Утешение

      Они ни разу не обсуждали эту тему, никогда по-настоящему ее не затрагивали. Чимин просто приглашал его на ночь, а Юнги засыпал в его кровати. Они болтали до самого рассвета, когда смольная темнота уже больше не могла прятать выражения их лиц. Они прижимались и ютились на кровати, переплетая ноги и руки. Это повторялось каждую пятницу и субботу, две ночи подряд, и у Юнги не было объяснения происходящему.       Но вопрос продолжал крутиться в голове, всплывал каждый раз, когда Юнги пытался о нем забыть.       Имел ли он право прийти к Чимину после работы?       Он чувствовал себя идиотом, глупцом, потому что они никогда не обговаривали границы дозволенного, даже между делом, ни разу не затрагивали тему о соглашении. Юнги не задумываясь взял с собой зубную щётку и запасную одежду. Не задумываясь, он просто собрал вещи перед выходом: положил первые попавшиеся чистые штаны и рубашку, что валялась на полу. Только пройдя половину пути до работы, он понял, что сделал. Понял, какую идею подкинуло его подсознание.       Ему хотелось прийти в квартиру Чимина, но никак не в свою, хотелось свернуться калачиком рядом, утопая в тепле чужого тела, которым с ним так охотно делились. Юнги не хотел возвращаться к себе, не хотел проводить холодные и одинокие ночи, не хотел просыпаться в пустой кровати.       Неважно, что сегодня было воскресенье. Неважно, что сегодня он был в паре с Намджуном, а не с Чимином. Юнги хотелось пойти к нему домой, хотелось оплести его, а не метаться в пустой постели всю ночь. Ему не хотелось отказывать себе в удовольствии наслаждаться комфортом в присутствии Чимина.       По правде говоря, день недели был важен, потому что врываться в дом из ниоткуда посреди ночи было как-то неприлично. И крайне неловко. А Юнги не хотел объясняться, не хотел признаваться в том, что он слишком любил проводить время в компании Чимина и ненавидел одиночество больше всего на свете. И сейчас, когда они стали более открыты друг для друга, Юнги просто подавлял мысль о собственном появлении на чужом пороге.       В итоге это привело его в нынешнее положение: он разрывался между «пойти к Чимину, а позже умереть от стыда» и «вернуться в свою квартиру и лечь спать, как положено». Правда, не хотелось выбирать второй вариант, но сейчас Юнги был слишком нервным, чтобы осуществить первый.       Часы тикали, приближался конец эфира, а Юнги так и не знал, что делать.       — Всё хорошо? — всё же решился спросить Намджун во время одного из перерывов.       — Я не уверен… — бросил он, не подумав, сразу же понимая, что теперь придётся объясняться. Проболтался, тем самым давая Намджуну повод для разговора. Друг уселся рядом на кресло и выжидающе посмотрел на него.       — Что случилось?       — Я не уверен в том, что мне следует сделать… — он собирался закончить на этом, уже чувствуя себя идиотом, но Намджун ободряюще сжал его колено. — Не знаю, должен ли я выбрать между тем, что я хочу и тем, что должен?       — Ну, хён, ты уже знаешь моё мнение на подобные вопросы, — Намджун откинулся на спинку стула и улыбнулся, его слова как никогда были расплывчатыми. — Просто поступай так, как хочется именно тебе.       Больше Намджун ничего не сказал и, прежде чем встать и удалиться в комнату звукозаписи, чтобы Юнги мог обдумать сказанное, похлопал по его колену. Не то что бы было много почвы для размышления, но Юнги наконец понял, что ему просто нужно собрать откуда-то всё своё мужество и начать действовать.       Хотя, возможно, сегодня оно ему и не понадобится.       А всё потому, что когда эфир наконец-то закончился, а они вместе выходили из здания, увидели у входа Чимина. Он ходил вперед-назад возле двери, проводил руками по волосам, бормотал что-то про себя, но Юнги не мог ничего разобрать. Чимин вздрогнул, когда понял, что был уже не один.       — Юнги хён! — крикнул он, но Юнги по-прежнему оставался неподвижен, потому что появление Чимина в такое время не могло оказаться обычной случайностью. Он работал по воскресеньям во второй половине дня. Он не должен был стоять у здания в такой поздний час, а давно уже спать в кровати. Тихо и мирно, укрывшись одеялом. Правда, сейчас Чимин стоял напротив него. И ждал. Ради Юнги. По крайней мере, ему хотелось в это верить.       — Эм… — Чимин затих, когда оказался рядом с парнями, его взгляд переметнулся на Намджуна.       — Не обращайте на меня внимание, я уже ухожу. Увидимся позже, — перед уходом на его лице застыла приятная неожиданность, приправленная улыбкой. В его взгляде промелькнуло понимание того, о чём раньше спрашивал Юнги. Ну, или хотя бы понимание того, кто был причастен к дилемме.       — Хён, — начал Чимин, когда Намджуна и след простыл. — Эм…       — Могу я переночевать?

