Воин
Вот такой битва и была. Если не приукрашивая, а то я, знаешь, такое не люблю. И без меня герои найдутся, которых здесь и близко не было, а окажется — они и победили… Не каждому вампиру за его вечность в такой заварушке удаётся поучаствовать, да ещё и живым из неё выбраться. Эх, будни солдатские — сразились, живы остались, передневали — и ладно, ещё день войны прожит. Вечереет скоро, куда ты дальше? Если воеводу ищешь, который тебе о штабных делах рассказывал, так нет его, погиб. Я сам видел, это он нас в последнюю атаку повёл. Ликан, здоровенный-здоровенный, как тараном его с коня сшиб, лоб в лоб, упавшего придавил лапами к земле, сомкнул челюсти на шлеме и — хрясь! Всмятку. Так что не ищи. Так что я вообще рад, что живой остался. Гляди, на кирасе моей — следы когтей: раз, два, три, эти самые глубокие, остальные так, скользом прошли, или бронь пробили, да шкуру не сильно попортили. А от этих — во какие раны. Уже зажили почти. Рёбра целы, да и остальные кости тоже. Повезло мне, переломы сам знаешь как лечат, лекарю приходится зажившие быстро, да сросшиеся неправильно кости ломать заново, чтобы сложить как нужно… Пальцы жалко, это да. От мизинца и безымянного одни лохмотья остались, будто между молотом и наковальней попали. Или жевал кто, не откусывая. Пришлось оба отнять. Сам удивлён, хоть убей — не помню, когда и чем это меня так? В горячке боя и не заметил. Меч этой рукой держал, а увидел, что тремя пальцами, только когда до убежища добрался. Да ерунда, главное, самое главное цело. А пальцы — тьфу, их ещё много. Другим больше меня досталось, представь, если руки или ноги нету, а то и обеих, как дальше вечность коротать? И погибших — страсть, моего звена Вестников треть на поле битвы пала. У лордов в дружинах и вовсе проще живых пересчитать, чем мёртвых, и самих лордов тоже. А я в полном порядке, здоров как бык! Весь день грохот стоял, смертные войска к осаде приступили, били огнём из своих громовых штуковин. Посмотреть бы — есть ли толк? Сейчас ночь спустится, пойдём проверим.***
Ночь спокойно прошла, выходили мы на позиции перед замком, шумели, притворялись, что штурмовать будем. Чтобы, значит, восставшие не расслаблялись там. Смельчаки поближе к стенам подскакивали, костерили да обзывали рабов по-всякому грязно, ещё раз в поле подраться звали. Ликаны покрикивали что-то в ответ, пустили пару стрел из баллист, и всё. Из крепости днём они не высовывались, ночью — тем более, раны зализывают. Смертные всё свои ядра огнём кидали, в темноте вслепую почти, и толку, ясен пень, немного, если бы вот так недельку — тогда другое дело. Представляешь, пока тебя не было, Старик со всем штабом в наше расположение приезжал, лично! Но обо всём по порядку. Сперва Нимрод приходил, пока мы ещё на биваке собирались. Он у Старика в страже стоял в день сразу после битвы, как сменился — зашёл к нам на огонёк, на глоток тёпленькой. Рассказывал вот что. У Старика в убежище, в просторной пещере, растянули его походный шатёр, всё чин чином, как и полагается Старейшине. И внутри не как в нашем лагере, сыро и промозгло… Притащили к этому шатру, по его приказу, на цепях раненного ликана. Да, именно ликана, в волчьем обличии, уж не знаю, как они его «уговорили» в таком виде быть и не пытаться сопротивляться. Ну, то есть понятно, замучен он порядочно был, до полного отупления то есть, но серебром специально его не трогали, чтобы в человека не превратился. Старик, значит, выходит из шатра, и с собой выводит ту деваху, о которой я тогда рассказывал, помнишь, он её привез из ночного рейда. Она, говорит Нимрод, осунулась, кожа да кости, вся какая-то шуганая, руки трясутся, волосы всклокочены, ничего вокруг не видит, в общем, дело ясное, картины войны да вампирского быта могут смертного здорово выбить из колеи. Как она к Старику в руки попала, опять же, нам не известно, но он вряд ли вежливо просил сопроводить