— Так вы не знаете, кто посягает на вашу жизнь? — Нет, — сказала Валентина, — кто может желать моей смерти? — Сейчас узнаете, — сказал Монте-Кристо, прислушиваясь. — Каким образом? — спросила Валентина, со страхом озираясь по сторонам. — Потому что сейчас у вас нет лихорадки, нет бреда, потому что сознание ваше прояснилось, потому что бьет полночь, а это час убийц. Александр Дюма, «Граф Монте-Кристо»
— Это… это же Аргон, — выдохнул Майтимо, — это младший сын дяди Ноло. Конечно, Фаэливрин, ты его не знаешь… он же… погиб во время перехода через Хелькараксэ. — Это эльф с отмороженными мозгами, — авторитетно заявила Лалайт. Майтимо с ужасом понял, что даже отойдя на три мили от Химринга и добравшись до места, где они оставили своих коней, они так и не отвязались от надоедливой девицы. — Зачем он вам сдался? Он правда сын короля эльфов? У него невеста есть? — Да, он наш родич, и мы его забираем, — ответил Майтимо. — Если он не в себе, то он тем более не нужен ни Салганту, ни Маэглину. Пожалуйста, оставь нас. — Да он же как бревно, — пожала плечами Лалайт. — Вы что, за него деньги с родственников взять хотите? Собираетесь его молодому королю в Гавани отправить? У Гил-Галада на такое денег нет, Идриль вам тоже не заплатит. — Мы будем о нём заботиться, — сказал Маэдрос. — Тогда точно я вам нужна, — Лалайт умильно улыбнулась Маэдросу, как будто он мог отрезать ей ещё кусочек пирожка. — Потому что он меня слушается. Из него хороший муж получится. — В смысле? — спросил недоверчиво Амрод. — Посмотрите, — сказала Лалайт. Она подошла к Аргону, которого они усадили на поваленное дерево и сказала ему на талиске: «Вставай!». К их несказанному удивлению, Аргон медленно, неуверенно, но встал на ноги. Затем она сказала: «Садись!» — и он опять послушался. Маэдрос уже успел заметить, что Аргон не реагирует на слова и звуки — ни на своё имя, ни на крики или шум. Он попробовал ещё раз — всё было бесполезно. — Ну вот видите, — самодовольно сказала Лалайт. — Посмотрите. Она подошла к Аргону и сказала «Ложись!». Эльф послушно лёг на мокрый снег. Майтимо поднял его и взял на руки. В этот раз он заметил, что после команды на талиске Лалайт прошептала одними губами что-то ещё. — Что ты там шепчешь? — спросил он. — Так я вам и сказала! Я волшебное слово знаю, — ответила Лалайт, стряхивая снег с рукавов. — Ну поедем уже, я замёрзла! Майтимо задумался. — Ладно, — сказал он. — Нужно скорее уезжать отсюда. Поедешь со мной. Ты, Питьо, возьми Аракано; ты, Фаэливрин, поедешь между нами. Лалайт восторженно, но тихо завизжала, оказавшись на коне перед Маэдросом. Она так стукнула животное каблуками, что конь дёрнулся и Майтимо чуть не упал, в последний момент успев схватиться левой рукой за поводья. Наутро после позднего возвращения домой, едва успев устроить Аргона в комнате на первом этаже, они услышали, что вернулся и Келегорм. Его слуга-человек, молодой парень, с которым Келегорм уезжал в свой охотничий домик, уложил его на постель, потом извинился, вышел, и в окно они увидели, как он скачет прочь. Второго дружинника, который согласился сопровождать Келегорма, нигде не было видно. Майтимо стало грустно, но он даже не успел спросить брата, как он себя чувствует; его оттолкнула Лалайт, которая заглянула в комнату и сказала: — Ой, добрый день! Ты что, устал? Отдыхаешь? С охоты приехал? Добыча есть? Кстати, я прекрасно жарю оленину, только нужно крепкое вино и перец… — Я вообще не встаю, — сказал Келегорм. — С едой ничем тебе помочь не могу. — Да что же у вас тут такое! — воскликнула Лалайт. — Ты без руки, этот вообще немощный, у того голова не соображает. А у рыжего уже девушка есть. А я так за эльфа замуж хотела, представляешь? Они же такие