***
Утром следующего дня мы пришли к дому кузнеца Ларсона. На удивление, там уже толпились люди. Я узнал многих знакомых, впрочем с каждой минутой прибывало все больше жителей клана. Айрэ и Энья с двух сторон подтолкнули меня вперед, и я оказался у всех на виду, посреди двора оружейника. Хозяин вышел ко мне навстречу почти сразу. Он был одет очень легко, но чувствовалось, что руки его горели, сжимая ладные, простые на вид и очень лаконично исполненные ножны. Ничего лишнего: только правильность, удобство и продуманность в каждой детали. Кузнец не спешил обнажить клинок. Сперва оглядел меня, а после обратился к сородичам: — Жители клана Волка! Старейший наш охотник и учитель для многих из вас, почтенный Богир навсегда покинул наш клан. Это его решение. Это его путь. А последние его слова были о том, что этот воин достоин оружия, за которым пришел сюда. И этот меч отныне принадлежит ему! Легкое движение руки обнажило искрящуюся, сияющую сталь. На небе в тот миг не было солнца. Но меч искрился. И приняв его, я почувствовал себя немым. Надолго немым. Все вокруг приветствовали меня. Но даже весь этот гул казался раздающимся где-то далеко отсюда. Руки сжимали вожделенную награду за все пройденные испытания. А Ларсон спас от необходимости говорить. Жест его руки призвал всех к тишине. — Теперь ты хозяин этого меча. И ты должен знать о его создателе. Клинок этот выкован легендарным мастером клана Молота — кузнецом по имени Петар. Его познания кузнечного дела и его эксперименты снискали ему славу по всему Нордмару. Но никому из нас не ведома его судьба, ибо он покинул родной клан и избрал для себя участь отшельника. Мы не знаем, жив ли он по сей день, никому не ведомо его обиталище. Но даже если не жив, душа его в каждом из созданных им клинков. Помни и чти его имя. И пусть этот меч сразит всех твоих врагов!Часть 3, глава 7 "Белый Потрошитель" - 2
30 августа 2016 г. в 04:21
На первый взгляд горный чертог был неприступен: ни подходов, ни ниш, ни пещер. Так решил бы любой человек, разве что он не провел в горах всю жизнь и не изучил их равно как самого себя. Только не гном, ибо каждый гном с раннего детства знает горы. Одинокий пик среди равнины, крутые склоны, облаченные в снег и лед. Но к горам, как ко всему живому, можно найти подход: если преодолеть страх и боль, если есть цель и необоримое желание карабкаться вверх и никак иначе. А потом, когда позади останутся отвесные склоны и опасные трещины, гора сама станет благоволить отважному страннику, сама покажет ходы в свои чертоги и одарит своими драгоценными дарами, хоть и просто безопасным укрытием да чистейшей водой, а быть может, и рудными жилами и редкими самоцветами.
Вдоль юго-западного склона была заметна тропа: узкая и прерывистая, но она там была. Недавние снегопады сделали все возможное, чтобы скрыть ее. Но им не под силу изменить естество древнего камня. Веревка и кирка старателя стали мне тогда лучшими друзьями. Подъем начался ясным погожим днем в лучах холодного северного солнца. Но трудно было не заметить, что ветер все усиливается, все больнее бьет по лицу и все больше кружащего в его порывах снега отяжеляют мою одежду. Ветер не хотел видеть меня здесь. И, возможно, не только ветер. В первое время подъема я сам не ведал, что ждет меня впереди. Но в краткий миг затишья воздушной стихии глаза различили наверху пологий уступ, на котором можно будет расположиться на отдых. Или даже найти пещеру — вход в чертоги горы. До вожделенной стоянки было еще далеко, и кирка продолжала калечить ледяное одеяние скального возвышения. Руки и ноги упрямо цеплялись за каждый выступ, мускулы напрягались, продвигая тело вперед: вверх и только вверх. К месту, от которого пришло приглашение.
Между тем, на равнине уже начиналась сильная снежная буря. Солнце заволокли тучи, начался сильный снегопад. Снести это после двух бессонных ночей было тяжело. Но только мощь напряжения и упрямое движение к цели спасали от мороза, заставляли сердце гнать кровь по жилам быстрее. Мне не было холодно. Даже напротив. Хотя, щеки и лоб были уже серьезно покусаны этой стужей. Но дороги назад уже просто и не существовало. Со всех сторон от меня были лишь обледенелые отвесные стены, выжить в которых можно только если выберешься на уступ. В голове перемешались все мысли о том, кто я сейчас: гном, карабкающийся по горе, которую хочет покорить, или волк, идущий на встречу со своим повелителем? Что, если всем волкам нужно было пережить то же самое ради встречи с самым лучшим и воистину Великим?
