***
Вот только просыпаться в восемь утра на пустой постели было не так уж просто, осознав, что он в очередной раз упустил Чимина, позволил ему незаметно выскользнуть, не успел сказать «доброе утро» и пожелать удачи. Юнги не смог даже уловить его уходящую спину. Сердце неприятно кололо, сжимаясь намного сильнее, чем того хотелось, возвращая сумасшедший поток мыслей, которые хотелось поскорее забыть. Юнги рассматривал вариант проваляться всё утро в постели, возможно, больше — остаться там на весь день и встать за пару часов до начала работы. Он раздумывал на полном серьёзе, удобно устроившись на просторной кровати, и долго-долго смотрел в потолок, отгоняя тяжёлые мысли. Но не сработало. Он всё ещё думал о Чимине, продолжая корить себя за то, что стал спать лучше и не просыпаться во время его утренних сборов. Он всё ещё ненавидел себя за то, что снова умудрился упустить Чимина, что увидит его только ночью, когда тот уже, скорее всего, будет крепко спать, никак не реагируя на происходящее. В девять тридцать Юнги наконец-то встал с кровати. Он зашёл в ванную, умыл лицо водой и уставился на собственное отражение в зеркале. Чимин так упорно старался, делая всё возможное, а он только бесцельно бродил по дому, бездельничал, когда Чимин танцевал до изнеможения. Видеть усталое выражение лица в отражении только больше разочаровывало, Юнги чувствовал, как внутри начинал закипать гнев. Он был зол на себя, разочарован и огорчён и хотел, чтобы всё это прекратилось. Его взгляд упал на корзину для белья: в отражении она стояла полная, забитая почти до краёв. Обычно Чимин просил его помочь с бельём или убирался сам, но без напоминаний, корзина продолжала стоять, наполняясь одеждой. Выглядывая через дверной проём на кухню, Юнги обнаружил, что в раковине накапливалась посуда, подобно пыли, осевшей на каждом предмете в квартире. Юнги почувствовал, как его рука дёрнулась. Чем больше он смотрел на квартиру, тем грязнее она становилась. Он понял, насколько сильно они пренебрегали уборкой за последний месяц. Нет, не они. Он. Чимин был занят, у него было чем себя занять, а он просто сидел дома и ничего не делал. Оставалось одиннадцать часов до начала работы, шестнадцать, чтобы снова встретиться с Чимином. У Юнги было предостаточно времени, а от бездействия становилось только хуже, поэтому он выбрал из двух зол меньшее. Вымыть посуду, постирать и полностью прибраться в доме с каждой секундой хотелось всё больше, когда он ходил по квартире, собирая и выбрасывая отовсюду всякий мусор, убирая на место разбросанные вещи. Ему полегчало от уборки; возможно, занять себя чем-то продуктивным, а не лежать овощем на кровати, помогло унять мрачные мысли. Сегодня вечером Чимина встретит чистая квартира — и это единственное, что волновало Юнги на данный момент. Он даже гордился собой за проявление инициативы. Вся посуда была вымыта, протёрта и убрана, бельё сохло в гостиной. Оставшиеся несколько часов он провёл подметая и промывая пол. Когда Юнги ополоснулся в душе, то оставалось совсем немного времени до выхода из дома на работу, но в этот раз он не был этому против. Юнги чувствовал себя относительно неплохо.***
— Да ты в хорошем настроении, — сказал Намджун, заходя в студию, Юнги первым делом протянул ему стаканчик с кофе. Друг повесил тяжёлое пальто на вешалку, подошёл и забрал напиток, внимательно изучая лицо Юнги и поднося стаканчик к губам. — Неужели наконец-то увидел утром Чимина? — и хорошее настроение Юнги тут же улетучилось. Лёгкая улыбка превратилась в тонкую линию, а он потянулся, чтобы сделать глоток горькой горячей жидкости. — Что ж, полагаю, что «нет», — продолжил Намджун, игнорируя максимально незаинтересованный взгляд Юнги. — Он ушёл рано утром, когда я ещё спал. Так что, нет, — Намджун с сочувствием кивнул, опустив ему руку на плечо. — Зато я сегодня устроил уборку, — друг замер на этих словах, высоко поднял брови и повернулся, чтобы встретиться взглядом. — Правда? — переспросил он, и Юнги кивнул. Намджун схватил второе рабочее кресло, уселся и подъехал к нему так, что они касались коленками. А выражение лица… Юнги не видел глаз за такой большой и широкой улыбкой. — Я так рад это слышать, хён. Правда, рад. — Только не преувеличивай, — ответил Юнги, прикрывая лицо за стаканчиком и делая ещё один глоток, чувствуя, как теплота скользила вниз по горлу. — Я просто немного прибрался и всё. Намджун покачал головой, но улыбка при этом не исчезла, он откинулся на кресло, поднося кофе ближе к себе: — Результат после уборки обычно поднимает настроение. Поэтому у тебя всё больше и больше причин назвать этот день хорошим. Юнги приподнял бровь: его смутила та мягкость и нежность в тоне друга, затем последовал почти что мечтательный вздох, словно Намджун был счастлив, что он наконец-то решился заняться чем-то продуктивным без чьего-либо напоминания. Они друзья, лучшие даже, и поэтому Юнги, прекрасно понимал, из-за чего Намджун вёл себя подобным образом. — Не хочешь рассказать, из-за чего ты весь такой? Не думаю, что из-за сегодняшнего