Эстетика нищебродства

      Впервые путешествие по ночному Парижу не вызывает во мне страха. Это могло бы превратиться в замечательный квест с препятствиями, но присутствие Квазимодо сводило на нет весь адреналин. И чудесно. Уж чего-чего, а адреналина мне хватило за все эти дни. Квазя, к слову сказать, все время тащил меня на своей спине из-за моей поврежденной ноги. Ну и из-за того, что боялся моего побега. И да, видно, Квазе просто не хватало времени, чтобы задуматься, как это я сбегу на одной ноге. И ладно, честно говоря, я, как и Жеан, была совсем даже не против такого расклада. Пакетта совсем отвыкла от движения, поэтому из-за неё нам приходилось останавливаться и отдыхать каждые десять минут, но, несмотря на такой буксир и завывания Пакетты, которые вызывали у нас с Жеаном стойкое желание треснуть её хорошенько, мы добрались до Двора Чудес примерно за два часа. Тут даже Пакетта притихла, что странно, ибо сокращение расстояния между ней и её дочерью должно быть прямо пропорционально громкости нытья. По моему мнению.       Приближался вечер, и бродяги потихоньку собирались домой после дневных «трудов». Почти все из них как-то обращали внимание на Жеана и на Квазимодо, но мы с Шантфлери не представляли для них интереса. Как-то даже обидно немного. Эй, я вообще-то тоже вроде как не пустое место. Но это мелочи. Вот бы мне сейчас как-то слезть… Звонарь резко повернул меня лицом к себе.       — Где хозяин? — отчеканил он.       Его вид просто кричал, что, если я сейчас не отвечу, он разорвет меня на две ровные половинки.       — Жеан, а Жеан? Скажи, куда ты дел своего брата? Пожалуйста, мне сейчас очень нужно это знать.       Но Жеан не успел ответить.       — Мадам Труйльфу! — голос Гренгуара нельзя было спутать с чьим-то другим, сейчас он звучал немного визгливо.       — Греня! То есть, Пьер, я так рада тебя слышать. Я бы очень хотела тебя ещё и увидеть, но у меня тут маленькая проблемка…       Квазимодо начал рычать, а Гренгуар… Кричать. Ну вот, наш отважный поэт определённо решил сделать ноги. Надеюсь, он позовет на помощь. На голову горбуна с треском опустился кирпич. Хорошо, что у Квази только две руки, и обе они были заняты мной. Фигура звонаря покачнулась и приняла горизонтальное положение. Перед тем, как мой обзор не оказался закрыт тушей звонаря, я успела увидеть поистине зверское выражение на лице поэта. В тот же момент я заржала, настолько это комично выглядело.       — Фига себе, Пьер. Ты очень изменился за лето.       Бедный Греня выронил обломок камня, утер пот со лба и принялся стаскивать с меня поверженного противника. Рядом до посинения хохотал Жеан, но Гренгуару до этого не было дела. Он помог мне подняться.       — О, мадам, вы не представляете, до чего же я счастлив! Но что это с вами? Что этот проклятый горбун сделал с вашей ногой?       — Я тоже очень рада, Пьер! Каким храбрым воином ты сделался, даже неожиданно. А нога… Это сделал не Квазимодо.       — Вы знаете, что сделало меня счастливым?       Надо же, я и не думала, что Греня так обрадуется моему возвращению.       — Эсмеральда ответила мне взаимностью!       Э-э-э, ясно.       — А теперь ещё и вы вернулись!       — Да, да. Что там Клопен?       — Идемте, я помогу вам дойти.       Я думала, что Клопен бухает. Нет, даже не так, я была уверена в том, что Клопен бухает. Я совсем даже не надеялся застать его в трезвом уме и твёрдой памяти, но произошло именно это. Король бродяг сидел, прислонившись спиной к шатру, и вырезал ножом деревянную фигурку. Он казался совершенно погруженным в свою работу, ничего больше его не интересовало. Но таким грустным я его никогда не видела.       — Мсье Труйльфу, посмотрите, кто пришёл?! — крикнул Пьер, Клопен поднял голову.       А потом опустил её обратно и снова уткнулся в свою работу. В какой-то момент мне показалось, что он сейчас метнет в меня этот нож. Я отпустила плечо Гренгуара и встала на поврежденную ногу. Было больно, но чёрт с ним.       — Иди, Пьер. Мы потом придем. Наверное. Присмотри за Квазимодо и Пакеттой. Той женщиной, которая пришла с нами.       Гренгуар понимающие кивнул и удалился. Прыгая на одной ноге, я подковыляла к Клопену. Тотальный игнор.       — Эй, это вообще произошло не по моей вине.       Никакой реакции. Я неуклюже опустилась на землю, обняла его и уткнулась ему в плечо.       Через несколько мгновений его руки оказались на моей спине. Хорошо.       На самом деле, истерика была у нас обоих. Он орал на меня, называл стоеросовой идиоткой и требовал объяснить, какого дьявола я разрешила себя похитить. Я величала его не иначе как «сукин сын» и в свою очередь заявляла, что это он хреново меня охранял и вообще он думает только о себе и совести у него ни капли. Однако, оба мы прекрасно осознавали, что все это бред и жалкий способ облегчить душу, выпустить пар. По крайней мере, целовались мы не менее страстно, чем орали друг на друга. Хах. Потом примчалась Эсмеральда и с радостным писком кинулась меня обнимать. Пришёл и Жан. Это было невероятно мило, я даже не думала, что они так соскучатся. На время я совершенно забыла об оставленных Квазимодо и Пакетте. Когда я, поддерживаемая Эсмеральдой и Клопеном, приковыляла на главную площадь Двора Чудес, там уже разыгрывалась нешуточная драма. Примерно в центре стоял Фролло-старший. Квазимодо обнимал колени архидиакона и рыдал, уткнувшись в них лицом. Клод гладил приемного сына по голове и умилялся. Да что там Клод, весь Двор Чудес умилялся! Вы знали, что бляди до крайности сентиментальны? Я убедилась в этом на своём опыте. Какое же это трогательное мгновение — воссоединение отца с сыном. Кстати, воссоединение матери с дочерью должно быть не менее трогательным. Проверим? А вон и Пакета обшаривает толпу. Я повернулась к Эсмеральде.       — Слушай, видишь вон ту женщину?       — Да, — цыганка была лаконична, как всегда.       — Подойди к ней пожалуйста и продемонстрируй свой амулет.       В тот же момент я чуть не рухнула на землю, потому что лишилась одной из своих точек опоры. Хорошо, что Клопен подхватил меня.       — Что это ты опять задумала? — подозрительно спросил он. — Держу пари, мне это не понравится.       — А что ставишь на кон? — усмехнулась я.       — Да что угодно, — цыган поддержал игру, — твои идеи всегда представляли из себя редкостное…       — Лучше молчи!       Он послушно закрыл рот.       — Так, каковы же ваши ставки? Спорим на желание, что эта идея тебе понравится?       — Ну, спорим.       Он слегка тряхнул меня, на что нога не забыла отреагировать. Вот дурак. Эсмеральда (или уже Агнесса?) и Пакетта прилипились друг к другу, как два коралловых полипа, и, судя по их рыданиям, вокруг этого коралла скоро будет море. Я посмотрела на Клопена. Конечно, он в шоке. Так-то. Теперь осталось только полюбоваться на реакцию Клодушки.       — Ты проспорил, дорогуша, — я комично скопировала тон цыгана.       — Да, похоже, что так, — неожиданно легко согласился он, — что это такое?       — Жаркие объятья. Обнимемся?       — Только если в счёт твоего желания. Что это за баба?       — Вот ещё, так легко ты от меня не отделаешься. И будь повежливее с мамой Эсмеральды.       — Мамой?! — Клопен выпучил глаза.       — Да, знаешь, это такая рожавшая женщина. В данном случае речь о маме Эсмеральды, это значит…       — Помолчи, ладно.       Он попытался оторвать меня от себя, но моя больная лапка, само собой, не дала ему отойти от меня. Тогда Труйльфу ничего не оставалось, кроме как двинуться навстречу Пакетте, таща меня подмышкой, как гладильную доску.       — Доброго дня, мадам.       — Мадемуазель, — громким шепотом поправила я, но никто не обратил внимания.       