обожаемую цыганку. Ведь у Гюго он именно в этой битве и погиб. Хотя… Было бы очень обидно, если бы он даже не подумал героически брать Собор и выносить меня на руках через парадный вход, как принцессу… Так, нахрен.       Вообще-то моя теперешняя житуха не сахар, я вам скажу, ой не са-а-ахар. Нет, по меркам среднестатистического жителя Двора Чудес я живу в изобилии и Раю, но только на первый взгляд. Да, меня кормят и работать не нужно, но скучно так, что охота башкой об стены биться. Сколько я ни просила Квазю, он так и не притарабанил мне книгу. Видать, решил меня измором брать. Лучше бы меня заставляли работать, чем испытывать на себе участь узника одиночной камеры. Единственным моим развлечением было орать во всю глотку блатные песни и композиции группы «Ленинград». Что в принципе одно и тоже. И нет, я не старалась делать это красиво, как пела бы Эсмеральда свою испанскую балладу. Я именно орала и жалела, что Квазя глухой. Только это его и спасало. Держу пари, если бы он слышал в этот момент мой «нежный» голосок, он бы ещё и доплатил Клопену, чтобы тот меня обратно забрал. В отчаянии я попыталась орать в окно, привлекать внимание людей, оскорблять их и просто звать по очереди всю свою семейку. Но как Эсмеральда не могла доораться до своего Феба, так я не могла обратить на себя внимание хоть кого-то.