Мы будем жить вечно

      Полицейский юрко пробежал пальцами по одежде Богдана, всё ещё оглушённого выходкой цветноглазого собачонка. В широкой лапе хрустнула пачка денег. В толпе ротозеев кто-то присвистнул.       — Откуда столько наличности?       — Бабушка на конфеты дала, — Богдан отлично знал, что можно орать до хрипоты, но что-то доказать взрослым, если они уже для себя всё решили, нереально. Поэтому он просто со всей дури впечатался каблуком ботинка в ногу хранителя правопорядка, выхватил деньги. Мужик взревел раненым медведем, цопнул наглеца за капюшон кенгурухи.       Взмах руками, головой чуть назад и нырок вниз всем корпусом — вещь слетела с сухого тела, как обёртка с мороженого, даже не зацепившись. Мужик чертыхнулся, по инерции заваливаясь назад. А Богдан оттолкнулся от дорожки ладонью и дёрнул с низкого старта, вслед только улюлюканье полетело.       Он промчался по аллее, свернул за тот же угол, что и Кирилл пару минут назад. Здесь начинались пятиэтажки и дорога, над которой они нависали, была прямой и длинной. Беглецом тут не пахло, даже в пару минут форы он не успел бы удрать через весь квартал, тем более ходил он после секса приволакивая ноги, значит и бежать долго не сможет. Богдан непроизвольно облизнулся, почувствовав себя загоняющим жертву хищником. Он свернул под ближайшую арку в подворотню, здесь пятиэтажки стояли колодцем: дома стенами, центр засажен деревьями, эдакий мини-парк, и под ними детская площадка, новая, яркая, не вылинявшая ещё от солнца. И на детской качельке пытается отдышаться его несчастье, прислонившись лбом к железной трубе-держателю.       Кир его увидел, скатился с сидения, попятился. Богдан не скрываясь размял шею, хрустнул пальцами. Больше Кирилл ждать не стал — нырнул под деревья, оттуда по дорожке и к домам с той стороны площадки. Богдан сначала ухмылялся, собираясь выждать, в какой подъезд нырнёт мелкий паршивец, и потом уже спокойно его оттуда выколупывать. И вдруг понял, какой же он дурак — с той стороны тоже была выходная арка.       — Стой, крысёнок! — не сдержался от вопля. Кир припустил быстрее.       Там тоже была улица, но уже узкая и извилистая, с кучей нор-входов в другие колодцы. Знакомая куртка мелькнула за деревьями, прикрывающими вход в очередную дыру. Ещё один двор, ещё один сквозной выход. Сюда уже не доносилась машинная возня от центральных дорог и люди здесь ползали нешуганными сонными мухами, не боясь редких медлительных автомобилей. Чем дальше от центра — тем меньше народу и больше грязи. Мимо прошелестел пакет из-под чипсов, от переполненной мусорки покатилась под ноги пустая пластиковая бутылка, протрюхала по обочине облезлая собачья свадьба.       Кирилл впереди едва полз, но оглядывался на Богдана и упрямо срывался дальше. Богдан был выносливее, но даже его ноги начинали гудеть, а в тонкой футболке становилось жарко от бега. Последний дом оказался сквозным, но вместо следующей улицы за аркой внезапно вырос каменный мешок — высоченный бетонный забор слева, мусорные баки справа и дальше только задник следующего дома с железной дверью чёрного выхода.       — Лучше не беси меня, — Богдан заскочил под арку, увидел, что ловушка схлопнулась, упёр кулаки в колени отдышаться. И тогда Кирилл решил, что враг выбился из сил и ему самому терять всё равно нечего — разогнался и полетел на мусорки.       Богдан чертыхнулся, сорвался с места. Кир стрельнул в ближайший ящик, норовя зацепиться руками, запрыгнуть и по мусору перебраться дальше, уже в чистый переход. Пацан, костлявый-костлявый, но с весом — руки рванули в плечах болью, когда перехватили беглеца уже в прыжке. Парни по инерции впечатались в металлический бак — первый Кирилл, за ним и на него Богдан. Тяжело осели на землю. Богдан сел сверху, спеленал ему руки, пацан оглушёно трепыхнулся, помотал головой.       — Вот тебе за «украденные деньги»! — Оплеуха. Голова Кира мотнулась в сторону. — Вот тебе за кирпич!       — Пошёл с меня вон! — Кирилл выгнулся дугой, стараясь стряхнуть с себя докучливое тело.       — Кончай дёргаться, — зло процедил Богдан. Он устал и задыхался от бега. — Мы возвращаемся.       — А ты заставь!       Богдан размахнулся и ударил безмозглого храбреца в грудь.       — Так хватит?       Кир скривился от боли, зажмурился и упрямо помотал головой. Ещё удар.       — Теперь поумнеешь?       Молчок. Голова безвольно откинулась назад. Откуда, блин, такие задохлики берутся?       — Эй, вы что это тут творите? — Железная дверь открылась, из неё с ворохом давленных картонных коробок вышла молодая женщина. Богдан оценил ношу, фартук и вылетевшие из двери запахи. Наверняка мелкая продуктовая забегаловка, коих много насверлено в нижних этажах жилых комплексов, дабы жильцы ноги не сбивали за продуктами.       — Это магазин?       — Угу, Шерлок Холмс.       — А водка есть? — Он прищурился, прикидывая, как бы добровольно погнать домой своё неспокойное задание.       — А восемнадцать есть? — в ответ прищурилась продавщица.       Деньги Богдан засунул в задний карман джинсов ещё на бегу, но отчётливо помнил, что были там разные купюры, включая обычные рубли. Выщелкнул из пачки зелёную бумажку.       — Тысяча есть. Может, она заменит?       Тётка продолжала сверлить недоверчивым взглядом сидящего на парне второго парня.       — У моего друга похмелье. Хочу его порадовать.       Продавщица недоверчиво глянула на бесчувственное тело, но жадность перевесила — сходила за бутылкой и даже сама вскрыла пробку. Стоять над душой не осталась — спешила за прилавок, но напоследок ещё раз окинула взглядом «похмельного» и неодобрительно покачала головой — настоящая взрослая, ответственная и моральная…       Напоить Кирилла водкой оказалось почти нереально — из пластикового стаканчика жидкость растекалась по уголкам губ и скатывалась по щекам, подбородку, шее. Алкоголем просмердели и куртка, и гольф, поддетый под неё. А потом хиляк пришёл в себя и влить в него жидкость стало просто нереально — он мычал, сжимал зубы, бодался и ни в какую не желал слушаться. Тогда Богдан плюнул, по-простому сжал упрямцу нос, а когда тот разлепил хотя бы губы, с силой втиснул между них горлышко бутылки и запрокинул вверх. Кирилл забился в руках, захлёбываясь огненной отравой, из глаз брызнули слёзы.       — Вот и умница, — закидывая в бак пустую бутылку хмыкнул Богдан и подтянул с земли уже несопротивляющееся тело.       Беглец вытер трясущейся ладонью злые дорожки на скулах. Плевок в лицо мучителя. Крыска, последнюю порцию водки за щёку загнал. Богдан невозмутимо отёр лицо от алкогольного плевка.       — Я научу тебя глотать.       И поволок назад сквозь арки и колодцы, к дороге и маршруткам.       …В детдом они попали уже ближе к вечеру — пока поблудили по жилым улицам, пока набрели на хоть какую-то остановку, пока выехали к ж/д вокзалу, сев на тот маршрут, но не в ту сторону и проваландавшись в ней добрые полтора часа, пока водитель не сделал по городу круг и не подкатил-таки к вокзалу. И здесь ещё больше получаса ждали ту, которая отвезёт к ним в пригород. Кирилл больше не пытался удрать, но Богдан проклял сто раз свой порыв напоить недомерка — ни разу в жизни не пробовавшего ничего крепче молочного коктейля, Кира развезло в щи. Поначалу, ещё цепляясь за остатки разума, тот пытался избавиться от водки, но крепкий подростковый желудок не спешил расставаться с вкачанной в него дрянью и дальше спазмов дело не шло. Теперь он то пел свои занудные песни из телефона, то обвисал на своём конвоире безвольной тушкой, то жаловался на колотун, то, взопревший, стягивал с себя вещи. Богдан увидел обнажённый впалый живот и в глазах потемнело — белая кожа расцветилась царапинами и счёсами, Кир ночью изо всех сил обдирался по камню. Но устыдиться не успел — начинающий алкоголик посмотрел на него и:       — Егор, ты где пропадал?       Как будто колодезной водой окатило. Только не он. Кирилл никакого права не имел бормотать это имя, тереть сырые ресницы и делать вид, что он скучает или тоскует по нему.       Дальше Богдан мог его лупить, хлестать по щекам, орать или пытаться игнорировать — Кирилл упрямо звал Егора, что-то рассказывал ему, жаловался, а когда они наконец сели в маршрутку, вцепился Богдану в руку, тюкнулся носом в плечо и заснул.              — Куда ты меня тащишь?       — О, я смотрю, ты трезвеешь.       — Пусти меня. Я не убегу, обещаю.       — Конечно не убежишь, двери я запер и вообще ты здесь не был — куда драпать не знаешь.       — Богдан, мне больно!       — Оу, так я всё-таки «Богдан»?       Кирилл непонимающе захлопал ресницами, Богдан мрачно втолкнул его в маленькую сырую тёмную комнатёнку. Лампочки по коридору загорались от рубильника на входе, но конкретно эта была замкнута на другой линии и включать-выключать её можно было только ввинчивая-выкручивая из патрона. Богдан не стал себя утруждать ею — нехитрое убранство пыточной он запомнил с прошлого визита.       