Мы будем жить вечно

      О том, что Кир задерживается, звякнувший колокольчик интуиции напел минут через двадцать. Народ уже повозвращался из душевой, и даже стихло растревоженное маёвкой и праздничными выходными жужжание по комнатам. Елагин не шёл.       Богдан успел обчистить от спермы руку, стащить запачканную футболку и даже вспомнить про зубастую бутылку под кроватью именинника. Сумрачная нахохленная крыса мрачно воззрилась из ловушки на подлого человечишку. Тот из любопытства щёлкнул по пластику пальцем, но тварь не шарахнулась в сторону, а заковыристо прокляла на своём крысином и припечаталась об прозрачную стенку, желая поближе свести знакомство с уже однажды прокушенным пальцем. Богдан вспомнил, что о них рассказывал Кир, и решил избавиться от гадины, пока припадочный на грызунов Елагин не вернулся, не увидел хвостатую пленницу и не изошёлся пеной.       Мусорка, куда можно было запихнуть крысу в бутылке, была в туалете. А ещё в туалете, прямо на выкрашенном мерзкой грязно-вишнёвой краской полу, в паутине канализационных труб под рукомойниками, лежала вывернутая наизнанку кенгуруха, как будто её стаскивали с владельца насильно, да так и отшвырнули за ненадобностью. Чёрная. С пумой. И никого, и ничего. В кабинках пусто, окно запахнуто. Богдан поднял пайту на автомате, рассеянно скомкал в руках и вышел. В голове шумело, но логические цепочки выстраивались уверенными железобетонными блоками. Ушли они не дальше корпуса — из взрослых сегодня в детском доме только ухрюкавшийся в зюзю по случаю Первомая слесарь, он же дежурный сторож, да Вера Павловна, маёвку, в отличие от слесаря, не любившая, но окунувшаяся в неё по самую макушку. Уставшая после городского выгула всего среднего и старшего звена, она запустила в душевых бойлеры и вырубилась у себя в комнате, а чтобы никто не дёргал внезапностями, позакрывала все крысиные лазы из здания, отгородив жилой корпус и котельный этаж глухими замками и запорами.       Алика у себя не нашлось, зато нашёлся Заика, который, в отличие от предыдущего посещения, сидел в углу на диванчике, поджав ноги и упоённо колупался в Аликовом ноутбуке. Пожалуй, он даже немного откормился — щёки покруглели, коленки не колют своей костлявостью, плечики сгладились до покатого. Тусклые волосы отмылись от пыли, обшампунились, обстриглись в городском салоне и налились пшеничным лоском. Одет он тоже был в чистенькое и по фигуре, купленное явно для него — рубашка приталенная и джинсовые бриджи по косточку, так, что острый худющий Заика вдруг показался ладненьким и округлым. И только чёртов бант из газовой ленты на шее напоминал, что он теперь любимая игрушка и посвежевшая симпатичная мордашка — просто тяга хозяина к красоте.       — Они его в подвал у-увели, — даже не выслушав, зачем Богдан так внезапно ввалился в гости, вынырнул из ноутбука Заика.       — А ты тогда почему здесь? — Богдан ещё не знал, как он относится к политическому заложнику. Друзьями они никогда не были, даже в столовой этот мелкий сидел с ними из-за Тотошки, тоже, мягко говоря, не лучшим Богдановым другом. Но потом Заику пригрёб Алик и демонстративно делал из него замену красавице Дине. Это было гадко, это точно было в пику компании Богдана, значит и из-за него в том числе. На Заику сам Богдан смотрел скорее с чувством стыда, но это не мешало ему есть в столовой, да и в принципе жизнь не отравляло.       Но вот сейчас к стыду примешалась злость.       — А ты, значит, посыльный? И давно перед Аликом выслуживаешься? Передаёшь послания, а взамен играешь в его ноуте?       — А взамен он пу-устит меня к дру-узьям, — даже для галочки не отнекался красивый незнакомый мальчик с гламурным ошейничком напротив. — А заодно трогать не бу-удет.       Богдан вымелся в коридор, в спальню, нервно выгреб на пол нутро своей тумбочки, нашёл ключ, слетел на подвальный этаж и уже там, в отстойнике под пожарной лестницей сообразил, что так и сжимает в руке бутылку с хвостатой пленницей.       Подвал встретил привычной сыростью и затхлостью. Неравномерные высокие ступеньки, развесившиеся гнилушки по стенам, влага под подошвой. Лампочки, пускай и тускло, но горели. Значит не подкрасться. Но и Алик не тихорится. Сам себя, придурок, в ловушку загнал… Богдан даже облизнулся, когда представил, что в подвале воплей не слышно и можно будет наконец разделаться с этим упырём.       