его милость в походе, хе-хе… Но при всём при том она — уже такая как мы, вампирша свежеобращённая, совершенно точно. А я-то думал, она только для забав нужна на денёк-другой, а потом чтобы её… Так вот, выводит её Старик из шатра, ликан — рядом в цепях стоит, шатается. Тут Старик что-то девушке на ушко шепнул, вынул свой кинжал из ножен, вложил ей в руки, и — на ликана указал. А та — что ты думаешь? — руки трястись моментально перестали, вцепилась в рукоять кинжала мёртвой хваткой, и — прямо на ликана! Накинулась, как фурия, с визгом, тыкала его по-всякому, беспорядочно, резала как попало, кричала, кровища да слизь вся на неё брызжет, и смех и грех. Стражники чуть со смеху не покатились, да Старик так на них зыркнул, что ясно стало — вколотит он чужое веселье туда, куда не следует. Так девка зверя и кромсала, завалив, при общем молчании, только сама орала, выла, пока голос не сорвала, а потом только сипела. Нимрод говорит, клочка не оставила живого от ликана, до земли сквозь труп докопалась. Кинжал об какую-то кость сломала, дальше обломком полосовала. Её, мельком глянув, в туше развороченной и не заметно было, копошится будто что-то, сама-то она небольшая по сравнению с ликаном, а тот крупный был, она вся в кишках, во внутренностях от макушки до пят. Как закончила, расплакалась совсем по-девичьи. Сидит там, среди ошмётков, и хныкает. Тут Виктор её взял, как хворостину, поднял, в свой роскошный плащ, крови звериной не чураясь, завернул и обратно в шатёр унёс. А ликан тот дохлый даже в человека обратно превратился только отдельными кусками. Такая вот история. Вот и смекай — что тут к чему, зачем и почему. Ну, у Старика на всё есть свои резоны, не нам в них лезть. Эта «девица» была одним из конвоиров, доставивших меня сюда, к месту заключения. Звать её Селин — не знаю, старое смертное ли это имя или Виктор так окрестил. Он её держал на особом счету, но излишне не приближал, благами и чинами не осыпал, так что его интерес к ней был загадкой для многих. Но не для меня, ибо внешнее сходство с «погибшей» дочерью весьма очевидно. И обстоятельства, при которых она попала в руки Виктора, мне тоже хорошо известны, хотя напрямую никто их не сообщал. Информация стекается по крупицам, нужно уметь слушать, сопоставлять и делать выводы. Виктор никогда не забывал про гробницу Вильгельма и не выносил её за скобки своих далеко идущих расчётов, даже теперь, когда она утеряна — вернее, когда её таковой считают. И когда к Люциану в руки угодил ключ-кулон, Виктор без колебаний обрубил все концы, могущие вывести на её местоположение. Что же касается Селин, то Виктор воспитал её, стараясь слепить, как из глины, такой, какой хотел, наверное, видеть свою дочь. Думаю, здесь сыграл роль какой-то комплекс отца, потерявшего дитя, и новое дитя не должно было носить главного недостатка прежнего — приязни к ликанам, особенно к какому-либо одному из них. Произошедшее с Соней ни в коем случае не должно было повториться вновь! Отсюда — дрессировка зашкаливающей, фанатичной ненависти к ликанам. Хочу пояснить: ликанов ненавидят все вампиры, но для большинства из нас это весьма смутное чувство, так как в наше время многие их вблизи видели весьма нечасто, а некоторые — вообще только на картинках. Война касалась лишь малой части нашего общества уже тогда, когда меня сослали, и скорее всего ситуация с тех пор не изменилась. Близко с исконным врагом имеет дело лишь корпус Вестников Смерти. Поэтому будущее Селин было определено — прямой путь к ним, где такие качества только приветствуются. Чести близкого знакомства с ней я не имел, так как общества Вестников всегда старательно избегал. Сейчас если жива, то, быть может, уже дотянула лямку до ранга звеньевого командира, текучка кадров у Вестников выше, чем в других сферах деятельности вампиров. Задатки у неё есть. Хотя, на мой взгляд, талантливый в Вестники Смерти не