Расколоть на Ад

Страшнее мимолётных внеплановых экскурсий по возведённой Ловцом больнице оказывались продолжительные сюжеты, которые, словно главы книги, протягивали идею из кошмара в кошмар. Вместо того чтобы снова свалиться в замызганные коридоры, что каждый раз менялись, но сохраняли единство образа и навеваемых ощущений, Орил могла обнаружить себя привязанной к кровати, где заскучавший демон оставил её в прошлом сне. Ужас пронизывал девушку, словно спущенные стрелы, и она пыталась вырваться из пут, но проникшее под кожу одеяло сковывало надёжнее ремней на запястьях. Отодрать тело от матраца означало добровольно оставить на простыне собственные жилы и куски кожи. Каждый раз, когда пленница силилась освободиться, потеряв как можно меньше крови, боль превышала разумный порог, и Орил просыпалась. Но однажды страх превозмог иллюзорные физические мучения, которые, правда, воспринимались как весьма реальные, и девушка, роняя рубиновые капли, изворачивалась на месте, тянулась в сторону и в итоге соскользнула на пол. Кровать тут же ожила и направила к беглянке разорванные тряпки. Та откатилась от четвероногого чудовища в конец палаты, прижимая к груди кровоточившие руки. Щупальца из одеял и простыней не доставали так далеко, и кровать стала раскачиваться из стороны в сторону, чтобы подвинуть себя к двери. Орил отказалась ждать, пока той это удастся, и выскочила из комнаты. Кошмар на этом не закончился. Девушка продолжала спать, поэтому в пришедшем на смену мрачном коридоре её точно не ждало ничего хорошее. Где-то за поворотом скрипели колёса инвалидного кресла, в котором разъезжал самый гнусный и кровожадный после Ловца обитатель придуманного мира. Эта тварь давно срослась с сиденьем, но от остальных существ отличалась агрессивностью и подвижностью. Орил уже приходилось убегать от неё по кривым коридорам, вот только в этот раз порезанные ноги едва ли обеспечат ей быстроту. Опираясь о стену, хромая поплелась в противоположную скрипучему звуку сторону. Возможно, следовало делать всё наоборот: если её поймают, она быстрее «умрёт» во сне, а значит, скорее проснётся. Однако иррациональный ужас гнал девушку вперёд, к отсутствовавшему спасению. Уйти от Ловца невозможно, ведь он не какой-нибудь сосед по комнате, от дотошного присутствия которого можно избавиться на время, укрывшись одеялом, или отвернувшись к стенке. Орил всегда блуждала по бесконечным ответвлениям, забредала в тупики, бывала заглатываемой комнатами. В этот раз выход неожиданно вырос сам собой перед ослабевшей заблудившейся. Вместо миллионного невзрачного помещения за поворотом открылся зал. Голубоватые языки факелов танцевали в воздухе. После бело-серых декораций увидеть что-то настолько яркое оказалось тяжело не столько глазам, сколько стонавшей душе. Орил померещилось, что она попала в самое прекрасное место во всех существующих измерениях. Никогда ещё девушке не удавалось совместить в одном сновидении эти два мира – больную, уродливую больницу и мистический зал с уходящим в бездонную пустоту сводом. Любоваться чудом не оставалось сил, и блуждавшая просто свалилась на каменный пол, такой же замечательный и пропитанный таинством мироздания, как и каждая мельчайшая частичка вокруг. Орил уставилась в затягивавшую черноту вместо потолка и осознала, что та не пустая. В этой бесконечности плескалось столько закрытых для ограниченного сознания образов, смыслов, предложений, что образовавшийся шпиль обязан протыкать насквозь не одну Вселенную. Бывшая носительница имени Мерис не знала наверняка, ведь её разум интерпретировал сингулярность как неосвещённый свод зала. А потом и это умиротворяющее зрелище оказалось спрятано за нависшей над распластавшейся девушкой фигурой. Мужчина с огненной шевелюрой склонил голову к лицу Орил, так что их носы почти соприкасались. Он не выглядел рассерженным появлением незваной гостьи в своём священном уголке, скорее, заинтересованным. Похоже, успокаивающий свет действовал умиротворяще и на Ловца, оттого он ничего не говорил и не торопился приступать к пыткам. Лишь пронзительно