четверга. — Ты же знаешь Хёджин? — Юнги кивнул. Ну, конечно, он знал, кто она. Хёджин была неплохим работником и, так же, как и он, работала звуковым инженером. Он не особо много о ней знал, кроме пары деталей, которые иногда упоминал в разговорах Намджун. — Ну, мы разговорились, когда мне всё-таки хватило смелости подойти и поболтать с ней… и у меня намечается свидание на этих выходных. Видеть совершенно спокойного и абсолютно угрюмого ведущего радиоэфира «Беседы с Кимом» с красным лицом, нервно постукивавшего по пластиковой крышке стаканчика — удивительное зрелище. — Ты же в этот раз не попросил её надеть красные Конверсы? — усмехнувшись, спросил Юнги, а потом и вовсе рассмеялся, увидев ожидаемую реакцию. — Это произошло только однажды и лет сто назад — ошибка, которую я с тех пор больше не повторял, но ты и Сокджин хён продолжаете задавать один и тот же вопрос на каждую подобную новость. Пощадите, — со стоном произнёс Намджун, опускаясь вниз по креслу, свободной от кофе рукой прикрыв лицо. — Той ночью мы пообещали друг другу упоминать Конверсы при каждом удобном случае, так что не жди пощады. Мы держим наше обещание вот уже семь лет и не собираемся его нарушать, — ответил Юнги, с издевкой поднимая свой стаканчик, словно тост чужому смущению. Намджун посмотрел на него в ответ. — К слову о цифрах, уже почти девять, вставай. Намджун поднялся и зашёл в звукозаписывающую комнату, сел на своё место перед микрофоном, всё ещё пытаясь выглядеть обиженно, но потерпев неудачу, когда его телефон завибрировал, и он увидел сообщение от Юнги.Расскажи мне в перерыве, какие у тебя планы касательно свидания. 20:58
Намджун поднял большой палец вверх и приблизился к микрофону, стандартно приветствуя зрителей низким и серьёзным голосом, но с ноткой радости, которую никак не получалось скрыть. Он говорил практически шёпотом, но разборчиво и чётко. Сегодняшняя тема Намджуна ожидаема была посвящена отношениям, их сложностям, несбыточным ожиданиям и всему подобному. На половине первого сегмента Юнги перестал вслушиваться в болтовню, потому что он уверен, что будет слышать то же самое и даже больше во время перерыва вперемешку с идеями и планами на будущее свидание. Так и случилось. Намджун рассказывал своим слушателям об отношениях и рассказывал то же самое и даже больше ему во время перерыва. Не то чтобы Юнги возражал молча слушать друга, он сам попросил Намджуна и теперь наблюдал за его идиотской улыбкой, когда тот продолжал болтать. На удивление Юнги был не против. Наблюдать за счастливым лицом, вслушиваться в его мечтательный тон, в выбор слов, — всё это однозначно поднимало настроение и помогло отвлечься от многих проблем. Юнги не заметил, как время перелетело за полночь, а потом уже за час ночи — близился конец эфира. Когда смена подходила к концу, мобильный Юнги зазвонил, как раз во время монологов Намджуна в микрофон. Для него была большая редкость получить чей-то звонок, особенно в такое время, Юнги даже не подумал выключить телефон на время смены, сохранив за собой профессионализм. Он не узнал высветившийся номер, но все равно ответил на звонок. — Алло? — произнёс он и застыл, ощутив серьёзность звонившего. — Это… это Мин Юнги-щи? — живые эмоции, громкий голос и паника на другом конце, заставили Юнги нервно сесть на край сидения. Как только он услышал тревогу в чужом голосе, его сердцебиение ускорилось, а адреналин начал струиться по венам. — Верно, — Юнги выдохнул, рука с каждой секундой всё крепче сжимала телефон, пока другой человек путался в словах. — Чимин, он упал… потерял сознание. В студии. Вы указаны как экстренный вызов… не могли бы вы забрать его? Просто он очнулся… сейчас да, прямо сейчас… и ему желательно немного отдохнуть, — Юнги чуть не выронил телефон, он почти выскользнул из руки. Он сделал глубокий вдох, как можно спокойнее ответил, завершил вызов и открыл список контактов для ещё одного звонка. — Чонгук? — Юнги с облегчением выдохнул, как только услышал звук соединения с другой линией и тихое «что такое, хён?». — Приди в студию. Срочно. Мне надо уйти, — сказал Юнги, стараясь сохранить хладнокровие, пытаясь не умолять и не начать злиться на непонимание всей ситуации сразу. Сейчас час ночи, конечно же, Чонгук будет тормозить. — Чимин потерял сознание, — даже Юнги ощущал напряжение в своём голосе, он заговорил всё ниже и ниже, переходя на шепот. — Пожалуйста, поторопись и просто приди. — Сейчас буду, — ответил Чонгук, и он услышал шорох, перед тем как бросили трубку. Он завершил звонок и откинулся на спинку кресла, глядя в потолок. Взгляд пополз по стене к аналоговым часам, чтобы удостовериться в том, что Юнги и так уже знал. Час ночи. Что могло потребоваться Чимину в танцевальной студии в час ночи? Ответ был очевидным, но не менее болезненным. Неприятно осознавать, что Чимин, скорее всего, не впервые практиковал подобное. А долго ли? Сколько уже дней, недель? Но разочаровывало больше всего то, что Юнги, не узнал об этом, если бы не случившееся. Если бы не несчастный случай. Чимин практиковался до часу