В холодном подземелье тускло горел, мерцая, лишь один голубой светильник. Но Белемир уже знал дорогу. Дойдя до конца зала, он встал на колени и зажёг зелёную лампу, которую принёс с собой. Юноша легко поднял каменную крышку и заглянул внутрь. Когда Саурон запер Андвира здесь, в своём холодильнике, судьба оказалась милостива к истерлингу: в отчаянии пытаясь выбраться, он ударился головой об крышку, и, когда жизнь оставляла его, был без сознания.
— Дядя Андвир, — прошептал Белемир. — Значит, он и правда здесь.
Дела у обитавших в северном Хитлуме родичей Белемира шли неважно, и гибель его отца Андрога стала лишь последним ударом. От дома Ульфанга теперь остался лишь он один. Все остальные погибли в междоусобицах, были убиты собственными рабами или наложницами или умерли от пьянства; в распрях из-за остатков королевства Фингона и Финголфина не щадили даже маленьких детей, не говоря уж о женщинах. Другие князья тоже погибли, почти не оставив потомства: Бродда был убит Турином Турамбаром, хитрого Лоргана и его старших сыновей отравила молодая жена. Саурон, возможно, навёл бы порядок среди истерлингов, но Мелькор открыто выразил своё неодобрение по этому поводу: они были его любимцами, и ему казалось, что чем больше среди них зла и убийств, тем сильнее страдает и народ Хитлума. Отчасти это было так, но после Битвы Бессчётных слёз успело пройти уже два людских поколения: родилось много детей от насильных, горестных, но всё-таки смешанных браков.
Андрога и Андвира родичи не особенно любили: их матерью была дочь верного эльфийским королям Борлада из дома Бора, а сын Андрога Белемир и вовсе родился от местной женщины из дома Хадора Златовласого: он унаследовал раскосые глаза и резкие черты лица от деда, Ульфанга-младшего, сына Ульдора, а от матери — белоснежную кожу и золотые волосы. Зато среди остальных жителей Хитлума Андрог поначалу пользовался доброй славой: рядовые воины-истерлинги считали его истинным вождём, да и местные скрепя сердце признавали, что внук Борлада не так уж плох. Андрог был умнее многих собратьев: он читал книги, расспрашивал стариков о древних временах, знал не только синдарин, но и квенья. Потом он стал говорить соплеменникам, что им от Мелькора никакого толку уже нет: награбленные богатства растрачены, о мире, покое и достатке можно только мечтать. Даже когда Андрог объявил, что поклоняется другим Валар и стал приносить Оромэ и Нессе кровавые жертвы, как некогда его предки-истерлинги приносили их Мелькору, от него не отвернулись: напротив, он нашёл множество последователей.
Белемир мог бы сказать, что день, когда зловещий посланник Мелькора (теперь он знал, что это был Келегорм) оставил от Андрога лишь безголовое тело, поставил крест на всех его надеждах. Но на самом деле он чувствовал, что затея отца ничем хорошим не кончится. Само по себе принесение людей в жертву Белемир не считал чем-то дурным: ему лишь не верилось, что это может привлечь внимание Валар. Даже если Оромэ даровал силу и удачу детям нолдор и других эльфов, он не обязательно должен был отозваться на призыв людей. Да и завоевать любовь подданных таким образом трудно, даже если на дереве со вскрытыми венами будут висеть только дети рабов: ведь в рабов нередко обращали тех, кто не мог заплатить долг, остался сиротой или просто случайно убил княжескую лошадь или собаку.
Если бы Андрог погиб несколько лет спустя, было бы легче. Но сейчас Белемир был слишком молод: в качестве вождя его не приняли бы. Да и у отца было много врагов… Вот если бы рядом был дядя Андвир! Старший брат отца, умный, опытный, больше пятнадцати лет служивший Саурону и знавший многие тайны. Белемир встречался с дядей лишь пару раз, но он произвёл на него впечатление.
Они с отцом уже давно не имели от Андвира известий. После гибели отца, скрываясь в лесу, Белемир увидел на дороге Гватрена, который как-то приезжал к ним с Андвиром. Поскольку Гватрен был один, Белемир всё-таки осмелился приблизиться к эльфу и спросить, что случилось с его дядей.
Гватрен ответил:
— Прости, юноша, но твоего дяди уже нет в живых. Майрон казнил его за непослушание.
Белемир замер; затем он взял себя в руки и спросил:
— Как? За что?
— За что — тебе не подобает знать. Как? — запер его в морозильнике в подвале, где он проводит свои опыты. Надеюсь, его смерть была быстрой. Ты хотел ещё что-то спросить?
— Нет, — сказал Белемир и ринулся обратно в лес. Он без сил опустился на снег, закрыл лицо руками.