здоровые, к тому же верные и вроде непьющие. Ну или не очень пьющие… Ну что, однорукий, может, выпьем все за встречу всё-таки, а? — Нечего у нас выпить, — ответил Майтимо. Он подошёл к Келегорму и стал помогать ему устроиться поудобнее. Ему больно было видеть лицо младшего; казалось, тот чуть не плачет. «Все тебя бросили, — подумал Маэдрос. - Все. Даже Куруфин, хотя и против своей воли. Я не оставлю тебя, обещаю». В комнату заглянул заспанный Келебримбор, который спал так крепко, что не проснулся при их возвращении ночью и с недоумением уставился на незнакомую пышно разодетую девицу (утром вместо сиреневого платья откуда-то появилось зелёное в розовую полоску, хотя сумочка-рюкзак, которая была у Лалайт за спиной, казалась очень маленькой). — Привет, — сказала Лалайт. — А давай я тебе поправлю курточку? — она стала застёгивать пуговицы на домашней куртке Келебримбора, которую тот небрежно накинул, выходя из комнаты. — Спасибо, — ответил удивлённо тот. — Дядя Туркафинвэ, давайте я вам подушку сменю, она уже совсем убитая. Давайте я вам всем позавтракать соберу, вы, наверно, все очень устали. — А раз ты тут на хозяйстве, у тебя, может, выпить есть? — спросила Лалайт. — А то смотри, какие все унылые. — Нет, ничего нет, — ответил расстроенно Келебримбор. — А надо бы, потому что как раз день зачатия Фаэливрин и дяди Питьяфинвэ. — Так давай на рынок съездим, — воскликнула Лалайт, — хочешь, я выпивку оплачу, у меня есть пока. Я у Зайрет заняла, а когда я ещё ей верну… Хочешь, я тебе мясо выбрать помогу? Майтимо понял, что, видимо, в ходе поездки на рынок Лалайт разобралась, что Келебримбор не калека и у него нет невесты; после возвращения домой она уже называла его «Тьелпэ». Келебримбор восторженно слушал её рассказы о том, как выбирать товар: в Гондолине никто, конечно, не швырял товар на весы, чтобы стрелка показала больше, чем на самом деле, не подмачивал мясо, чтобы оно стало тяжелее, и не пытался продать смороженные обрезки тухлой говядины вместо баранины. — Хоть кому-то эта особа по душе, — тихо сказал Амрод старшему брату. Как раз в этот момент раскрасневшаяся Лалайт влезла на скамейку между ним и Келебримбором и стала разливать вино. Они расположились в комнате Келегорма: Финдуилас настояла на этом, — ей тоже хотелось его порадовать, хотя это и был её день зачатия. — Мне кажется, люди довольно рано женятся, — заметил Келегорм со своего места. — Тебе ведь вроде не шестнадцать лет, к тебе никто не сватался ещё? — Да есть у меня муж на самом деле, — Лалайт всхлипнула, — негодяй такой. Папаша меня выгнал из-за него. Одна я на свете. Была сестричка, но умерла. — А чего не уйдёшь от него? — спросила не без сочувствия Финдуилас. — Да я один раз попробовала, он меня чуть не убил. А мамаша говорит — оставайся, он исправится, где ты ещё такого мужика найдёшь. — Ну даже и хорошо, что сейчас война кругом, — можешь нового мужа себе найти, а потом скажешь — ничего не знаю, думала, мой погиб, — сказала Финдуилас. — Хорошо бы, — вздохнула Лалайт. — Дружков его, уродов таких, вон поубивали, жаль, не всех, а он как заколдованный. Ведь если он явится, вы ведь ему дадите от ворот поворот? Майтимо стало не по себе. Мысль о том, чтобы из-за этой особы драться с негодяем-истерлингом и неизвестным количеством его дружков, была не очень приятна. Но он всё же сказал: — Конечно, Лалайт, ты тут в безопасности. Лалайт внимательно и серьёзно посмотрела на него.***
