Darker, Much Darker

Дождь прекратил бить по крыше, затих и ветер, не беспокоя больше окна своими бешенными порывами. Я потерял счёт часам, пытаясь заснуть. Всякий раз проваливаясь в сон, я ловил лишь короткие мгновения покоя, а затем вновь неведомая сила выбрасывала меня из беспамятства, оставляя беспомощно дрожать от пробирающего изнутри холода. Словно заново учась дышать, я понемногу овладевал собой, согреваясь теплом Белль, лежавшей рядом и так же не спавшей. Утешая меня в своих объятиях, красавица нашёптывала мне на ухо слова старой колыбельной, надеясь, что я всё же смогу поспать, но, реальнее глядя на вещи, я чувствовал, что мои надежды таяли несмотря на все её усилия гораздо быстрее. Раз за разом оказываясь на грани, я отчаялся и устало откинулся на подушках, разочарованно стиснув зубы. Тяжелым вздохом выпустив переполнявшую меня ярость, я открыл глаза и возвёл безнадёжный взгляд к потолку. — Румпель, — прошептала красавица, в очередной раз промокнув мой лоб, стирая капли пота с лица, — всё будет хорошо. Верь мне. Я слабо улыбнулся и прикрыл глаза. Остаться на ночь с Белль было не самым правильным решением, продиктованным скорее чувствами, нежели разумом. Пожалуй, мне стоило продолжить поиски Сказочника, пользуясь моментом, когда приближающееся торжество Тёмного в моем теле почти избавило от необходимости во сне и отдыхе, как в старые времена. Изматывала лишь боль в сердце, ставшая постоянной, словно оно уже превратилось в камень, тянущей вниз. Из-за этого ощущения дышать и говорить было труднее обычного, а порой грудь сдавливало с такой силой, будто меня зажимали в тиски и казалось, что вот-вот треснут рёбра. Вопреки всему я хотел быть здесь, рядом с Белль. Я убедительно лгал самому себе, что риск, которому подвергалась красавица, оправдан. Где-то в глубине души притаилось понимание, что мой отчаянный поступок продиктован тем самым любовным эгоизмом, который толкает на самые безумные, безрассудные поступки. Эта мысль забавляла меня и огорчала одновременно. Слишком поздно я открыл для себя удовольствие в потакании слабостям нежной страсти, когда вопреки всему, заставляя разум умолкнуть, можно прислушаться к сердцу и поступить так, как велит оно, даже если голос его слаб, более всего напоминая тихий шёпот.  — У тебя удивительные глаза, Белль. Столь пронзительно голубые, что стоит лишь раз заглянуть и уже не забудешь, — улыбнулся, повернув голову в сторону девушки. — Давно хотел тебе это сказать. Смущённая, красавица отвела взгляд, уткнувшись лбом в моё плечо, поудобнее устроившись сбоку под моей рукой. Мне не нужно было видеть её заалевшее лицо, чтобы знать, что в эту минуту она, хоть и робко, но радостно улыбается. Склонив голову, я коснулся губами её волос, чувствуя, как боль на мгновение притупилась. Сделав глубокий вдох, я с упоением наслаждался ощущением счастливого покоя, коротким, без сомнения, ведь боль вернётся очень скоро, вновь вонзаясь в сердце, но, быть может, именно краткосрочность этого мгновения делала его поистине поглощающим. В эту минуту я отчётливо осознал, что хоть и не знаю, сколько времени мне уготовано судьбой, но эта ночь всецело принадлежала мне, и всё, чего я хотел — разделить её с Белль. — Румпель, — её голос донёсся до меня тихим шёпотом сквозь мысли, — не говори так, хорошо? Мне кажется, будто ты прощаешься со мной, а я не хочу даже думать о таком. Пожалуйста, — с опаской она подняла на меня жалобный взгляд, чуть сведя брови на переносице. О, это её милое выражение лица! Я знал и любил каждую чёрточку лица Белль, но в памяти жил миг, когда меня покорило её смятение, навсегда отдав красавице моё сердце: отчаянный взгляд, исполненный светлой надежды и мольбы, а в руках разбитая чашка… То без сомнения был осколок, ранивший моё сердце. Сердце словно забилось чаще, и впервые за долгое время — слишком долгое, чтобы моё сердце успело истосковаться по ней, но недостаточно, чтобы забыть, — я ощутил импульс той сладкой, щемящей душу нежностью боли. — А ты не думай об этом, — улыбаясь, мягко подтянул ее лицо к себе и заглянул в глаза. — Не сегодня. Не сейчас. Я склонился, касаясь нежным поцелуем её тёплых, мягких губ. С томным вздохом Белль мгновенно откликнулась, прижимаясь крепче, углубляя поцелуй. В ту минуту он вытеснил собой все тревоги и печали. Посреди этой ночи в застывшем времени остались только мы, укрывшись от мира в объятиях друг друга, спасаясь от всех ударов беспощадной судьбы. Рука Белль скользнула в мои волосы, пропуская мягкие пряди сквозь пальцы, царапая кожу ноготками. Жарко выдыхая, она на мгновение отстранилась, взглянув на меня из-под