***

      Улыбка Чимина ослепляла. Она была такой живой, ярче уличного фонаря, светившего над ними, но Юнги больше не хотел отворачиваться, как раньше. Он хотел принять её всю целиком, сохранить этот момент в памяти, потому что понял, насколько она была прекрасна. А какая заразительная.       — Хён, ты принёс с собой зубную щётку? — спросил Чимин, когда приоткрыл дверь и зашёл в ванную комнату, замечая сгорбленную фигуру у раковины. Из горла Юнги вырвался сдавленный шум, он вытащил щётку изо рта, выплеснув пасту на белый фарфор.       — Я всегда беру её на работу, — пробормотал он в ответ, прочищая горло. Юнги избегал возможности посмотреть прямо в глаза, упорно уделяя особое внимание лбу Чимина. Он попытался говорить не заикаясь, чтобы не выдать правду.       — Хорошо… тогда, — и вроде бы, казалось, Чимин оставил эту тему в покое и уже собирался идти в спальню, чтобы не докучать, но тут он посмотрел в сторону сумки. Она была открыта достаточно широко, чтобы в ней можно было заметить футболку и пару штанов. — Ты и сменную одежду всегда с собой носишь?       Юнги уже не мог контролировать свою нервозность. Он пытался придумать остроумный ответ или попробовать сменить тему на более безопасную, но в голове зияла дыра с пустотой. Что бы он ни говорил, всё походило на бессмыслицу, доставляя Чимину особое удовольствие. Уголки губ парня расплылись в широкую улыбку, а глаза были почти закрыты от счастья.       — Да я просто шучу, — засмеялся Чимин, обнимая его сзади, лбом уткнувшись в макушку.       Вопреки тому, каким привычным было прикосновение, Юнги почувствовал, как его тело напряглось в ответ на чужие действия. В этих руках не было ничего такого — он уже привык к тому, как голова Чимина прижималась к его собственной, но только не в таком ключе, в иной ситуации. Без всякой пелены сна и тяжести на груди (ну, или без воздействия алкоголя, но он старался не вспоминать об этом), осознание такой интимной близости ощущалось… Странно. Смущающе.       — Извини, — сказал Чимин, быстро убирая свои руки и неловко прижимая их к телу. Переступая с одной ноги на другую, он посмотрел в пол. — Я… просто… спальня, да. Прости.       Он ушел, и вина снова ударила Юнги под дых. Безжалостно. Прикосновения Чимина не были нежеланными или неприятными… Он просто не мог расслабиться. Не сейчас, когда Юнги ещё бодрый, трезвый и не такой подавленный, как раньше.       И вот он находился в чужой квартире, пользуясь добротой Чимина. Юнги спал в его кровати, прижимаясь так близко, обнимал его руками и ногами. Он действительно этого хотел и мечтал. Черт, как же ему хотелось всего этого. Юнги был тем, кто спросил разрешения переночевать. Однако, он продолжал проклинать себя за невозможность расслабиться, перестать быть таким деревянным. Чимин не заслуживал такого отношения, не тогда, когда он оставался таким терпеливым и добрым.       Почему Юнги не мог просто принимать прикосновения других людей, ничего при этом не осложняя? Почему каждый раз его первая мысль — оттолкнуть или замереть, а не прислониться, прильнуть? Чимин знал о нём больше, чем кто-либо другой, видел его уязвимым и далеко не в самом лучшем свете (Чимин знал его даже больше Намджуна, что, казалось, просто невозможным, после всего того, что происходило в колледже). Так почему же ему так трудно привыкнуть к нему?       