Wicked Game

Я был уже час как в соседнем штате и гнал по шоссе к небольшому городку меж федеральными трассами, где и жили сейчас Мисси, ее педик Эндрю и мои мальчики. Было тоскливо и холодно на душе, ветер гонял одни и те же мысли в голове из угла в угол. Музыка в машине начинала раздражать. Всю сложившуюся сейчас ситуацию я мог охарактеризовать лишь двумя наиболее точными словами. Полный. Пиздец. Сначала я не мог собраться с мыслями и просто выйти из дома, потому что не знал, как заявиться в гости к своей пока еще жене, затем пошел дождь, постепенно обрушившийся на город холодным ливнем, потом мне позвонил Джеймс и спросил, все ли хорошо с моей головой. Осталась лишь небольшая трещинка и крошечное пятно зеленки почти у затылка. Мы славно поболтали. В итоге я просто запер входную дверь, сел в машину, захватив зарядку от мобильного телефона, и уехал, не предупредив никого. О моей поездке знал только Мик, да и то краем уха. Противный моросящий дождь накрапывал по стеклам автомобиля, Lamb of God, играющие на повторе уже минут десять, как-то поднимали настроение, и я даже начал постукивать в такт барабанам Адлера пальцами по рулю. Дорога блестела светом желтых и красных фар, мерцая в влажных отблесках серо-медного асфальта. Навстречу неслись машины, большегрузы, за лесом виднелись небольшие придорожные кафе для дальнобойщиков и темнеющие на фоне вульгарных ярких огней огромные неповоротливые машины. Зазвонил телефон. — Алло? — не глядя на экран мерцающего телефона, я щекой нажал кнопку принятия вызова и прижал телефон к уху. — Крис, привет, — это был Сид. — Ты сейчас дома? — я пролетел мимо синего указателя, что означало, что до места назначения оставалось каких-то сорок минут. От Де-Мойн меня отделяло три часа пути по шоссе и трассам. — Нет, прости, я почти в Миннесоте, — у меня внезапно сжалось сердце от какой-то непредсказуемой тревоги, и такого не было давно; моя ладонь даже разжала руль, и я едва не потерял управление. Я свернул на обочину, немного резко затормаживая на дополнительно полосе и скользя по влажному асфальту. — Что-то случилось? — Просто захотелось позвонить тебе. Прости, не буду отвлекать. Я услышал характерный звук, когда телефон убирают от уха и собираются разблокировать, чтобы отключиться, и это заставило меня истошно заорать в трубку: — Сид! Только попробуй! Ты не отвлекаешь, о чем ты хотел поговорить? — я спросил уже более спокойно, опуская руку на руль и прижимая телефон к щеке. — Прошу, не молчи. Это жутко. — Мне нужно выговориться кому-то, но все мои друзья и знакомые внезапно оказались заняты и не смогли выслушать меня. Я не могу просто так взять и сказать все кому-то из группы — они не поймут; но тебе я доверяю по особому, поэтому я прошу тебя, выслушай меня, Крис, молю, — на одном дыхании проговорил Сид, шумно выдыхая в трубку и замолкая так, что даже был слышен шум затихшей музыки. — Я слушаю, Сид. Он замолк. Я вырулил обратно на дорогу, на крошечной скорости передвигаясь по дополнительной полосе и с замиранием ожидая хотя бы вздоха от Сида, но Уилсон молчал, и я даже не слышал ни единого звука, словно связь давно оборвалась где-то между городами, линии проводов повисли над мокрыми дорогами, а я все еще жду, когда он скажет хотя бы пару слов. — Я скоро стану папой, — и снова тишина, такая скрипящая, скребущая кошками и их когтистыми мягкими лапками по жилистым мышцам сердца. Я встрепенулся, от радости хватаясь рукой за руль с такой силой, что задел кулаком клаксон. — Бог мой, Крис, ты там что, головой ударился? — Это же потрясающая новость! — я даже хрюкнул от восторга, приподнимаясь на водительском сидении и касаясь головой крыши машины. — Сид, почему ты не рад этому? — он...