Я всё ещё люблю...

В главном саду веселье в самом разгаре, и казалось бы, нет никаких причин для грусти, но мне душно среди этих людей. Я тайком, незаметно для всех ухожу в самый дальний уголок сада. Немного вдохнув горячего воздуха, я сажусь на белоснежное кресло и поднимаю голову к небу. Такое темное. Только луна освещает его, даря всем нам маленькую надежду на то, что новый день, который наступит через несколько часов, принесёт улыбку и свет. Я задыхаюсь. Откуда же столько боли? Сколько вообще может выдержать человеческое сердце? В один миг, кажется, что вот, счастье близко и нет причин для грусти, а в другой, что ты рассыпаешься на мелкие осколки. Я смотрю в тёмное небо и еле-еле шепчу, надеясь, что мои слова будут услышаны: – Аллах, сколько ещё мне нужно пройти? Сердце учащает свой бег, когда я чувствую на себе его пронзительный взгляд с другого конца сада. POV (повествование) Барыш: Вот она. Та самая. Рукой дотронуться, но душой не прикоснуться. Она больше не подпустит к себе. Отдёрнет руку, когда я к ней захочу прикоснуться и спрячет глаза, когда я захочу в них посмотреть. Я никогда не смогу забыть те дни, когда мы жили в «нашем домике» с озером. Нас в буквальном смысле закрыли вместе, чтобы получить ещё большую «химию». Она смотрела на меня так наивно, по-детски, полными любви глазами, что казалось время, останавливалось, дабы я мог насладиться этими мгновениями. Хлопала своими огромными ресницами, когда на съёмках что-то случайно проваливала и заливалась таким громким смехом… Весь коллектив полюбил её за то, что она умела разрядить обстановку. Эльчин была глотком воздуха. Ни в одной женщине я не встречал такой энергетики. Я с самого начала говорил, что она подруга для моей души. Когда она покинула Стамбул, всё изменилось. Я послал к чёрту стабильность, которую ранее предпочёл ей, понял, что больше не смогу увидеть её на «нашем месте», что больше не услышу этот заразительный смех и не скорчюсь от одной из шуток, отпущенной в мой адрес. Мы встретились сегодня, спустя два года. Стоя там, на кухне, увлечённый своими делами, я услышал чьи-то шаги. В груди что-то защемило. Да, мы начали друг друга чувствовать с самого первого дня нашего знакомства. Эльчин как-то сказала мне во время одной из прогулок по Хьюстону: «Если ты улыбнёшься, то я тоже улыбнусь. И совсем неважно увидишь ли ты мою улыбку или я твою, Барыш. Ведь важно не то, что мы видим. Куда важнее то, что мы чувствуем. Не так ли?» Все два года я провёл в смятениях, на душе был какой-то неведомый мне груз. Так может это от того, что её чувства были такими же? Не знаю. Сейчас я понимаю только одно - без неё я просто существую. Я хочу вернуть её, сказать ей, что я всё ещё люблю её. И с каждым днём всё больше и больше. Тогда, в её гримёрке, я сделал самую большую ошибку в своей жизни. Немного неуверенно я постучал в дверь и приоткрыл её, Эльчин сидела перед зеркалом, сосредоточенно читая сценарий. Среагировав на стук, она посмотрела на меня через отражение зеркала и улыбнулась так тепло, что к горлу подступил комок. Я неуверенно спрашиваю: – Можно? Эльчин, встав с кресла и поворачиваясь ко мне лицом, отвечает: – Конечно. Ты с утра сказал, что нам нужно поговорить. Я немного замялся и подошёл к ней поближе. – Знаешь, ты очень важна для меня и… Я беру её за руку, надеясь, что это хоть как-то смягчит мои дальнейшие слова. – Мне кажется, что нам не нужно ничего менять. Нет, я… Я начинаю путать слова и на душе, словно появляется огромный камень. Я смотрю Эльчин в глаза и вижу в них слёзы. Нет. Если она сейчас заплачет, я не смогу удержаться. Она нарушает тишину первая: – Да. Я всё понимаю. Ты прав, - Эльчин нервно проводит рукой по волосам и глубоко вдыхает. – Ты и Гюпсе… Я с Юнусом. Зачем что-то менять? Мы ведь с тобой всего лишь друзья. Эти слова так больно ранят меня. Но выхода нет. Я держусь. Никогда не думал, что влюблюсь и буду так страдать. Наверное, поэтому я с Гюпсе. Всё стабильно и спокойно. Эльчин поняла, что я хотел ей сказать и нанесла удар первой. Она улыбается, но в глазах всё ещё стоят слёзы. – Эльчин, милая, я всегда буду рядом. – Да, безусловно. Она смотрит на меня с такой пронзительной болью в глазах. Будто кричит мне: «Ну что же ты делаешь? Мы ведь так любим друг друга! Мы вовсе не друзья, мы возлюбленные. Не оставляй меня! Не делай так!» Однако, снаружи она непоколебима. Просто смотрит на меня и соглашается. Я подхожу к ней ближе и целую в лоб. После этого мы не сказали друг другу ни слова и я, молча, вышел из гримёрки, оставив её наедине с мыслями. Остановившись на мгновение возле двери, я услышал лишь, как она заплакала. Зажав всю волю в кулаке, я ушёл. Отныне мы говорили только по работе, борясь с внутренними чувствами.