Юнги ещё не закончил ругать себя за оплошность, когда чужая макушка выглянула из-за двери.       — Мне лечь на диван взамен? — слышалась неуверенность в голосе, и Юнги ненавидел себя за то, что являлся причиной.       — Нет, нет, просто… — он провёл рукой по волосам, сделал глубокий вздох. — … Я просто не привык к такому. Всё хорошо.       Чимин ничего не ответил. Уставился на него из-под чёлки, в глазах узнавалось сомнение. Чимин покусывал губу — неоспоримый признак того, что он нервничал или чувствовал неловкость.       — Пойдём спать, — произнёс Юнги со всей оставшейся храбростью, хватая его за руку. Он переплёл их пальцы вместе и потянул Чимина через коридор в спальню.       Юнги почувствовал, как его пальцы слегка сжали, услышал улыбку в голосе Чимина, когда тот что-то пробормотал, соглашаясь и следуя рядом.       — Хён, — заговорил парень, усевшись на кровати. — Ничего, если я поставлю будильник? У меня завтра вечером занятия по танцам в студии…       Юнги пробормотал в подушку, что это его дом — ему и решать. Чимин кивнул, прежде чем поставить будильник и положить телефон на тумбочку. Он выключил свет, скользнул под тонкое одеяло, садясь на матрас и задевая ладонью руку Юнги. Чимин сохранял дистанцию в связи с прошлой реакцией, хотя кровать нельзя было назвать большой.       Юнги вздохнул в подушку, развернулся, чтобы они больше не лежали спина к спине, и обнял Чимина, притягивая его ближе к себе, прижимаясь грудью к спине. Дыхание согревало шею, и только тогда ощущалась их близость.       — Чимин, — прошептал он, когда почувствовал, что Чимин расслабился под прикосновениями. — Можно я приду завтра?       Чимин взял его руку и, переплетая пальцы и прижимаясь еще ближе, проговорил в ответ:       — Да, конечно.

***

      Юнги посмотрел на телефон, пытаясь подавить улыбку.       Пак Чимини       Я пришёл, хён!       1:36       Он смотрел в экран дольше положенного, перечитал короткое сообщение чаще, чем нужно, чтобы уловить смысл. Ничего не замечая, он пропустил слова Намджуна мимо ушей.       — Ты выиграл в розыгрыше или что? — спросил друг, выхватывая у него телефон и отодвигаясь подальше. Намджун поднял мобильный над головой, ехидно улыбнулся и встал на цыпочки, когда Юнги попытался забрать его обратно.       — Я тебя ненавижу.       — Прости, но тут генетика подвела тебя, хён. И что там такого? — и как только Намджун опустил телефон к лицу, Юнги удалось вырвать его из чужих пальцев. Он убрал его в карман и повернулся спиной к другу, спеша к выходу из студии, пока тот ничего не сообразил.       — Ты куда идёшь? Мы ещё не закончили.       — Я вернусь до конца перерыва, — сказал он, открывая дверь. Прежде чем уйти, он обернулся, сжав губы в тонкую линию. — И держись на расстоянии минимум одного метра от моей звуковой консоли. Даже не прикасайся к ней.       — Это случилось только однажды!       Юнги не удосужился выслушать остальные протесты друга, пулей выскочив из здания за рекордно короткое время. Прямо у дверей Big Hit стоял Чимин, прислонившись к фонарному столбу и уткнувшись в телефон. Он даже голову не поднял, когда Юнги подошёл к нему. Видимо, Чимин никого не заметил, даже когда Юнги встал напротив. Он похлопал парня по плечу, привлекая, наконец, чужое внимание.       — Хён! — удивлённо начал он. — Что ты тут делаешь? Разве эфир уже закончился?       — Нет, — сказал Юнги, хватая его за руку, чтобы потащить в здание. — Но почему ты ждёшь снаружи? Просто заходи, у нас есть работающий кондиционер. Я понимаю, Намджун может быть занозой в заднице, но ты сможешь потерпеть его хотя бы пару минут?       — Ты всегда такой вредный.       Чимин позволил провести его внутрь здания прямиком в студию, но отвёл взгляд, когда Намджун повернулся посмотреть на зашедших. Брови друга приподнялись в удивлении, а уголки его губ слегка дрогнули.       — Чимини! — произнёс он с удивлением. — Что привело тебя сюда?       Кто-нибудь другой мог бы подумать, что вопрос Намджуна был невинным, заданный просто из чистого любопытства. Но Юнги знал, что всё было не так просто. Он видел, проскользнувшую улыбку (которую тот так старался сдержать), видел блеск в глазах, когда друг поднял взгляд.       — Прекрати лезть и иди уже, у тебя меньше минуты.       — Есть, сэр, — отчитался Намджун и поскакал обратно в комнату звукозаписи и, надев наушники, начал посылать сигналы бровями через стекло. Как только песня закончилась, Юнги включил микрофон, по ходу дела посылая свирепый взгляд другу, а потом посмотрел обратно на Чимина.       — Игнорируй его. У него, видимо, замечательно день прошёл, раз он не перестаёт докучать мне всю ночь напролёт.       Щёки Чимина окрасились лёгким румянцем, но он всё равно кивнул в ответ и сел на кресло рядом, пряча руки на коленках.       — Хён, Чонгуки позвонил мне и сказал, что у него наконец-то закончился семестр.       Юнги нажимал на всякие кнопки и переключатели, фокусируясь на консоли.       — О, тогда…?       — Да, — выдохнул Чимин. — Чонгук уже поговорил с Хобом хёном, и сказал, что вернётся в эту пятницу, так что ты сможешь отдохнуть.       — Я никогда не говорил, что хочу отдохнуть, уж точно не от тебя, — Юнги улыбнулся, когда краем глаза увидел, как рука Чимина дернулась. Он ощутил искушение взять эту руку, переплести пальцы, но ему не хватало храбрости. Вместо всего он просто завозился с консолью.       — Почему у Намджун хёна такое хорошее настроение? — спросил Чимин, когда последний во время монолога послал им опять свой странный взгляд. В наушниках Юнги слышал отфильтрованный мрачный голос, но лицо друга выдавало совершенно другие эмоции.       — Не уверен, думаю, одна из девушек пришла сегодня в красных конверсах. Его это, как правило, сильно радует.       — Что? Как конверсы вообще связаны с его настроением? — Чимин посмотрел на него, сведя брови в недоумении.       — У него реально тот ещё бзик на них, — ответил Юнги, не в силах больше сдерживать свой смех. — Ответ слишком дикий, и я не расскажу даже под дулом пистолета.       Чимин согласился в ответ, и между ними до конца смены установилась приятная тишина.       Прошло ещё немного времени — часы пробили два ночи и Намджун прощался со своими слушателями, произнося последнюю минутную речь, которую никто из двоих сидящих у аудио консоли уже не услышал. Юнги собрал все свои вещи (включая щётку, запасную футболку и пару штанов) к тому времени, когда Намджун к ним присоединился. С его лица всё ещё не сходила та дразнящая улыбка.       — Думаю, встретимся завтра, хён. И с тобой тоже, Чимини? — произнёс Намджун, когда их пути разошлись, голос полный намека и подтекста заставил Чимина стушеваться и скромно попрощаться в ответ, а Юнги — мысленно бросить пару ножей в спину друга.