До уступа оставалось уже немного. Едва ноги уверенно удержались на небольшом каменном выступе, удалось оглядеться. В тот миг я мог видеть не более чем на десять футов перед собой. От ясной погоды не осталось и следа. Ветер носил вокруг горы мириады снежинок, все вокруг стало бело-серым. Но моя цель была хорошо различима. Глаза разметили место удара кирки, рука проверила веревку. Прочная сталь вошла в толстый лед. Мне удалось подтянуться и набросить петлю на свое орудие. Когда глаза поравнялись с краем уступа, где-то далеко наверху раздался глухой пронзительный звук, словно сама гора исторгла его, а потом вздрогнула. Кирка пошатнулась. Чтобы удержаться, пришлось выхватить Кхелед Азгар и с размаха всадить его в толстый покров льда и снега, покрывающий площадку. Подтянувшись и уже коснувшись коленями вожделенного пологого участка, я взглянул на лезвие своего меча. И вдруг понял, что в его зеркале отражаются глаза: светло-голубые глаза снежного чудовища. Это были не те глаза, что преследовали во снах недавно вместе с воспоминаниями о полукровке. Или же я вижу там себя самого?.. Только тогда, в тот миг истинный холод сковал все мое тело. Нужно было повернуть голову, встретить предначертанное. Одно движение шеи, навстречу сильному гулу, и я понял, что с вершины горы прямо на меня, на нас несется снежная лавина. Стало быть, это конец… Я хорошо помню, как некая сила увлекла меня вверх, как Кхелед Азгар прощально сверкнул, устремляясь вниз вместе с толщей обрушившегося снега. Удары холода, боль. Вслед нам стремительно неслась снежная гуща, пытаясь поглотить и покорить себе. Убить. Но совсем недолго. А потом уже, спустя неведомое мне время, я оказался в темноте незнакомого мне подземного чертога.
После всего пережитого было необычайно тепло. И тишину нарушало лишь журчание воды. Мне очень хотелось пить, но глаза ничего не видели. Лоб и щеки болезненно горели. Однако, первые движения дались легко: я не был покалечен и почти сразу дотянулся до источника. Руки с наслаждением подносили к губам вожделенную влагу. Сознание прояснялось. И вдруг замерло на месте от мысли, точнее даже не мысли, а четкого понимания, чувства, что я здесь не один. Иначе я не был бы жив. Ведь тот, кто сейчас здесь рядом, подхватил меня тогда, унес вверх, а после дальше. Когда он нес меня, я видел лавину, следовавшую по пятам и жаждущую — убить. Но ей не удалось сделать этого. Я жив. И я лежу здесь живым, пью воду, вспоминаю прошедшее только потому, что в паре шагов от меня тот, кто сделал все это. И тогда воистину настал миг повернуть голову и встретить предначертанное. Но только, после пережитого, взгляд мой даже не имел прав отразить страха и опаски. Лишь благодарность. Он спас мою жизнь.
Он правда лежал почти рядом. Он казался уставшим и грустным. Почти не шевелился, лишь бока вздымались при вздохах. Но глаза были открыты и глядели на меня, словно на вернувшееся домой дитя. Пронзительно голубые, но столь же теплые выражением, сколь холодные цветом. Огромные лапы вытянулись по полу пещеры, голова готова была лечь на них в каждый миг. Но он не давал себе спать, ибо смотрел за мной: с интересом и тем теплом, природу которого даже нельзя описать словами.
По сравнению с ним я был потрепанным комком шерсти. Все мои одежды давно утратили вид, были сплошь порваны и потерты. Если бы он встал в рост, мне было бы не достичь его в холке. Он был бы выше. Он и был выше. Снежно-седая шерсть покрывала мускулистое тело борца, воина, но при этом — мудреца. А глаза, что Кхелед Азгар на прощание отразил своим зеркалом — были мои. Во всем мои. Этому огромному волку тоже пришлось пережить боль лишений, изгнания, унижения, но главное — одиночества. Но он сумел оставить это в прошлом, он стал Великим Королем Нордмара.
Белый Потрошитель отвел от меня взгляд, убедившись, что я жив и здоров. Я же в тот миг ощутил необъяснимое чувство не просто безопасности, но даже полной защищенности. Снежные звери этой страны уже не раз давали мне понять, что не причинят мне вреда, хотя все они были многократно сильнее. Оба мы в тот час ощущали усталость, потребность в отдыхе, глубоком сне. И моя голова упала на руки в тот же миг, когда его звериный лик коснулся мощных когтистых лап.