Финдуилас восторженно рассматривала стеклянный сосуд, который подарил ей Амрод. Майтимо присел на край постели Келегорма; тот тихо спросил: — Майтимо, я понимаю, что я вам уже надоел своей подозрительностью, но эта женщина очень странная. Может быть, вы всё-таки заставите её уехать? — Не знаю, — ответил старший. — Просто не знаю. Аракано в таком состоянии, что… Без неё я даже не знаю, как заставить его поесть. Я очень надеюсь, что ему всё-таки станет лучше. — Но ведь она же из… из слуг… из тех, кто был с гарнизоном из Ангбанда, — сказал Келегорм. — Ты же сам говорил, что видел её с Маэглином. Это же… — Тьелко, — Майтимо сжал его руку. — Я всё понимаю, — сказал он ещё тише. — Ты думаешь, Саурон допустил бы, чтобы Химрингом управлял такой идиот, как Салгант? Конечно, когда наше противостояние с Морготом закончилось, Химринг — уже не такой ключевой пограничный пункт, но всё равно он занимает важную стратегическую позицию. Я уверен, что женщина, с которой живёт Салгант, назначена туда Сауроном. Это её подруга. Скорее всего, её послали за нами, чтобы посмотреть, как мы будем реагировать на присутствие Аракано и что мы будем говорить. — Какое это имеет значение? — спросил с горечью Келегорм. — Имеет, — ответил Майтимо. — Аракано — младший сын Финголфина. После старшего, Фингона, престол унаследовал Тургон; Гил-Галаду тогда было всего четырнадцать или пятнадцать, но, честно говоря, я просто не знаю, собирался ли Тургон передавать ему трон, когда он вырастет, или предполагалось, что в случае гибели одного брата корона должна перейти к другому? Гил-Галад достиг совершеннолетия — пятидесяти лет — за два или три года до падения Гондолина. Вели ли они какие-то переговоры о том, чтобы Тургон отказался от нолдорской короны в пользу племянника — сейчас знает только Гил-Галад. Если предполагалось, что корона должна переходить от одного брата к другому, то вообще-то Аракано является нашим королём. Саурон не мог просто достать его из кармана и привезти в Гавани. Но это можно сделать через нас: мы можем подтвердить его личность (я, например, могу это сделать — я уверен, что это он); хотя Саурон и говорит, что мы никому не нужны, я уверен, что многие — и квенди, не только нолдор, и люди — прислушаются ко мне. А Аракано выполняет приказы этой женщины… Я правда не знаю, что делать с этим дальше. — Убить их обоих, — жёстко ответил Келегорм. — Его — в любом случае. Что ты так на меня смотришь? Он даже ничего не поймёт. Если отрубить ему голову, это будет быстро и почти безболезненно, и после этого даже Саурон не сможет его воскресить. Я бы сам это сделал, не будь я прикован к постели. — Да ты много чего сделал бы, — отрезал Майтимо, — только… Прости. Прости, я не хотел. — Я знаю, — ответил Келегорм. — И ты меня прости. Просто я не могу на это смотреть. На самом деле, если бы я мог ходить по-настоящему, я бы… просто попросил тебя уехать отсюда. Вдвоём со мной. Сейчас. Даже не дожидаясь возвращения Макалаурэ. Я знаю, что ты этого не сделаешь. Келегорм отвернулся к стене и уже больше не принимал участия в их празднике.***
Финдуилас решила не подниматься наверх. Ей и не было очень приятно спать в одной комнате с Лалайт (разговоры, которые Лалайт вела в отсутствии мужчин, были неприятны для эльфийки, но даже приблизительно пересказать их суть мужчинам она не решилась бы); кроме того, она всё-таки выпила немного вина и боялась, что на лестнице у неё может закружиться голова. Девушка устроилась на диванчике в большой прихожей рядом с лестницей; она аккуратно положила стеклянный сосуд на приступочку в стене у себя над головой и мгновенно заснула. Проснувшись, она поняла, что через несколько секунд умрёт второй раз. Сильная мужская рука сжимала её горло, другая сдавила рот; коленом он придавливал её ноги к постели всем своим весом, почти вывихнув их. И она осознала, что сейчас он даже не пытается её задушить — он только примеривается: сейчас он раздавит её дыхательное горло или двумя руками свернёт ей