***

      Не спать полночи стало чем-то привычным. Даже сейчас, в переплетённых руках и ногах, Юнги был погружен в тепло — всё это казалось нормальным. Он привык к этому: просыпаться каждые несколько часов превратилось в рутину за последние пару лет.       Но сейчас он был совсем не против этого.       Юнги мог всю жизнь отрицать, но ему нравилось просыпаться посреди ночи, открывать глаза и наслаждаться видом спящего Чимина, чувствовать его дыхание на коже, руки, оплетённые вокруг талии, и тело, находящееся рядом. Парень крепко спал, поэтому Юнги позволял своим рукам пробегать по волосам, позволял себе смотреть на спящее лицо долго-долго, не попадаясь с поличным, чтобы после не иметь дело со смятением.       Если бы кто-то спросил его, не тратил ли он всю ночь на разглядывание Чимина, он бы ответил, что нет. Ни разу.       Но сегодня всё было по-другому. И хотя он всё также гладил каштановые волосы, Чимин вдруг зашевелился. Юнги чуть не выпрыгнул из кровати от неожиданности, он убрал руку и застыл на месте, проверяя, не проснулся ли парень. Чимин крепко спал, но продолжал шевелиться, ворочаться, его движения становились более яростными, и Юнги услышал тихий вскрик.       — Чимин…? — он легонько потряс мальчишку за плечо, и тот подскочил тяжело дыша. Он вслепую обхватил Юнги, схватил его за руку и крепко сжал её. Юнги повернул голову парня в свою сторону, подхватывая указательным пальцем подбородок.       — Хён, — выдохнул он, голос хрипел после сна и дрожал.       — Хён здесь, Чимин. Хён с тобой, — прошептал Юнги как можно более успокаивающе, проводя рукой по волосам в ожидании, когда Чимин окончательно проснётся и стряхнёт остатки того, что ему снилось.       — Юнги хён, — он повторил ещё раз, голос в этот раз звучал более бодрым, ясным.       — Ты в порядке…?       — Да, просто плохой сон, думаю… — он лёг обратно, Юнги последовал примеру. Их руки всё ещё крепко держали друг друга.       Они лежали в тишине, и Юнги уже подумал, что Чимин снова уснул, но тот заговорил тихим, слабым голосом.       — Помнишь, ты спрашивал меня про прошлый год?       Не осознавая, Юнги крепче сжал другую руку, а большой палец пробежался по костяшкам:       — Ты не должен говорить, если не хочешь.       Посмеиваясь, парень повернулся, посмотрел на Юнги и положил руку на чужую щёку:       — Но я хочу.       Он глубоко вздохнул, молчал некоторое время, пока не начал тихим голосом:       — Мой брат всегда часто болел, но его состояние сильно ухудшилось в прошлом году. Мама с папой попросили меня помочь им оплатить лечение, потому что больничные счета были слишком огромными… Поэтому я устроился работать на радио; Тэ предложил мне эту работу, когда я сказал ему, что мне срочно нужны были деньги. Я взял больше часов в студии и, — Чимин остановился и ничего не говорил какое-то время, скорее всего подыскивал правильные слова.       — Здесь… Нечего особо и сказать, знаешь. В прошлом году я только и делал, что работал, работал и работал… — голос звучал, будто издалека, когда он продолжил. — Очень расстраивало, ну, работать так много… Оплачивать счета. Видеть родителей такими подавленными. Видеть брата…       Он не закончил своё предложение. Чимину и не требовалось, его тон сам всё чётко прояснил. Его голос звучал настолько тяжело, каждое слово, каждый звук был пронизан грустью и печалью, а горло сдавливалось с каждым предложением. Юнги всё понимал и инстинктивно потянулся обнять Чимина, притянуть к себе, держать его покрепче.       — Мне жаль, — прошептал Юнги в ухо, когда тот расслабился в объятиях. И Чимин только подтвердил его подозрения, когда прижался сильнее, утыкаясь головой в плечо. Юнги ожидал слезы, ожидал почувствовать влажность на футболке, даже мысленно подготавливал себя, думая, как утешить Чимина. Но ничего не было. Вместо этого, он продолжил говорить.       — Думаю, худшая часть… — его голос сорвался, — когда это произошло, я почувствовал только облегчение. Не грусть, не скорбь… Облегчение.       