полуопущенных, дрожащих ресниц. — Белль, — сипло пробормотал, тяжело дыша. Отчаянно качая головой, Белль снова прижалась ко мне, спасая от необходимости подбирать слова новым, горячим поцелуем. Крепче обнимая девушку, я коснулся кончиками пальцев её лица и нырнул в волосы, чуть потянув назад. Словно поддавшись мгновенной слабости, Белль запрокинула голову, позволяя мне ласкать её горло неспешными, невесомыми поцелуями, дорожкой спускаясь к ложбинке тонкой ключицы. Легонько задрожав, Белль крепче сжала руку на моём плече, когда я обвел кончиком языка впадинку у основания шеи, смыкая губы в более откровенном, влажном поцелуе. Неуверенной рукой она потянулась к рубашке моей фланелевой пижамы, мужественно принявшись сражаться с мелкими пуговицами. Скрывая лёгкую улыбку на губах, я покрывал поцелуями её плечо, стягивая лямку шёлковой ночной сорочки, наслаждаясь её отчаянной борьбой и тихим ворчанием. — Румпель! — беспомощно застонала девушка, готовая, казалось, порвать рубашку от бессилия. — Помоги мне! Оторвавшись от её плеча, я встретил яростный взгляд красавицы, не скрывая улыбки. Возмущённая, Белль тяжело дышала, продолжая требовательно дергать пуговицы на моей рубашке. Личико девушки, с припухшими от поцелуев губами и нахмуренными бровками, приобрело капризный вид, когда я не поспешил выполнить её желание. С умилением поцеловав уголок её рта, я чуть опустил глаза, глядя на неё наигранно виновато. — Как я могу отказать в просьбе моей любимой жене? От того, как в глазах Белль вспыхнула искорка надежды, я приглушённо рассмеялся, но тут же поспешил поцеловать Белль, не оставляя ей побранить меня за промедление, и, тихо щёлкнув пальцами, избавился от пижамы. — Магия, — пробормотала Белль, неловко размыкая поцелуй, скользнув по мне взглядом. Её полный истомы вздох почти заглушил собой лёгкое недовольство в голосе, когда девушка прикоснулась к моей обнажённой груди. Опуская ладони ниже по линиям рёбер, она оставляла за собой на коже след из мурашек. Склонившись чуть ниже, Белль запечатлела влажный поцелуй на моей груди в местечке, где истово билось сердце, каждым своим ударом напоминая, что оно ещё живо и готово к решающей битве за право на любовь. — Я никогда не перестану за него бороться, — тихо произнесла Белль, крепко прижимая ладонь к сердцу. — За тебя, Румпельштильцхен. Белль подняла на меня взгляд с влажным блеском в глазах и протянула руку, касаясь лица. Подхватив её запястье, я поднёс ладонь девушки к губам и нежно поцеловал тонкие пальцы. Увлекая девушку на себя, я опустился на спину и вытянулся под грациозно растянувшейся на мне Белль. Убрав упавшие на лицо пряди волос, она послушно вскинула руки, позволяя мне неторопливо стянуть с неё шелковую сорочку. Легкая ткань, согретая теплом её тела, легко скользила по коже, и, чуть быстрее, чем мне бы того хотелось, Белль осталась обнажённой. Совершенной. Облизнув сухие губы, я медленно скользнул взглядом по бедру девушки, по нежному изгибу её талии, постепенно подняв глаза на чувственную грудь. — Румпель, — зардевшись, девушка заёрзала на моих бедрах, — ты смотришь на меня как в первый раз. — Всегда. Приподнявшись на локтях, я прервал Белль поцелуем, похищая дыхание, вбирая в себя всё стеснение и робость красавицы. Нежно притягивая девушку к себе, я обхватил ладонями её лопатки, согревая бархатную кожу, чувствуя, как прикосновение кожи к коже отозвалось тёплой волной нарастающего желания, разливаясь по телу, обжигая изнутри, вырываясь горячим дыханием из груди. Опустив Белль на спину, я навис над ней, продолжая целовать губы красавицы, заставляя забыть её о всяком волнении, заклиная её в эту минуту поверить в то, что она прекрасна и другой такой не найти ни в одном мире из тех, о которых мне было известно, а знал я о многих. Достаточно, чтобы быть убедительным. В бесчисленных поцелуях, прикосновениях интимных и нежных, мы укрывали друг друга за границами небольшого мира, предназначенного лишь нам двоим. Отбросив страхи и позабыв о тревогах, тихо нашёптывая самые нежные слова, признаваясь в сокровенном, мы подчинялись самой чарующей и сильной магии — любви. В эту минуту она придавала нам достаточно сил, чтобы, погружаясь с головой в её упоительную сладость, мы могли позволить себе быть слабыми. Любить во что бы то ни стало. — Я люблю тебя, Румпельштильцхен, — прошептала Белль, крепко сжимая руки на моих плечах, дрожа всем телом. — Я люблю тебя, — тихо выдохнул, пряча лицо на её груди и прикрывая глаза, — Белль. Сердце билось в груди с неистовой силой, вторя сбитому дыханию Белль и всё, чего мне хотелось в эту минуту — чтобы так было вечно.