шею, ломая позвонки. Финдуилас отчаянно выдернула свою правую руку из-под спины (нападавший, схватив, перевернул её, так что правая рука оказалась зажатой). Другого выхода не было: она схватила подарок Амрода, сначала ударила убийцу по голове, потом, почувствовав, что он не потерял от этого сознание, что было сил швырнула вазу в стену. Майтимо схватил кинжал в левую руку и подхватил правой, искалеченной рукой, за крючок стеклянный фонарь, при свете которого читал. У него было чувство, как будто звук битого стекла ударил его по лицу, ослепил — так же, как когда погиб Финвэ. Он выбежал к входной двери — и чуть не выронил фонарь. Его рука дрожала, фонарь качался, розовые и красные пятна от цветного стекла в фонаре летали по стенам, горячее стекло обожгло его щёку. Фонарь окрасил в алый цвет серебристые волосы Келегорма, который убивал Финдуилас. — Нет! Нет! — отчаянно простонал Майтимо. Он поставил фонарь и бросился к Келегорму. — Что это?! Что? Келегорм убрал руку с её губ, продолжая сжимать горло и обернулся к Майтимо. Его лицо было прозрачным, истощённым, как будто бы он не ел несколько недель, расширенные глаза неестественно блестели; казалось даже, они светятся изнутри. Майтимо отбросил кинжал, подбежал к нему, собираясь оттащить его от девушки, схватил за плечо; он всё ещё верил, что парализованному брату удалось доползти отсюда из своей комнаты, чтобы попытаться убить ту, кого он ненавидел. Но Келегорм рванулся ему навстречу; Майтимо в шоке и недоумении отшатнулся, когда понял, что тот может стоять. Младший брат бросился на него, и Майтимо увидел в его руке столовый нож, который, как он помнил, остался на столе в комнате Келегорма после окончания вечера. Келегорм повалил его на пол и приставил нож к горлу. Майтимо показалось, что тело брата неестественно горячее, как у животного; казалось, все его кости дрожат. И он увидел, что в его больших серых глазах действительно переливаются странные зелёно-радужные пятна. Ощутив жар от прикосновения руки брата, который схватил его за шею и примерился другой рукой, собираясь ударить кинжалом в горло, Майтимо одновременно почувствовал невыносимый холод, окружавший их — странный, мучительный холод, который не раз охватывал его уже в комнате Келегорма. Он каждый раз приписывал это тому, что в комнате плохо топят, что Келегорм часто открывает окно потому, что не может выходить на улицу, когда хочет — но… почему, почему он не догадался?! — Умри! — закричал Келегорм. — Умри! — Зачем? — спросил Майтимо; он хотел плакать, но слёз не было. — Зачем? Что с тобой? Я-то что тебе сделал?! — Мне приказано, ты понимаешь? — закричал Келегорм. — Мне приказано! Мелькор, мой повелитель, велел мне! Я повинуюсь ему. Не смей мне препятствовать или умри! — Делай, что хочешь! — в отчаянии закричал Майтимо. — Пожалуйста! Делай что хочешь, мне всё равно. Он действительно подумал, что лучше сейчас быстро умереть от руки брата, чем мучиться дальше. «Это конец. Пусть Тьелко убьёт нас всех… пусть…» — Майтимо безвольно закрыл глаза ладонью. Амрод, полураздетый, бросился к Финдуилас, схватил её и отчаянно сжал в объятиях. Она захрипела и издала какой-то низкий, отчаянный, животный стон; Майтимо осознал, что она ещё жива. — Уходи… — сказал Майтимо, обращаясь к Амроду. Тот схватил Финдуилас и выбежал за входную дверь, как будто дома начался пожар. Майтимо попытался найти свой кинжал, но тот, видимо, откатился слишком далеко. Да он и не смог бы заставить себя причинить вред Келегорму. Келегорм вскочил; было видно, что он не знает, бежать ли за Амродом — но сначала он решил разобраться со старшим. — Какой ты… глупый, Руссандол, — сказал Келегорм, смеясь. Своей горячей, как нагретое солнцем