Виктория (Ласточка и Ворон)

По-хорошему, мне с моей скорой перспективой блистать на публике в бикини от ужинов стоило отказаться от слова «отдать врагу», но я на нервах чихать хотела на потенциальную опасность нагулять жиры и решила хоть так сублимировать половую неудовлетворенность. Я была уверена, что двинусь умом ото всего этого: вот мы такие красивые сейчас сядем ужинать наедине, зная, что нас влечет друг к другу до скрежета зубовного, но сделать с этим ничего не можем. То есть, формально еще как можем, но для перестраховки лучше, наверное, не делать — просто на всякий случай. Прежде чем отпустить Игоря на камбуз за ужином, я отпросилась переодеться. Мне действительно нужна была какая-то привычная оболочка, потому что одолженная футболка настраивала на совершенно определенный лад, а сейчас на него настраиваться было никак нельзя. И если у Игоря есть страховка в виде зелья, то я лично за себя поручиться не готова. Выслушав эти мои выкладки, он признал их здравость, спохватился «точно, зелье!», сходил к секретеру приложиться к флакону, и в следующий миг я вдруг оказалась в его объятиях, отвечая на поцелуй. Оригинально, оно в итоге действует или нет? Удивительное дело, до сегодняшнего дня я была уверена, что целоваться «с языком» — противно. Оказалось — ничего подобного; страшно представить, к чему он меня еще пристрастит. Нет, ну так нечестно, я вообще-то тоже не железная. Зелье все же действовало: когда я окончательно лишилась шансов сохранить самоконтроль и попыталась запустить руки ему под одежду, он со вздохом отстранился и предложил встретиться за ужином через десять минут. Жадно глотая воздух, неслушающимися руками я собрала платье и сапоги и на негнущихся ногах по стеночке уползла к себе. Медленно приходя в себя, я расправила одежду сушиться на стуле и перерыла шкаф в поисках подходящего антиромантического наряда для ужина, но умнее спортивных штанов и нейтральной гражданской футболки ничего не придумала. Мелькнула мысль по-быстрому воспользоваться подарком Марго, но она вдруг показалась прямо-таки кощунственной, будто я изменить задумала. Покрутив пальцем у виска, я аккуратно сложила Игореву пижамную куртку, чтобы вернуть, а свежеодолженную футболку решила пока припрятать — чтобы было в чем коротать одинокие зимние вечера, разумеется. Пижамная куртка все же больший компромат. Едва я засунула футболку под подушку, в дверь каюты постучали, и после приглашения входить появилась Леснина, все еще в бальном платье, кстати говоря. Губы у меня до сих пор горели после поцелуя; хорошо, что хотя бы успела переодеться. — Ты как-то рано ушла с бала, — констатировала она, оглядывая каюту явно в поисках улик. — Душно там, голова разболелась, профессор, — практически честно ответила я. — Ну, и еще партнер чрезвычайно удачный попался, ноги оттоптал — особо не потанцуешь. Я бы вообще после первого вальса удрала, да обещала танец профессору Каркарову еще до отъезда, а от слова отказываться некомильфо как-то. Вот нафига я ей это рассказываю? Надо с Игоря пример брать — не отвечать на поставленный вопрос сверх необходимого минимума и не оправдываться! — Послушай, Вита, — она подошла и, взяв меня за локоток, продолжила доверительно-проникновенным тоном: — Никто не имеет права принуждать тебя к чему-либо. Если профессор Каркаров переходит этические и профессиональные рамки и склоняет тебя к каким-то недопустимым действиям… Она сделала многозначительную паузу, следя за выражением моего лица, которым я старательно изображала тотальное непонимание. Нет, ну она тупая? Или глинтвейну перебрала? От нее пахло корицей, апельсинами и бадьяном, но признаков опьянения я не видела. Нет, правда, ей же русским языком объяснили, что бывает за разврат со студентами. Блин, или она догадалась про эту лазейку с моим дипломом? Леснина, дожидаясь моего ответа, начинала хмуриться. Я спохватилась; нельзя перегибать палку, я собиралась изображать кристально незамутненную, а не слабоумную персону. До полноты картины не хватало только косящих глаз и капающей слюны. Мамочки… Бедняге, небось, за Игоря стыдно: повелся на