Loving Longest 2

Д ю  Ш а р и о, виконт, Ангел Дорофеевич, французский выходец. Любил рядиться в женское платье и лакомился лягушками. По рассмотрении, оказался девицею. Выслан в 1821 году за границу. М. Салтыков-Щедрин. История одного города

— Да ладно вам, — Гортаур, всё ещё одетый в платье «Лалайт», уселся на диван. На этот раз платье было салатно-зелёным, с длинным кружевным воротником — правда, сейчас подол платья был у него лишь чуть ниже колен. — В толк не возьму, чего вы все так удивились? — Так это всё время был ты, Майрон? — возмущённо спросила Финдуилас. — Как тебе не стыдно! — воскликнул Маэдрос. — А почему это мне должно быть стыдно? — пожал плечами Саурон. — Во-первых, нужно всё попробовать, а во-вторых, это прекрасная маскировка. Женщин-эдайн мало кто принимает всерьёз — особенно их мужчины. Ну представьте себе: суровый такой командир приходит в казарму, ни с кем не разговаривает, никому ничего не рассказывает, а потом заваливается в постель к девице и говорит: «А кстати, чтобы попасть в крепость, минуя ворота, надо отодвинуть камень под мостом, пройти по подземному ходу, а потом постучать по чёрному камню внизу четыре раза — ну да ладно, ты всё равно, дура, не поймёшь». И вы просто не можете представить себе, какая дрянь часто вылезает из людей в присутствии женщин. Бывает, что и не из людей — тоже. Сразу видно, кто чего стоит, — он оглянул присутствующих, остановив взгляд на Маэдросе. - Вы, кстати, с этой точки зрения выглядите не так уж плохо. — А зачем ты говорил, что у тебя была сестричка? — спросил уныло Келебримбор. — Турин же говорил, и его все жалели, — пожал плечами Саурон. — Почему мне нельзя? — Хватит с нас, — Маглор в ярости прикусил губу до крови. — Убирайся отсюда… — Макалаурэ, — сказал Саурон, поудобнее устраиваясь на диване и накидывая платок Финдуилас, — я понимаю твоё недовольство. Но сейчас мне хотелось бы поговорить с вами совсем о другом, а именно об убийстве Финвэ, потому что, должен признаться, этот вопрос меня действительно волнует… — Это тебя не касается, — сказал Маглор. — Убирайся и забери своих кукол, — и он показал на Финдуилас и Аргона, который всё ещё был без сознания. — Моих кукол, мой милый менестрель, ты пока ещё не видел, — ответил Маглору с иронией Гортаур, — а как увидишь, будет поздно. Ваше счастье, что я слишком сильно люблю некоторых своих кукол и не могу с ними расстаться. Некоторые айну моложе других, знаете ли. Что до Финдуилас, то я могу, если возникнут действительно серьёзные сомнения, которые могут касаться её жизни и благосостояния, предъявить по крайней мере двух надёжных свидетелей, которым вы сможете поверить: они подтвердят, что она действительно переродившаяся дочь Ородрета. Что касается Аракано… Я получил его тело через несколько часов после гибели и смог отчасти реконструировать повреждённый участок мозга; мне удалось призвать и его душу — думаю, потому что его родные, особенно Фингон, слишком отчаянно умоляли его вернуться к жизни. Пользы в этом особой, конечно, не было, — он только открывал и закрывал глаза, но, по крайней мере, тело не разлагалось, и то хорошо. — И ты управлял им? Как? — спросил Маэдрос. — Ты можешь делать это и сейчас? — Конечно, могу, — Саурон усмехнулся и снял с плеч платок. — Аракано, милый, ты не можешь повесить мой плащ вон туда, пожалуйста? Я так устал… Аргон тут же открыл глаза, быстро встал и потянулся к Гортауру, потом замер и отшатнулся; почти то же самое произошло и с остальными — все дёрнулись и через мгновение замерли на месте. Это была больше, чем просто имитация голоса Финголфина: паузы, дыхание, тон — всё было так, как будто эти слова исходили из его лёгких, из его сознания. Аргон отвернулся, пряча лицо в ладонях — потом бросился к двери, но наткнулся там на Карантира, который, сейчас, кажется, впервые осознал, что здесь находится Аргон. Аргон обнял его и спрятал лицо у него на плече. — Значит, ты просто обращался к нему голосом Нолофинвэ? — спокойно спросил Маэдрос. — Да, — ответил Саурон. — Я стал пробовать делать это сравнительно недавно и обнаружил, что он реагирует на голос отца, иногда даёт на произнесённые этим голосом вопросы осмысленные ответы и даже сам иногда пытается ему что-то сказать. Вообще в последние месяцы всё пошло значительно быстрее, и я думаю, что знакомые лица и речь привели его в себя окончательно. — И что ты будешь делать дальше? — так же спокойно сказал Маэдрос. — Не знаю, — ответил Саурон. — Если Финдуилас мне определённо больше не нужна, то Аракано… давайте будем считать, что пока я вам его одолжил. — Так не пойдёт, — сказал Маэдрос. — Я не согласен на то, чтобы ты отпускал его на таких условиях. — Не тебе диктовать мне условия, — сказал Саурон уже полностью своим, жестким и бесстрастным голосом. — Маглор сейчас пищал что-то про то, что семья Аракано мне чем-то заплатила за его жизнь. Нет, мои милые, я сделал это