смотрел, не моргая, словно изучая девушку. Сон прочно засел в памяти Орил, вытеснив даже тот значимый рычажок, на который она надавливала ради побега от болезненного существования. Возможность спасаться из кошмара в необыкновенный «тайный» уголок Ловца радовала девушку и вместе с тем поднимала ворох вопросов. Какие перспективы теперь открывались! Проникнув из одной фантазии мучителя в другую однажды, она сумеет повторить этот фокус. Снова и снова. Почему демон так спокоен в своём выдуманном мире? И ещё… *** Никто не понимал, почему одержимую увлекала покоившаяся за пределами реальности картинка. Подумаешь, что там приснилось, качали головой жрецы. Они не придавали достижениям подопечной должного значения. Как и Донал, злившийся, что его подруга заварила кашу, а теперь отмахивается от насущного и прикрывается преувеличенными важностями грёз, словно щитом. А ещё парню было очевидно, что именно Мерис ответственна за произошедшее с Пиено. Не желавшая мириться с поражением, девушка призвала на помощь скрытые в теле силы и надавила на вдовца. Да так, что тот до сих пор не мог опомниться. Физически мужчина оказался здоровым, не считая старых травм, но в нём надтреснуло нечто, неуловимое глазом смертных. Пиено выглядел опустошённым, будто из него высосали часть души. Это было не то депрессивное состояние лишившегося семьи человека. Вдовец больше не тосковал по жене и сыну, но в нём засел неведомый доселе страх, который он сам объяснить не мог. Мужчина заперся в доме и заверил жрецов, что больше никогда не выйдет за его пределы, что мир раздирает на куски, а стены защищают. Донал узрел в этих откровениях бред помешавшегося. Пиено также не подтвердил брошенных в момент пытки слов, как не признался, правда ли он виновен в гибели ребёнка и жены. Улик на руках жаждавших справедливости не оказалось, потому исстрадавшегося мужчину просто оставили в покое. Он натерпелся достаточно, и Донал даже не знал, существуют ли в мире преступления, за которые следует так расплачиваться. На его глазах целая семья была уничтожена, а её члены стёрты с лица общества физически или ментально. И каплю в раствор настаивавшегося кошмара подлила Мерис. Бывший расхититель хотел верить, что подруга в глубине раскаивалась, но замечал лишь, как та поглощена поиском «дороги в синий зал» сновидений. И сердился на безразличие больной ещё больше. Жрецы не были в восторге, когда им сообщили, что подопечная использует долю способностей демона. Из рассказов Донала Банджо и сведущий в таинствах магии Арфон выдвинули теорию, насколько могущественным должен быть гость из принципиально другого измерения, а также спрогнозировали, в какую сторону пойдёт развитие навыков Мерис, если сращение её души и демона продолжится. Парню хотелось раздражённо фыркнуть: кому сейчас нужны занимательная арифметика и гипотезы? Донал и без расчетов мог сказать, какой непобедимой оказалась бы эта тварь, не заточи её в теле девушки, ведь он своими глазами видел, как героя-полубога убило одним ленивым взмахом. Лучше бы жрецы придумали, как ограничить способности Мерис. Но мудрецы лишь разводили руками. Спокойнее всех на новость о талантах одержимой отреагировал Тамбурино, флегматично заявив, что достаточно просто не выпускать девушку из резиденции. И больше никто не пострадает. На другой половине весов засела Органа, в личной беседе с Доналом высказавшая собственные опасения. И в этот раз парень нашёл аргументы старой карги более обоснованными, хоть и не во всём готов был согласиться. - Ничего, будем просто жить дальше, словно ничего не случилось – вот так они и рассуждают, - ворчала Органа, по традиции не приглашая собеседника пройти вглубь комнаты и присесть. Иногда Доналу казалось, что она никогда не будет относиться к нему лучше, какие бы поступки он ни совершил. – Я полностью поддерживаю мнение о том, что Мерис не стоит выпускать из резиденции. Но одного этого мало. - Если бы изобрели лекарство от недуга, его бы давно применили… - Недуга! - недовольство сверкнуло в глазах старухи. – Одержимость - не недуг, глупый мальчик, а