дебилку, ни мозгов, ни рожи, ни кожи! Подозрительно это, конечно. Я поспешила изобразить озарение и праведный гнев: — Нет! Вы что, считаете, что он… Что я… Да как вы можете! — шепотом заорала я, сделав глаза на пол-лица и шарахнувшись от Лесниной, как от прокаженной. — Директор никогда в жизни бы!.. Да он самый порядочный человек из всех, кого я знаю! Последнее предложение, кстати, я произнесла со всей искренностью. Ох, уж мне эта порядочность. Лучше бы он склонил меня к нехорошему по сценарию Лесниной, потом бросил и разбил мне сердце — так бы хоть ясность была. А тут сиди, жди непонятно чего. Ладно, ничего не лучше. Вдруг у нас есть шансы, вдруг все-таки что-то хорошее получится. — Ты просто наивная девочка, — печально вздохнула Леснина. — Не видишь некоторых очевидных фактов. Он взрослый опытный мужчина, ты не сможешь устоять, когда он решит добиться своего. Поверь мне, держись от него подальше, он тебя погубит, — она протянула руку и потрепала меня по щеке. Да она совсем того. Меня сейчас стошнит от этих мелодраматических фраз. И ведь до чего убедительна, чертовка! Я, может, и наивная девочка, раз верю Игорю, но ёлки-палки! Даже если я в итоге стану не первой его жертвой, об этом не узнает никто, кроме нас двоих — про других-то ничего не известно, так что их либо нет, либо дело там закончилось без проблем. Ну, а если первой… да ну блин, тоже переживу как-нибудь. — Профессор Леснина, между нами не может быть ничего, выходящего за рамки дозволенного, — я сложила руки на груди и вздернула нос. — Мне даже думать мерзко, что кто-то мог вообразить обратное! И опять истинная правда, просто рамки дозволенного — штука относительная. И мысли о фантазиях Генриетты про нас с Игорем тоже, знаете ли, далеки от приятных. Леснина еще разок горько вздохнула, сказала «береги себя, будь благоразумна» и оставила меня одну. Я где стояла — там и опустилась на пол, растянувшись на ковре. Кажется, Леснина уверилась в мой невинности, надеюсь, она не пошла выносить мозг Игорю на эту же тему. Ой-ой, а вдруг она ввалится к нему, когда он будет сервировать ужин на две персоны? Ну, нет, лично я с места не сдвинусь, пусть он знак подаст какой-нибудь, что на горизонте чисто. Едва я приняла это решение, как дверь каюты открылась, впуская Игоря. — Ты в порядке? — спросил он, с тревогой на лице падая на колени рядом со мною. — Ой, да, да, я просто опасалась идти прямо сейчас, ко мне профессор Леснина заходила, — я поспешила сесть. — А то мало ли, вдруг она в засаде сидит. — Нет, я ее встретил и отправил спать, — успокоил Игорь, поднимаясь и помогая встать мне. — Что ей надо было? — Она уверяла, что вы меня погубите, — я закатила глаза. — Непременно, — с готовностью пообещал он. — И неоднократно. Но не прямо сейчас, мы же договорились. Идем ужинать. Я сконфуженно фыркнула, взяла сверток с курткой и потопала следом за Игорем. Ужин шел исключительно невинно. Для начала Игорь извинился за то, что не удостаивает внимание наши заплывы - мол, созерцать меня, во-первых, в дезабилье и, во-вторых, в ледяной воде выше его сил. Я искренне поблагодарила за то, что все-таки не запрещает нам тренироваться. В итоге он повел разговор о моей анимагической практике и даже вручил неизвестно где добытый лист мандрагоры, посоветовав начинать после ужина: с листом нормально поесть мне не удастся, и так будет продолжаться целый месяц. Мы обсудили тонкости сотворения морфирующего заклинания, и Игорь поклялся, что в момент моего первого превращения непременно будет все контролировать. Это обнадеживало; пусть на нашем курсе никаких эксцессов и не было, но прослушанные на тематической лекции байки о том, что случалось с нерадивыми студентами, безответственно подошедшими к практике, оставили глубокое впечатление. Помимо того, что это обнадеживало, это было еще и чертовски трогательно и романтично: от мысли, что он будет рядом и поддержит меня, в груди разливалось щемящее тепло. — Так, еще тебя по окклюменции подтянуть надо, — нахмурился Игорь. — И я тебя умоляю, сделай что-нибудь с этим взглядом, мне сложно сохранять ясность мысли, когда ты так на меня