***
— Хён, ты как? Подобный исход событий следовало ожидать. Он случался постоянно. Как только Юнги вошёл в студию, его настигла куча вопросов. Обычно Юнги приходил заранее, в то время как Намджун влетал без пяти девять. — Юнги хён, — ещё раз повторил он, потому что Юнги молча пошёл настраивать оборудование, повторяя привычную рутину и полностью игнорируя друга. — Где ты вчера был? Юнги молчал. Он держал рот плотно закрытым, нажимая на кнопки и переключатели, проверяя тем самым слышимость звука через наушники. Все исправно работало, отчего Юнги кивнул головой. Намджун молча наблюдал за Юнги, топчась за спиной, пока он, на всякий случай, повторно выполнял проверку микрофона. Техника отлично работала, в отличие от прошлого раза, отчего он одновременно почувствовал раздражение и удовлетворение. — Ты никогда не пропускаешь работу, хён. У тебя что-то случилось? С тобой всё хорошо? — Я же пришёл сегодня. Значит в порядке. Но Намджуна никогда нельзя было так просто провести. Друг вцепился в его плечи, вглядываясь в лицо напротив. Юнги хотел поглумиться за попытку проверить, лгал ли он или нет. Хотелось поиздеваться над чужим упрямством. Он дёрнул своими плечами, высвобождаясь от захвата, а затем повернулся и посмотрел на Намджуна, приподнимая бровь. — Ты мне все уши протрындел, что работать без выходных будет слишком тяжело, вот я решил последовать твоему совету и взять выходной. И вот, значит, как ты реагируешь? — Юнги не хотел, чтобы ответ прозвучал так резко, но верил, что Намджун заметил его нынешнее настроение и понял, что эту тему ему пока не хотелось затрагивать. — Но ты не тот, кто будет пропускать работу. Ты приходишь, даже когда болеешь, — кажется, почти десятилетие, половину которого они прожили в одной квартире, никак не смогло повлиять на способность друга понимать, когда стоит продолжать разговор. Намджун не знал меры, и Юнги как никогда возненавидел это. — Ничего. Не. Случилось, — сквозь зубы прошипел он, посылая свирепый взгляд и искренне надеясь, чтобы Намджун наконец-то заткнулся и перестал задавать вопросы, ответов на которых у него не было. — Иди. И сядь уже, — произнёс он, указывая рукой на кресло, словно Намджун находился здесь впервые, и ему нужна была помощь. Будто бы не он сидел в этом помещении пять раз в неделю. Намджун открыл рот, чтобы заговорить, сказать что-то такое, что ему точно не понравилось бы, поэтому он перебил друга, пока тот не произнес что-нибудь глупое: — Иди уже на своё место и философствуй или что ты там делаешь. Уже почти девять, — Намджун сделал, как ему сказали, казалось, он понял тон разговора и послушно сел на стул, продолжая поглядывать во время трансляции на устроившегося перед консолью Юнги. Было ли так удивительно, что монологи Намджуна тем или иным способом адресовывались именно ему? Друг не произносил прямо его имени, но и без этого легко было догадаться. Был ли это действительно сюрприз? Нет. Вообще никогда.***
Юнги должен был предвидеть, предсказать, что всё закончится подобным образом. Дома ему было одиноко, и сегодня это ощущалось ещё острее. Он был слишком хорошо знаком с беспорядком, царившим в квартире: разбросанная на полу одежда, затруднявшая передвижение, заселившиеся в квартире комки пыли и раскиданная по всему периметру коридора обувь. Юнги был слишком хорошо знаком с окружавшей его тишиной. Он пытался не обращать на это внимания, правда, он старался. Юнги надевал наушники, из раза в раз пытаясь заполнить тишину громкой музыкой, включал телевизор, чтобы почувствовать себя менее одиноким: первый попавшийся канал заполнял пустую комнату звуками, пока он ел лапшу. Он пытался согреться горячим душем, хотя на улице было совсем не холодно. Грустно признавать, но, несмотря на все попытки, он ощущал, как печаль заползала всё глубже. Она особенно ярко ощущалась, когда Юнги ложился в кровать, чётко понимая, что сегодня со сном будет еще больше проблем, чем в прошлую ночь. Юнги ворочался в постели, а цифры на настольных часах постепенно сменялись, приближаясь к утру. Хотелось отмотать время назад, чтобы остаться в чужом доме и наслаждаться теплом, которое ему дарил Чимин.***