ночи. Он вставал рано утром, бывало даже до того, как Юнги просыпался, а затем работал до полного изнеможения до двух ночи. Потом он быстро проскакивал в квартиру и валился спать до того, как, где-то после двух ночи, приходил Юнги. А он-то ещё за себя беспокоился, считал недели, дни, часы, минуты, секунды до окончания конкурса. Волновался о том, как же ему было плохо и одиноко без Чимина. Он беспокоился за себя. Себя. Живот неприятно скрутило. Ему было тошно от себя. И почему Юнги раньше этого не понимал? Нет, он, конечно же, замечал острую нехватку Чимина в доме, замечал, как усердно тот работал. Итак, почему же он ничего не сделал с этими знаниями? Почему не подумал о нём больше? Почему Юнги продолжил закрывать на всё глаза и думать только о себе? Он нетерпеливо следил за часами на стене, проверял время на телефоне, словно оно от этого, как по волшебству, полетит быстрее. Часы двигались, словно в замедленной съёмке, с каждой минутой всё медленнее и медленнее. Так долго он больше не протянет. Он обернулся посмотреть на звукозаписывающую комнату и встретил вопросительный взгляд Намджуна. Юнги пожестикулировал руками, прося побыстрее закончить свой неважно-о-чём монолог. Видимо, по его глазам можно было увидеть всю срочность происходящего, раз Намджун через пару мгновений уже устремился в другую комнату. — Что случилось? — Чимин, — начал Юнги, прикусив нижнюю губу, и все ушедшие мысли снова вернулись, напоминая, как он снова и снова продолжал подводить Чимина. — Он потерял сознание. Мне позвонили из танцевальной студии — он в порядке, не волнуйся, — чуть после добавил Юнги, замечая широко-раскрытые глаза. Правда, он бы тоже не поверил своим словам. — Я вызвонил Чонгука. Я собираюсь забрать Чимина и отвести его домой. — Хён, слушай… У тебя есть хоть какие-то предположения, почему он потерял сознание? — мысли подкинули ему те воспоминания, когда он уговаривал Чимина поесть, но тот всегда заявлял, что не был голоден или же вовсе оставлял тарелку нетронутой. Юнги знал ответ на вопрос, но всё равно покачал головой, притворяясь, что не имел понятия, и в сотый раз взглянул на часы. Наконец-то, Боже, наконец-то открылась дверь, и Чонгук влетел в комнату, его взъерошенные волосы торчали во все стороны, а дыхание было сбитым. В обычной ситуации Юнги бы поблагодарил за такую скорость и помощь от Чонгука, но сейчас Юнги едва похлопал его по плечу и, схватив сумку, чуть не забыл надеть пальто и обернуть шарф, перед тем как выбежать из здания.***
Когда Юнги вошёл в танцевальную комнату, то увидел сидящего на полу Чимина. В одной руке он держал бутылку с водой, на коленях лежала раскрытая пачка крекеров. Чимин пережёвывал крекер и смотрел на себя в зеркало, заметив в отражении Юнги, он начал приподниматься. А затем снова сел, его рука дернулась, чтобы поправить волосы, но опустилась обратно, когда он поймал на себе взгляд Юнги. — Ты в порядке? — спросил Юнги, садясь рядом на пол и игнорируя то, как взгляд Чимина метнулся в противоположную сторону, как он прикусил губу, а крекер в его пальцах превратился в крошки. Раскрытая пачка подтвердила подозрения Юнги, но он не знал, как начать разговор. Он не был уверен, стоило ли пока пытаться просто избегать этой щепетильной темы. — Я в порядке, — пробормотал Чимин, пряча глаза. — Я просто отключился на секунду. И Юнги тут же хотел наброситься со словами, сказать, что не имело значение, отключился ли он на секунду, минуту или на час — это определённо выходило за пределы нормы. Чимин совершенно точно не был в порядке. Юнги хотел сказать, как тому повезло, что через камеры безопасности люди увидели его состояние и позвонили. Юнги хотел выплеснуть сотни, даже тысячи фраз, и Чимин почувствовал это и напрягся, но он так и не смог ничего произнести. Уж точно не когда Чимин продолжал разрушать крекер, роняя крошки на колени, пристально смотря вниз, избегая проницательного взгляда. Нет, сейчас было неподходящее время. И неважно, как сильно им был необходим этот разговор, как сильно Юнги хотел поговорить и помочь — сейчас было неподходящее время. Поэтому Юнги просто приобнял его за плечо, притягивая к себе, и поцеловал в висок. И только тогда, только тогда Чимин посмотрел на него, Юнги улыбнулся как можно более искренне и произнёс: — Прими душ, переоденься, и мы с тобой пойдём домой, м-м? — Чимин кивнул, неловко поёжился под рукой и встал за сумкой, пробормотав, что он ненадолго, и ушёл. Чимин потерял сознание на несколько секунд, а потом сразу же потянулся к пачке крекеров. Как раз, когда сюда пришёл Юнги. Даже он был в состоянии сложить два плюс два: нетрудно догадаться, что и Чимин понимал это. Скорее всего, он упал в обморок из-за переутомления, сильной нагрузки при таком малом питании (если тот вообще ел, пришло осознание к Юнги, потому что он перестал следить за режимом питания, ухудшая ситуацию ещё больше). И как можно было начать разговор на подобную тему? Как Юнги мог начать обсуждение, когда Чимин выглядел так, словно не желал выслушивать подобное. Чимин отнесётся к ситуации