совершенно бесплатно, просто потому, что мне нравится копаться в мозгах детей Илуватара с помощью как инструментов, так и своего сознания. Ведь это же интересно, как в таком вот тёпленьком комке чего-то похожего на гнилое дерево помещаются слова, образы и даже немного разума. И это иногда — к сожалению — практически вне зависимости от того, что при этом происходит с остальным телом. А вот заглянуть в чужой мозг иногда бывает трудновато. Вот, например, ты, Нельяфинвэ, знаешь, почему твой брат перешёл к Мелькору? Маэдрос молча положил на стол серебряный фруктовый нож и взглянул на Гортаура. — Это же папин нож! — воскликнул Келебримбор и потянулся, чтобы взять его; Маэдрос придвинул нож к себе. Заметив недоумение на лице старших, Келебримбор поспешно пояснил: — Это папин нож, он сделал рукоятку и ножны. Нож всё время у него был, он его привёз из Амана. Папа подарил его дяде Туркафинвэ после того, как их изгнали из Нарготронда — ну просто чтобы он не расстраивался, они оба любили эту вещь. — Так ты знаешь, что это нож из Форменоса? — спросил Майтимо. — Да, конечно, — ответил Келебримбор. — Папа с дядей ездили туда собрать вещи, буквально на несколько часов, когда уже было решено, что все уходят. Тогда папа его взял на память… — Мы подумали, что этим ножом Келегорм убил Финвэ, — сказал Амрод. — Подождите! — подал голос Аргон. — Вы все тогда приехали из Форменоса и сказали, что Финвэ погиб в бою с Морготом, что вы нашли его искорёженный и перегнутый меч и что у него была раздроблена голова… Откуда вдруг взялся нож? — Сейчас понятно, что Финвэ явно был убит кем-то из его родных, и я хотел бы понять, как, кем и почему, — сказал Саурон. — Мне кажется, что, подумав, вы сами сможете назвать несколько причин, по которым мне это должно быть интересно. У меня есть вероятные ответы на каждый из этих трёх вопросов: я практически точно знаю — как; есть вероятное предположение — кем, и есть несколько предположений — почему. Но ответа на все три вопроса сразу у меня нет. Полагаю, очевидно, что здесь наши интересы отчасти совпадают. Если с вашей помощью я получу ответы на свои вопросы, то, возможно, оставлю вас в покое, — и он выразительно посмотрел на Аргона. — Я готов даже сообщить вам кое-что из того, что на данный момент известно и понятно мне. — Я согласен, — ответил Маэдрос. — Говори. — Давайте обобщим факты. — сказал Саурон. — Во-первых: одна эллет побеседовала, как ни странно, с Унголиантой, когда та ненадолго приняла облик эльфийки. Унголианта сказала, что когда она и Мелькор прибыли в Форменос, Финвэ был уже мёртв, у него уже была разбита голова, а на шее был небольшой порез. Голова у него была разбита ларцом от Сильмариллов. Он был одет в длинную рубашку со своим гербом и в длинную кольчугу с гербом Феанора. На этот момент над входом в сокровищницу горел свет, а на полке стоял чей-то зажжённый фонарь. Во-вторых: поскольку за последнее время в плену у нас оказалось много нолдор, мне не составило труда выяснить, что ларец, в котором на данный момент хранятся Сильмариллы в Ангбанде, не является тем ларцом, который изначально сделал для них Феанор. Тот ларец был разбит, скорее всего — в момент убийства. Потом от ларца отделили замок. Этот замок почему-то оказался в семье Финголфина, скорее всего, у Фингона; потом Тургон передал его тебе, Келебримбор, и ты принёс его сюда. В-третьих, все вы и так знаете, что кто-то из вас писал за Финвэ письма родственникам в Тирионе, и что кто-то — скорее всего, Фингон — приезжал за письмом в самый день гибели Финвэ. У меня вопрос: почему вы вообще решили, что этот нож был орудием убийства, как только его увидели и что в убийстве виновен Келегорм? Майтимо задумался. — Конечно, Келегорм носил дедушкину кольчугу… Но самое главное — если под кольчугой Финвэ был в длинной рубашке с гербом, скорее всего, он не успел переодеться после завтрака, — сказал Майтимо. — Оружие хранилось только в отцовской половине дома. За завтраком дедушка пользовался только этим ножом. Если кто-то… — Перестаньте! — воскликнул Маглор. — Майтимо, пожалуйста, давай всё это прекратим. Я же уже признался. Зачем… — Кано, не надо, — сказал Карантир. - Да, я решил никого из вас больше не видеть, но когда Нариэндил сказал мне, что ты хочешь погубить себя, я… — Нариэндил, как, ну как ты смел так поступить?! Зачем ты привёз Морьо? — Нариэндил молчал. — Я же тебя просил… Понятно же, что ни Келегорм, ни Куруфин не могли знать, что это за нож… Это я отмыл кровь с ножа… я положил его обратно на обеденный стол… — И ударил Финвэ этим ножом тоже ты? — спросил Саурон. Все молчали. — Бедные вы, бедные испуганные крошки, — сказал насмешливо Саурон. — Ну раз прямо и откровенно у нас с вами ничего не получается, давайте я расскажу вам сказочку. Милую сказочку про светлый Аман. Итак, один милый, красивый и на тот момент совершенно невинный эльфик поехал навестить своего доброго дедушку…