Но потом он встал и пошёл в своё лесное убежище. Уже через неделю он наизусть затвердил обе отцовские книги. Если б не мороз, его дом было бы легко отыскать — кругом рядами были разложены трупы животных и птиц. В розовых закатных лучах зимнего солнца Белемир снова и снова выкрикивал заклятия. Пот градом тёк с его лба: у его ног в ужасе метался, пытаясь взлететь, заяц, в которого он вселил душу вороны.
Белемир пошёл на отчаянный шаг: он решил сам явиться к Саурону, зная, что рано или поздно его всё равно найдут и предполагая, что тот захочет поставить его умения к себе на службу, а может быть, со временем и поможет вернуть отцовское достояние. Пока его предположения отчасти оправдывались: общаясь с Сауроном, Белемир понял, что тот действительно был против казни его отца и несколько раз неодобрительно высказывался по поводу царившего в Хитлуме хаоса.
Белемиру мечталось, что, может быть, они с дядей смогут объединить вокруг себя людей Хитлума — и истерлингов, и местных эдайн. Юноша втайне надеялся, что дяде был известен какой-то важный секрет Саурона или даже самого Мелькора, — и узнав его, можно будет диктовать Саурону свои условия. Но для этого прежде нужно было вернуть Андвира к жизни.
С рыжеватых волос Андвира и с его одежды стекала вода. В магических светильниках Белемира пылало земляное масло, и жёлтые, алые и зелёные пятна света разливались в лужах влаги на мраморном полу. Белемир достал из-за пазухи магическое покрывало, покрытое похожими на детские простыми чернильными рисунками; приглядевшись, можно было увидеть, что изображают они небесные сферы, звёзды, дремлющих в безднах чудовищ и спускающиеся в подземный мир светила. И он начертил новый рисунок на полу; бросил в большую зелёную лампу алый порошок и несколько сушёных листьев и костей.
Тихо, но пронзительно он обратился к Андвиру:
— Я призываю тебя, дух умершего; призываю именем великого, неумолимого божества; приди ко мне этой ночью; прими вид, который ты отверг. Призываю тебя именем Судьбы всех Судеб, возвратись ко мне, будь со мной ночью и днём!
Белемир коснулся золотым жезлом глаз, ушей и рта Андвира; он повторил:
— О дух, обитающий в воздухе, я призываю тебя; приди, услышь мои слова, взгляни на меня, отвечай мне! Оживи это тело! Пусть он встанет и говорит со мной!
Знаки, начертанные на покрывале смешанной с чернилами кровью человеческих жертв, казалось, начали светиться тусклым зелёным светом.
Тогда Белемир произнёс заключительные слова на валарине:
— AÞĀRAIGAS! PHANAIKELŪTH! AKAŠĀN! (Солнце! Луна! Он изрёк!)
Синие, окровавленные пальцы Андвира задёргались; в груди послышался какой-то звук. Сначала это был просто ровный, тихий животный вой; потом он превратился в стон мучительной, невыразимой боли. Белемир отшатнулся: слышать это было тяжко даже ему.
Наконец, Андвир открыл остекленевшие серые глаза, из которых полились горячие слёзы.
— Дядя? — спросил Белемир на родном языке отца и деда.
Андвир в страхе и недоумении смотрел на племянника. Белемир протянул к нему руку и осторожно коснулся рукава успокаивающим жестом. Он подумал, что дядя мог на службе у Саурона забыть истерлингский язык и сказал несколько слов на той разновидности языка эдайн, на которой говорили люди дома Хадора. Тот, наконец, что-то понял и сказал:
—
Man natyë, atan? (Кто ты, смертный?) — спросил Андвир.
Белемир на мгновение опешил. Он не мог понять, почему Андвир ответил ему на квенья — древнем языке эльфов-нолдор, на котором даже не все они говорили сейчас.
Но он быстро соображал и не строил иллюзий. Какой же он дурак! Это значит, что он вызвал дух одного из лежавших здесь, в покоях Саурона, эльфов. Он же знал, что, хотя Саурон мог манипулировать и душами смертных, с эльфами было много легче — они не покидали Арду насовсем, уходя Путём Людей.