несерьёзно и, как обычно, просто проигнорирует проблему. Юнги был прекрасно осведомлён, но в этот раз он не допустит подобного. И всё-таки, танцевальная студия была не самым лучшим местом для разговоров, точнее совершенно неуместным. Поэтому, когда Чимин вернулся, Юнги ничего не сказал, а только забрал сумку из чужих рук, предложив понести самому, и взял в руку ладонь, переплетая пальцы, когда они собрались уходить. Как и ожидалось в такое время года, ночь была холодной; Юнги обмотал свой длинный шарф вокруг его шеи, несмотря на протесты. Тот самый шарф, за ношение которого Чимин не упускал возможности поддразнить его, приговаривая, что тот был больше самого Юнги. — Не надо, хён, это ты у нас постоянно мёрзнешь, — произнёс капризно Чимин, когда плотная ткань скрыла полголовы. — Только на сегодня, — попросил Юнги, поправляя шарф, а потом опустил руку, чтобы вновь сплести вместе руки и продолжить прогулку по пустующей дороге. — Я сделаю чук*, когда мы придём домой, есть какие-то пожелания? — Да ты что ли готовишь сегодня? — дразняще протянул Чимин. — Ага, я ещё не ел, да и ты, наверное, тоже? Юнги прекрасно понимал, что проявлял излишнее внимание, почувствовав, как ладонь дёрнулась прочь от его руки, но все его мысли заключались в том, чтобы не дать чужой ладони выскользнуть и попытаться удержать её. Юнги не видел его выражение лица, но был уверен в том, что Чимин либо хмурился, либо нервно кусал губу. Он немного отстранился в сторону, но не отпустил руку. — Можешь добавить что-нибудь из оставшихся овощей, — чуть позже пробормотал Чимин, продолжая избегать взгляда в сторону Юнги. Он не шутил, не сжимал ладонь. Чимин молча шёл по дороге, смотрел куда угодно, но не на Юнги, едва держа его за руку.***
Остальное время они прошли в тишине. Юнги готовил чук, а Чимин отдыхал в гостиной: он задремал на диване под тихие заполняющие комнату звуки ночного разговорного телешоу. Тихие голоса что-то обсуждали, но это его мало волновало. Готовка заняла целую вечность, он каждую секунду смотрел в рецепт, который прислал Сокджин ещё давным-давно, когда их хён заметил что-то неладное в его состоянии и попытался хоть как-то помочь. И хотя все предыдущие попытки и близко не были похожи на стряпню хёна, Юнги нужно было постараться. И сейчас это было лучше, чем ничего. Он легко потряс Чимина, аккуратно и нежно, боясь спугнуть или навредить хоть чем-то. Тот зашевелился, двигаясь ближе к спинке дивана, свернулся в клубок, смещая лицо в угол, где обычно лежали подушки. Чимин тяжело выдохнул и пробормотал что-то, но Юнги не смог разобрать. — Чимин, — начал Юнги, но так и не понял, почему шёпотом, — еда готова, — но тот не попытался сесть или встать, напротив — он свернулся ещё больше, пряча лицо глубже в спинку дивана. — Я не голоден, — единственное, что сумел разобрать Юнги, а затем прикусил щеку изнутри. Он понял, что, несмотря на все прошлые попытки, удержать разговор в нужном русле будет непросто, но сейчас он не был готов так просто сдаться и плыть по течению. Юнги присел рядом с диваном и провёл пальцами сверху вниз по спине Чимина. — Ты, — начал он, едва ощутимо проведя пальцами, — не будешь есть? Даже после стольких потраченных усилий и попыток хёна приготовить еду в два ночи? — спина Чимина была расслаблена, он придвинулся к гладящей руке, его тело медленно разогнулось и выпрямлялось, чтобы почувствовать нежное прикосновение каждого пальца. — Мы же целую вечность не ели вместе. И Юнги понял, что выиграл, когда Чимин повернулся и посмотрел на него, расфокусированными и полузакрытыми глазами. Стало понятно, что он услышал каждое произнесённое слово. — Ладно, — согласился Чимин, начав подниматься. Они ели в полной тишине. Чимин по-прежнему не особо спешил, медленно пережёвывая, хотя там и нечего было так долго пережёвывать. Он не поднимал взгляд, сосредоточившись на миске с кашей. Он посмотрел на Юнги, когда съел половину порции и положил на чашу свои палочки. Произнеся «спасибо», Чимин поднялся из-за стола, но в его словах не слышалось ни капли благодарности. Он звучал так расстроенно (из-за себя или из-за него, Юнги никогда не узнает), раздражённо и устало, так, словно все его попытки были совершенно нежеланны. Юнги закончил есть свою порцию, убрал все остатки в холодильник и оставил всю грязную посуду в раковине, чтобы вымыть всё утром. К тому времени, когда он переоделся и вошёл в комнату, Чимин уже крепко спал, как и всегда, тихонько сопя в подушку, повернувшись к нему спиной. И хотя расстояние между ними было всего несколько метров, со стороны ему казалось, что это была огромная пропасть.***