Неделя шла мучительно медленно. Одно время была напряжённость с Намджуном; они почти не разговаривали, два дня так точно. Их общение ограничивалось непрямыми сообщениями Намджуна во время ночного эфира, которые Юнги упорно игнорировал. В любом случае, он пытался. За прошедшую половину недели, он чувствовал, как груз вины тянет его в самую глубину пропасти. Юнги ощутил, как та самая вина дернула его за руку и до смены повела в ближайшую кофейню. Он предложил Намджуну перемирие и тихо извинился, избегая взгляда. Отношения между ними вновь наладились, но неделя от этого быстрее не пошла, продолжая всё так же ползти медленным темпом. Если учитывать тот факт, что каждую ночь он спал не больше пары часов, его дни проходили ещё мучительнее и длиннее. В пятницу Юнги не знал, что делать. Он был без понятия как теперь общаться с Чимином. С тех пор они больше не виделись, не разговаривали и не отправляли друг другу сообщений. Оба писали что-то в групповом чате, но ни разу не обращались друг к другу напрямую. Никогда. Выглядело ли это жалко со стороны? Наверное. Потому что он был жалким. Рыдающим, прилипшим к Чимину посреди бара, а потом льющим слёзы в его руках на следующий день с больной от похмелья головой. Юнги до сих пор передёргивало при воспоминании о своём позоре перед Чимином, о том, насколько по-глупому и ужасно он выглядел, откровенно говоря, каким он оказался печальным. О да, определённо он был просто жалок. Чимин увидел его в таком ужасном состоянии и решил из жалости помочь ему по доброте душевной. И всё же, как Юнги должен был себя вести рядом с ним, когда Чимин знал, насколько всё с ним было плохо? Юнги всё ещё пребывал в растерянности, когда Чимин зашёл в комнату, привычно неся в руке два стаканчика с кофе. — Принёс тебе как обычно, хён, — произнёс парень с улыбкой, пододвигая коробку со стаканчиком ближе. Юнги с опаской взял кофе и, как можно менее заметно, посмотрел на Чимина из-под бумажного стаканчика, выискивая любое, даже малейшее изменение в человеке напротив. Чимин, как и всегда, был весёлым и бойким. — У меня что-то на лице? — спросил парень и рукой потянулся к щеке, и Юнги понял, что наблюдал не так осторожно, как хотелось бы. — Нет, просто я задумался. — О. На пару мгновений повисло молчание, мальчишка сделал пару глотков кофе, а Юнги заканчивал свои настройки и проверки со звуком. Чимин снова заговорил с ним мягким и тихим голосом: — Я решил принять участие в другом соревновании в конце этого года. — Да? — Юнги отвлёкся от созерцания аудио консоли, поворачиваясь лицом к говорившему. — Всё-таки решил не бросать? — Ты же ждёшь своей возможности получить профессию уже столько времени, да? Упорно работаешь… — его взгляд был устремлён в кофе, а губы слегка изогнулись. — У тебя всё получится… когда-нибудь. Я уверен в тебе. Поэтому надеюсь, что и у меня тоже всё получится. Когда-нибудь. Юнги не уверен, почему его так тронули эти слова. Он до сих пор ощущал стыд и неловкость при общении, но тем не менее, его ладонь сама по себе дотронулась до чужой головы, запуская пальцы в мягкие волосы. Губы Чимина изогнулись в улыбке, и только через пару секунд Юнги понял, что натворил. — Ммм… — он посмотрел на часы, — уже пора. Мальчишка кивнул и без слов занял место у микрофона. Он бы солгал, если бы сказал, что не почувствовал облегчение, практически счастье, когда заиграли первые нотки песни, а Чимин на своём компьютерном кресле начал болтать о том, какую песню ему стоило выбрать для следующего конкурса. Юнги ощутил удовлетворение, когда после окончания рабочего дня Чимин сам повернул в сторону ресторана. Он обернулся посмотреть на Юнги, когда тот не пошёл за ним. — Хён, ты устал сегодня? — Нет, просто задумался. Пошли перекусим, я голоден.***