просто молчал все это время, в его голосе не слышался восторг или хотя бы радость за себя. Я вспомнил, в какой радостной истерике я бился, когда Мисси мне сказала, что у нас будет ребенок, и сейчас не мог понять Сида. У него не было детей. — Я не знаю. Наверно, что мы с матерью моего ребенка почти не знакомы, — выдохнул Уилсон, и я чуть не лишился дыхания вместе с ним, зажимая в руке рычаг коробки передач. — Все случилось на вечеринке пару недель назад; я даже не помню, как все это произошло, но экспертиза и тест на отцовство, который мы делали вместе, перевели стрелки в мою сторону, — Сид говорил быстро, захлебываясь, задыхаясь и не находя нужных слов, но это не мешало мне понять его. — Ты понимаешь, Крис, ей всего двадцать, она младше меня в гребанных два раза! Меня шокировали его слова, словно по пальцам даже пробили током, и я медленно съехал на обочину и затормозил, откидываясь на кресло и закрывая глаза. Сид молчал на том конце телефонного провода, задыхался в собственных проблемах, а я был здесь и не мог ему помочь. Да что уж там. Мне самому нужна помощь, я так же бессилен. — Ты хоть имя ее знаешь? — спросил я, чуть слышно усмехаясь. — И что же ты будешь делать дальше? Хоть какие-то мысли есть? — Я не хочу этого ребенка, Крис. Я не хочу ребенка от нее. Ее зовут Кари, она студентка коммерческого института, но та еще оторва. Я не чувствую к ней ничего, кроме каких-то мизерных дружеских ниточек, а она клянется мне в вечной любви, и я боюсь довести ее до суицида. Я не хочу, чтобы ребенок рос только с ней, чувствовал себя неполноценным без отца, чтобы он в чем-то нуждался, а я был обязан помнить о нем. Я знаю, это эгоистично, но я не готов к отцовству, и у нас еще есть шанс избавиться от этого ребенка... Для меня вмиг все встало на свои места. Сид всю жизнь рос в атмосфере абсолютной любви. Он рос в дружной полной семье, где все внимание было обращено на единственного, талантливого, одаренного, милого, хорошего Сида, и он просто не мог знать, что это — расти без отца. Я знаю его отца, и этот человек делал в жизни все для Сида. На Уилсона оказал влияние кто-то другой, кто внушил ему о трудностях безотцовщины, может, даже не внушил, а просто рассказал о своем опыте, напугав Сида. — Сид, ты там? — я понял, что молчал довольно долго, думая об этом. — Кто-нибудь еще знает об этом? — Да, Джим знает, и он... — Это он рассказал тебе о том, что ребенок не может расти без отца, что он будет одинок без отца, что он будет в чем-то нуждаться без отца, — я гневно воскликнул, не имея терпения молчать и перебивая его. — Джим рос без отца, Сид, он ничего не знает об этом! — Джеймс и правда был очень одиноким подростком, и уже в зрелом возрасте это вылилось в комплекс — он боялся создавать семью, боялся обременять собой других людей, боялся детей и женитьбы, словно не мог смириться с тем, что у него, у его семьи, не было счастья в повседневности. Конечно же, как человек может дать то, чего сам не испытывал?... — Ребенок, Сид, — это новая жизнь, это твое продолжение. После тебя должен кто-то остаться, чтобы ты не ушел без следа; твой род должен идти дальше. Ты можешь помогать, как хочешь, можешь отказаться от всего — это твое моральное право, ты можешь просто ждать и думать, может, эта «зрелость», о которой ты говоришь, придет чуть позже. Но... — я понизил голос на тон, чувствуя, как участилось дыхание Сида на том конце провода. — Но не смей убивать ребенка, и вбей в голову своей девчонке, что она должна его оставить. Не смей решать за другого человека, стоит ли ему жить или нет. — Вспомнил строчку из Duality — «но помни одну заповедь: ты не можешь