— Я уже позвонил в танцевальную студию и на станцию, так что у тебя сегодня выходной, — сказал Юнги, когда увидел бегущего из спальни Чимина, который уже потянулся к сумке, а не на кухню позавтракать. Он вздрогнул от голоса и развернулся, замечая взгляд сидящего на диване Юнги с кружкой кофе. — Значит, поэтому мой будильник не прозвенел сегодня? Ты отключил его? — он кивнул, поднося третью по счету кружку к губам. — И зачем ты это сделал? Пятница — мой самый загруженный день… — Вот именно. Твой самый загруженный день, а тебе нужно отдохнуть, — отрезал Юнги, поставив кружку на кофейный столик, и поднялся с дивана. — Пойду, сделаю тебе парочку тостов на завтрак. — Хён, ты… знаешь, ты должен был меня сначала спросить, — расстроенно и на вздохе произнёс Чимин. Его плечи поникли, когда Юнги достал из кухонного ящика две тарелки. Юнги попытался выглядеть, словно сожалел о ситуации, кладя кусочки хлеба в тостер. И у него получалось. Он действительно ощущал вину, вот так просто врываясь в жизнь Чимина, мешая ему, когда было ясно, что его присутствие не было желанно. Но Юнги должен был это сделать. Нужно остановить его, пока не стало совсем поздно. Пока ситуация окончательно не вышла из-под контроля. — Не подашь мне масло? — Чимин насупился от вопроса, но всё равно выполнил поручение. — Я в порядке, хён, — сказал он, когда Юнги поставил перед ним тарелку и полную кружку дымящегося ароматного кофе. — Ты не голоден? — спросил Юнги, пододвигая тосты поближе к нему. — Ты должен хотя бы немного перекусить, тебе… — Тебе не стоит так себя вести. Совсем необязательно так на меня смотреть, — ответил Чимин и поднял на него взгляд. Юнги хотелось, чтобы ситуация не обязывала выступать против. Ему не хотелось видеть, как эти глаза, спустя столько избеганий, теперь смотрели на него с яростью. — Прекрати так смотреть на меня, хватит постоянно ко мне приставать, звонить на работу, не спрашивая моё мнение, — он глубоко вдохнул, его взгляд упал на тост с маслом. — Прекрати предлагать мне еду и заставлять меня её есть, когда я сказал, что не голоден. Я поем, когда захочу, когда проголодаюсь. Я сказал, что я в порядке, — голос Чимина немного надломился, и он продолжил уже шёпотом. — Я в порядке, хён. Юнги уставился на то, как Чимин упал на спинку сидения, как пальцы взяли тост и стали рвать его на маленькие кусочки, оставляя их на тарелке. Рука Юнги дёрнулась, и рискнув, он протянул к нему ладонь, опуская её на плечо, чтобы привлечь внимание, напомнить, что он был тут, что Чимин не был один. — Чими…— но ему не позволили закончить. Оттолкнув руку Юнги, Чимин перебил, ответив ему надломившимся громким голосом. — У меня нет проблем, нет. Не смотри на меня так. Юнги опустил руку и позволил Чимину продолжить, не прерывая его. Пусть тот сначала успокоится, прежде чем Юнги вновь рискнёт дотронуться до него. Он вновь разозлит его, Юнги знал, что ему всё равно придётся поступить по-своему. Юнги знал, что придётся сказать обо всём, что не давало покоя прошлой ночью, потому что это было необходимо сделать. Дыхание Чимина начало понемногу выравниваться. Юнги встал со стула и подошёл к нему, обхватил его руками со спины, обнимая, и опустил подбородок на макушку. Юнги не шевелился, позволяя слезам катиться, окрашивая щёки, и продолжил обнимать. Он подождал ещё немного, прежде чем начать говорить на тот случай, если Чимин всё ещё злился. — Я не сказал, что у тебя есть проблемы, — рискнул он. Слова вытекали медленно и осторожно. Чимин не бросился обнимать его в ответ, но и не стал выворачиваться и отталкиваться от прикосновений. Юнги воспринял это, как сигнал к действию. Как шанс. — Но разве ты не хочешь убедиться? В том, что у тебя нет проблем. Чимин зашевелился под его руками и поднял свой взгляд. Его глаза тоже были красные, а на щеках были чётко видны мокрые дорожки от слёз: — О чём это ты? — Давай сходим в больницу. Давай покажемся врачу, — Юнги нервно облизал губы, изучая Чимина, наблюдая за тем, как выражение лица из любопытного превращалось в бесстрастное, когда тот осознал сказанное. Чимин ответил невозмутимо: — Но у меня нет проблем, — повторил он. — Я знаю и не говорю, что они у тебя есть, но хуже от приёма не станет. После которого врач подтвердит, что ты на сто процентов в порядке. Юнги знал, что это звучало совершенно неубедительно, и понимал, как плохо справлялся с тем, чтобы уговорить Чимина и добиться своего, но как ещё он должен был заставить его сходить и провериться? Юнги же не мог заставить его силой. Оставалось только поменять его мнение насчёт приема. Это было единственное верное решение, с которым Юнги абсолютно не справлялся, не зная, что делать. Где же его красноречие, некогда хвалёное Сокджином, когда оно было так нужно? Юнги говорили раньше, что у него хороший слог, что он обладал навыками убеждения, с чем он в первую очередь никогда не соглашался, но сейчас этот факт казался ещё дальше от истины. Юнги бессвязно бормотал в надежде, что Чимин в какой-то момент купится и согласится сходить к доктору, но не важно, что он ни говорил, как изощрённо ни пытался, ответ всегда был одним и тем же. Низкое и бесстрастное отрицание: — У меня нет никаких проблем, хён, — и с каждым повторением, сердце Юнги сжималось сильнее, а горло стягивало. Его голос немного охрип, когда он решил попробовать в последний раз. Надо было придумать нечто, да что угодно, что могло помочь, но Юнги был в полной растерянности. Он не знал, что сказать, как убедить. Нужно было хоть