Глава 3. Что, если кабинет директора действительно сближает?
12 ноября 2016 г. в 11:45
В среду случился завораживающий, буквально гипнотизирующий град. Или, быть может, неспроста эта мысль закралась мне в голову именно на химии… Мы разбирали хиральность, причем уже не первый урок, однако в моей голове возникали лишь ассоциации со смешным названием, ни намека на понимание темы.
Внезапно мой телефон напомнил о своем существовании едва слышным жужжанием. СМС от незнакомого абонента:
Прогуляемся, Арти?
Что же сделает здравомыслящий человек в эдакой ситуации? Возможно, спросит имя адресанта? Или, может, уточнит место встречи?
— Инна Владимировна, можно выйти?
Мне было все равно как, но наметившаяся возможность сбежать с химии уже жгла мне виски своей преступной привлекательностью. Я планировал выбраться из здания школы, обойти его вокруг и, даже не обнаружив своего призрачного собеседника, постоять на улице какое-то время и насладиться минутами непогожего покоя.
— Ну пожалуйста, Инна Владимировна, мне очень надо…
Выйдя в коридор и уже мысленно потирая ладоши, я заметил Машу. Она буквально искрила хитрой улыбкой.
— Постой, так это ты меня выманивала?
— Ага. У меня есть немного чипсов и две сосиски. Как ты смотришь на то, чтобы съесть их в пришкольной беседке?
— Бр-р, там же холодно…
Пару мгновений до этого, рисуя ботинком на полу в классе химии (химильня, как мы с Тимоном его прозвали), я даже не допускал, что могу замерзнуть.
— Так-то оно так, но где нам еще представится возможность схавать сосиски? Так, чтобы ни одна голодная морда не позарилась, — Машка взглянула на меня с потаенной надеждой.
— Помнишь ту невостребованную обитель техничек, куда мы заныкали Тимона, пьяного в стельку?
— Да ты шутишь? Там же воняет хлоркой, и даже тараканы дохнут за пару метров от этого рассадника половых тряпок!
— А теперь будет вонять сосисками! — я вложил в эту фразу столько выражения, сколько вообще мог придать своему голосу, и, довольный своим остроумием, пустился навстречу неприятностям.
Машка еще с минуту стояла неподвижно, очевидно, прикидывая, кто из нас двоих идиот в большей степени. Затем она глубоко вздохнула, тряхнула портфелем с припасами и затрусила следом.
Сосисочный дух я почуял еще до того, как моя подруга раскрыла портфель. Я, можно сказать, прочувствовал нутром, как обертка зашуршала среди учебников.
Мы восседали на ведрах в достаточно тесной каморке, рассеивая темноту и неловкость молчания свечением экранов сотовых телефонов. Надо все же отдать Маше должное. Мне ни за что не пришла бы в голову мысль променять химию на сосиски… Кстати говоря, я так и не учуял запаха хлорки, которым меня запугивали всю дорогу.
— Послушай, откуда у тебя мой номер?
— Спросила у Тимона. Вчера мы ампутировали его ирокез и замутили новую прическу. Я сама красила. Вы уже виделись сегодня?
Значит, его обкорнали и раскрасили… Надо будет взглянуть на этого выхухоля.
— Нет, он должен мне денег. Пока еще шкерится. Ничего, выползет или я сам его отыщу.
Пока Машка выуживала чипсы и удерживала мою руку, то и дело посягавшую на уже приготовленные сосиски, воцарилось интригующее молчание. Интересно, это соответствует ее представлениям о романтике?
Я разглядывал ее фигуру в полумраке, позволяя воображению дорисовать то, что скрывала ползучая тьма.
Когда дело почти дошло до непосредственной трапезы, в мою голодную (читайте: «голодную до приключений») голову взбрела чумная мысль:
— Давай пожарим их?
— Тебя родители часто роняли, Арти?
— Чего? Да я и сам себя роняю. По сей день. Между прочим, я очень самостоятельный.
— …
— Да брось, я уже делал нечто подобное. Возьмем побольше бумаги, готов пожертвовать свою тетрадь по тригонометрии, уложим ее вон в то ведро. А дальше дело за огоньком.
Если кому интересно, ведро было железное.
— Если что-то пойдет не так, можешь не сомневаться, я первая сбегу отсюда, — ее глаза пылали от негодования, но где-то в самой глубине их, на уровне сетчатки, поблескивало любопытство.
