…ere yet darkness overwhelmed him and the blindness of malice, he looked upon Turgon and knew that from him should come, in some time that doom held, the end of all hope… … ещё до того, как тьма и слепота злобы поглотили его, он смотрел на Тургона и знал, что от него придёт — в час, предназначенный роком — конец всех надежд… The Grey Annals
Виной толиких бед бывало ли Стекло? Ломоносов
Пенлоду было почти стыдно за себя, но он каждый раз готов был плакать от любви и умиления, когда видел Тургона с их ребёнком. И сейчас он снова растаял, видя, как сын бросает снежки, а Тургон со смехом отбивает их рукой. Увидев отца, Гилфанон сразу бросился к нему; Пенлод подхватил его на руки. Тургон перехватил снежок в воздухе, и, подойдя к Пенлоду, прижал ледяной комочек к его щеке: — Да ты весь горишь, дорогой мой, — сказал Тургон, — тебе жарко? Ты, наверное, хочешь есть? — Наверное, — ответил Пенлод. — Я успел очень соскучиться. Он отпустил Гилфанона, и тот побежал к их дому. — Мы… — начал Пенлод, - я, наверное… — Ладно, Пенлод, — ответил Тургон. — Не рассказывай. Я знаю, где ты был и зачем. Можешь только сказать мне, чем всё кончилось. — Там нет замка от ларца, про который ты говорил, — сказал Пенлод. — Я знаю, — ответил Тургон. Он проследил глазами за Гилфаноном, видя, как за ним закрылась дверь. — Я знал, на что иду, Пенлод. Прости меня. Я знаю, что ты будешь хорошим отцом для Гилфанона и сможешь его воспитать, если… если ничего не выйдет. — Не надо, — сказал Пенлод. — Гилфанон… ты будешь ему нужен ещё по крайней мере лет двадцать… Пожалуйста. — Сейчас от меня уже мало что зависит, Пенлод. Ты кого-нибудь ещё там видел? — Майтимо и младшего; Саурон их туда притащил. Я им про тебя ничего не сказал, не думай. Я сказал, что мне позволили временно пожить вне Ангбанда за оказанные Саурону услуги. Майтимо сказал, что у Келегорма отнялись ноги после штурма Дориата, а Карантир, мол, «знать никого не хочет». Про Куруфина ты знаешь… — Ничего я не знаю про Куруфина, — покачал головой Тургон. — Я только знаю, что могилы его нет, и я сейчас ни в чём не был бы уверен. Спасибо, что ничего обо мне не сказал. Знаешь что, Пенлод? — Голос Тургона внезапно стал очень тихим. — Ты думаешь, мне правда стыдно за нашу с тобой любовь и поэтому я не хочу возвращаться к своему народу? Стыдно за тебя, за Гилфанона? Тебе вот стыдно? — Я… — начал Пенлод. — Я люблю тебя. Иногда мне казалось, что я своей любовью тебя мучаю; я всё думал, что тебе тяжело вынашивать нашего ребёнка. А когда он родился, я понял… я поверил, что ты нас любишь. Нет, мне совсем-совсем не стыдно. Пенлод до сих пор радовался, что Тургону не пришлось долго мучиться по его вине: роды начались на рассвете, а к полудню он уже держал на руках сына. — Мне тоже не стыдно, Пенлод. Я готов сказать всему миру, всем, кто когда-либо знал меня, что ты — мой супруг и что я тебя люблю. Пенлод мучительно покраснел; в этот миг он любил Тургона так страстно, как никогда раньше, но не смел его прервать ни словом, ни жестом. — Мне даже за детей от Маэглина не стыдно, — продолжил Тургон, — это мои дети, и, если понадобится, я буду стараться их защитить, если это будет в моих силах. Я боюсь совсем другого. Я всё очень тщательно обдумал, Пенлод: и то, что тебе известно, и то, о чём ты должен был бы догадываться, и то, чего ты по всей видимости, не знаешь. То, чего я действительно не хотел бы, это чтобы мои соплеменники — нет, чтобы все эльфы — считали меня предателем. А на мой взгляд, мы находимся в абсолютно безвыходном положении, и я думаю, что единственное, что можно предпринять — это каким-то образом договариваться с Майроном. Ты понимаешь, как это будет выглядеть. — Но он ведь отпустил нас, и он до сих пор… — Я не о нас лично говорю, — мрачно прервал