Белемир оглянулся по сторонам. Кто же это мог быть? Испуганный юноша со светло-русыми, почти белыми косами, на вид синда — хотя нет, скорее тэлери, раз он, как говорил Саурон, пришёл с Финголфином из Валинора? Высокий рыжий эльф, чьё изуродованное тело покоилось рядом с телом Андвира? Черноволосый нолдо с кротким лицом и длинными ресницами, которого льдины Хелькараксэ почти разорвали надвое? И ведь в теле Андвира не обязательно оказался дух эльфа-мужчины: может быть, сейчас с Белемиром говорила юная девушка в сером платье или вмороженная в лёд за витриной светловолосая женщина в косынке. А могло быть и так, что тела этого нолдо в зале вообще не было: дух эльфа мог оказаться здесь потому, что он отчаянно тосковал об одном из погибших сородичей, чьё тело здесь лежало. Вспомнил Белемир и о том, что однажды рассказал ему под страшным секретом, шёпотом, в последнюю встречу слегка подвыпивший Андвир: в личных покоях Саурона, в его коллекции редкостей есть якобы тело необыкновенно прекрасного эльфа, которое он не показывает никогда и никому…
— Ты понимаешь синдарин? — быстро спросил Белемир (он читал на квенья, но поддержать разговор не смог бы).
Тот неуверенно кивнул.
— Это я вернул тебя к жизни, — сказал юноша. — Нам нужно скорее уйти отсюда.
Эльф-Андвир попытался согнуть ноги в коленях, пригладить свои волосы; он в ужасе посмотрел на свои руки, сжал ладонями уши, коснулся кончиками пальцев носа и губ. Он рванулся к Белемиру, пытаясь в ярости схватить его за руки, но был ещё слишком слаб и растянулся на мокром полу.
— Что это? Что со мной? — простонал он. - Что? Что вы со мной сделали? Мне… мне больно… везде больно… Это не я. Не я. Я же не такой. Это же не я. За что?
— Я не хотел, — сказал Белемир. — Я призвал твой дух в тело своего дяди. — Белемир коснулся рукой груди Андвира; сердце билось пока слабо и медленно. Скорее всего, Андвир мог двигаться и разговаривать только потому, что в него вселилась сильная и горячая душа квенди; человек, если бы его душу действительно удалось призвать, ещё долго был бы без сознания. Белемир стал опасаться, что, резко двигаясь, эльф повредит тело Андвира. Он колебался: пытаться ли бежать одному или довести дело до конца.
— Мне очень нужно вернуть дядю Андвира, — продолжил Белемир. — Если ты мне поможешь…
И тут над их головами зажглись голубые огни. Белемир сжался, вцепился в бесполезный кинжал, готовясь встретить яростный взгляд Саурона.
Но это был всего лишь Натрон.
***
— Давно не виделись, Андвир, — сказал Натрон. — Тебе разрешили оттуда выйти? Что ты на меня так смотришь? Вставай. Белемир, подними его и усади в кресло, я не могу разговаривать с человеком, который валяется в луже.
Белемир увидел, что в одной руке Натрона был метательный нож, в другой — длинный, тонкий, острый как спица, кинжал. Ему пришлось повиноваться.
— Как меня зовут? — спросил Натрон, глядя в глаза Андвиру. — Кто я?
— Я тебя не знаю, — ответил тот на квенья. Большие светло-серые глаза Андвира впервые оглядели помещение целиком, и он, видимо, осознал где находится. — Я тебя не знаю, прислужник Моргота, и не хочу тебя знать.
— Кто ты такой? — спросил Натрон, вытянув руку и вставив острие тонкого кинжала прямо в ямочку на шее Андвира. — Отвечай!
— Но вы же видите, что это мой дядя! Натрон, я вас умоляю… — воскликнул Белемир. Он счёл, что Натрона можно попробовать разжалобить. В конце концов, дядя действительно был нужен Белемиру, а незнакомого эльфа можно было уговорить или запугать, заставив изображать Андвира. — Мне удалось оживить Андвира. Он мой единственный родич. Он пока не в себе. Прошу вас, отпустите нас…
Натрон пошарил в кошельке у себя на поясе и достал что-то в сжатом кулаке. Потом он резко разжал руку над столом. Раздался сухой перестук.
— Что это? — резко спросил Натрон. — Смотри! Отвечай!
— Это? Кубики… кости… — сказал Андвир.
— Кости? — с насмешкой отозвался Натрон. — Кубики? Это, любезный мой, «корона» — комбинация «три-три-четыре». Ты знаешь, как твой дядя Андвир попал к нам, а, Белемир? Он убил своего отца и твоего деда, Ульфанга-младшего, сына Ульдора, который не давал ему вещи, чтобы их проигрывать, опустошил его сокровищницу, проиграл всё за два дня и потом попросился к Тар-Майрону. Он проигрывал всё. Ты хочешь меня убедить, что увидев «корону», Андвир сказал бы, что это просто «кости»? Он помнил названия бросков и очков в любом состоянии. Ладно, парень, давай, признавайся, чей дух ты вызвал. Возможно, я тебе помогу.
— Я не знаю, — ответил Белемир. Он уже успел узнать Натрона, и понимал, что с ним лучше вести себя честно. — Я хотел оживить Андвира и вызвал этот… этого… наверное, он квенди.