способ сосуществования. Сотрудничество двух душ. Если бы ты интересовался древностью так же, как и я, то знал бы, что в прошлом люди добровольно сплетались сущностями с демонами. Но сейчас речь не об этом, - жрица потёрла стенки фарфорового чайника подушечками пальцев, убирая пыльные дорожки. – Печально, что среди представителей нашего культа больше мужчин. Вы слишком твердолобы и не замечаете тонкостей. Я хоть и являюсь главой культа, со мной в упряжке двое мужчин, из-за чего моё мнение обычно оказывается в меньшинстве. Тамбурино чересчур мягкосердечен и ненавидит ответственность. А Банджо узко мыслит. Он полагается на изученные методы, отвергает новые пути. Из-за этих двоих культ приходит к застою, почти не развивается. Одной мне тянуть его на своём горбу непросто. Донал решил не комментировать поток самомнения старухи. Осуждать её он не торопился. Главы культа никогда не были дружными. Тамбурино и Банджо редко говорили друг о друге или Органе в беседах с посторонними, будто союзников и не существовало, а та любила промыть им косточки за спиной. Но часто эта троица, несмотря на разницу во взглядах, приходила к консенсусу. - Я предлагаю следующее, - излияние недовольства завершилось так же резко, как и началось. – Как бы жестоко это ни прозвучало, Мерис должна страдать. И чем больше страданий она испытывает, тем сложнее демону усыпить её бдительность и подчинить себе. Только через ненависть можно препятствовать дальнейшему слиянию их душ и возможному контролю со стороны демона. Но чтобы Мерис ненавидела своего… попутчика, она должна получать от него болезненные тычки. Обращать на них внимание больше, чем на спокойные моменты. - Вы предлагаете ей осознанно посвятить жизнь продлению страданий ради сохранения личности? – Донал ужаснулся предложенному. Если бы одержимым оказался он, смог бы воспротивиться ласковому забвению ради устранения боли? Ему не хватило бы храбрости, а уж требовать такое от бедной девушки... – И как этому могут поспособствовать окружающие? - Они обязаны напоминать Мерис, что та ненавидит демона. Пусть не пытается искать компромиссы с ним, это закончится трагедией. Неприязнь Мерис будет вызывать равноценный отклик со стороны чудовища в её теле, и эта взаимная ненависть не даст им связать души в узелок. - Сомневаюсь, что кто-то стал бы искать компромиссы с демоном, - очевидность данного утверждения казалась парню неоспоримой. - О, юноша, ты наивен, раз полагаешь так. Поверь, длительные кровопролитные войны даже самых упрямых склоняют к перемирию, - улыбнулась Органа. – Это факт. Рано или поздно Мерис устанет и сдастся. Нельзя этого допускать. - И вы считаете это благом? Вынуждать вашу подопечную страдать? - Благо – несовершенное понятие, что даже в одном деле по-разному воспринимается в соответствии с тем, на кого направлено, - жрица взмахнула рукой, демонстрируя, как её утомил разговор. – Я не желаю Мерис зла. Но для так называемого всеобщего блага ей предстоит потерпеть. У нас нет права на выбор, равно как и на ошибки. А ещё Мерис требовалась поддержка, твердил про себя парень, как увядающему растению – вода и удобрения. И Донал, следуя постулатам о всесильном влиянии доброты, собирался оставаться подле несчастной подруги, несмотря на то что ему не хотелось видеть гниение её сущности. *** А что же Мандолин? Предположили, что имя это – первое, пришедшее в голову изнывавшему от страданий Пиено. Воспринимать его всерьёз не следовало бы, но жрецы на всякий случай пригласили упомянутого человека в резиденцию. Орил от негодования раскидала вещи по комнате: это ж надо, позвали возможного убийцу попить чаю, заранее предупредив, что на нём лежит крохотулишный процент подозрений! Кто так делает вообще? Само собой, мужчина подготовился и своими обаятельными речами уничтожил нехорошие мысли в свой адрес. Девушку с обострившейся интуицией к нему не подпустили, опасаясь, что она вгонит Мандолина в ту же депрессию, что и Пиено. В непричастности Мандолина Донал не сомневался. И вообще не хотел ни рассуждать, ни слышать о подробностях этого дела. - Так много