Ресторан был привычно и причудливо уютным. Та же женщина, что обслуживала их ранее, имя которой оказалось Суджин, вежливо провела их до того самого столика, за которым они всё время в такой поздний час садились. Они даже заказывали одно и тоже, поэтому Суджин, не говоря ни слова, отправилась на кухню с понимающим взглядом. Не прошло и двадцати минут, как стол был накрыт различными блюдами и тарелками с гарнирами. Юнги был слишком занят едой и рассказами Чимина, чтобы заметить, что последний ещё не прикоснулся ни к палочкам, ни к ложке. Когда он опустошил тарелку наполовину, до него дошли слова Тэхёна, эхом отдаваясь в сознании, повторяясь несколько раз, пока Юнги сам не выпалил их. — Съешь что-нибудь. Чимин остановился на полуслове и замер, встретившись с взглядом Юнги. Он посмотрел почти что с досадой, пока на глаза не попались нетронутые палочки. — Ладно, — ответил Чимин, наклонившись вперёд, чтобы быстро схватить кусок из тарелки Юнги. Он быстро пережевал кусочек мяса и ехидно улыбнулся. — Ты… ты что творишь? — Ты же сказал мне поесть, хён! — его голос был слишком приторно сладким и милым, как раз во время эфира, но в тоне ещё чувствовался отзвук какого-то шаловливого, озорного восторга. Юнги не мог не улыбнуться, даже если кусок мяса был украден с его тарелки. Появилось странное ощущение, он не мог точно его описать, но наблюдать за тем, как Чимин по-настоящему ел, приносило… Удовольствие? Удовлетворение? Да, точно, оно самое. — Держи, — ответил Юнги, добавляя на тарелку мальчишки ещё несколько кусков мяса. — В следующий раз просто попроси, мелочь. Глаза Чимина расширились от удивления, и тот попытался остановить его. — Но хён! Ты же всегда это ешь в первую очередь! Это, наверное, твоё любимое, да? — Да, но ты тоже хочешь попробовать. Я же сказал, что тебе всего лишь надо попросить. — Спасибо, — Чимин посмотрел на Юнги, потом на тарелку, а затем снова на него. И было такое облегчение видеть, как он ел. Медленно, конечно, но всё же. Раз за разом, по кусочку. Юнги почти забыл о существовании собственной порции. — Хён, — немного перекусив, начал Чимин и положил свои палочки на наполовину съеденную миску с рисом, облизнув губы, он посмотрел в его глаза. — Ты сказал, что всё, что мне надо сделать — это попросить? Юнги опустил взгляд вниз, пытаясь понять, что хотел узнать Чимин, исключая фразы, проносившиеся в голове, те самые, которые он не хотел слышать. Нет. Никогда. Ни при каких условиях. — Останешься на ночь сегодня? Юнги уставился на парня. Смотрел и думал. Это из жалости? Неужели Юнги выглядел настолько жалко в чужих глазах, что ему была необходима компания на ночь? Неужели Чимин думал, что ему снова хотелось рыдать до полного изнеможения? Юнги не нужна была ничья жалость. Он возненавидел бы себя ещё больше, если бы из-за своей жалости принимал чьи-то подачки. Его не надо было жалеть, не надо было смотреть свысока. В тот момент, когда Юнги собирался отказаться, он вспомнил, каким кошмаром была вся прошлая неделя. Не только именно эта, а вообще любая ночь. Как ему одиноко было в оглушающей тишине, как трудно было засыпать, как он никогда не мог нормально отдохнуть, постоянно ворочаясь в кровати без должного сна. А когда сон приходил, глаза всё-таки закрывались, тело, видимо, отвергало его априори, и он просыпался через пару часов совершенно разбитым. — Если ты хочешь, конечно, — добавил Чимин, слегка усмехнувшись, и потирая шею. В тот момент, когда он представлял весь ужас предстоящей одинокой ночи, он вспомнил о том, как приятно прошли прошлые выходные. Какое было облегчение, наконец, выплакать все накопившееся чувства. Насколько приятно было знать, что с ним кто-то был в комнате, совсем рядом. Он не был одинок, не был один. И насколько же теплым, приятным и комфортным был Чимин. Две ночи в компании с ним прошли намного лучше любых остальных ночей, проведённых в одиночестве в квартире, где Юнги считал часы и минуты до новой смены. С Чимином всё было намного лучше. — Юнги хён? Скорее всего, он пожалеет о собственном решении. Возможно. Или же нет. Сейчас, ему показалось, что это не имело значения.***