смотришь. Я перестала жевать и вопросительно вытаращилась на него. — Мне себя не видно, как это я смотрю? Понятно, что смотрю я так, что все мои чувства на лбу написаны, но надо знать наверняка, чтобы было с чем работать. — Как будто ты меня съесть готова, — буркнул он. — И как будто я самый желанный мужчина во Вселенной. — Ну, вообще-то, так оно и есть, — пожала плечами я, хотя больше хотела умиленно запищать и закивать в подтверждение. — И вообще, имею полное право так смотреть. Тем более, на вас так половина выпускного курса смотрит, экая невидаль, — мне было очень сложно говорить ему об этом, однако то, что я вообще смогла вслух произнести, не проглотив язык от смущения, стоило очень многого. — Выпускной курс может смотреть, как ему в голову взбредет, мне абсолютно безразлично. Меня только один конкретный взгляд волнует, — отозвался Игорь, не сбавляя мрачности. — К твоей совести взывать бесполезно, да? Мне вот себя сдерживать приходится, и то отдельные личности замечают неладное. А если бы я на тебя смотрел, не контролируя выражение лица? Я оторвалась от созерцания тарелки и поймала его взгляд, почувствовав, как равновесие — и душевное, и физическое — куда-то разом кануло. Похоже, сейчас он как раз смотрел «не контролируя», потому что от его взгляда у меня свело солнечное сплетение. Я невольно сдвинула колени, сжав бедра до ломоты в мышцах, и на какое-то время забыла, как дышать. Не знаю, может он невольно транслировал какие-то мыслеформы, но в этом взгляде читалось совершенно неприкрытое неодолимое желание безраздельно обладать мною во всех возможных смыслах. — В общем, я буду очень признателен, если ты немного поможешь мне держать себя в руках, — как ни в чем не бывало продолжил он, выдержав паузу, чтобы убедиться, что до меня дошла вся серьезность его просьбы. Я несколько раз сморгнула, чтобы убедиться, что наваждение рассеялось, и начала восстанавливать дыхание; этот взгляд долго мне сниться будет, к гадалке не ходи. Будь у меня мозгов побольше, я, наверное, насторожилась бы, как минимум, а то и вовсе испугалась, но на маньяка Игорь вроде бы не тянул, потому тревогу я бить не стала и подтвердила свое желание сотрудничать. Ужин плавно перетек в составление плана индивидуальных занятий: окклюменция, чары аутотрансфигурации (я не могла не попросить помощи с отращиванием жабр) и анимагия. Ненадолго это по-настоящему отвлекло от опасных тем, так что даже загляни на огонек Леснина, ей бы не к чему было придраться. Ну, кроме того, что беседа в третьем часу ночи ведется. По окончании ужина Игорь с нескрываемым сожалением выгнал меня спать в мою каюту. Я еще долго не могла уснуть, в глубине души опасаясь, что на утро признание Игоря окажется всего лишь сном. Кто бы знал, как я злилась на Волдеморта! Если бы не он, я бы сейчас не ворочалась тут как неприкаянная, а полностью удовлетворенная видела бы десятый сон в объятиях любимого мужчины. Интересно, сколько я продержусь, прежде чем всерьез начну строить планы по розыску и упокоению Темного лорда? И плевать, что Игорь наверняка этим уже некоторое время занимается — одна голова хорошо… Да, у меня определенно есть симптомы развития слабоумия. Ладно, от воздержания вроде бы никто не умирал. Разве что опосредованно. Но как он на меня смотрел!.. Стоило закрыть глаза, я видела его взгляд как наяву. Надо будет Марго воспоминание показать, а то что я одна страдаю. Или не стоит… Черт, теперь, когда это касается не одной меня, нужно быть аккуратнее. Марго поймет, не станет обижаться. Эх, исходный план охмурения господина директора, не бравший в расчет всяческие нежные чувства (тем более, взаимные), был куда проще всего этого. Чтобы хоть как-то настроиться на сон, я принялась вспоминать наши поцелуи, но фантазия предательски отказывалась рисовать мне продолжение — тело желало реальных прикосновений, и совсем не в моем исполнении. Даже адская машинка никак не могла помочь мне с разрядкой, я хотела Игоря и только его. Еще и мандрагоровый листок за щекой мешался и неимоверно бесил. Вконец измучившись, я заснула в исключительно растрепанных чувствах.