убивать то, что не создал сам», — прошептал Сид, и я выдохнул, понимая, что направил его в нужное русло. Сид должен понимать, что он не вечен. — Крис, ты лучший, спасибо тебе. С меня причитается, только не забудь напомнить мне. — Хорошо, Сид, только знай, что как бы плохо у тебя там не было, просто действуй, как тебе подсказывает сердце, — я попытался подбодрить его напоследок, и Сид наконец засмеялся. — Я люблю тебя, чувак. Он попрощался и отключился совсем. Я бросил телефон на пассажирское кресло и вздохнул, счастливо улыбаясь. Наконец-то этот счастливый придурок найдет свое место в жизни, лишь бы у него было все хорошо. Осталось только мне уже на заре своих лет найти свое место в жизни. *** Я остановился около дома на окраина пригорода и не решился выйти из машины. Все так изменилось. В этом доме мы с Мелиссой впервые смогли толком поговорить, здесь мы впервые занялись любовью, впервые провели день рождение нашего сына, впервые я познакомился с ее родителями, впервые...я будто вновь впервые вдохнул. Раньше здесь жили ее родители, но позже они уехали в Мичиган, а этот дом остался нам как дом отдыха. Здесь рядом было озеро, здесь был потрясающий хвойный лес, уходящий в канадскую тайгу, здесь было чистое синее небо и трезвый холод. Этот дом был для меня местом, где я чувствовал себя свободно. Сейчас я не мог дышать. Я так давно тут не был. Я вышел из машины, и холодный ветер ударил мне в лицо, пригвоздив меня к холодному металлу машины; ветер мгновенно забрался под полы куртки, развевая тепло, накопленное за время долгой утомительной дороги. Но я не мог пошевелиться, я лишь завороженно смотрел на пустые, негостеприимые окна без привычных сияющих белым занавесок. Хотелось уехать как можно скорее. Я принялся вытаскивать из багажника сумку с игрушками мальчиков, которые были оставлены дома. Я приехал только ради них, мною должно управлять только желание увидеться с ними. Я брел к двери, думая, с чего начать разговор с Мелиссой. Или же не говорить с ней ни о чем, а побежать к моим мальчикам и провести этот день так, словно он последний в моей жизни. А у меня есть подозрения, что это и правда последний день той жизни, к которой я привык. Дверь была закрыта на засов изнутри, я нажал на круглую кнопку дребезжащего звонка и вздохнул. Холодный воздух обжигал легкие и губы. Становилось страшно. В руках я мял папку с документами и ручку сумки. В этом доме меня больше не ждут, я уверен. Мелисса встретила меня на пороге. Она выглядела гораздо лучше, чем когда мы расставались с ней. Появился румянец на щеках, спала болезненная худоба, густые блондинистые волосы приобрели свой настоящий, насыщенный пшеничный оттенок, глаза блестели. Она никогда не выглядела на сорок. Мелисса, не сказав ни слова, обняла меня, обвивая тонкими руками мою шею, и это объятие длилось так долго, что даже ее кожа успела покрыться мелкими пупырышкам. — Я очень рада тебя видеть, — прошептала она, оставляя на моих губах поцелуй, почему-то уже давно не такой желанный мною. Я улыбнулся ей и шагнул в дом, кидая сумку у порога. На кухне слышался басистый мужской смех и два тонких голосочка. У меня сдавило в груди от тоски. Как давно я этого не слышал. — Майк, Джексон! — громко позвала Мис, и из столовой вынырнули две кудрявые веселые мордашки. — Ваш папа приехал! Они весело завизжали, кидаясь на меня, и я кинулся к ним на встречу, не помня себя от счастья. Они повалили меня на пол, обнимая и что-то наперебой крича мне, но я только обнимал их обоих за шеи, крепко прижимая их к себе, чтобы запечатлить этот момент максимально долго, потому что я просто не знал, когда еще я смогу увидеть их. Мне хотелось плакать, но я