— Кто ты такой и как тебя зовут? Где и когда ты родился, кто твои родители? — спросил Натрон.
— Какое тебе дело? — ответил эльф-Андвир. В его голосе звучало отчаяние; Натрон сам испытал ужас и отвращение, на мгновение попытавшись представить, как тот чувствует себя, оказавшись в человеческом теле. — Я… я в Ангбанде, да? — Натрон кивнул. — В самой страшной темнице на свете я оказался ещё в одной тюрьме, худшей из возможных. Сейчас я привязан к этому телу… словно… как липкий мокрый лист, который пристал к крыльцу под дождём. Я превращусь в грязь или меня унесёт холодный ветер неведомо куда. Зачем тебе моё имя? — Из его глаз снова хлынули слёзы. — Лучше убейте меня снова.
— Белемир, отойди подальше. Я сказал, подальше, — велел Натрон. — Послушай, ты. Уходить вам отсюда смысла нет: Майрон всё равно узнает о случившемся и найдёт вас обоих. И он вырвет из тебя и твоё имя, и всё, что захочет знать о тебе. Человеческое тело слабее нашего, но Майрон научился обращаться с ним достаточно бережно, так что под пытками ты не умрёшь ещё долго. Но я бьюсь об заклад (настоящий Андвир, уж верно, давно сделал бы ставку), что Майрона заинтересует этот случай. Я постараюсь помочь вам выпутаться, но тебе, Белемир, и тебе… Андвир, буду так тебя называть — надо вести себя очень осторожно.
Натрон наклонился к эльфу-Андвиру, положил руку ему на плечо и очень тихо сказал:
— Я научу тебя, что говорить, и что делать. Поступай так, как скажу тебе я, и у тебя будет хоть какая-то возможность выжить. Может быть, Майрон даже попробует вернуть тебе твоё собственное тело.
***
Это был один из тех немногих случаев, когда Саурон не знал — разозлиться или прийти в восторг. Он был в хорошем настроении, и второе чувство перевесило: он решил, что Белемиру всё-таки надо оставить жизнь и позволить ему экспериментировать дальше.
— Я бы покарал тебя немедленно, Белемир, но это очень интересный опыт, — сказал Саурон. — Я ещё не пробовал вселять
фэа эльфа в человеческое тело. А тебе это удалось. Я должен потом расспросить тебя подробнее… А сейчас убирайся.
Когда Белемир вышел, Саурон сказал Натрону:
— Нат, проследи, чтобы его взяли под стражу. Итак, Андвир… Андвир — как тебя на самом деле зовут? Как тебя зовут? — повторил Саурон свой вопрос на квенья.
— Меня зовут Алдамир, — ответил тот.
Саурон резко встал, взял эльфа-Андвира за руку и подтащил к длинному ящику с телами нолдор.
— Где тут ты? Показывай. Кто из них Алдамир?
Тот показал на тело молодого эльфа с очень светлыми косами и с выражением ужаса на лице, одетого в одну разорванную рубашку — отвернулся и судорожно согнулся: его рвало, но, очевидно, его желудок был пуст. С усилием разогнувшись, он оглянулся с мучительным недоумением. Боль и дурнота, которые он ощущал в человеческом теле, оказались непривычно сильными. Гватрен, взяв его под руку, помог снова сесть в кресло.
— Правильно, — сказал Саурон. — Его звали Алдамир. А теперь расскажи о себе…
Эльф-Андвир назвал Саурону год и место своего рождения, имена родителей, перечислил имена своих друзей, упомянув в том числе, что учился вместе с детьми Финголфина. Он правильно ответил на несколько припасённых у Саурона «контрольных» вопросов, ответы на которые мог знать только близкий друг семьи Финголфина.
— Ну ладно, — кивнул Саурон. — А теперь объясни, почему в конце концов ты напал на Финголфина с ножом, а потом убежал в одной рубашке и замёрз.
— Я… я был не в себе, — ответил тот. — Я не помню. Я всё время был не в себе.
— С каких это пор? Ты сошёл с ума во время похода или уже был болен? Ты сознаёшь, отчего ты помешался? Душевнобольных эльфов на самом деле очень мало, и меня всегда интересовал случай с тобой. Так что я хотел бы получить ответ на свой вопрос.
— Я и до этого был не в себе уже много лет, — ответил тот, кто назвал себя Алдамиром.
Саурон откинулся в кресле и посмотрел ему в глаза. Тот не выдержал и опустил взгляд.
— Рассказывай, как всё было. Если хочешь остаться в живых, хотя бы и в этом теле, ты должен быть со мной откровенен.
— Я… — наконец, сказал тот, — мне очень трудно об этом говорить. Я не смогу рассказать много. Просто… просто надо мной надругались. Ещё в Амане.