его Тургон. Вечером, когда они остались наедине, Пенлод снова вспомнил его слова — «ты мой супруг и я тебя люблю» и ему невыносимо захотелось близости. Как-то он разоткровенничался с Элой, и, желая получить ответ на сравнительно невинный вопрос, получил несколько очень откровенных советов о том, как доставить удовольствие женщине. Он обнаружил, что его возлюбленному нравятся и ласки, предназначенные для женщин, и сейчас, глядя на задумчивое лицо Тургона, ему так хотелось обнять его, утешить, порадовать. — Мне так хочется провести самую сказочную ночь с тобой, Туринкэ, — сказал Пенлод, прижимаясь к нему. Он с удивлением увидел, что на глазах Тургона выступили слёзы. — О чём ты, какая сказочная ночь, меня до сих пор ноги не держат, я так за тебя боялся! — Тургон бросился ему на шею и отчаянно, тихо заплакал, стараясь не разбудить ребёнка. Пенлод прижал его к себе, и сознание того, что он так любим, радовало больше, чем физическое соединение.***
Им не пришлось долго ждать. Пенлод думал, что должен встать, должен найти в себе силы увести Гилфанона; невольно прорывалась самая страшная мысль — ребёнок не должен видеть то, что Гортаур может сделать с Тургоном. Но он только продолжал судорожно прижимать к себе мальчика и просил его молчать, пока Тургон в своём скромном, тёмно-синем зимнем кафтане, подбитом кроличьим мехом, шёл навстречу Гортауру, чьи искрившиеся самоцветами алые одежды бросали на снег розовые отблески. Было слишком далеко, чтобы Пенлод мог услышать их разговор. — Тургон, в могиле твоего отца замка от ларца с Сильмариллами нет, — начал Саурон. — Конечно, есть две возможности: или ты забрал замок сам, или это сделал кто-то другой, например, тот же Маэдрос. Но мне кажется маловероятным, чтобы кто-то, кроме тебя и Фингона, мог что-то положить в саркофаг Финголфина или достать это; кроме того, я убедился, что по крайней мере Маэдрос и Амрод о том, что замок не у нас, не знали вообще. Так где замок? — Спасибо тебе, Майрон, что не заставил меня смотреть на руины Гондолина и на саркофаг моего отца, — ответил Тургон. — Так зачем ты меня обманул? — Я тебя не обманывал, Майрон, — спокойно сказал Тургон. — В том разговоре, что ты соизволил подслушать, я сказал, что я лично видел, что замок хранился в сумке моего брата, а Пенлод мог видеть, как Финдекано положил сумку, где хранился замок, в гроб моего отца. Я отнюдь не утверждал, что в этот момент замок был в сумке, или что замок до сих пор находится там, куда Финдекано его положил. Гортаур зло стукнул по дереву своей обитой серебром тростью. — Хорошо, давай по порядку и начистоту, — сказал он. — Я пересмотрел всё содержимое сумки: единственное, что должно было обязательно оказаться именно в гробу Финголфина — это письмо Финвэ. Да, Тургон, там было письмо, написанное лично Финвэ (я думаю, что ты прекрасно знаешь, что остальные письма писал за него под диктовку Маэдрос) — вот оно, можешь ознакомиться. Письмо можно было положить туда без сумки, в конверте или в пакете. Я не понимаю, зачем Фингон положил туда эту сумку, если в ней не было замка. Далее — забрать что-то из гроба вряд ли мог кто-то, кроме тебя. До того, как плиту уложили на место, гробницу можно было открыть ключом; конечно, кто-то кроме тебя, знал, как она открывается, но… Тургон, где замок? - Да, замок забрал я, — Тургон вернул Саурону письмо Финвэ; его глаза слегка покраснели, но голос не изменился. — А можно узнать, зачем? — поинтересовался Саурон. — Ты же якобы не знал, что это такое. — Да, не знал; но было совершенно очевидно, что это нечто, сделанное Феанором и моему отцу никогда не принадлежавшее. Финдекано мог считать, что это должно было быть похоронено вместе с нашим отцом. Я — нет, — ответил Тургон. — Я должен спросить тебя третий раз, Тургон? Мне