держался. Дети должны видеть своих родителей счастливыми. Им не должно быть больно от проблем родителей. — Я так скучал по вам, мои солнышки, — глядя вдаль, пробормотал я, размыкая объятия и выпуская их. Они счастливо вертелись около меня, пытаясь потянуть меня в сторону детской и устроить со мной бой подушками, но я быстро переключил их внимание на привезенные мною игрушки. Там было много того, с чем они не расставались да самого отъезда с их матерью: плюшевые игрушки, прелестные сабли и игрушечное оружие, усилитель гитары Майка, который идеально подходил к его iBanez. Мелисса позволила ребятам разобрать все это в гостиной, а сама взглядом пригласила меня в столовую. За столом сидел мужчина средних лет с каштановой бородой, длинными каштановыми волосами и выбритыми висками. Футболка на нем грозилась порваться от обилия мышечной массы и круглых мускул. У него была ласковая широкая улыбка, но серые воробьиные глаза — хитрые и проворные. В прочем, улыбка спала, лишь на пороге столовой появился я, а глаза моментально стали холодными. — Крис, — я первый протянул ему руку, когда между нами оставался шаг до столкновения. Он пожал ее и кивнул головой. — Эндрю, верно? — не сдержал усмешки я. Всегда не любил это имя. — Что же, приятно познакомиться. Мел говорила мне о тебе. — Я наслышен о тебе и без разговоров с Мелиссой. Когда-то был фанатом тяжелой музыки, Slipknot в том числе, — отчеканил он, и его голос и правда был таким жилистым, басистым, напоминал мне голос разозленного Мика. — Я, наверно, оставлю вас с Мис наедине. — Неприлично бросать гостей, едва на познакомившись, — я надул губы и улыбнулся. В моих глазах он казался таким жалким и беспомощным, который чувствует во мне угрозу и боится меня. Тогда бы он так не реагировал на меня. — Я не буду выяснять, как ты познакомился с Мелиссой, я просто хочу познакомиться чуть ближе с человеком, который общается с моими детьми. Краем глаза я увидел, что Мелисса заметно побледнела, ее глаза, обычно большие и яркие, стали грустными, в уголках глаз появились крошечные морщинки. Откровенно, стало жаль ее. Со мной она выглядела гораздо лучше; мы были потрясающей парой, я уверен. А что взять с этого чертового Эндрю? — И чем же ты занимаешься в свободное время? — я настоял на том, чтобы нам с ним дружески поболтать, узнать друг друга получше, в конце концов, не этому ли парню я доверяю воспитание своих детей — от таких мыслей пронзительно и жалобно скрипнуло сердце. — Ну, хобби, работа... — А, — ему неловко, но я не понял, почему. Я разговаривал с ним абсолютно свободно, а ему слова давались весьма сложно. — Я работаю дизайнером в рекламном агенстве, у меня свой тату-салон. Иногда... м, играю на фортепиано. А ты чем занимаешься? — А я — музыкант, — гордо пробормотал я, покосившись на Мел. — Играю в группе, ну, ты слышал. Он упорно молчал, а вести беседу с овощем — это как минимум глупо. Я вернулся к изучению кухонного гарнитура и татуировок Эндрю. В помещение шумным вихрем влетели мальчики, мигом устраиваясь у меня на коленях. Я даже не представлял, как я скучал без них. — Может, мы могли бы выйти во двор и поиграть? — предложил Эндрю. — Видимо, у тебя никогда не было детей, — я довольно усмехнулся, а его лицо исказил и правда вражеский оскал. — На улице — ураганный ветер, а ребята немного болеют. Если отправиться на улицу в такую погоду, то можно слечь с бронхитом, а то и хуже, — глаза Эндрю загорелись праведным огнем, а я понял, что все делаю правильно. — Считаешь меня плохим отцом, да? — почти прорычал он, поднимаясь с месте. — Нет, тебе нужна практика, я все понимаю, но тебе не нужно показывать себя перед мной, это гнилой номер, да еще