смертей и бед за эти месяцы. Это слишком. Нам всем надо отдохнуть, - делился он с подругой, сидя с ней на нижних ступенях винтовой лестницы. Девушка заворожено наблюдала за кружившимся акробатом, до скончания веков прибитым к наматывавшему круги пьедесталу. Мелодия шкатулки сопровождала незатейливый танец, но Орил почти не слушала её печальные треньканья. Она суммировала впечатления. Глиняный коротышка в руках чудился сущим уродцем с крыльями, которые ему забыли приделать, скорлупой-пеленой на глазах, тисовыми зубами, проглоченными шарнирами, что выпирали вместе с рёбрами. Сморгнула и заметила, что акробат улыбался, хотя до этого у него вроде не было лица. Дотронуться до фигурки Орил не сумела бы при всём желании, так как игравшая музыка защищала шкатулку невидимым полем, что впивался в кожу занозами. Новый объект, над которым ей поручено медитировать, в подмётки не годился увлекательному делу о погибшем ребёнке, и одержимая начинала соловеть от скуки, а внутри без преувеличений просыпался бес. - В темнейшие часы лучше предаваться светлым воспоминаниям, - изрёк Донал, подмигнув не смотревшей на него девушке. Такое бледное подобие себя прошлой, что даже красная льняная рубашка казалась потерявшей первоначальную насыщенность цвета. – Помнишь, как ты нашла под камнем заржавевшую цепочку и неделю не снимала её, надеясь, что это кусок древнего королевского украшения? – ответа его не удостоили. – Мерис? - Я помню, да. - Разве не смешно? Или когда я свалился с ветки в ледяную воду, а ты бросилась меня спасать. Сама чуть не утонула, но вытащила ведь! – Донал приобнял подругу за плечи, но та зашипела, будто ошпаренная. Лучше бы он не взывал к радужному детству. Орил пыталась вернуться туда мыслями, много раз пыталась, но помимо осыпавшихся корок ничего не находила. Образы сохранились, но кроме них всё покрывал тлен. Вот и сейчас, вызвав в памяти заплыв в холодной реке за тонущим дурачком, девушка почувствовала тревогу и поднимавшийся по позвоночнику мороз. По перегородке носа пополз запах гниющих водорослей, заставив закашлять, как если бы она в самом деле наглоталась воды. А тут ещё в стройной мелодии шкатулки померещился издевательский смех. - Ах ты дрянь! – Орил со злости швырнула игрушку на пол. Конец дней для акробата наступил быстрее, чем приписывалось. Одержимая уткнула лицо в ладони. - Мерис? – заволновался Донал. - Не называй меня Мерис! – девушка завалилась на бок, невзирая на упиравшие в бока края ступеней. – Почему ничего не получается? Я так не могу. Помоги мне, Донал. Голос дрожал от слёз. Парень склонился над подругой и погладил её по спине, несмело, даже с опаской. Вдруг она не может контролировать себя? Ещё и ударит. Но поддержать её он обязан, пусть и не знал, как. - Я помогу. Обязательно. Поможет сортировать книги, если пальцы ослабнут, подняться по лестнице, если ноги внезапно подкосятся. Закончит за неё предложение, когда язык не успеет правильно повернуться во рту, щелчком перед носом выведет из неприятного транса. Вот только в сверхъестественное Донал лезть не желал. Но отчего-то кошмарам полюбился их скромный уголок, а одержимая девушка была той, кого магнитом тянуло к неприятностям и странностям. Неделю спустя, услышав новость, Орил не позволила запереть себя в какой-нибудь кладовке, а выскользнула на улицу, запахнувшись в брусничного цвета шаль. Далеко идти не пришлось: у подножья лестницы, минуя приветственную табличку на несущих стальных кольях, на земле лежал подарок неизвестного ночного посетителя. Отрезанные лошадиные ноги были не особо аккуратно собраны в фигуру восьмиконечной звезды. Голова скакуна откатилась и теперь покоилась в паре шагов. Непрезентабельная картина заставляла очевидцев морщиться и отворачиваться, но Орил отчего-то сделалось смешно. Она закрыла рот ладонью, имитируя отвращение, хотя на самом деле прятала улыбку. А потом почудилось, что мёртвая лошадь посмотрела на неё, и девушку пробрало. Окровавленные конечности и голова животного являлись сущей насмешкой над беспомощностью жрецов. Появившийся за ночь знак в очередной