***

Мое расписание сильно уплотнилось. Помимо общей учебной программы, мы с Игорем четко следовали составленному плану, встречаясь вечерами через день или два и практикуясь. На Игоря периодически что-то находило, он становился злым как черт и гонял меня просто в хвост и в гриву. Удивительно, но в освоении окклюменции это мне скорее помогало, чем наоборот. Я надеялась, что он просто так сублимирует, а вовсе не из-за Метки психует, но с расспросами не лезла; сам расскажет, если посчитает нужным. Пока в Хогвартсе были каникулы, наш преподавательский состав чихать хотел на то, что отдых и нам положен - мол, мы и так по упрощенной схеме занимаемся, так что нечего тут расслабляться. Хоть бы домой отпустили — я бы отвлеклась. Марго от меня на стенку лезть готова была. Я рассказала ей про дополнительные занятия, она восхитилась моей целеустремленностью. Про Игоря я ей сказала уклончиво - мол, все сложно, и она тактично перестала трогать эту тему, переключившись на рассказы о своем нареченном: ей удалось вступить с ним в переписку и пока что письма ее только радовали. Я ее восторги слушала в пол-уха, но тем не менее была очень рада за подругу. Новый год отпраздновали исключительно скромно, без традиционных фейерверков, снежных битв и катания с горок: велено было не шокировать аборигенов, так что мы просто поужинали в кают-компании, встретили полночь по местному времени, загадали желания, пообщались по очереди через камин с родителями и разбрелись спать. Чертов мандрагоровый лист по-настоящему отравлял жизнь, особенно в первые две недели. Вся еда и питье обрели вкус и запах мандрагорового листа, лист царапал изнутри щеки и язык, мне казалось, что у меня не рот, а одна сплошная язва. Мне снились мандрагоровые сны и кошмары. Впрочем, это все здорово отвлекало от мыслей об Игоре. Точнее, направление мыслей сменилось — я злилась, что он меня не отговорил от этой авантюры. Неожиданно мы с Флер нашли много общего: она тоже оказалась любительницей полетов и летающей живности, правда, без моего спортивного уклона. Метлы она предпочитала круизные, для неспешных полетов по сельской местности, и я не преминула поделиться с ней опытом по подбору оснастки. Она перестала включать свой режим вейлы на наших мальчиков, что позволило женской части нашей делегации смириться с ее присутствием на ныряльных тренировках. Эту часть международного сотрудничества, как мне показалось, можно было счесть продуктивной. Игорь, правда, страшно ворчал из-за совместных тренировок, мол, батонка хочет выведать мои слабости и сильные стороны, чтобы потом применить их против меня в ходе соревнования, но я решительно сказала, что мне плевать, пусть она применяет что хочет, и он вроде бы успокоился. Хогвартские Чемпионы по-прежнему не блистали своим присутствием на озере, и мы с Флер даже забеспокоились. В один прекрасный день она заявила, что выведает у Диггори подробности и, если он еще не догадался, что делать — намекнет ему. Я ее порыв полностью поддержала, даже несколько раз устраивала внеочередные показательные заплывы, стоило Поттеру или Диггори появиться на берегу. Должно же это их на мысль навести! Главное, чтобы не на мысли о том, что мы немножко долбанулись. Наконец, наступило двадцать пятое января — день, когда мне нужно было совершить анимагическую трансформацию. И наконец избавиться от чёртового мандрагорового листа. Рано утром, сразу как проснулась, я понеслась к Игорю. Мы с ним не виделись три дня — он толи куда-то уезжал, толи просто был занят. Вот будет номер, если его нет… К счастью, он уже ждал меня, и первым делом мы повторили заклинание. — Я уверен, что у тебя все получится, — Игорь достал палочку, чтобы подстраховать или помочь, если что-то пойдёт не так, сел на диван и пригласил меня приступить к действу. Я тоже достала палочку и произнесла отрепетированную формулу, делая нужные пассы. По всему телу раскатилось странное ощущение, словно кости завибрировали, а по мышцам пробежало электричество. Неожиданно каюта и все в ней резко увеличились в размерах. Я посмотрела вниз — подо мною близко-близко был ковер. Ног я не видела, зато белые перышки на грудке дали подсказку. Я повернула