нужно напомнить тебе, что я — или другие по моему приказу и с моего разрешения — могут сделать с тобой и твоим ребёнком? Тургон улыбнулся — вежливо, дружелюбно, как будто говорил с Туором или Эктелионом. — Я считал, что эта вещь должна быть у Нельяфинвэ, и поэтому попросил передать её ему, — ответил он. — Одно из двух: либо Нельяфинвэ не сказал тебе, что замок уже у него (а это вряд ли, — я думаю, сказав, что Нельяфинвэ в первый раз слышит о замке, ты был прав), или замок до него не дошёл. Второе, увы, весьма вероятно, ибо через несколько часов после начала штурма Гондолина я отдал этот замок одному из нолдор, чтобы он вынес его из города и передал впоследствии Нельяфинвэ. Сейчас я не знаю, что случилось с этим эльда: он мог погибнуть, попасть в плен (и тогда замок у кого-то из твоих подручных или давно разбит и разобран), или же он оказался в Сирионе с другими гондолинтрим, и не посчитал нужным пробираться через весь Белерианд, чтобы отдать непонятную и ненужную вещь Нельяфинвэ. — Тургон, ты мог бы хотя бы перестать говорить на квенья, это меня бесит ещё больше? — саркастически спросил Гортаур. — Ну хотя бы называй Маэдроса Маэдросом, что ли. — Нет, не мог бы, это мой родной язык, — ответил Тургон. — Ну и кто этот… замконосец? — поинтересовался Гортаур. — Знаешь, что, Майрон? Я согласен, давай начистоту, — сказал Тургон неожиданно жестко. — Если ты хочешь знать правду об убийстве Финвэ — ты хочешь знать правду о твоём Господине, не так ли? Как ты думаешь, вскрытие могилы моего отца и твои попытки получить ключ от ларца могли остаться незамеченными? Ведь слухи пойдут в любом случае, хотя я почти уверен, что из вскрывавших гробницу в живых остался только Натрон. — Нет, Натрон и ещё двое людей, если не ошибаюсь, — мрачно поправил Саурон. — Как бы ни было тебе всё это любопытно, подумай, как будет выглядеть, если ты сейчас перевернёшь всё Средиземье в поисках замка? Если ты попытаешься проникнуть в Сирион и выкрасть замок или того, у кого он оказался? — Для этого у нас есть сыновья Феанора, — усмехулся Гортаур. — Они как раз с удовольствием перевернут всё в Сирионе, раз там сейчас один из Сильмариллов, а заодно и найдут замок. — Это верно, — согласился Тургон. — Но насколько тебе нужны вообще сейчас разговоры о расследовании гибели Финвэ? Я понимаю, что мои слова могут звучать пристрастно, но представь себе: у Финдекано есть какая-то вещь, связанная с убийством Финвэ, он прячет её в могиле Нолофинвэ, я её достаю и перепрятываю. Это всё выглядит так, как будто или мы с Финдекано убийцы, или убийцей был наш отец. Если об этом начнут говорить, то не исключено, что во всяком случае, нолдор не захотят, чтобы Артанаро Гил-Галад, сын Финдекано, был их королём. Если, например, они сделают своим королём Нельяфинвэ, твоему хозяину это понравится? Саурон задумался. — Что ты предлагаешь? — спросил он. — Сделай перерыв, — сказал Тургон. — Какие-то слухи должны были пойти в любом случае. Не исключено, что если тот, кому я отдал замок, услышит разговоры о том, что тебе или твоему хозяину нужен ключ, он сам придёт к Нельяфинвэ. Пусть они сами получат замок и испытают его. Даже при том, что ларец разбит, если ключ вставит и повернёт кто-то, кроме сыновей Феанора, замок может оказаться непоправимо повреждён, и ты никогда не узнаешь правды. Подожди год или два. Если замок не всплывёт, я расскажу тебе, у кого он может быть. — Почему я должен, Турондо, — теперь Майрон тоже заговорил на квенья, — соглашаться на твоё наглое предложение? — Потому что ты, Майрон, достаточно разумен, чтобы согласиться на разумное предложение, даже если его неподобающим тоном высказывает тот, кто тебе не слишком приятен, — ответил Тургон. — Я знаю, что ты не хотел штурма Гондолина, и что ты предпочёл бы, чтобы