А когда мы проснулись, мы просто пошли рядом. Господин снежных волков провел меня по чертогам своих владений. Ведь он тоже был Королем-под-Горой. Он знал здесь все. И мы вышли на равнину, где уже не бушевали снежные бури. И нам не пришлось миновать опасный перевал, приведший меня сюда. Он знал здесь все: иные тропы, иные пути, иные, никому не ведомые возможности. И если мне при всех доступных силах было не преодолеть сложного участка, сильная лапа или огромная мягкая морда подталкивала меня. Или же смертоносная пасть тихо брала меня за капюшон, а после оба мы оказывались там, где уже нет ни для кого преграды.
Вместе с ним, рядом с ним, мне не приходилось охотиться. Но в этих краях, в царстве Севера, уже не росло деревьев. И я вместе с ним ел сырое мясо. Впрочем, вкус этих ломтей, обагренных еще не остывшей кровью, бившей из артерии жертвы, принявшей смерть мгновенно и безболезненно, вкус этого мяса — сразу же срезанного клинком, едва перестало биться сердце — этот вкус был не сравним ни с чем, ни с какими изысками моих друзей и владеющих магией женщин. В темноте ночей под властью бури он закрывал меня, и даже место, не пригодное для укрытия, становилось нам теплым ночлегом. В дневные часы, когда я мог идти сам, когда на пути нашем встречались недруги, он одобрительно качал головой. Я не мог обнять его, не мог поблагодарить, часто не смел даже коснуться. Но никогда еще я не чувствовал себя в такой безопасности.
Кем он был для меня? Не отцом, не братом, не защитником. Даже не другом. Мне искренне хотелось понять. Но все, что приходило на ум — он был мною. Мною самим в волчьем обличье. Наверное, Кхелед Азгар в свой последний миг со мной просто отдал дань своему имени. Он просто был зеркалом. Я видел себя самого. И воссоединился сам с собою, простившись с клинком, с которым почти сроднился. Клинок забрали снега неприступного Нордмара. Но он дал мне главное — понять, кто я есть в этом мире. Ведь здесь не было гномов. Он привел меня к Белому Потрошителю, дал сделать последний рывок. И простился навечно, став единым со льдом и снегами.
В те дни я был почти безоружен. Охотничий лук да пара кинжалов — все, что у меня было. Впрочем, даже матерые хищники, едва показавшись на пути, обходили нас стороной. Кто бросит вызов королю и властелину? Кто пойдет против сильнейшего? Айрэ верно пересказала древние саги. Его нельзя убить, нельзя ни в чем с ним сравниться. Ну, а Богир — он и не сказал «убить». Он сказал «найти». Только с одобрения короля этих земель можно получить лучший на свете меч. Ведь клинок этот создан в этих землях, и из руды, наполняющей их недра. Квест мудреца и живой легенды клана Волка оказался самым правильным и разумным.
В день, когда сквозь темноту подступающей ночи, сквозь дымку снегопада показалась гора — обитель клана Волка, мы остановились и долго глядели друг другу в глаза. Он говорил мне в тот час очень многое. Но я не понимал его. Впрочем, властелин этих земель не винил меня в невежестве. Возможно, и сам пытался сказать проще и яснее. И ему удалось главное. Когда настал неизбежный миг расставания, не было повода для грусти. Ведь мы еще встретимся. Мы обязательно должны были еще встретиться. А значит, будет в моей жизни радость возвращения в эту страну. И возможность вновь стать Самим Собою рядом с Королем-под-Одинокой Горой, возвышавшейся над равниной, куда не ступала нога человека. Над снежной гладью в самом сердце, на самом севере Нордмара…
Лишь единожды я позволил себе обернуться. Но его уже не было видно. Наверное, даже в свете дня, в лучах солнца, в погожую ясную погоду он сумел бы стать для всех невидимым. Но я услышал его прощальное обращение. Такой голос мог подать только один волк во всем свете. И то не был вой. То было доброе напутствие. И были в нем слова о том, что мы еще встретимся.
Поздним вечером, под покровом темноты, сквозь густой снегопад, устилающий тропы и дороги, я вошел в клан. Моих знакомых уже не было на подступах: может быть, Гарик просто укрылся в своей избушке. Ну, а волки… Они тоже слышали голос Властелина. Переступая границу звериных и людских владений, я оступился. Я задал себе вопрос: могу ли я? Готов ли я? Ведь сейчас я все еще зверь… Но голос разума заглушил зов сердца. Здесь, совсем рядом, в тепле и уюте рубленного дома, меня ждала та, что примет хоть зверем, хоть гномом… Она там, и она ждет. Ждет уже многие дни. И любит во мне даже этого зверя.