Юнги прижался сильнее, рукой проводя по спине вверх и вниз в попытках успокоить.       — Он больше не мучался, вполне естественно ощущать облегчение.       Последовавший после ответа смешок удивил, вызвал стеснение в груди тем, как болезненно это прозвучало. Насколько мрачно и непривычно слышать такое от Чимина. Как же Юнги не хотелось видеть его в таком состоянии.       — Тэ сказал то же самое. Хотел бы и я сказать, что это была единственная причина… Хотел бы я быть так же уверен, — рука Чимина нашла путь к его руке, заполнила промежутки между пальцами своими собственными. — Признаю, в первую очередь я еле справлялся с накатившим чувством вины. Тэ пришлось терпеть мои выходки долгое время… Но сейчас мне уже лучше.       Чимин вздохнул, позволяя себе теснее прильнуть к нему:       — Прошло несколько месяцев, и я теперь в порядке, всё хорошо. Точно. Но каждый раз вина снова возвращается… — Чимин двинулся так, чтобы его лицо больше не утыкалось в плечо, Юнги почувствовал, как чужой нос прикоснулся его подбородку. — Со мной всё будет хорошо. Пожалуйста, не волнуйся. Возможно, не сейчас. Но однажды… Я буду в порядке, хён.       Он звучал так надёжно, так целостно. Он звучал намного увереннее, чем мог бы подумать Юнги. В миллионы раз собраннее его, если их поменять местами.       Чимин уткнулся носом в сгиб шеи, позволяя рукам обернуться вокруг талии Юнги.       — Со мной всё будет хорошо, хён, просто… Обними меня, пожалуйста? И постарайся немного поспать.       Юнги сделал так, как его просили, и защищал своими руками Чимина, поглаживал его голову и спину. Хотелось прошептать что-нибудь на ухо, попробовать успокоить каким-нибудь способом, но он не мог подобрать слова.       Понадобилось немного времени, чтобы дыхание Чимина вновь выровнялось, чтобы прошли его короткие всхлипы. Горячее дыхание опалило шею, должно быть, он снова уснул. Юнги хотел последовать его примеру и отдохнуть, (он уже видел, как пробивалось оранжевое зарево через окно и приближался рассвет), но не смог заставить себя.       Вместо этого он думал о Чимине.       Юнги вернулся в нечёткие воспоминания прошлого года, пытаясь разыскать все общие вылазки и найти в них Чимина. Общие ужины, общие походы и тусовки у Сокджина или Хосока. Сколько раз Чимин не появлялся? Сколько ужинов он пропустил, от скольких вылазок отказался, сколько раз он пропускал посиделки дома у Хосока или у Сокджина? Разумеется, сам Юнги редко посещал данные мероприятия, но отсутствие Чимина никогда не волновало его так, как сейчас. Никогда не казалось чем-то важным до сегодняшнего дня.       Слова Чимина всё ещё звенели в голове, повторяясь, словно заевшая пластинка. Несмотря на дрожь, его голос звучал всё также твёрдо, словно у него всё было под контролем. Даже если Чимин и признавал, что чувствовал подавленность, вину и уязвимость — в его голосе можно было чётко услышать надежду и воодушевлённость. Он был так уверен в том, что будет в порядке. Быть может не сегодня, но когда-нибудь. Однозначно.       Его собственные заботы и переживания казались ничтожными по сравнению с тем, через что прошёл Чимин. Юнги был слабаком в сравнении с ним, но не отрицал этого. Потому что это была правда. Когда солнечный свет поднялся до самого верха занавески и начал просачиваться медленно в комнату, Юнги не мог оторвать взгляда от прижимающегося к нему парня, понимая, каким сильным он был внутри, несмотря на милый и даже хрупкий внешний вид. Он восторгался тем, каким чутким и заботливым оказался Чимин, как сильно он помог ему. Восхищался им много больше, чем мог бы выразить словами, чем хотел бы признаться.       Юнги понял, что Чимин обнадёживал и вдохновлял. Он заметил, как сам улыбался, глядя на него. Однажды Чимин будет в порядке. Если у него есть надежда после всего того, что он пережил, то, возможно, она появится и у Юнги. Он тоже однажды будет в порядке.