я «случайно» упал с башни или со стены, а городом бы правил Маэглин. И я знаю от Гватрена, что ты послал своих подручных в Дориат, чтобы отобрать Сильмарилл у сыновей Феанора и отдать Эльвинг, и что при этом ты приказал щадить сыновей Феанора. — Мне кажется, — сказал Саурон, — Гватрен рассказал тебе много лишнего. — Он рассказывал лишь то, о чём мог рассказать без вреда для себя, — заметил Тургон, — об остальном я сам догадался. Например, Майрон, я прекрасно понимаю, почему ты так себя повёл. Ты ведь не заинтересован в полном уничтожении эльфийских королевств, так? Ведь ты прекрасно понимаешь, что если никого из нас не останется, то следующим шагом твоего господина должно быть нападение на Аман. И ты, повторяю, достаточно разумен, чтобы понимать — скорее всего, это конец для твоего хозяина и для тебя. Ты прекрасно понимаешь и другое: ничто не достаётся даром. Ты не можешь не знать, что Сильмариллы разрушают плоть и дух твоего владыки; обожжённые руки — это мелочь, лишь внешний знак того, что происходит у него внутри. Всё имеет свою оборотную сторону. Да, Нельяфинвэ ободрился подвигом Лютиэн и Берена, чтобы выступить против вас, и объединил эльфов и людей в «союз Маэдроса». Но и твой господин не смог бы бросить такие силы в Битву Бессчётных слёз, если бы Сильмарилл не был отнят у него: от того, что камней стало два, а не три, его могущество возросло на треть. Возможно, сейчас тебе кажется разумным ходом каким-то образом отдать все камни сыновьям Феанора, которым всё равно нельзя возвращаться в Аман; тогда он может обрести значительную часть прежней мощи и вы сможете рассчитывать на победу. Но какое воздействие оказали камни на того, кто их носил, за эти пятьсот лет? Что осталось… — Ладно, я понял, — остановил его Майрон. — Хорошо, допустим, я согласен последовать твоему совету и подождать год. Но не больше. Но тебе-то разве не интересно, кто убил твоего деда, Турондо? Если это, конечно, не ты. — Я тут много думал, Майрон. И о себе, и о своих родственниках, и о тебе. Убийство Финвэ — очень страшное и неприятное происшествие. Но оно в прошлом. Прежде всего сейчас надо думать о его последствиях. А тебе, Майрон, — сказал Тургон, — лучше всего подумать о двух вещах. — Интересно, каких же? — Во-первых, из чего сделаны Сильмариллы. — Это не загадка для меня, — сказал Майрон. — Я знаю ответ на этот вопрос: они сотворены из стекла — как сказал один из нолдор, Феанор сотворил «тело, в котором мог бы обитать весь этот магический свет, из столь совершенного стекла, которое мог сделать один лишь Феанор, и даже Аулэ представить себе не мог»*. — Майрон, а ты знаешь, что никто из нолдор не работает по стеклу лучше меня? — спросил Тургон. — Нет, — Саурон слегка удивился. — Я слышал, что в твоих покоях в Гондолине в окна были вставлены какие-то необыкновенные стёкла и даже озаботился получить образцы; то, что до меня дошло, действительно невероятно, но я не знал, что их делал ты сам. — Я имею дело со стеклом с пятнадцати лет, — сказал Тургон. — Я знаю о нём всё. То, из чего сделаны Сильмариллы — это не стекло. Может быть, в это верят младшие сыновья Феанора; может быть, это тебе сказали Артафиндэ или мой брат Финдекано. Но я, честно говоря, почти уверен, что двое старших, Нельо и Кано, знают правду, даже если утверждают обратное. Лично я не знаю, что это такое, но тебе бы следовало выяснить, что именно ты держишь в своей лаборатории и что именно Мелькор готов охранять любой ценой. И второе, Майрон. Я бы выяснил, почему Кирдан Корабел назвал «несчастным случаем» то, что несчастным случаем явно не являлось.***
— Что он... что вы решили? — спросил Пенлод. — Пока ничего, — ответил Тургон холодно. — Но по крайней мере он о чём-то задумался. В обществе Моргота от этого можно отвыкнуть.