Тогда его тут пролихорадило, в этот он с благодарностью к Алику вскрыл отданным ключом дверь и проволок приходящего в себя гадёныша по знакомым коридорам и ходам. Его трясло не меньше, чем Кирилла, только пацан дрожал от холода и навевающей жуть обстановки, а Богдан еле сдерживался, чтобы не распутать верёвки, дохлыми змеями свисающие с батареи, и не захлестнуть их мёртвой петлёй через шею приволоченного отребья.       — Почему ты звал его? Неужели всё-таки педик?       — Сам педик, — огрызнулся Кирилл.       — Ты забрал моего брата, ты Егора всего месяц знал! Не смей даже делать вид, что тебе его не хватает!!! Слышишь?! Зови своих разлюбимых мамочку с папашей, ты с ними всю жизнь был, ной по ним!       Кирилл закричал, громко, на одной режущей ноте, сам прыгнул на Богдана, замолотил руками, хлеща по голове, плечам, лицу, воздуху. Богдан только того и ждал — клокочущая последние недели злоба вырвалась наружу, расправила позвоночник, вскинула руки, сжала кулаки. Хлясь. Лёгкий Кирилл отлетел в сторону и тут же вскочил с чавкающего влагой пола и прыгнул обратно, разгорячённый бурлящим по венам алкоголем. Тварь. Ему следовало поджать хвост и скулить у ног, вымаливая прощение за то, что отнял брата. Даже не убил — именно отнял!!! Егор после знакомства с ним, как с цепи сорвался — ссорился с Богданом, удирал вместе с этой тощей шкильдой, сел с ним за одну парту, ушёл в отдельный угол в столовой, даже кровати у одной стенки и спали они там голова к голове. Егор забыл о брате! Егор ссорился с братом, стоило Богдану хоть слово плохое сказать про Кирилла! Егор ударил брата, потому что тот не хотел пускать их в недостройку…       Обычно он старался не бить по лицу — и в школе проблем меньше, и по жизни. Но не удержался. Метил в нос, но смазал по щеке и губе. Кирилл сполз на колени от боли, его тут же вытряхнули из куртки, потянули через голову гольф. Эта крыса ощерилась, тяпнула сквозь ткань. Огребла ещё пощёчину.       Плевать, что он меньше и слабее. Он заслужил все свои беды. Богдан аж языком прищёлкнул от предвкушения. Сноровисто перекинул верёвки ему на запястья, шею, опутал торс, пришивая к батареям — руки на растяжки влево и вправо, лицом к стене. Кирилл продышался от боли, завозился в путах, попытался подняться с колен. Богдан стянул посильнее, порезче.       — А ну, отпусти меня! Мало тебе ночи было?! Вы с Егором как небо и земля, ты и ногтя его, как человек, не стоишь!       Богдан невесело хохотнул, двинул ему между лопаток коленом, впечатывая в батарею.       — Хотел тебя тут оставить остывать, но ты всё никак не уймёшься. Предупреждал же — заткни свой трепливый рот, иначе я заткну!       Обычно он пасовал перед грубой силой, удирал или замолкал, но не нарывался. Сегодня же, то ли хлебнув водки, то ли воли, Кирилл продолжал жалить, не замечая, как плещет ярость из переполненной чаши Богдановского терпения.       — Егор! Егор! Его-ор!!! — назло мучителю проорал он.       Богдан просто хотел притащить Кира в подвал, связать и выбить из него дурь. Богдан молча расстегнул джинсы.       Кирилл даже в темноте понял, забился в путах. Обдирая о верёвки запястья, грудью по арматуре. Муха в паутине.       Тотошка рвался куда слабее, хотя он точно был здесь не раз и будет ещё не один, так что знал с точностью до удара. Муха слепо боднула затылком нависшего паука.       — Открой рот.       Кирилл упрямо мотнул головой. Богдан сгрёб его за волосы, оттянул назад.       — Дальше повторять буду с кулаками.       — Я всё расскажу.       — Сомневаюсь. Но если рискнёшь, то удачи, могу даже сюда Семёновну позвать.       В зыбком отсвете коридорной лампы затёрся дивный цвет глаз упрямого щенка — только тёмные провалы на белом тонком лице. Требовательно надавил, поворачивая медовую голову вбок. Кирилл зажмурился и разлепил губы. Внезапно тишина стала слишком… тихой. Каждый шорох, каждый выдох, каждое движение резало слух и оседало гулкой капелью по стенам, полу, потолку. И от беспомощности злого гордого человечка крошило здравый смысл. У Богдана перехватило дыхание. В паху уже горело. Он достал член, втолкнул в приоткрытый рот.       Слишком возбудился, чтобы включить мозги. Кир пропустил набухшую головку. Богдан почувствовал, как податливые губы щекочут венки на стволе…       И острое касание крепких зубов.       Богдан зашипел, дёрнулся — благо, зубной капкан тут же разжался. Кирилл прокашлялся и залился счастливым хохотом.       — Ну и чёрт с тобой, сиди тут и дубей!       И вымелся вон. Уже от ступеней услышал, как из далёкой комнатёнки, раздробленный расстоянием и эхом, доносится тихий неясный напев.