как-то показать Чимину, что в его нынешнем состоянии не было ничего хорошего. Откровенно говоря, ему хотелось рыдать. Чимин с каждой минутой становился всё более отстранённым и безразличным, закрываясь в себе ещё больше, и Юнги не знал, что ему ещё оставалось. Кофе и тосты давно остыли, но ему совершенно не было до этого дела. Особенно, когда перед ним стояла куда большая и нерешаемая проблема. Юнги прикоснулся к его щеке, единственный шанс заставить Чимин посмотреть на него, отчаянно надеясь, что, возможно, это хоть как-то поможет ему в убеждении. Юнги вытер почти высохшие слёзы на чужих щеках: — Я пойду с тобой. Я буду всё время вместе с тобой, — Юнги прекрасно понимал, что упрашивал, умолял, его голос дрожал, а он сам пытался дышать спокойно, но эмоции начали брать вверх. — Так что прошу, пожалуйста, пожалуйста, пойдём вместе со мной к врачу? — Хорошо, — тихо ответил Чимин после долгого молчания, Юнги едва мог уловить сказанное, но услышав ответ, он пытался не обращать внимания на просочившуюся в родном голосе печаль.***
Чимин сидел рядом в зале ожидания, листая журнал, его взгляд метался к каждому углу помещения, к каждому находящемуся здесь каждому человеку. Юнги успокаивающе погладил его по спине. Чимин повернулся к нему, а глазами неуверенно указал на дверь, в которую скоро нужно зайти, чтобы встретиться с доктором. — С тобой всё будет хорошо, — прошептал Юнги, видя в чужих глазах неопределённость, беспокойство и страх. — Я буду здесь. Я буду совсем рядом. — Ага, — ответил он рассеянно и отстранённо, продолжив сверлить взглядом дверь в кабинет врача, и закусил нижнюю губу. Когда Чимина вызвала медсестра, Юнги хотел пойти с ним, но не мог. Чимин приподнялся и направился в кабинет. Всё, что оставалось Юнги — это остаться на месте, ободряюще кивнуть, когда он обернулся напоследок и закрыл за собой дверь. Если Юнги правильно понимал, то сеанс должен был занять какое-то время, поэтому он начал листать тот же журнал, который до этого брал Чимин. Он смотрел на страницы, не вчитываясь в текст на глянцевой бумаге и разглядывая оглавление. Мозг кипел; мысли были заполнены беспокойством, тревогой и Чимином и проносились, казалось, со скоростью тысячи миль в секунду. Наконец-то настало время для того, чтобы профессионал осмотрел его, сказал им обоим, было ли с Чимином всё хорошо, и что им делать, если нет. Профессионал, посторонний человек, тот, кто взглянет на ситуацию объективно, и, самое главное, не даст Чимину так просто отмахнуться, убеждая, что все его проблемы были преувеличены и раздуты. Чимин совершенно точно не был в порядке, в этом Юнги был уверен. И как же больно от осознания того, что Чимин сразу же помогал ему, когда с ним что-то не то. Сам же Юнги вечно сомневался, избегал вопросов и не уделял Чимину заслуженного внимания. Он ненавидел себя за это. Ненавидел за то, что Чимину пришлось потерять сознание, чтобы он смог, наконец, настоять на своём и начать действовать. Ненавидел себя из-за того, что заметил всё ещё несколько месяцев назад, но не обратил на это должного внимания. Все его попытки казались недостаточными. Юнги, конечно, готовил еду, но это выходило плохо, отчего даже ему было трудно доесть свою порцию. Он поддержал Чимина, когда тот не занял призовое место, даже узнал, какое его любимое блюдо и заказал его. Но Юнги не настаивал на том, чтобы Чимин ел больше. А когда дело дошло до всего этого, когда Чимин нуждался в поддержке, когда стресс из-за соревнования начал на него давить, а ситуация выходить из-под контроля, когда ему нужен был кто-то, кто мог бы позаботиться… Юнги не смог оказать поддержку. Он чувствовал себя самым ужасным человеком на свете. Какие же односторонние у них отношения. Юнги превратил их в односторонние: Чимин был всегда рядом, но Юнги не мог ответить ему тем же. Этого не должно было случиться: он никогда не хотел, чтобы всё вышло именно так, всё произошло по его вине, и Юнги ненавидел себя за это. Он хотел, чтобы всё стало взаимным — хотел помочь Чимину так же, как сам Чимин помог ему. Дверь вновь открылась, но оттуда вышел не Чимин, а медсестра. Юнги догадался по её правильной белой форме, когда увидел, как она направилась в его сторону. — Извините, это же вы пришли вместе с Пак Чимином? — спросила женщина спокойным и профессиональным голосом, Юнги кивнул в ответ. — Как я понимаю, это у вас были подозрения? Потому что он сказал, что это вы заставили его прийти сюда. Юнги облизал губы, глазами искал на лице медсестры причину, по которой она подошла. Он не был родственником, а потому и не мог прийти на приём вместе с Чимином. Почему медсестра заговорила с ним о состоянии Чимина? — Он в порядке? С ним всё будет хорошо? — спросить Юнги, его больше ничего не волновало, это было единственным, чего он хотел знать. Девушка указала рукой на край помещения, и Юнги последовал за ней, отдаляясь от других ожидающих приёма клиентов. — Он может поправиться, к счастью, его случай не критический, но, — она замолчала и окинула его многозначительным взглядом. — Врач предложил