дерево, рукой, он оттолкнулся от Майтимо, встал и стоял над ним, поигрывая ножом. — Зачем ты сопротивляешься? Мелькор — повелитель Арды. Он даровал мне свою милость. Он возвратил мне здоровье и силу. — Поэтому?.. — спросил Майтимо. Из его глаз, наконец, полились слёзы: он подумал, что, наверное, Келегорм был в полном и безысходном отчаянии из-за своей болезни — но разве можно было предположить, что он готов на такое? Сейчас странная белизна лица, струящиеся, почти белые локоны (во время болезни Келегорм перестал подкрашивать их в золотой цвет, и сейчас они были такими же серебряными, как у их бабушки Мириэль) и даже болезненно светящиеся глаза делали брата невыносимо прекрасным. Келегорм снова нагнулся над ним, улыбнулся; Майтимо подумал, что, может быть, не так уж страшно умереть от его руки; подумал, что если Финвэ всё-таки убил Мелькор, то, может быть, и ему не так уж страшно было умирать — ведь тогда Мелькор тоже был прекрасен… — Álatyë urtha, heca! (не сходи с ума, прекрати!) Майтимо, приподнявшись, увидел, что Келегорм выронил нож, оцепенев от неожиданности, а Аргон, выкручивая ему руки, повалил его на лежанку, где только что спала Финдуилас. — Нельо, не стой, сними ремень, дай мне! — закричал Аргон. Майтимо передал ему ремень, и Аргон скрутил руки Келегорма за спиной. Тот как-то весь обмяк; Майтимо увидел, что лоб и руки брата влажны от пота. — Что случилось? — задал Майтимо непонятно к чему относящийся вопрос. — Ты же видишь, он лишился рассудка, — ответил Аргон. — При тебе ни с кем такого не бывало, нет? Когда мы шли через… льды, по меньшей мере трое сошли с ума. Мальчик, с которым я сидел в школе на одной скамье, бросился на моего отца с ножом. Его тоже пришлось связать, а потом он убежал. Мы его больше не видели. Майтимо огляделся. Лалайт нигде не было видно. — Тебе кто-нибудь сказал, чтобы ты сюда пришёл? — спросил он Аргона. — Тебя звали? Тот недоуменно посмотрел на кузена. — Не звали… Просто… просто дверь открылась, там был свет… потом я увидел, что он пытается тебя убить… Мне так хотелось тебя спасти… Ты… — Аргон посмотрел на свои руки. — Я вам не нужен, да? Я же чувствую… чувствую, что всё очень плохо. Майтимо вспомнил, что дверь в комнатке, куда они поместили Аргона, действительно всё время открывалась сама собой от сквозняка, стоило только открыть дверь в комнату Келегорма. — Ты понимал, что происходит вокруг? — спросил Майтимо, не отводя глаз от Келегорма. — Да, — ответил Аргон, — но всё было как-то… глухо, как будто я слышал всё из-под воды. Я помню этот звук, когда я понял, что моя голова… череп — ломается… Потом я снова как будто лежу на льду, но лёд какой-то странный; открываю глаза, и вижу каких-то… рыжих, как ты, вроде бы у них лица, как у нас, но на лицах волосы, и они показывают на меня пальцами. Я как-то понял, что это младшие Дети Илуватара, и так удивился — оказывается, они существуют, надо же, дядя Феанор не соврал, то есть… прости. Я понимал, что я в руках Врага и мне не выбраться… Это же ты меня вывез оттуда, да? — Да, — ответил Майтимо. — Спасибо, — сказал Аргон. — Мне было очень страшно. — Он встал и внимательно посмотрел на Келегорма. — Послушай, Майтимо, прости меня, но мы должны его куда-то запереть. Может быть, завтра он и придёт в себя. У вас есть куда? — он заглянул в свою комнату. — Здесь окно очень низко и дверь не выдержит. В прихожей появился сонный Келебримбор. — А, — сказал он, — ну я же говорил, что с дядей Аракано всё будет хорошо. Как вы себя чувствуете, дядя Аракано? — Дядя Аракано-то чувствует себя неплохо, — ответил Аргон, — а вот дядя Туркафинвэ, извини за откровенность, сошёл с ума и мы должны его куда-то запереть. Ох, — сказал тихо Аргон, обращаясь к