и твои личные унижения, — я пожал плечами, похлопывая себя по карманам в поисках пачки сигарет, вероятно, оставленной в бардачке машины. — Но лучше не выводить детей в такую погоду на улицу. И прежде чем важничать тем, что ты теперь глава семьи — советуйся с Мис, она в этих делах разбирается. Вероятно, я задел его за живое, он вышел из кухни и разве что не послал меня нахуй прямым текстом. Два хозяина в одном доме — а не много ли? Я положил локти на стол и закинул ногу на ногу, оглядываясь по сторонам. Мелисса по цвету напоминала нежно-кремовый кухонный гарнитур. — Тебе нужно быть тактичнее, Крис, — с укором пробормотала она, нервно поправляя выбившиеся короткие жемчужные прядки из прически. — Ему тоже тяжело. Он принял меня с двумя детьми и вынужден привыкать, а ты просто бессердечен. — Ты говоришь так, словно это я выгнал тебя из дома с двумя детьми, а этот Эндрю принял вас под свое крыло, — прошипел я — раз Мелисса была на его стороне, то мне определенно нечего было делать в этом доме. — Знаешь, я бы сказал, что всегда буду ждать тебя обратно, что двери нашего, Мел, нашего дома всегда открыты, но сейчас я смотрю на твоего избранника и тебя и понимаю, что ты — счастлива, и мальчики тоже. Прошу тебя, сделай мне чашечку кофе, я часик поиграю с ребятами и возвращаюсь в Де-Мойн. Ты не ждала меня ни капельки. *** Домой я вернулся уже поздно вечером, в городе весь день шел ливень, и меня душила испарина, я не знал, куда себя деть. Я не ел целый день, а ужинать в придорожных забегаловках по дороге из штата рисковать не хотелось, поэтому пришлось заехать в супермаркет — об опустошении домашних запасов я совершенно забыл. Поверить не мог, что Мелисса рассталась со мной ради этого чудака. Я не имею ничего против того, что она бросила меня на рубеже половины своей жизни, что она оставила меня тупо броздить в полнейшем одиночестве эти баснословные моря жизни без ее привычной опоры — и это не жест жалости в мою сторону. Я понимаю ее мотивы — что бы вы сделали, если бы пропал ваш запал любить и жить с человеком? Такое случается, ведь тот выброс гормонов — единичное событие, а его последствия мы должны устранять всю жизнь, и я не собираюсь винить кого-либо в том, что меняются приоритеты и цели. В конце концов, зачем винить кого-то в том, чем грешишь сам? Запал ужинать совершенно пропал, стоило мне переступить порог дома, где наконец было чисто. Если бы не ребята, я бы так и жил до своей смерти в абсолютной свалке, где мой труп нашли бы только лет через пять. Я скинул куртку, отнес пакеты на кухню и сел на диван, закидывая голову на спинку. Мышцы безумно ныли от долгого сидячего положения, хотелось и размяться, и рухнуть на кровать, принимая горизонтальное положение; но больше всего хотелось найти многоэтажное здание и прыгнуть с его крыши — самый, как мне казалось, оптимальный вариант. Иногда кажется, что за плечами не сорок пять лет жизни — вдумайтесь, целых сорок пять, за это время можно построить целый город, за это время может родиться планета, за это время из одной бактерии может стать бактерий больше, чем вещественный или целых чисел на свете! — а каких-то десять или даже целых одиннадцать — на столько беден мой кругозор опытом, как у маленького, совершенно несамостоятельного ребенка. И еще больно понимать, что на этом рубеже, на новой ступени — ты никчемный и все твои старания все еще не окупятся тебе, даже спустя половину твоей ебанной жизни, даже когда ты будешь одной ногой в свежей могиле, даже когда смерть будет дышать тебе к спину, ты будешь просто еще одной ушедшей из жизни биологической единицей, за которой останется надгробный камень и завещание в нотариальной конторе.