раз не имел ментальных следов, словно не было в их отделении от тела и перемещении по городу вмешательства человека. Донал предположил, что проведённый акт – не банальная издёвка, а следующий шаг ритуала, и в тот же день нашёл доказательства. - Список резко сократился. Убийство отвергнутого родителем малыша, на девятый день после – отделение ног и головы лошади, поедание её сырого сердца… - Донал скривился. – Совпадает. Тут ещё описаны три шага. И всё это приведёт к… - Продлению жизни на один цикл, - перебила Орил, подперев подбородок рукой и лениво водя ногтём по столу. – Я давно читала эту рукопись. Похоже на излияния каких-то язычников, которые верят в любые басни. Сомневаюсь, что хотя бы один из описанных ритуалов когда-либо приносил ожидаемых результатов. - Но неизвестный верит им, раз выполняет пункт за пунктом. И следующий шаг – воскрешение утопленника. Девушка неопределённо повела плечами, выражая безразличие. Пусть хоть днём и ночью охраняют то заросшее болотце за воротами селения, её всё равно не пустят посмотреть на потуги этих глупцов. - Меня больше волнует вопрос, почему сейчас? – протянула девушка. – Почему не пять лет назад, не в прошлом году, не через декаду? - Какая разница? Не было подходящих инструментов, книг, знаний? Едва ли это указывает на что-то, - предположил Донал, бережно перелистывая пожелтевшие страницы рукописи. - Или союзников. Парень вздохнул и покачал головой. Вызванный выходкой неизвестного резонанс вынудил жрецов переосмыслить своё бездействие. Проблема не решилась, и все понимали это ещё после закрытия дела с гибелью сына Пиено и Виолин, ведь отправивший убийственное послание человек не пришёл с повинным. Однако мудрейшие никогда не называли смерть малыша убийством, в их устах трагедия звучала просто «ужасающей семейной драмой». И вот теперь жрецы зашевелили телесами, так как отмахиваться от разбросанных тут и там намёков становилось нелепым. К сожалению для Донала, Банджо вдруг стукнуло в голову задействовать все возможные силы для изучения каждого уголка в городе на наличие запрещённой магии. В том числе и одержимую девушку. Очевидно, интуицию Мерис они ценили больше, чем опасались её срывов. Органе идея не пришлась по вкусу, а вот Тамбурино сразу же встал на сторону товарища, и старуха опять осталась в меньшинстве. Бывшего расхитителя подобный расклад также не устраивал, однако он вместо претензий подстроился под ситуацию и вызвался приглядывать за подругой. Как и всегда. Банджо выразил сомнения, но в конечном итоге уступил. Главным условием стало беспрекословное следование руководству провожатого и запрет на применение способностей против людей. Девушка не возражала, лишь посетовала, что ей не позволили наведаться в гости к Мандолину. Опасались, что она вновь сорвётся, как и в доме Пиено. Донал тоже страшился этого, а посему на упорные уговоры подруги мельком забежать к мужчине напускал суровый вид и упрямо мотал головой. Да так старался, что шея заныла. Орил быстро осточертело слоняться по закоулкам и ближайшим трущобам, сосредоточенно пялиться на кусты или в землю, как будто глазение могло помочь почувствовать что-либо. Она не знала, что конкретно от неё пытались добиться жрецы. Её подозрениям в адрес Пиено, рождённым из острой интуиции Ловца (или его покалеченного восприятия мира, что тоже справедливо), они не доверяли. Но при этом всё равно требовали, чтобы девушка бродила по городу в сопровождении верного поводыря и что-то там высматривала внутренним взором. Зато в единственное место, куда её действительно тянуло, не пускали. Ну и глупость! Люди так нелогичны, пульсировала в висках плаксивая мысль. Отрицают правдивое, запускают до финальной стадии, а потом судорожно исправляют. И даже тогда продолжают делать всё наперекор разуму. Орил осознавала, что жрецам попусту страшно, вот они и хватаются за любую соломинку… но при этом отшвыривают в сторону брёвна, ведь те напоминают о собственных ошибках или мешают выплетать им одним ведомые иллюзии. А что в итоге? Захлебнутся все разом, когда соломы окажется не достаточно