Пакетта чуть отстранила дочь и с недоверием уставилась на странного незнакомца. Подозрение к цыганам из этой женщины ничто не вытравит. А, впрочем, и не надо. Очень часто она бывает права. Повисла неловкая пауза. Эсмеральда (или всё-таки Агнесса?) продолжала любоваться матерью, и больше для неё никого не существовало.       — Я Клопен Труйльфу. Отец Эсмеральды, — представился цыган и почесал затылок.       Пакетта уставилась на Клопена, как зомби на мозги. Отпустив Эсмеральду, она подошла ближе к нему. Побледнела и непременно рухнула бы, если бы её не поддержала Эсмеральда.       — Матушка, что с вами?       Что? Не-е-ет!       — Не, не, вы не так поняли, мадемуазель Шантфлери. Это приемный отец Эсмеральды. Он её воспитал просто.       Бывшая затворница медленно-медленно двинула головой сначала влево, потом вправо.       — Нет, не приемный, — едва дыша, произнесла она.       Мы с Клопеном выпали в осадок. Причём, я чуть в прямом смысле не выпала, ибо цыган почти уронил меня.       — Не может быть, — пробормотал он.       Что за хрень?! Это просто невозможно! Гребаная Санта-Барбара… У Гюго такого не было. А ведь… В книге сказано, что прежде чем обзавестись дитем, проститутка Шантфлери возложила последние надежды на вора, которого попыталась любить. Чёрт!       — Мне было семнадцать, я был молод и глуп… — прошептал Клопен, — не может быть. Ты?! Нет, нет, нет, — он замахал руками и все-таки уронил меня, — ты не повесишь на меня своего ребёнка! Это ещё надо доказать! И вообще, ты шлюха!       Я хлопнула себя ладонью по лбу.       — Клопен, заткнись и подбери меня. И да, ты сам повесил на себя этого ребёнка шестнадцать лет назад.       Не отводя взгляда от Пакетты, цыган исполнил требование. И тут же расхохотался, как сумасшедший. Его трясло, как в лихорадке.       — Так, значит я, ахахаха, все эти года, сам… А ведь я сбежал, когда узнал, что ты беременна! АХАХАХА! Хорошая шутка, Бог. А я-то думал, у Тебя нет чувства юмора.       Клопен посмотрел в небо, продолжая смеяться. Пакетта тоже медленно задрала голову кверху. Мне показалось, что она смотрит на небосвод с каким-то укором. Словно говоря: «Я тут шестнадцать лет провела в каменной тюрьме, молилась беспрестанно, а моя дочь все это время жила со своим родным отцом? Как не стыдно так шутить?».       И тут Эсмеральда задала вопрос, который я ждала с содроганием.       — А как же священник?       Оба свежеприобретенных родителя перевели взгляд на бедную цыганку.       — Мсье, если вы не возьмете себя в руки, я вас вырублю. Обещаю! — рявкнул Гренгуар, удерживая за руки Клопена, пытающегося добраться до горла бедного архидиакона.       Перед Клодом, загораживая его своим мощным телом, маячил Квазимодо, приведенный в полную боевую готовность. Его удерживало слово. Мудрое слово хозяина, приказавшее не рыпаться. Эсмеральда с мамочкой стояли во обнимку немного в стороне и втыкали, а мы с Жеаном сидели на бочках и жевали табак. Вернее, это Жеан жевал табак, а я посвящала школяра в суть дела.       — Понимаешь, шестнадцать лет назад Клопен переспал с вон той женщиной.       — С затворницей?       — Да.       Дикий ржач то ли от табака, то ли от новой информации.       — Клопен трахнул затворницу! Чтоб я сдох!       Я отвесила школяру такую крепкую затрещину, что тот чуть не свалился с бочки.       — Заткнись, она тогда не была затворницей.       — А кем она была?       — Проституткой.       — А, так её все трахали. Ну это меняет дело.       — Перестань, это давно в прошлом. Она провела шестнадцать лет в Роландовой башне. Этого достаточно, чтобы такие шалопаи, как ты, проявляли к ней уважение.       — Чтобы я к какой-то прости…       Я схватила Жеана за ухо и скрутила его. Школяр запищал, пытаясь оттолкнуть мою руку.       — Если ещё хоть раз назовешь её проституткой, я из тебя всю душу вытрясу, понял?       — Понял, понял. Отпусти, а то и мы с тобой подеремся.       Разводить с ним конфликт не хотелось, тем более, что перед нами разворачивалось куда более увлекательное зрелище.       — Так вот, от этой связи появилась Эсмеральда. Или Агнесса, как её назвала мать. Клопен, узнав о беременности, сбежал, но кто-то из табора украл у Пакетты ребёнка.       — Безумие. А ведь её и моему братцу подсунули в качестве дочки. Молодец, — он хлопнул меня по плечу, — так обмануть братца даже мне не удавалось.       — Священник, ты гнусный лжец! — заявил более-менее притихший Труйльфу, — только я никак не могу понять, для чего тебе это было нужно?       Клод положил руку на плечо своему верному горбуну, и тот расслабился, поняв, что угроза миновала. Архидиакон подошел к Эсмеральде. Цыганка высвободилась из объятий матери и тоже приблизилась.       — Я считала вас отцом. Я полюбила вас, словно родного отца.       Фролло опустил голову.       — Прости меня. Я не имел дурных намерений. Вернее, имел, но… Недолго.       — Да ладно вам всем, — крикнула я, ибо совсем не хотелось, чтобы Клод под влиянием покаянного настроения начал выкладывать все свои эротические фантазии, — чего бы там ни хотел мсье Фролло раньше, это не имеет значения, потому что он теперь верный друг Двора Чудес и не заслуживает кары. Помоги-ка мне.       Опираясь на плечо Жеана, я подковыляла ближе к конфликтующей группе.       — Давайте забудем все разногласия? — голосом кота Леопольда предложила я. — Посмотрите, раньше Эсмеральда… или Агнесса совсем не имела семьи, а теперь у неё есть мать и целых два отца. Родной и приёмный. Правда, теперь родной и приёмный поменялись местами, но мсье Клод вон вам скажет, что от перемены мест слагаемых сумма не меняется. Что вам сейчас за дело до тех намерений, которые имел мсье Клод в день, когда пришёл сюда? Ведь все изменилось, он давно доказал свою верность.       Повисло долгое молчание. Никто мне не возражал, и это вселяло надежду. Внезапно, голос цыганки разорвал тишину:       — Так, как же мне теперь называться? Эсмеральдой или Агнессой.       — Эсмеральдой, конечно, — ответил Клопен, — ты была ею всю жизнь.       — Нет, Агнессой! — эмоционально воскликнула Пакетта. — Это имя тебе было дано при рождении, этим именем тебя крестили.       — При рождении, — фыркнул цыган, — неважно, кем ты родилась, главное, кем ты стала. А стала ты цыганкой Эсмеральдой.       — Хватит называть мою дочь своими мерзкими языческими прозвищами!       — К вашему сведению, это и моя дочь тоже! Между прочим, это я её вырастил.       — Вам напомнить, при каких обстоятельствах? — пошла в атаку Пакетта.       — Эсмеральда, давай покажем твоей матушке наш дом? — предложил Гренгуар.       — Она Агнесса! — рявкнула матушка. — А вы еще кто?       — Это мой муж, Пьер Гренгуар.       Пакетта схватилась за сердце, а цыганка вдруг снова извлекла свой амулет и с недоумением на него посмотрела.       — А ведь старая цыганка, которая меня растила, говорила, что он будет работать только, если я…       Она перевела взгляд на Пьера.       — Она ещё и замужем, — простонала Шантфлери.       Греня галантно поцеловал теще руку.       — О, мадемуазель, вы не пожалеете об этом.       Не переставая решать вопрос с именем, они удалились. До моего слуха ещё долго доносилось «Эсмеральда, Агнесса. Эсмеральда, Агнесса». Я почувствовала себя такой одинокой.       — Ну что, ребята, — Жеан обнял одной рукой Клода, другой меня, — поэту не повезло. Только-только у него наладилась супружеская жизнь, как прибыла тёща. Сандра, ты так жестока.       Он засмеялся.       — Хватит сплетничать, Жеан.       — Будет тебе, братец. Мне вот очень интересно, чего такое ты планировал провернуть во Дворе Чудес поначалу?       — Ты никогда об этом не узнаешь.       — Посмотрим, — почти шепотом ответил школяр и добавил на этот раз громко и радостно:       — А что же мы стоим? У нас такой праздник! Воссоединение счастливой семьи и ваше возвращение в родной дом. За это надо выпить.       — Я за.       Мне все ещё было грустно.       — Я не пью! — крикнул Клод, но его протестующий вопль никого не интересовал.