Часы в гостиной показывали пять двадцать один. Сон появился на какой-то момент, но снова исчез, оставляя Юнги лежать с открытыми глазами на чужой кровати. Руки Чимина были крепко оплетены вокруг его бёдер, а голова покоилась на его плече. Всё это казалось странным. Возможно, ему не стоило соглашаться. Юнги сел на диван и смотрел без звука телевизор. — Хён, — послышалось где-то сзади. Чимин устроился рядом, его глаза едва открыты, когда он посмотрел в сторону Юнги. — Тебе неудобно? Или хочешь спать здесь? Если хочешь, ты можешь лечь на кровать, а я займу диван. — Нет, всё удобно… Просто мне не спится, — и он не лгал. Спать с кем-то было удобно. Спать вместе с Чимином оказалось ещё лучше. Тепло. Мило даже. Но просто лежать с ним в обнимку ощущалось как-то по-другому. — А это обычное дело? Не хотеть спать, — спросил парень, тоже повернувшись к телевизору. — Да. — Сколько часов в сутки ты обычно спишь? — Три-четыре? Я часто просыпаюсь между делом… — Хён, это не нормально, — произнёс Чимин. — Для меня нормально. Юнги не хотел, чтобы слова прозвучали грубо, не хотел так обрывать разговор, оставляя между ними странное молчание. Он не сводил глаз с яркого экрана, избегая возможности посмотреть на Чимина, пытаясь придумать, что сказать, чтобы оживить беседу. Но мальчишка опередил его. — Тебя что-то беспокоит…? Или ты всегда так мало спишь? Он чуть не возжелал, чтобы Чимин не опережал его вопросами. Но, возможно, именно эта неловкая тишина всё же была лучше альтернативы. Конечно же, Чимин уже понял, что с ним было что-то не так. Что-то не как у людей, поломано. Из-за воспоминаний о прошлом пребывании в этом доме, Юнги посмотрел в пол: ему было стыдно снова поднять взгляд. — Извини. Не отвечай, если не хочешь говорить об этом. Прости… — со вздохом сказал Чимин, и Юнги уловил краем глаза движения. — Прости меня. Я влезаю не в своё дело? — сказал тот с лёгким смешком. Слова прозвучали настолько самокритично, и почти заставили почувствовать вину. Нет. Юнги почувствовал себя виноватым, потому что Чимин всегда так хорошо к нему относился, так терпеливо, а он не мог ничего дать в ответ. Он виноват, потому что Чимину приходилось иметь дело с его глупостью, продолжая из раза в раз с ней мириться. Мальчишка давал ему возможность раскрыться чуть больше, а Юнги было так неудобно за себя и за то, что он не мог так просто взять и всё рассказать. А хотелось. Прошлые выходные наглядно показали насколько бесполезны и напрасны его методы, как нецелесообразно было держать всё в себе, как было стыдно, когда он больше не смог держать себя под контролем, и всё вылилось наружу. Юнги не хотел повторять прошлый опыт, особенно перед Чимином. Он хотел всё объяснить, но чувствовал, как горло сдавливало только об одной мысли позволить кому-то узнать его ещё больше. — Я-я… Я сам не уверен почему, — наконец-то выдавил из себя что-то Юнги, его голос до сих пор звучал вынужденно и глупо. Чимин ничего не сказал, и поэтому он продолжил. — Большую часть времени я чувствую разочарование. У меня нет на это какой-то веской причины, я не знаю, почему всё так. Оно просто есть, — голос Юнги надломился, и он прикрыл глаза. В любом случае, он боялся вновь посмотреть в лицо Чимину и увидеть там усталость и напряжённость. Казался ли Юнги жалким в его глазах? Думал ли Чимин, что он оказался ещё более ничтожным? Ох, Юнги совсем не хотелось этого знать. Он услышал щелчок, комнату поглотила черная смоляная темнота, в которой не было видно даже собственных рук. — Ничего страшного, хён. Продолжай. Я тебя не вижу, — шёпот был почти так же нежен, как рука, сжавшая его колено. Чтобы приободрить. — Наверное, я чувствую себя бесполезным. Понимаешь, я на самом-то деле ничего не добился в жизни, — Юнги прижал ладони к своим глазам, пытаясь сдержать слёзы, не хватать воздух и не начать всхлипывать. Но он был уверен, что не сможет сдержаться. — Я поставил