для того, чтобы выплыть из пучины. Донал «выгуливал» подругу не только в безлюдные точки. Они заходили к ремесленникам, безработным старожилам города, парочке лавочников и бакалейщице. Орил многое узрела в их домах, рабочих комнатах и душах, чего раньше не замечала, но ничто из этого не подводило к тайне ритуала. - Иже что я знал бы о коняхе или детятки праведной семьи, сказал бы сразу. А покамест нечего докладывать то, - пожимал плечами кожевник, и девушка уловила в воздухе смердящий трепет перед недосягаемым и возвышенным. Присмотрелась и увидела цепочку на шее, а также брошь с символом одного из богов. Приверженец религии, причём заядлый. Такой убоится бога, а греха не совершит. - Да лошадь-то у соседа моего пропала, Казу, да только не верю, что он сам коняшку прирезал. Ох, не верю, - рассказывала сердобольная торговка мясом, прозванная кутафьей за обмотанные вокруг тела свёртки. Орил обратила внимание, как послушна и обходительна женщина вела себя с мужем, и ей привиделось мимолётная сцена, в которой мужчина бьёт жену. - Погодите-ка, слыхал я нечто такое… - старичок у дороги закинул ногу в дырявом башмаке на тощую коленку и поманил к себе. – Да, слухи ходили… И лошадь ржала давеча, слышал я, слышал. Да вы присядьте, друзья, присядьте рядом со старым пройдохой и послушайте его истории. Орил потянула Донала за собой, оставляя скучавшего выдумщика сетовать на отсутствие собеседников. Такой что угодно придумает, лишь бы его не бросали наедине с пожирающим одиночеством. - Чувствуешь что-нибудь? – в сотый раз спрашивал парень. - Да. Ветер в волосах! – бросила подруга кисло. – А ещё замечаю, как в траве копошатся мыльные тени. В окружении толпы качает из стороны в сторону, а когда кто-то пялится, не отрываясь, мне в затылок словно вбивают раскалённые гвозди. Прямо вот сюда! - Извини. Я понимаю, ты хочешь сказать, что вымоталась и нам пора возвращаться. - Нет! Я хочу сказать, что всё бесполезно, пока мы не навестим Мандолина, - дивясь недогадливости спутника, воскликнула Орил. Донал насупился. Теперь ему больше нравилось, когда девушка размышляла над эфемерностью сновидений и тайных знаках в них. Подарок в виде порезанной лошади снова возбудил в ней интерес к делу. Парень догадывался, что рано или поздно Мерис обманет его и отправится к Мандолину сама, и поэтому не спускал с лукавки глаз. Однако Доналу и самого начинало мутить от бесполезного топтания. Ему не хотелось решать загадки, а вот убежать подальше от опостылевшей магии, презренных ритуалов и мерзотных убийств – да. Парень уже мечтал вернуться к вылазкам в катакомбы, где всё привычно и понятно. А его заставляли копаться в материи, в которой он не разбирался. Ещё бывшего расхитителя удерживало обещание поддерживать Мерис, но не будет же он привязан к ней каждую минуту каждого дня? Это пока он ходит с ней под ручку, покуда нет заданий в катакомбах, а потом придётся оставлять её на пару суток или недель. Как и раньше… Разрываясь между мудрыми наказами жрецов и собственной жаждой забить кол в основы этой «работы», Донал в итоге поддался уговорам подруги. Всё равно она исполнит задуманное, с ним или без. Если Мандолин пожалуется жрецам, парня не похвалят. Но в этом был и плюс. Может, тогда эти упрямцы, наконец, поймут, что на него нельзя положиться, и отпустят «ползать по грязным пещерам», как порой выражались непросвещённые люди? *** Как только двухэтажный каменный дом, чьи стены были причудливо облеплены мхом, вырос перед парочкой, Орил вспомнила, что уже приходила сюда. И деревянная фигурка петуха на подножке оказалась знакомой. Это означало, что и хозяина девушка встречала хотя бы раз в жизни. Образ тучного мужчины не заставил долго ждать и выпрыгнул из глубин памяти. А вместе с обликом – и все факты про него. Мандолин являлся бывшим жрецом. Он ушёл из культа по доброй воле, без ругани и скандалов. Содержали его родственники, пересылавшие деньги из других городов, и также он не брезговал брать монетку за оказанную помощь жителям города. Мужчина перенял знания собратьев и отлично разбирался в магии, религии