Ошибку он осознал почти сразу. Входная дверь за спиной опять открылась и схлопнулась уже за спиной Игната. И Левши. И Серого. И ещё кого-то там. Вся дюжина местных чертей.       Богдан намёк понял и свернул вправо, в неприятно знакомую пыточную. К Киру и Алику.       Кирилл не был пришит верёвками к батарее, но и своими ногами сюда тоже не пришёл — сидел, ссунувшись, в углу, и не падал только из-за стен. Пайту с него стащили ещё во время потасовки в туалете и не окоченел он только потому, что был в полуотключке.       — Какого лешего ты один пришёл? — заплетающимся языком, тем не менее, окрысился Елагин вместо приветствия.       — По тебе соскучился, — ядовито сплюнул Богдан. Теперь, отхватив Кириного недовольства, он перестал накручивать в мозгах картины одну страшнее другой и правда почувствовал себя круглым дураком, ну что ему стоило загреметь сюда с компанией?       — А ведь прав был Андрей, — с брезгливым восторгом сам себе заметил белобрысый, — вечно где наша Кирочка, туда же и Богдашу нелёгкая принесёт. Хотя я тебя понимаю, куда местным потаскухам до Кирюшиной мордашки, ему ни помады, ни шмоток не нужно. А что член вместо сисек, так это сейчас даже модно — милых мальчиков пялить.       Подпевалы главаря нестройно, но дружно заржали.       Богдан молча оценивал расстановку фигур. Паршивая ситуация. Комнатёнка небольшая, забитая народом — кто не вошёл в комнату, тот торчал сзади и неприветливо дышал в затылок. Одну стену отгрызает батарея, ощетинившаяся срезами монтажных планок и крюков, по углам ведро для отлива жертвы и полудохлый Кирилл. Зато Алик в центре, красиво так подставляется…       — Ты, я смотрю, тоже модные тенденции поддерживаешь, раз к Тотошке сунулся. Что, никто из твоих мальчиков-зайчиков нагнуться не захотел?       И пока в набрякающей ненавистью тишине бандерлоги Алика приходили в себя, Богдан размахнулся и впечатал стоящему за спиной Игнату в лицо крысоловку. Искажённая округлой бутылкой крысиная тушка, да ещё и в истеричном свете экономки, произвела неизгладимое впечатление на хрупкую психику главного брутала сиротского приюта.       — Ааа!!!!! — надрывно завопил Игнат, отскакивая от жуткой зубатой хари. Крысья ловушка неразорвавшейся гранатой упала под ноги ещё двум малахольным, не разглядевшим снаряд, но заразившимся истерикой от непрошибаемого Игната. Горе-воинство поредело, высыпав в коридор. Пленница, не будь дура, шарахнулась в угол потемнее и по инерции покатила бутылку через центр к Алику, как хомячок колесо.       Такой шикарный случай развернуться и выкуриться в освободившийся проход, пока дверь изнутри на ключ не заперли!       Но Богдан подорвался от входа и налетел на Алика.       Достать достал, и даже разок съездил кулаком. Но противник юрким угрём ушёл из-под удара, а потом сверху навалилась вся свора, задавила, скрутила, оттащила и разложила по полу, мордой в плесневую сырость. Богдан видел только ноги да злосчастную крысоловку, мятую-перемятую, как будто не Богдана по ней поваляли, а стадо мигрирующих диплодоков прошагало.       — Один на один поджилки трясутся? — запальчиво брыкнулся он.       — Ты меня ещё на слабо подбей, голубь сизокрылый, — жёлчно усмехнулся Алик. Скула его тем не менее красиво подкрасилась синяком. Ух, а если бы не увернулся, наверняка бы роже пластику устроил! Богдан кровожадно хрустнул счесанными костяшками.       — Зассал? — всё равно свале быть, выбор только — все толпой месить будут или он таки главному хоть немного перед этим настучит.       Алик брезгливо отпнул бутылку с оглушённой крысой, опустился на корточки, сгрёб Кирилла за волосы.       — Твой хахаль меня за лоха держит, — доверительно заметил белобрысый. И уже Богдану:       — Ты так уверен, что сделаешь меня, а потом безнаказанным отсюда уползёшь?       — Я уверен, что сделаю тебя, — сквозь зубы прожал Богдан. Алик змеино скривил губы.       — Слушай, ну зафигом он тебе сдался? — опять Кириллу. — Ему ж только кулаки почесать горит. И Янка как-то сболтнула, что в постели он не ас — то ли кончил быстро, то ли вообще не того.       — Чтоб вы провалились…       Богдан предпочёл считать, что это Алику и бандерлогам.       — Отпусти его, Ромка ваш мечтал о Елагине вменяемом и добровольном.       Хитро прищурились зелёные змеистые глаза.       — Ты не поверишь, но ловушку мы здесь устраивали не на твоего драгоценного. — Кажется, даже Кирилл удивлённо глянул на говорившего. А тот улыбался и ёрничал только Богдану, уже всё понявшему, но ещё не знающему, какими шишками ему выльется такая честь.       — А просто зайти ко мне в гости не мог?       — Постеснялся.       Загоготала вся дюжина, даже малахольные крысофобы.       — Вы были так заняты, что даже не заметили, когда я в эти самые гости заглянул. Блядь, парни, перед нами настоящие живые пидарасы!       — Ну кто бы говорил, — ощетинился Богдан.       — Евсеев, не путай божий дар с яичницей, — нравоучительно. — Трахать твоего Кирюшку или там Тотошку — это одно. Но слюни на него при этом пускать — это, противный ты наш, уже перебор. За такое и тебя бы нагнуть, но у меня не встаёт. Поэтому поимею я тебя иначе. Радуйся.       — Жалко, такой молодой, а уже не встаёт.       Игнат понятливо пнул по почкам. От угла на помощь попытался отлепиться Кирилл, но его Алик жёстко припечатал ногой, чтоб не мешал общению.       — Слушай сюда, пидор, мне, в общем-то, плевать, кто кого и каким образом. Просто окажешь одну услугу, а я взамен не понесу по детдому благую весть, мне реально плевать, кто как порется.       — Ну расскажешь ты, и что нам сделают? К Татке на промывку мозгов закинут? Класске пожалуются, как её там хоть зовут? Из ребят меня никто не тронет — побоятся зубов недосчитать. Из местных мне вообще на всех фиолетово.       Алик мрачно уставился на собеседника. Богдан широко и нагло улыбнулся в ответ.       Единственный, перед кем он отчитывался, чьим суждением дорожил и кем дышал, умер, а остальное гори гаром, жизнь не вечна — ещё не хватало тратить её на чужое мнение.       — В детскую колонию полетишь со свистом. Забыл видео, которое я тогда в постройке снимал? Вроде бы тогда между вами как раз зародилась большая светлая лямур. Думаю, наш следователь его оценит, ты ему, кажется, очень не по душе.       Теперь помрачнел Богдан. Зато подхрюкнул Кир.       — Это же сколько ты телефонов прикарманил, что теперь не помнишь, на чей компромат записывал? Я эту гнусь удалил, как только телефон себе вернул, у-ха-ха.        Алик не удержался и пнул хихикающего спасителя. Богдан задёргался с пола, как муха в паутине.       — О, смотрю, на Кира не фиолетово, — возрадовался Алик.       — Я тебя убью, если ему что-нибудь сделаешь.       Ненавистник прищурился.       — А кишка не тонка?       С Богдана схлынул весь запал. Нет, он не забыл про брата, но за повседневной детдомовской мутью, за сиротскими войнушками и сварами с Киром образ близнеца в проёме третьего этажа и безжалостный срезанный до двух отсчёт стёрли чёткость, как будто гитара уже отыграла и только музыка с растревоженных струн в ушах.       — Ну вот и отлично, а теперь наконец поговорим.       — О чём?       — О том, кто ж это у нас такой талантливый всю нашу детдомовскую шушеру в одну весёлую дружную банду сколотил.       Богдан с Киром переглянулись. С месяц назад они в этой самой комнате заключали перемирие и залогом был этот самый Алик. Но имён Елагин не называл, да Богдан не особо и вникал в суть, сразу облизываясь на результат.       — Заику расспроси, он же из наших.       — Думаешь, страдал бы я ерундой с вами, если бы он что-то знал?       — Ну так и мы ничего не знаем.       — Ой ли?       — Нет у нас никого, — огрызнулся Кирилл, — тебе это Дина сказала, ещё когда мы за Антона тебя отдубасить хотели.       Алик глянул в пышущий злобой угол. У Богдана даже в висках заломило от ненависти, которая хлынула от Кира.       — Да, Тотошка был отличным предлогом, чтобы меня задвинуть. Хотя казалось бы, червяк земляной, ан нет, сакральную жертву отлично сыграл.       — Его никто не убил, он сам из-за тебя!..       — Я уже говорил, я с ним до этого пару месяцев фестивалил и он собирался терпеть всё и дальше. Но мозги ему прочистили знатно, если в петлю полез, да…       Кирилл всё-таки вскинулся и даже на Алика замахнулся, но тот отбросил его в своих парней. Кто-то понятливо отвесил оплеуху. Богдан подорвался с пола и налетел следом, но его двинуло кулаком — и в живот как будто расплавленного олова налило. Приставленный на присмотр Игнат подмял и скрутил. Но больше не тронул — только повернул так, чтобы видел Кирилла и десяток рук-ног, вмесившиеся в него.       — Сказал же, на Кирочку тебе не фиолетово, — довольно повторил Алик. — Так вот, его не бьют, пока я доволен. Я не доволен. Кто тот умник, который меня подсидел и загадил детдом?       — Ты же и загадил.       — Я польщён, но нет. Десяток человек детдом на уши не поставят.       — Ты ещё скажи, что подсобку Константинычу не вы вскрыли.       Алик скромно потупился.       — Немножко помог, но на этом всё. Было приятно посмотреть, как вы скрипите зубами и не знаете, как унять стадо. Я когда-то целый год порядок наводил, пф, попотейте теперь вы.       — Тогда начерта тебе докапываться, кто у нас заводила? — не сдержался Кирилл. — Ты же добровольно задвинулся. Всего-то месяц до выпуска, а там взрослая жизнь и вали на все четыре стороны!       Тычок правдолюбу за вяк, чтоб в разговор не вмешивался.       Богдан вздрогнул. Но не от удара. Месяц до выпуска и вольная жизнь на совершеннолетие. Всего месяц, а потом убийца брата растворится в толпе.       — Кушать вкусно люблю, а на это нужны деньги.       — А твой небольшой бизнес накрылся медным тазом, — догадался Богдан.       — В прошлые выходные ни одна давалка не пришла, — весело посетовал Алик, но Богдан видел, как злобно сузились его глаза. — Народ был недоволен.       — После выпуска на сберкнижках детдомовцев уже лежат «подъёмные» для самостоятельной жизни, плюс первые полгода пособие по безработице для сирот, которое тоже немало добавляет в карман. А ещё тебе в конце тоннеля светит квартира.       — У директора пасынок в больницу попал, так что директор очень не в духе, и теперь мне светит какая-то дыра в общежитии. Ну так что?       — Что — что?       Кирилла ударили.       Богдан почувствовал себя той самой крысой в бутылке, от которой собирался избавиться всего-то час назад.       — Да не знаю я!       — Ну надо же, а я думал, ты поближе к верхушке будешь.       — Мне просто на ваши подковёрные интриги плевать.       Ещё удар. Кир скорчился и обмяк. Думай, думай…       — Говоришь, Тотошку уболтали до петли?       — Можешь считать меня сволочью, но при мне не было такого бардака и по шкафам народ не развешивался. Вашему вожаку нахрен вы все не сдались, ему просто нужно сесть на трон и иметь свои плюшки.       — Например?       Алик скривился в змеиной улыбке.       — Квартира в конце тоннеля.       Богдан вспомнил ту ночь, слёзы Тотошки и девчонок в спальне.       — И ты сам не догадываешься, кто бы это из наших мог быть?       — Догадываюсь.       — И?       — И мне нужно, чтобы наши мнения совпали.       — Что ты сделаешь?       — Я? — Алик даже искренне удивился. — Я первый ученик и всё-таки надеюсь вернуть назад свою квартиру… Так что делать будешь ты, ты всё равно следователю не нравишься.       Богдан сам не понял, как вывернулся от Игната и кинулся на Алика. Забитая людьми комнатёнка действовала на психику не меньше, чем общение с белобрысым выродком. Они хлопнулись в толпу, толпа приняла в себя, и бритвой прошлась между дерущимися. Очнулся Кир, забился в хватке, заорал. Локтем кому-то под челюсть, самому кулаком по загривку, коленом в бок, затылком назад, кулаки и ноги по телу. Он выпихнул кого-то из этого адского клубка и проигравший с воплем распластался по полу, красиво влепившись рожей в злосчастную крысоловку. Уже вышедшая из коматоза крысятина по-боевому вздыбилась и ответно брякнулась ощеренной мордой в помятый пластик с другой стороны. Позорно заорав, крысья жертва выбыла из потасовки и сознания.       Свет от экономки, поначалу резкий, в драке стух и с каждым ударом выгорал всё сильнее. Затылок взорвался болью, ошпарило многострадальные почки. Богдана оторвали от месива и швырнули в стену. Поплыло перед глазами, из-за отбитого нутра вывернуло желчью. Мир заволокло тошнотой и мутью.       Алик сплюнул кровь с разбитой губы.       — Да расслабься ты, просто приведи её завтра после отбоя в постройку. Так, чтобы никто ничего не понял. А чтобы не ерепенился, сладкого твоего я ненадолго конфискую. Трогать не буду, обещаю.       — Да вы что, подурели тут все?! Кого в постройку?! Куда ты меня забираешь?! Тоже мне, мафия сопливая! А ну, руки убрал!..       Богдан пытался отлепиться от стены, но сполз на загаженный пол и, кажется, отключился.       Когда он пришёл в себя, в подвале было пусто. В комнатёнке остались только он и сидящая в ловушке крыса.