упор на свою карьеру, но всё идёт совсем не так, как я хотел. — А ещё хуже от того факта, что Намджун и Сокджин хён всегда приглядывают за мной, всегда пытаются помочь мне, но зря, мне совсем ничего не помогает, — смех раздался где-то в районе груди, несмотря на серьёзность ситуации. — Чёрт, я даже со своей мамой толком поговорить не могу. Или с хёном. Или с отцом, особенно с ним. Я не хочу, чтобы они обо мне беспокоились. Юнги задыхался между всхлипами и смехом. Он пытался сделать глубокий вздох, снова собраться, успокоиться, но не смог. Теперь он рыдал, слезы покрывали лицо, стекали и падали на острые коленки. Руки Чимина прикоснулись к щекам, аккуратно поглаживая их, стирали мокрые дорожки, и Юнги с трудом подавил желание отсесть куда-нибудь подальше или поддаться прикосновению. — Я не хочу, чтобы люди беспокоились обо мне. Я не хочу, чтобы они знали, насколько я бесполезен. Насколько всё запутано. Я просто… — даже при всём желании он не смог заставить себя продолжить. Его тело тряслось, дрожало, а рыдания только усугубляли ситуацию. Рука Чимина всё ещё касалась его щеки: большой палец смахивал слёзы подобно перу. Они долго ничего не говорили, молчали. Были слышны только его всхлипывания, шмыганье и то, как Чимин молча пытался его утешить. — Нет ничего страшного в чьей-то помощи, хён. Всё хорошо, — Юнги едва его услышал, учитывая, как тихо и нежно были произнесены слова. Но он сумел расслышать их. Хотелось смеяться, потому что он был уверен, что уже говорил подобное, но умудрился не последовать собственному совету. Пальцы Чимина соединились с его пальцами, Юнги сжал их сильнее, чтобы приблизиться к нему ещё ближе, плечом к плечу, бок о бок, прижимаясь друг к другу. Юнги отдался теплу, что встречало его с распростёртыми объятиями. Чужой большой палец потёрся о костяшки его пальцев, а голова прислонилась к его плечу. — Я только и делаю, что говорю о себе. Извини, — немного успокоившись, произнёс Юнги. — Ничего страшного, хён. Тебе нужно было выговориться. — Нет… ничего не… — он потерялся в вихре своих мыслей. Из-за того, что Юнги ощущал себя в центре внимания, в нём поселилось нелепое чувство эгоистичности. Он потакал себе, своим желаниям, говорил только об одном, ожидал, что только его и должны выслушивать. Он посмотрел на очертания Чимина, приближался рассвет. — А что насчёт тебя? Ты всегда так расстроен, когда упоминаешь в разговоре прошлый год… Чимин напрягся в его руках, слегка качнулся, чтобы увеличить расстояние между ними. Юнги, не осознавая, тут же потянул его обратно. — Извини меня. Не говори ничего, если не хочешь. Влезаю не в своё дело, прости, — слова сливались друг с другом, звуча почти одновременно; Юнги говорил слишком быстро и был не уверен, что смысл его слов уловили. Чимин вздохнул, позволяя себе чуть ближе прислониться к нему. — Я хочу… Но может в следующий раз, хён? — между тем сжимая пальцы, произнёс он. — Одно откровение за раз. Тишина вновь поселилась между ними, удобная и тёплая. Они прислонились друг к другу, наслаждались компанией, пока комната медленно и понемногу светлела. Солнце начало выглядывать из-за горизонта, посылая в окна яркие лучи. — Можно попросить тебя об услуге, хён? Юнги слегка сжал руки Чимина. — Останешься тут, рядом? Пожалуйста? Даже, если не сможешь уснуть, ты можешь остаться со мной? Можешь, да? Не было ни единой мысли об отказе. Юнги отвратительно себя чувствовал, ему было ужасно стыдно за то, что он постоянно сомневался в Чимине. Стыдно за каждую мысль о том, что после произошедшего Чимин будет смотреть на него свысока. Юнги считал себя дураком, потому что сразу не понял, что возможно, просто возможно, он был не единственным, кому было одиноко. Возможно, не только один он наслаждался компанией другого. Может быть, не он один нуждался в этом. И, наверно, ему не нужно было чувствовать из-за этого вину. Ему хотелось и это было нормально. Чимин потащил его вглубь квартиры, в спальню, не размыкая по дороге пальцы.