и просто хорошо – в алхимии. Книжные полки его дома забивала различная литература, в том числе редкие экземпляры по ведунству и колдовству, парочка бестиариев и даже знаменитая Книга Символов – фолиант с непереводимыми письмена и сюрреалистичными иллюстрациями, что толмачи и учёные всего мира пытались перевести уже которое столетие. Мандолина считали разносторонней личностью с множеством увлечений. Он принимал активное участие в деятельности города, но также следил за внешними новостями, уезжал в гости к именитым поэтам и художникам. Кто-то судачил, что бывший жрец водил дружбу с важными политическими шишками. Мужчина стоял на пороге старости – в текущем году должно исполниться пятьдесят четыре года. Он всегда был обходителен с Мерис. Хотя Мандолин ушёл из культа, когда девочке едва исполнилось пять, он её помнил и во время посещений библиотеки приносил подарки. Сначала сладости, а потом, когда вкусы Мерис изменились, ими стали книги. С бывшим последователем культа жила девушка – сначала просто служанка, впоследствии – одарённая ученица. Многие в селении завидовали ей, однако на просьбы организовать частный кружок мужчина отвечал отказом. Вот и все знания, что наскребла Орил. Она заперла предвзятость под замок. Ей не хотелось портить восприятие ни тёплым отношением в прошлом, ни тем фактом, что Пиено назвал имя Мандолина. Пускай поверхность пруда остаётся ровной, и если рябь побежит, то только от дальнейшего, а не минувшего. Пока парочка ждала ответа возле двери, девушка разглядывала мох на стене. Его казалось так много, словно это опухоли на органах. Зелёная поверхность, мерещилось, шевелила ворсинками, как жвалами, жевала воздух, мечтая разрастись ещё больше. Слишком много ползучей гадости ей видится в последний месяц, невесело подумала Орил. У Ловца новый фетиш, что ли? Запахнутый в бежевый халат, хозяин напоминал обёрнутую лавашем свинью. К мясистому лицу приклеилась вежливая улыбка, в умных глазах же читалось любопытство. Узловатыми пальцами Мандолин поманил гостей из прихожей в гостиную. - Я ожидал вашего прихода. - Ожидали? – Орил бросила на Донала испепеляющий взгляд. Тот пожал плечами. Парень удивился не меньше подруги, ведь он отчётливо слышал, как жрецы велели не водить Мерис к Мандолину. А тут получается, они догадывались, что подчинённый нарушит их приказ. Вот и доверие! Хотя как он мог злиться на них, ведь в итоге Донал поступил так, как они и предсказывали. - Располагайтесь. Я сейчас распоряжусь, чтобы подали закуски, - Мандолин сгрёб в охапку бумаги со стола и засеменил к лестнице. Полы махрового халата лезли под ступни. – Туба, спускайся уже! Сколько можно спать, ленивая девчонка? - Так вот как её звали, - вспомнила Орил имя девушки, бывшей всего на три года старше её. В гостиной веяло благовониями. Фиалка и ещё какой-то аромат, не знакомый одержимой. Но самым удивительным было то, что цветы пахли, как им и подобает – цветами! Не гнилью, не скисшим молоком, не лежащей под солнцем недельной рыбой… Не заметила Орил и кувыркавшихся по складкам реальности кошмаров. Вероятно, запахи отпугивали нездоровые видения. У девушки начала побаливать голова, но ощущение оказалось не страшнее того, что она испытывала ежечасно. - Смотри, это оберег? – Донал поднёс к подруге обруч, оплетённый переливавшейся пряжей, что складывалась в центре в замысловатый узор. Больше напоминало макраме, но парень оказался прав. У Орил заслезились глаза, пока изучала узелок за узелком. - Да. Для отпугивания бесов, - одержимая потёрла нижние веки. – Ловцу не нравится. Жаль, что библиотека располагается на верхнем этаже. - Хочешь сравнить его коллекцию со своей? Орил не стала сообщать другу, что он сморозил глупость. На самом деле ей не терпелось пролистать пару томиков и найти в одном из них вырезанные буквы и слова. Хотя даже если Мандолин и прислал Виолин письмо с убийственной правдой, он не оставил бы таких веских улик. Страницы легко горят. - Тут всё слишком вылизано, - полушёпотом сообщила девушка. – Я предупреждала, что осведомлять главного подозреваемого о визите – дурная