голову и расправила крылья — черные с белым подбоем. Неужели… — Ласточка, — в голосе Игоря разом звучала и гордость, и радость, и даже как будто что-то вроде умиления. Я затрепыхала крыльями, силясь взлететь, но смогла только подскочить на протянутую мне руку. — Тут потоков воздуха нет, на улице полет опробуешь, — улыбнулся он. Я перепорхнула ему на плечо и пощипала клювом за мочку уха, после чего защебетала, выражая дичайшее счастье. Я страстно мечтала именно об этой звероформе, но до конца сомневалась, что у меня получится! — Прекрати, — рассмеялся он, почесав ухо. — Давай, развоплощайся обратно, нужно закрепить результат. Я спланировала на пол и, с трудом вспомнив нужную последовательность действий, вернулась в человеческий вид, после чего запрыгала от восторга. Игорь призвал меня вернуться с небес на землю и велел трижды проделать перевоплощение. С каждым разом менять форму мне удавалось всё легче. — Спасибо! — выдохнула я, вернув свой облик в третий раз; точнее, в четвертый, если считать исходный раз. Хотелось кинуться к нему и задушить его в объятиях, но я держалась. — Ты сама все сделала, — развел руками Игорь. Никогда не забуду этот день. Теперь я по-настоящему смогу летать, без всяких посторонних приспособлений! И все благодаря ему. Конечно, можно считать, что это просто совпало так, но ведь он мог легко отговорить меня, мол, зачем эта анимагия, баловство только, но нет, он понял, что для меня это значит, и помог... — Вы поддерживали, — возразила я, сглотнув ком в горле. Он сидел на диване и смотрел на меня с нескрываемой нежностью. Я стояла напротив, между ним и камином; следовало отойти или сесть на другой край дивана, близость была опасной. Меня переполнял восторг, глядя на Игоря сверху вниз, я с трудом отмахивалась от навязчивых мыслей. — Ты просто задалась целью. У тебя бы все получилось и без моей помощи, — уверил он. — Ну, не знаю, — ответила я, рассеяно повернувшись к иллюминатору; нужно срочно идти на улицу и попробовать полетать, иначе я точно сорвусь. В следующую секунду я вздрогнула, ощутив прикосновение к голени. Его пальцы, обжигающие даже сквозь плотные форменные чулки, медленно заскользили вверх по ноге. Зачем, спрашивается, юбку напялила, а? Впрочем, с другой стороны, неизвестно, что хуже – плотная форменная юбка, которая закрывает колени, или довольно обтягивающие тренировочные штаны... Но не о том я сейчас думаю, неужели он отменил мораторий на близость? Или это минутная слабость? А может просто к чулку мусор какой-нибудь прилип — снимает. Не удивлюсь. Я боялась издать лишний звук, даже посмотреть на него не решалась, стоя как изваяние. Да скажи ты что-нибудь! Он молчал, видимо стараясь совладать с дыханием, которое стало реже и глубже. Как гром среди ясного неба, дверь каюты распахнулась, впуская незабвенную Леснину. Я не успела ни вздрогнуть, ни упасть в обморок, ни даже вдох сделать. — Полагаю, теперь с коленом все в порядке, — убрав палочку, Игорь невозмутимо ощупал мою коленку обеими руками. — Здравствуйте, профессор Леснина, чем обязан? — он бросил вопросительный взгляд на Генриетту, после чего повернулся обратно ко мне. — …Проверь, теперь сгибается? — он махнул рукой по направлению к центру каюты и вернул взгляд Лесниной. — Хотела узнать, не пришли ли заказанные наглядные пособия, — с едва заметной настороженностью в голосе сообщила Леснина, не сводя с нас пристального взгляда. — Рановато вы. Они будут здесь в среду, как я уже говорил, — бесстрастно сказал Игорь. — Задержек не обещали, но если что-то изменится, вы будете первой, кому я сообщу. А пока, с вашего позволения, я вернусь к занятию с Викторией, если она в порядке. Я тем временем отошла от дивана, несколько раз присела, попрыгала и кивнула. — Да, все хорошо, — «подтвердила» я. «К занятию» он вернется, блин. — Отчего же вы не отправили ее в хогвартский лазарет? — многозначительно заломила бровь Леснина. — Незачем, обычный побочный эффект трансфигурации, как по учебнику, — пожал плечами Игорь. — С этим у нас любой квалифицированный преподаватель справится. Не смею вас задерживать. Леснина едва слышно фыркнула, но ушла, закрыв за собою дверь. — Почему вы не заперли? — кое-как