Избушка Богира была по пути. И я точно знал, что сейчас в ней горит огонек. Поворот головы не удивил ничем, я яснее ясного знал, что увижу. Старый охотник сидел на порожке, невзирая на непогоду. Когда я показался, он улыбнулся. Он тоже ждал, тоже не удивился, тоже знал обо всем, что сейчас увидит, и был готов к этому. Богир был одет необычайно легко для северной ночи: лишь грубая рубаха да кожаный жилет укрывали тело от мороза и снега. Голые руки сжимали сверток. Мне даже не пришлось ничего говорить. Впрочем, я и не смог бы. Я слишком отвык от человеческой речи. Да и никогда не был оратором. Чтобы рассказать о пережитом, мне потребовалось бы время, дабы облачить мысли в слова. А ведь я уже стоял перед ним. Но друид избавил меня от неловкой ситуации.
— Ты пришел. И ты справился.
— Я нашел волка. И был с ним все последние дни.
— Да, я знаю. Я слышал его голос. Ты, наверное, смертельно устал? Входи и отдыхай. Можешь впредь владеть моей хижиной. Я оставляю ее тебе. Завтра утром я навсегда ее покину.
— Покорно благодарю. Но меня ждет моя Айрэ.
Обветренное и морщинистое лицо старика на миг отразило невыразимую словами грусть. Он взглянул в сторону, потом на небо. Но быстро совладал с собою и вновь пронзил всего меня взглядом своих глаз. Да, его глаза принадлежали убитому полукровке. Но только не Белому Потрошителю. Несколько мгновений мы стояли молча. А потом он потупил взгляд, казалось, изучал снежный покров на земле и родные очертания крыльца старого дома. Завтра утром он навсегда его покинет… Такой человек не мог сказать что-либо просто так. Богир пробормотал что-то себе под нос. Все, что я смог различить, это слова: «Избранный любим», «Ушло мое время», «Так предначертано». А после он протянул мне свой сверток. Тряпица развернулась, явив взгляду камень, украшенный рунами. То была не современная работа. Эта вещица была очень древней, только время может так обработать твердую породу. В этом глаза гнома не обмануть.
— Держи. Теперь это твое.
— Что это?
— Не задавай вопросов. Просто носи с собою всегда и знай, что эта вещь ценнее той, за которой ты пришел сюда. Кузнец узнает обо всем, просто приходи утром к его дому. И прощай. Больше мы никогда не свидимся.
Приняв дар, я ощутил исходящее от камня тепло. Свободная рука развязала завязки, и едва оказавшись у груди, камень согрел собою все мое тело. Было такое чувство, что от него во все стороны разошлись лучи, достигнув головы и ног, согрев даже руку, бывшую на морозе. Сердце забилось в разы спокойнее. И я вдруг вновь услышал прощание Короля этих земель. Только теперь вдруг понял все: понял каждое слово. Он называл меня ровней. И действительно сказал о том, что мы встретимся. Встретимся тогда, когда я приду за самым главным…
В тот миг в душе моей не было места даже мыслям об Эль Бастардо. Я шел через ночь, прижимая к груди дар старика-охотника. Шел, не видя ничего, пока нога не запнулась о порог знакомого дома. А потом, когда двери раскрылись, и разлука закончилась, мне хотелось упасть и спать у ног любимой, ведь я все еще не человек, я зверь, и я не достоин ее чистоты и ласки… Руки любимой касались лица и плеч, пробуждая в теле давно забытые чувства. Но мне хотелось бежать — туда, на улицу, во власть холода и мороза. Охранять порог дома, где она спит.
— Нет, нет, оставь! От меня воняет зверьем! Я уже забыл, как прикоснуться, чтобы не причинить боли…
— Тем паче прикасайся! Мой зверь… Мое сокровище… Мой единственный во всех вселенных этого мира…
Айрэ водила по мне руками, целовала щеки и лоб. Было уже очень поздно, все в доме давно уже спали. Будь я посреди снежной пустоши, мне было бы легче. Но ощутив тепло очага, ласкающего избавленное от одежды тело, я понял, что бессильно падаю, не могу ничего, засыпаю… Глаза возлюбленной глядели на меня сверху, а руки ее пристально изучали каждый дюйм тела. Она боялась, что я ранен. Но в тот раз мне удалось сдержать обещание. Будучи уже наполовину в царстве снов, я спросил:
— Что же? Не нашла ни царапины?
— Не нашла. И думаю, какому богу молиться, чтобы так было всегда, во все времена и в каждом мире!
Примечания:
Иллюстрация к части - от друга и любимого читателя
http://hostingkartinok.com/show-image.php?id=dd59f2edeffd3ec781f02db592980afd