Я попытался легко и ловко развести огонь, чтобы произвести на Машу благоприятное впечатление и, в конце концов, немного успокоить ее, но не тут-то было. Я чуть не поджег упаковку с чипсами, которая выпорхнула откуда-то сверху, ну, совсем уж неожиданно. К счастью, в итоге пламя разгорелось вполне благополучно (если так вообще можно сказать в сложившейся ситуации). Мы смогли пожарить сосиски и немного согреть руки у огня. Дверь кладовой пришлось приоткрыть, чтобы дымок выходил наружу, следуя в пустующий, забытый всеми коридор. Петляющая струйка дыма, напоминавшая скорее сигаретный след в воздухе, воровато сворачивала к форточке, освежавшей коридор младшего крыла.
Ничто не могло предвещать несчастья.
— Давай же, признай, что это была неплохая идея. Так ведь вкуснее?
— Это опасно, — Маша медленно уплетала сосиску и закусывала ее чипсами, на вид она была совершенно довольна. — В следующий раз я возьму кетчуп.
Честно говоря, я уж не припомню, сколько мы там просидели. Я изредка подбрасывал в ведро бумаги, чтобы тусклый янтарный огонек продолжал жить вместе с нашей беседой. Мне даже стало казаться, что пламя разгоралось ярче, когда Машка смеялась. Наверное, я просто угорел.
Мы совсем расслабились и даже раскрыли дверь чулана нараспашку, когда вдруг в коридоре родился необычный шорох. Я поспешил затушить огонек, но на этот раз время отказалось играть мне на пользу.
Женщина в синей форме стояла на пороге туалета, деловито сотрясая ведром. Похоже, наглость, которую она наблюдала в тот день и час, доселе казалась ей неосуществимой. Технички — народ недобрый. А вот в таких вот ситуациях их можно ненароком принять за слуг Сатаны.
Залитые тусклым дневным светом покои директора угрюмо дожидались родителей начинающих преступников, в число которых грубо втолкали и нас с Машей. Стоит заметить, что людей в кабинете и без того было много. Одним словом, гора работы…
Шестиклассник со сломанным носом и женскими стрингами, натянутыми на голову, сосредоточенно жевал что-то. Взъерошенный паренек постарше со зрачками, расширившимися настолько, что те заглотили хрусталики, нервно поглядывал на директора и потряхивал ступнями…
Маша плакала навзрыд. Я обнял ее за плечи и осторожно поглаживал по спине. И все-таки это было неестественное поведение для «личной директорской тюряги».
— У тебя ж это нечасто? Не думаю, что накажут сильно.
Внезапно она решила, мол, пора бы завязывать с нытьем, и резко прекратила плакать, хотя сорванное дыхание еще долго давало о себе знать, а особо жгучие слезы время от времени стекали по щекам.
Заплаканное лицо девушки погрузилось во всеобъемлющее исступление. Я задумался: «Почему бы и нет?» — и поцеловал ее.
Кажется, она двинула бы мне в челюсть, если б не скверный скрипучий голос, нарисовавшийся за спиной:
— Как трогательно, Позднышев! Но лучше б ты так же любил химию.
Эта старая улитка не преминула выползти из своей химильни, чтобы лишний раз засвидетельствовать мою безалаберность.
Поникшая и усталая мама, казалось, не слушала болтовни директора и некоторых учителей, пришедших судить меня. Она просто смотрела перед собой, перетирая слезы и горсти разочарования где-то в глубине души. Наверное, она бы хотела гордиться мной… вместо того чтобы ежиться в холодном кабинете под тяжестью выговоров. Пьянство и вандализм. Побеги с уроков и оскорбление школьного персонала. В виде слов эти деяния кажутся куда страшнее, чем при непосредственном их свершении. Думаю, хотя бы один преступник на суде подумал так же.
Маша уже давно отправилась домой в сопровождении своего отца. Напоследок она бросила мне сочувственный взгляд. Возможно, она догадывалась, что на этот раз речь пойдет о моем отстранении от уроков.
Я не знал, что и думать. Мое психическое состояние скакало, словно брызги масла на раскаленной сковородке, от тревожного и перепуганного до беспечного и будто опьяненного юностью.
Александр Константинович юрко проскользнул в комнату и присоединился к дискуссии.
Такого поворота событий не ожидал никто. Именно учитель биологии, с которым я переживал тяжелые отношения, вступился за мою повинную шкуру. Он бросался пустыми и напыщенными фразами вроде «способного, но ленивого ученика», «полезного социального субъекта» (что бы это ни значило), но особый упор сделал на контрольную работу, которую я должен был написать на следующий день…
Контрольная, му-ха-ха!
Ну конечно, как про нее можно забыть?