смогла выдавить я, сделав шаг к дивану; мне нужно срочно присесть, иначе точно упаду. — Запертая дверь только бы подтвердила ее подозрения, — повернувшись ко мне, ответил он. Сердце вновь заколотилось одновременно где-то в районе горла и под желудком. Он вдруг дотянулся до моей руки и резко потянул меня, усадив к себе на колени. — Но… А вдруг она вернется? — непроизвольно обняв его за плечи, сдавленно спросила я. — Исключено, — обронил он, возвращая ладонь на прежний маршрут по моей ноге, вторая рука крепко обнимала меня за талию, исключая любые попытки бегства, если бы мне это взбрело в голову. Когда его пальцы оказались на границе края чулка, едва касаясь моей кожи, через мое тело прошла волна судороги; я замерла, ощущая шеей его тяжелое дыхание. Не успев прийти в себя, я почувствовала, что он стягивает с меня трусы и повела бедрами, помогая ему. Нет, я не верю, он передумал? Или, наконец, прояснилось, что там с Меткой? Да плевать. Сквозь все слои одежды я чувствовала, как затвердел его член, и ощутила вдруг страшное смущение. Я плотно сдвинула ноги, но пальцы Игоря плавно переместились на внутреннюю сторону моего бедра и настойчиво прокладывали путь все выше, легко преодолевая мое не очень-то настойчивое сопротивление. Еще чуть-чуть… Я готова уже была потребовать, чтобы он не медлил, но он вдруг остановился и с хриплым стоном довольно болезненно сжал пальцы. — Останови меня, — потребовал он, уткнувшись носом мне за ухо. — Это безумие. — Что?.. — полностью дезориентировано переспросила я. — Прикажи мне прекратить. Нам нельзя сейчас этого делать, — с неподдельной мукой в голосе ответил он. Да чтоб тебя… — Перестаньте, — послушно, но совершенно без энтузиазма выполнила я его требование. — Так не пойдет, — он мотнул головой, вцепляясь в подвязку моего пояса для чулок, как в спасительную соломинку. — Как я могу заставить вас прекратить, если сама желаю ровно противоположного, а?! — воскликнула я, чувствуя подступающие слезы. До чего обидно! Это действительно безумие какое-то. Бред. — Ты — можешь, — совершенно убитым тоном отозвался он. — Представить не можешь, как я тебя хочу. — Прекратите немедленно! — собрав всю злость, рыкнула я. Он убрал руку из-под моей юбки и обнял меня так крепко, что у меня в глазах потемнело. — Спасибо. Прости меня, — пробормотал он, уткнувшись лбом мне в плечо. — Только если внятно объясните, почему мы не можем просто все уладить, раз вам не грозит магический откат за растление моей персоны, — злость вернула некоторую ясность мысли и даже дала сил на то, чтобы вывернуться из его объятий и встать на ноги; вернув белье на место и грозно нависнув над Игорем, я сложила руки на груди и требовательно на него уставилась, хотя в первый момент пережила порыв удрать куда подальше. — Это полная ерунда, насчет того, что могут какие-то следы остаться, даже простой душ все смоет. К тому же, я не девочка уже. — Главное, что не мальчик, а остальное меня не волнует, — вяло отшутился он, откидываясь на спинку дивана и растирая лицо ладонями. — Не в следах дело. Нереализованное желание — это мощный ментальный блок, сквозь который не всякий легилимент пробьется. Пока мы с тобой вот так страдаем, наши мысли находятся под очень сильной защитой. — Какие там мысли, черт вас задери, у меня последнее время только одна мысль в голове: да возьми же ты меня, наконец, сволочь бессердечная! — запальчиво бросила я, развернулась и промаршировала к дальнему краю дивана, села и обиженно уставилась в иллюминатор. Игорь вдруг расхохотался, да так, что даже диван заходил ходуном. Не поворачиваясь в его сторону, я процедила сквозь зубы «идиот», чем спровоцировала новый приступ веселья. — Ты знаешь, я правда тебя обожаю, — успокоившись, сказал он. - Что, конечно, не отменяет того, что я действительно идиот. Но прошу, не обижайся на меня окончательно. Я искуплю свою вину, клянусь. Я обреченно махнула рукой и вздохнула. Он сидел такой печальный и несчастный, что у меня сердце сжалось. Зря я, конечно, собак спустила, он тоже вроде как страдает. — Может, пойдем, прогуляемся? — сказала я как могла мягко. — Нужно же крылья опробовать. — Да, точно, — спохватился Игорь.