Майтимо, — надеюсь, это не его сын? Я не должен был так говорить… — Это сын Атаринкэ, — ответил Майтимо. Аргон недоверчиво покачал головой. — Тьелпэ, может быть, ты действительно… Ты видишь… он может ходить, но у него действительно не всё в порядке с головой, он напал на Финдуилас и на меня… его нельзя оставлять в спальне на ночь. — Сокровищница в подвале, — сказал Келебримбор. — Там дубовая дверь и зарешеченное окно размером с кулак. Завтра что-нибудь придумаем. Дядя Нельяфинвэ, возьмите ключ. Пойдёмте, — он подхватил Келегорма под связанные руки и повёл за собой к стоптанной, скрипучей лестнице в подвал. — Тьелперинквар… — выговорил Келегорм. — Поверь… тебе я никогда ничего не сделал бы… тебе — никогда. — Конечно-конечно, — успокаивающе сказал Келебримбор. — Вы не хотели ничего плохого, вам просто надо отдохнуть. — Он закрыл дверь сокровищницы и запер её на замок.***
Аргон сидел на кровати Финдуилас, закрыв лицо руками. — Майтимо, — сказал он тихо, — Майтимо, всё действительно очень плохо, да? Что у тебя с рукой? А… — он замолчал, когда Майтимо бросился ему на шею и отчаянно обнял его. — Не хочешь… — Аргон тоже обнял кузена дрожащими руками. — Атаринкэ больше нет, — сказал Майтимо, — Тэльво тоже — уже давно. С Тьелко сам видишь, что. Маглор… Макалаурэ завтра должен вернуться. Морьо уехал, не знаю, как надолго. Питьо ты видел, он здесь. — А… — снова начал Аргон. — А мои… я кого-нибудь смогу… — Ты последний, — заставил себя сказать Майтимо. — Из твоих никого больше нет. Аргон разрыдался у него на плече. Амрод и Финдуилас, вернувшиеся в дом (Келебримбор сходил за ними), молча смотрели, не в силах ничего сказать. — Есть сын Финьо, — сказал, наконец, Амрод, — но он далеко отсюда. Если хочешь, мы… — Зачем я ему сдался, — ответил Аргон, задыхаясь от слёз, — он меня даже не знает. Майтимо… ты же меня не выгонишь… сразу, правда? — Ну хоть ты не сходи с ума опять, — сказал Майтимо, — конечно, нет.***
Конечно, завтра они тоже не знали, что делать с Келегормом. — Давайте я уеду, — сказала Финдуилас, — может быть, он придёт в себя?.. — Не глупи, — ответил Майтимо. — Он же не просто сошёл с ума. Он одержим Морготом. Он служит ему. Это видела и ты, и я, и Амрод. Ох, прости, Аракано, мы опять говорим на синдарине. В комнату вошла, зевая, Лалайт. — Ох, что у вас тут ночью было… мне Тьелпэ рассказал… А говорил — «я не встаю». Ничего себе — «не встаёт». Что же, вы все или убогие, или всё время врёте, а? — она недовольно подвинула к себе тарелку, выложила себе больше половины оставшихся со вчерашнего дня пирожков, взяла большую сладкую булку, которую вчера сделал для Финдуилас Амрод, отрезала половину и стала намазывать маслом. — А ты в себя пришёл, отмороженный? — спросила она растерянного Аргона. — Тут у кого хочешь мозги вскипят. И тут раздался громкий стук в ворота. Финдуилас испуганно вскочила, Майтимо схватился за меч. С мечом в руках он вышел во двор, почувствовав за забором шум от присутствия множества людей и лошадей. Майтимо подошёл к воротам и выглянул в окошко. За воротами он увидел отряд из сотни всадников, одетых в цвета Мелькора; их возглавлял роскошно одетый в чёрные с золотом одежды Маэглин; над его головой развевалось знамя, которое держал хмурый нолдо из дома Крота. Большая часть воинов были людьми, но среди них было несколько квенди и десяток орков. — Маэдрос, я знаю, что ты меня слышишь, — сказал Маэглин. — Я приехал за тем, что принадлежит нам. Передай нам своего брата Келегорма, и никто не причинит вам вреда. Ты же знаешь, что он слуга моего Владыки. Место Келегорма подле него, в Ангбанде. Я готов подождать час. Иначе вам придётся плохо. Особенно после того, как вы… пытались меня обворовать. Майтимо закрыл