привычка. Донал промямлил, что никакой мужчине не подозреваемый. Его тяготила мысль, что они зря тратили время – своё и хозяина. Главной ошибкой жрецов была и оставалась попытка решить всё собственными силами. Общение с духами, призывы, воззвание к магии – хорошие методы, наверное, но, может, уже пора послать за помощью к тем, кто лучше разбирается в кровавых преступлениях и запретных обрядах? Пригласить другого героя, в конце концов. Они, само собой, на каждом углу не сидят, но мир знавал тройку-другую внушающих имён. Так парень и рассуждал, пока мерил гостиную шагами. Его подруга тем временем нашла ещё несколько оберегов. Ей было тяжело сохранять зрительный контакт с этими затейливыми побрякушками, что уж говорить о прикосновениях. Неопрятный, но всё же подразумеваемый треугольник, вершинами которого являлись плетёные вещицы, создавал вокруг себя что-то вроде концентрированного поля. Встав в предполагаемый центр фигуры, Орил ощутила, как смазывается картинка, а в сознании начинается кавардак. Едва ли обереги, слабая форма защиты от тёмной силы, что-то сделают настоящему демону. Скорее, они реагировали на саму девушку, которая, приобретя на ментальном уровне схожие черты с чудовищем, оставалась просто хрупким человеком. Орил вышла из треугольника и встала возле столика. И вот тогда на неё нахлынуло. На потревоженное магией оберегов сознание обрушилась едкая лавина. Скоротечные картинки, обрывочные сценки, среди которых – одна самая яркая и гнетущая. Мужчина с обрюзгшими складками на теле тянет потные руки к уворачивавшейся девушке с коротко остриженными тёмно-русыми волосами. Одним движением Мандолин срывает с тонкой талии помощницы ремень, а затем толкает её к столику. А затем седлает, как кобылу, обездвиженную жертву, прижатую к поверхности его весом, перебирает пухлыми пальцами в волосах, ласкает оголённые плечи. А затем под предлогом повышения в должности грубо имеет Тубу на том же столе. Тошнота стремительно подступила к горлу, и Орил не успела остановить побег из желудка. Сложившись пополам, она опорожнила его в том же месте, где стояла. Встревоженный Донал бросился к ней и придержал за плечи. - Опять демон? Это он тебя мучает? Он подал подруге носовой платок. Вытерев рот и ладони, девушка испуганно оглянулась на стол. Она чувствовала себя неважно. И главное коварство в показанном отрывке заключалось в том, что Орил не сказала бы наверняка, был этот кусок чужой тайны реальным или лишь очередной пакостью Ловца. Скорее, второе, но, даже понимая это, вытерпевшей омерзительное зрелище хотелось унести ноги. - Думаю, мы откажемся от угощения, - угадал её настрой Донал. Девушка плохо выглядела, и столь резкое ухудшение не внушало оптимизма. Парень поклялся про себя, что тотчас же уведёт её домой. А тут как раз хозяин дома спустился со второго этажа. Мандолин смешно семенил навстречу, напоминая разбухшего слизняка, за которым волочится длинный хвост. Разве что липкие разводы не оставлял за собой. Донал объяснил вылезшую проблему и принёс глубочайшие извинения за беспорядок в гостиной. Мужчина отнёсся вроде как с пониманием и даже потрепал Орил по плечу. Глядя на его жирное лицо, одержимая не могла выкинуть из головы наполненное грязью и похотью видение, и её вновь замутило. А тут ещё на верхних ступенях она заметила девушку с короткими волосами. - Представляю, как подозрительно выглядел наш пятиминутный визит, - когда они миновали неокрашенную калитку, произнёс Донал. - Плевать. Пусть понервничает, думая, что во время его отсутствия мы могли что-нибудь найти в гостиной, - вымолвила Орил, отстраняясь. – Я могу идти сама, спасибо. У меня предложение. Решительность на лице позеленевшей подруги скорее насторожила парня, нежели обрадовала. Какие глупости она опять задумала, ему и представлять не хотелось. Долго гадать не пришлось. - Раз он был таким готовым к нашему приходу, навестим его в самое непредсказуемое для гостей время – ночью. Точнее, я навещу, а ты можешь попробовать меня остановить с риском для нашей дружбы, либо… Договаривать не было необходимости.