ему терапию — еженедельные индивидуальные сеансы, но он отказался. Он сказал, что не нуждается в них, и мы не можем его заставить. Для начала, Пак Чимину надо самому захотеть пройти лечение, это он должен проявить желание. И, пока ситуация не стала критической, мы не можем силой заставить его что-либо сделать. — Я понимаю к чему вы клоните — хотите, чтобы я попытался образумить его? Ясно, — Юнги нервно облизнул губы, вспоминая, как тяжело было просто уговорить Чимина на пробный приём. Медсестра кивнула, засунув одну руку в карман медицинской формы: — Вам же удалось убедить его прийти сюда самостоятельно? — спросила она, головой указывая на белую дверь сзади. — Я немного поговорила с ним, и, если судить по моему опыту, повторный приём — это вопрос времени. Юнги изучал её выражение лица. Женщина казалась достаточно искренней, возможно, даже обеспокоенной, потому что она потрудилась подойти и рассказать ему, хотя это было необязательно: — Надеюсь, вы правы. Я постараюсь заставить его передумать. Её глаза посмотрели за плечо Юнги, и она вновь заговорила: — Сейчас он нуждается в сильной моральной поддержке. Проявите терпение, — она сразу же замолчала, когда Чимин вышел из кабинета и направился в их сторону, посматривая на них с любопытством. Медсестра вежливо ему улыбнулась. — Хён, пошли домой? — произнёс Чимин, подходя сзади и дёргая его за рукав. Юнги согласился и в последний раз взглянул на медсестру, прежде чем уйти.***
Первым делом после возвращения Чимин сказал ему, что сильно устал и влетел в спальню быстрее, чем Юнги успел поставить свои ботинки. По пути домой Чимин не был настроен на разговоры, любые попытки начать беседу разрушались односложными ответами и уклончивым «хм». Юнги хотел спросить, как прошёл приём, что сказал врач (хотя из разговора с медсестрой он примерно знал суть беседы). Ему хотелось узнать наедине, а не при посторонних. И когда они вернулись домой, Чимин сразу же оставил его одного. Он быстро сбросил ботинки и побежал через квартиру в носках, закрыв за собой дверь с лёгким хлопком. Вздыхая, Юнги провёл по волосам, дошёл до гостиной и развалился на диване. Он хотел спросить о приёме, но Чимин ясно дал понять, что не был настроен на разговоры. По крайней мере, не в данный момент. Юнги хотел предоставить ему время. Сейчас он не будет ни о чём спрашивать. Не будет перегружать Чимина; он даст ему отдохнуть, даст возможность избежать этой темы чуть-чуть подольше. Юнги достал телефон из кармана, прикоснулся пальцем к гладкому сенсорному экрану, выключая блокировку и находя кучу непрочитанных сообщений, большинство из которых было от Тэхёна. Ким Тэхён ну как? 15:37 что сказал врач? 16:12 в порядке? 16:26 хен 16:58 Написано в спешке и без всяких смайлов, которыми обычно Тэхён заваливал каждое сообщение. Юнги заметил, что, несмотря на всю ситуацию, на душе было спокойно. В какой-то степени ему стало легче от осознания, что он не был одинок в этом, что не только он волновался о Чимине. Приятно знать, что у Чимина есть настоящие друзья, на которых можно было положиться. Юнги начал писать всем ребятам, погружаясь в диалоги, отвечая каждому по-разному, добавляя или убирая те или иные детали в зависимости от того, кто сколько знал. Он убедился, что написал каждому не приезжать в гости, не сегодня. Юнги не было сил ответить на любые поступившие сообщения. Он положил телефон на кофейный столик и вздохнул. Юнги тоже ощущал усталость. И, хотя он не заходил в кабинет врача, но всё равно чувствовал себя опустошённым. И ему показалось это идеальным оправданием, чтобы дойти до спальни. Дверь тихонько скрипнула, и он открыл её. Чимин лежал на кровати, повернувшись к нему спиной, подобно прошлым неделям. Юнги не знал, спал ли он, поэтому дошёл до кровати на носочках и аккуратно лёг на матрас. Его голова устроилась где-то на уровне плеч Чимина. В голове было слишком много мыслей, сплошное напряжение. Солнце не так давно зашло за горизонт, но веки Юнги уже тяжелели. Он видел, как равномерно дышал Чимин, вероятно уже спал, и поэтому решил последовать его примеру. Юнги почти задремал, когда почувствовал рядом телодвижения — Чимин пододвинулся к нему, обвил руки вокруг талии, прижимая ближе. Тепло от тела Чимина разлилось на его груди. — Уже спишь? — спросил Чимин приглушённым голосом, его пальцы путешествовали по груди Юнги. Он открыл глаза и опустил взгляд на пряди каштановых волос: — Нет, — ответил Юнги, руки Чимина ещё крепче сжали его талию, а лицо сильнее уткнулось в ключицы. Он пробежал свободной рукой по голове Чимина, играя с его мягкими волосами в ожидании, когда тот снова заговорит. — О чём ты говорил с медсестрой? — спросил он приглушенным голосом, Юнги опустил свою руку и начал вырисовывать маленькие кружочки на его спине. — Я вполне уверен, что ты можешь догадаться, — ответил он, облизнул сухие губы. — Что тебе сказал врач? За вопросом последовала еще большее молчание, и Юнги корил себя за то, что не знал, имел ли он право это спрашивать, перешёл ли он невидимую черту? Возможно, ему не следовало