окошко. Ему было стыдно за себя, но он испытал некоторое облегчение от того, что Маэглин не потребовал вернуть ему Аргона. Он не знал, что делать. Сопротивляться действительно было почти бессмысленно: силы были неравны. Но отдать Келегорма слугам Моргота?.. Вернувшись в дом, он кратко пересказал слова Маэглина. — Но мы же не можем… — начал он. — Майтимо, спроси у него самого, — сказал Амрод. — Спроси его. Если хочет — пусть уходит к своему Владыке. Мы же не можем держать его взаперти вечно. Или нам придётся убить его, или он убьёт нас. Маэдрос посмотрел на Амрода, вспомнив, как только вчера Келегорм советовал ему отрубить голову Аргону. Но он взял ключ и спустился в подвал. — Тьелко… — начал он. — Там… — Знаю, — глухо ответил Келегорм. — Маэглин. Он должен был приехать за мной в подобном случае. — Я хотел узнать… если ты не хочешь ехать с ним, ты не должен. Правда. — Моё место там, — сказал Келегорм, повторив слова Маэглина. — Ты позволишь мне собрать вещи? Я никому не причиню зла. Поверь мне. Ну не вышло — и не вышло. Я не буду пытаться снова. Лучше… лучше правда, отпусти меня. — А тебя не будут наказывать за это? За то, что у тебя не получилось? — обеспокоенно спросил Майтимо. Келегорм рассмеялся. — Вообще-то мне было поручено убить одного жреца среди истерлингов, который сомневался в божественности Мелькора и вешал мальчиков тринадцати-четырнадцати лет в жертву Оромэ, — сказал он. — Не думаю, что Оромэ бы это порадовало. Я сделал это, пока вы думали, что я лежу в своей охотничьей хижине. А Финдуилас… ну это так, заодно. Дай мне собрать вещи. Майтимо отпер дверь, и вместе с Келегормом они поднялись по лестнице. Услышав, что они поднимаются наверх вдвоём, все покинули комнату и поднялись на второй этаж; Амрод встал на нижней ступеньке, готовый обороняться. Келегорм зашёл в свою комнату, огляделся; он открыл сундук, пошарил там, взял кинжал, который обычно носил на поясе, потом бросил его обратно. Достал из сундука три книги и взял с собой две — трактаты о растениях и об обработке металлов; третью, книгу об охоте, он пролистал и бросил на стол. Наконец, он взял тёплый плащ, который отдал ему Маглор, перчатки, надел сапоги и вышел из дома. Он распахнул ворота и Маэглин отшатнулся. Рядом с Келегормом он сразу стал выглядеть маленьким и жалким, несмотря на усыпанную золотыми цветами шубу и венчавшую его густые чёрные волосы диадему. Амрод выглянул во входную дверь, потом растерянно зашёл в комнату Келегорма; он рассеянно нагнулся над раскрытым сундуком и сказал: — Он даже ничего не взял… может быть, отдать ему хотя бы кинжал и кольчугу… Майтимо смотрел в окно на то, как Келегорм что-то отрывисто приказывает Маэглину — должно быть, подать ему коня получше. — Майтимо… — сказал Амрод. — Руссандол… От его голоса Майтимо похолодел. Он не слышал у Питьо таких интонаций с того дня, когда его брат-близнец утонул в горящем корабле в первый день прибытия в Средиземье. — Что? — ему не хотелось оборачиваться. — Посмотри. Пожалуйста. Майтимо обернулся и подошёл. Младший брат протягивал ему кинжал, вытащив его из украшенных рубинами и гранатами драгоценных золотых ножен. Серебряный кинжал, который странно выглядел на фоне пышных масляных завитков золота ножен и тяжёлых ромбовидных гранатов на ручке. Тонкое серебряное лезвие было украшено нежным узором из вьющихся листков и яблок, которые, хотя и были всего лишь насечкой на блестящем металле, казались светлыми, зелёными, полупрозрачными, светящимися на солнце. — Это не кинжал, — сказал Майтимо. — Ты же узнаёшь его, да? — сказал Амрод. — Это не кинжал. Это фруктовый нож. Фруктовый нож из Форменоса. Нож, которым дедушка пользовался за завтраком. Это наш брат убил Финвэ.