пойдёт. Да и родной Соне Виктор такой участи, помню, совсем не желал. Ночью же, пока стояли под стенами, Старик объезжал поредевшие порядки своего войска. С нашим отрядом поравнялся, недолго со звеньевым переговаривался, тот из-за гибели командира вчера в ранге сильно поднялся. Мы — в две шеренги, как положено, а Старик с кем-то из вельмож своих, да с нашим новым командиром в хвосте, идёт вдоль строя, в лица вглядывается. Посерёдке остановился. Слышу — батюшки, моё имя выкликают! Ноги сразу деревянные. Но не сплоховал, подбежал к Старейшине. Первый раз его так близко видел. Старик стариком, а поживее любого из нас будет. Подаёт ему приближённый бархатный свёрток продолговатый, он разворачивает, а там — меч! Красивый, дорогущий, серебряные прожилки в свете факела так и блестят. Говорят, я в битве какого-то важного ликана срубил. Ну, срубил и срубил, не знаю, все они на одну морду, даже когда в людском облике, сам не заметил — так другие видели. Так вот, ступил Старик ко мне, хлопнул по плечу, сказал что-то — не слышал что, в ушах звенело — меч в ножнах в руки дал, развернулся и двинул дальше. Вот. Меч показать могу — вот, смотри, только руками не трогай. Вензель «V», и еще две руны, означают храбрость и подвиг. Видал, какой смарагд в рукояти? И две метательных звезды в гарде, вот здесь жмёшь, пружина высвобождается, и они выстрелят, куда меч остриём направлен. Штучная работа — с таким механизмом и отделкой оружие себе только благородные позволить могут. А Старик раздаёт как награды, эх, всё для нас… Да за такое искусство две, а то и три деревеньки со смертными прикупить можно у господарей местных! И резвиться там потом… Шучу, конечно, оружие продавать — последнее дело для воина, тем более — меч, в нём прямота и правда. Такая вещь родовой ценностью становится, я бы передал по наследству, да бессмертен, так что только через мой труп, ха-ха-ха! За такой сам отца родного убил бы. Так что детей лучше заводить не буду, а то мало ли, ха-ахх… Как Старик отъехал, остался один из воевод и огласил приказ. Добровольцев выкликает. В поле мы, конечно, восставших сломали, клыки им пообламывали, а дальше-то что? Крепость брать надо. И вот, оказывается, в неё ходы ведут, для сточных вод, да туннели давно заброшенные, постройка-то старая, на фундаменте людских древних укреплений пёс знает каких веков. Задача — по ним, туннелям, пробраться, да на бунтовщиков, в битве ослабленных, внезапно внутри стен и навалиться. Их ещё много, одолеть вряд ли удастся, поэтому надо прорваться к складам с греческим огнём, если они не тронуты ликанами, и поджечь, да в суматохе попытаться открыть ворота. Ну, это уж если совсем хорошо пойдёт, потайной выход к складам ещё близок, а от ворот далеко. Коли заметят ликаны раньше чем надо — конец всем прямо там, в вонючих дерьмостоках! Вот для такого предприятия охочих и скликали. Наших семеро вызвались, отчаянные ребята. Я? Нет, конечно. Что мне, жить неохота? Хватит судьбу испытывать, у них шансов на успех, честно говоря, не много. Да и раненный я, вон, сам видел, как меня исполосовали, кха, кха… Видишь, чуть ли не кровью харкаю? До последнего я надеялся, что план не удастся. Чуть ли не поражения желал, хоть и понимал, что раз Виктор решил так — значит, никак больше не будет, да и не было, наверное, более верного способа. Но огонь, которым Старейшина решил одолеть врагов, немилосерден к бумаге, а в замке была богатейшая библиотека, настоящая сокровищница! Кусал я себе губы, ждал, вглядываясь в ночь, уже от сердца отлегло — слишком много, казалось, прошло времени после того, как Вестники спустились в тайный ход. Но вдруг громыхнуло, цитадель озарилась изнутри яркой вспышкой, а затем высоко-высоко над ней взметнулось алое пламя… Через некоторое время на стене появилась одинокая фигурка, чёрная точка на фоне ревущего огня. Она на миг задержалась, а затем спрыгнула вниз, во тьму.