сейчас знать ответ, несмотря на то, что Чимин первым начал разговор. Юнги уже собирался предложить забыть о вопросе и лечь спать, но Чимин неожиданно подвинулся, убирая голову с груди, и уставился на него: — Я вполне уверен, что ты можешь догадаться, что он сказал, — заговорил Чимин ещё тише, что Юнги не смог бы его услышать, не будь в спальне гробовой тишины. — Ты… — их глаза встретились, и у Юнги пошли мурашки по коже, — ты не изменил своё мнение? Чимин промолчал, но ответ стал понятным, когда он вновь уткнулся в грудь Юнги. Ему не нужно было отвечать, предыдущая реакция уже всё доказала. Его молчание в ночь, когда он потерял сознание, его злость на следующий день, его слёзы и отрицание — и так маленькими шажками, Чимин медленно шёл к принятию того, что у него на самом деле всё не так хорошо, как казалось на первый взгляд. Юнги выяснил это по тому, как Чимин покачал головой на его груди, сжимая двумя руками края футболки. — Мне так жаль, — и даже через ткань он мог слышать печаль в голосе, дрожь в словах. Юнги обнял его в ответ. Разве это не Юнги должен был чувствовать себя виноватым? Он отстранился и съехал вниз, пока они оба не посмотрели друг другу в глаза. — Тебе не нужно извиняться, — ответил Юнги и погладил его щеку, большим пальцем касаясь скулы. — Как раз-таки нужно, ты только посмотри на меня. Доктор сказал, что мне нужно начать курс терапии и она может занять не один год, хён… — его голос сорвался, — мне так жаль… Мне… — Не нужно. Тебе не за что извиняться. Юнги прекрасно знал чувство вины, словно ты бремя. То, как голос в голове продолжал настаивать, что ты обуза, повторял снова и снова, что тебе будет лучше в одиночку. То же самое Юнги ощущал, каждый раз, когда ложился к Чимину в кровать, каждый раз, когда с ним делились теплом, пока он не понял, что нуждаться в ком-то не было чем-то плохим. Абсолютно нормально полагаться на людей, желая почувствовать себя лучше. Чимин не был обузой, и никогда ей не станет. — Не извиняйся, ты не обуза, — повторил Юнги, крепко обнимая Чимина. — Ты не обуза, ты не будешь обузой. Я здесь. Я буду с тобой. Недели, месяцы, годы — я буду с тобой, поэтому тебе стоит сосредоточься на себе. Было странно принимать роль того, кто утешал, а не кто нуждался в утешении. Быть тем, на кого можно положиться. Слова выходили какими-то чужими, странными, но Юнги не хотел, чтобы Чимин прошёл через всю боль, которую он когда-то испытывал. Юнги не хотел этого. — Я люблю тебя, я буду с тобой всё это время, хорошо? — Чимин заерзал и посмотрел на него. Через какое-то время его пальцы потянулись, чтобы схватить Юнги за руки. — Хён, ты ведь понимаешь, что, — он остановился, кусая губы, изгиб которых напоминал улыбку, — ты ведь понимаешь, что впервые, мне признался? Юнги почувствовал, как жар поднимался пятнами по шее, а щеки, скорее всего, покраснели, когда он повторил про себя сказанное, осознав, что, хоть он и не готовился к признанию, в этой фразе не было ни капли лжи. — В чём признался? — ответил он несмотря на то, что прекрасно понимал, о чём говорил Чимин. Чимин понимал это тоже. — Хён, — заныл он, легонько толкая Юнги, — ты же серьезно? — Да, серьёзно. Я люблю тебя, — и как только он произнёс это, Чимин сократил между ними расстояние, подвинувшись ближе, опаляя горячим дыханием его лицо. — Правда люблю, — Юнги приблизился, прикасаясь к его губам, и Чимин охотно ответил на поцелуй. Его рука дотронулась до чужой ладони на своей щеке, а губы уверенно целовали другие. Чимин отстранился, чтобы перевести дыхание, и улыбнулся, прижавшись своим лбом к другому. Юнги не видел его таким счастливым, наверное, целую вечность: — Я тоже люблю тебя, хён, — выдохнул Чимин и уткнулся носом в сгиб шеи, повторяя эти слова, шепча под кожу то, как он любит его. Юнги потрепал по его волосам, радуясь, что они наконец-то лежали в обнимку. Он так давно не ощущал чужого горячего дыхания на своей шее. — Юнги, — чуть позже проговорил Чимин, передвигая голову так, чтобы нос утыкался в его подбородок, — ты же на полном серьёзе сказал, что будешь со мной всё это время? Он немного приподнялся, чтобы посмотреть Чимину в глаза, а затем снова провёл рукой по его волосам: — Да. — А вдруг ты передумаешь? — настаивал Чимин, не отрывая взгляда. — Не передумаю. Он наклонился ближе, опираясь всем весом на ладони Юнги: — Но что, если всё-таки передумаешь? — Тогда я просто напомню тебе, что пока ещё не передумал, — ответил Юнги, устроившись спиной на матрас и похлопав рукой по пустому месту рядом, чтобы Чимин лёг и перестал нависать над ним. — Хён, — продолжил он, присоединившись к Юнги, по-привычному уткнувшись носом к шее. — Я поправлюсь. С груди Юнги свалился камень, когда он услышал, что Чимин будет слушаться доктора. Он прильнул к Чимину, устремив взгляд в потолок: — Ты должен захотеть сделать это ради себя. Чимин приподнялся, поддерживая себя локтём: — Так и есть, — ответил он, — я хочу поправиться, чтобы проводить с тобой больше времени, — и Юнги не мог устоять перед желанием снова соединить их губы в поцелуе.