Aedd Ginvael

      Бореас Мун встрепенулся и вскочил на ноги, услышав встревоженные крики стражников сквозь воронье карканье и вой ветра. Увидел, как с грохотом поднялись вверх тяжёлые ворота, пропуская во двор двух всадников верхом на черных, как сама ночь, скакунах. Звонкий цокот подков эхом отразился от каменных стен двора. Следопыт узнал девушку на вороной кобыле и догадался, кем был её спутник, едва не прикончивший Филина. Голубые глаза юноши пылали холодным презрением. Лицо, скрываемое под жутко оскалившейся маской, нельзя было разглядеть. Лишь взгляд, внимательно наблюдающий за толпой окруживших его наемников. Взгляд, в котором Мун уловил и распознал обречённость.       Гомон и галдёж набирали обороты. Юноша стянул с лица маску. Ветер растрепал смоляные волосы, ударив в лицо. Бореас Мун видел, как парень взглянул на пепельноволосую девушку, бросая ей короткий кивок. Когда кто-то из толпы наёмников протянул руку к поводьям коня юноши, вороной дико заржал и поднялся на дыбы, свирепо вспоров копытами воздух. Толпа мгновенно шарахнулась в стороны, испуганно взирая на взбесившуюся бестию. Кирилл похлопал коня по шелковистой шее, успокаивающе шепча что-то на языке Старшей речи.       — Проводите нас к хозяину замка! — громко произнесла пепельноволосая девушка, слезая со спины своей вороной кобылы. — Я…       Она смолкла на полуслове, увидев того, кто появился возле дворовых ступеней, ведущих в замок. Взглянула на Кирилла и увидела на лице юноши расползающуюся ухмылку. Сердце девушки тревожно ёкнуло, когда злобный прищур глаз императорского коронера застыл на Кирилле, будто прожигая в нём дыру. Кирилл едва сдержал нервный смешок, рвущийся наружу. И мгновенно стиснул зубы, ощущая во всём теле сдавливающую виски магию. Парализующие щупальца страха кольнули кожу, а затем Стефан Скеллен махнул рукой, приказывая следовать за ним. С десяток наёмников, выстроившись в два ряда, последовали за Кириллом и Цири, целясь в них из арбалетов. Кирилл оглянулся, прищурился. Оглянулся и Филин, шевельнув губами в жутком, кривом оскале. Когда они наконец, миновав лестничный пролёт и гигантский коридор с колоннами и статуями, вошли в холл с куполом, удерживаемым очередными колоннами, Цири застыла на месте. Кирилл замер рядом с ней и невольно зашипел, когда в спину упёрлось острие наёмничьего меча. И он увидел того, кто заставил Цири в страхе застыть на месте. Того, кто снился ей в кошмарах, преследуя даже во сне.       Бонарт осклабился, развернулся к ней всем корпусом и в несколько шагов сократил расстояние между ними. Но Кирилл, не позволяя скрюченным пальцам охотника за головами вцепиться в куртку Цири, инстинктивно закрыл собой пепельноволосую, столкнувшись взглядом с рыбьими и подёрнутыми пеленой алкогольного хмеля глазами Бонарта. Мужчина, будто не ожидавший подобной наглости, противно хрюкнул и заскрипел зубами. Сопровождавшие их наёмники вскинули арбалеты.       — Снова ты? — Кирилл стоял, как вкопанный, удерживая Цири одной рукой. Девушка предприняла попытку вырваться и выйти вперёд, но зашипела, когда пальцы юноши сильнее впились в её кисть. — Это же каким выродком надо быть, что даже сама смерть обходит тебя стороной? Ты словно зараза, которую ничем не выжечь, ничем не взять. Уйди с дороги. Или первым не терпится взойти на эшафот? Я с превеликой радостью выпущу тебе и девке кишки. Зря я считал, что с жестокостью маленькой зверюги никто не сравнится. Но я помню озеро, — зрачки Бонарта сузились, — я помню…       Кирилл молчал. Сдвинутые к переносице брови сошлись в сплошную упрямую линию. Глаза, сочащиеся холодом, неотрывно смотрели в глаза охотника за головами. Мужчина вскинул руку для удара. Лицо его исказилось гримасой боли. И Кирилл ощутил, как воздух задрожал, переполненный магией. Увидел, как рука убийцы застыла в нескольких сантиметрах от его лица. А затем всё исчезло, и Бонарт, словно потеряв равновесие, качнулся назад, едва не повалившись на каменный пол замка.       — Господин Бонарт, — Кирилл и Цири услышали его голос прежде, чем смогли различить восседающего на импровизированном троне чародея, лицо которого было сокрыто полумраком залы. — Я ведь предупреждал Вас о возможных последствиях порчи моего имущества, будь оно прямоходящее или же прибитое к стене неодушевлённое полотно. Здесь не дозволено играть с игрушками, пока они не наскучат хозяину. Приветствую тебя, Цирилла из Цинтры, дочь Паветты в замке Стигга. Не обязательно прятаться за спиной своего нелепого защитника. Тебя не учили, мальчишка, элементарным правилам этикета? — Кирилл скривился и ощутил, как тело пронзили небольшие электрические разряды, вызвав неприятные, но всё ещё не слишком болезненные ощущения. — Разве в той глуши, где тебя спрятали ведьмаки, не говорили, что невежливо вести себя подобным образом? Предпочитаю, чтобы мне кланялись при встрече.       Чародей даже не шелохнулся, но Кирилл увидел, как сквозь щели тяжёлых гобеленов пробились лучи света, вырвав из полумрака фигуру чародея. Парень увидел обезображенное ожогами лицо Вильгефорца. Увидел неестественно дёргающийся из стороны в сторону искуственный глаз.       — Сплошной цирк уродов, — нервно хмыкнул Кирилл, нащупывая почву в самообладании чародея. Страх, словно передавшийся ему от Цири, всё же заиграл в нём, когда Вильгефорц испепелил его жутким, безумным взглядом. — У вас же вроде в последнюю нашу встречу лицо не такое перекошенное было. Знать бы ещё, кому спасибо сказать за такую утончённую работу.       «Я законченный идиот…»        Мысль пронеслось в мозгу прежде, чем оглушающая боль разлилась во всём теле, а горло сдавили невидимые тиски, перехватив дыхание удушающей хваткой. Крик Цири утонул где-то за гулом истерично бьющегося в ушах сердца. Удар по затылку заставил его рухнуть на колени, утянул из реальности на мгновение, а через следующее он уже судорожно втянул ртом воздух, хрипло закашлявшись. Перед глазами фейерверком рассыпались мерцающие блики, и он лишь усилием воли позорно не свалился лицом на покрытый слоем серой пыли каменный пол. Насмешливый голос Бонарта, словно отрезвляющая оплеуха, вернул его в реальность, прежде чем новые волны чужой магии не прошили тело, мешая шевельнуться.       — Я мог бы раздавить тебя, как клопа, — едва ли не прошипел Вильгефорц, поднимаясь со своего импровизированного кресла-трона. — Мог бы вырвать твой глаз за то, что твой барьер разнёс к чертям портал в Башне Чайки, разукрасив чудовищным узором и половину моего лица тоже.       Кирилл скривился и надрывно, жадно вдохнул удушливый воздух, пропитанный тяжёлой и смертельно-опасной магией. Лицо Вильгефорца застыло в нескольких метрах от его собственного, и юношу передёрнуло, а желудок сделал кульбит, тошнотой подступив к горлу. Раскуроченная глазница, в которой хаотично двигался глаз-камень, смотрела на него красными, будто расплавленными в огне кусками блестящей кожи. Уродливые витиеватые нити чудовищного ожога растянулись по щеке чародея. Рубцы, едва заживающие даже с помощью магии, прочертили кривые дорожки вдоль скулы, исчезая у горла мужчины, чей взгляд неотрывно следил за проблесками боли, отражавшимися на лице юноши, удерживаемого тисками сковывающего заклинания.       — Или мне начать с неё? — губы чародея растянулись в ухмылке, а взгляд его переместился на вырывающуюся Цири, удерживаемую Бонартом. — С кого же мне начать веселье? С неё? Или всё же с тебя?       «Да пошёл ты…»       Слова кричали, волком выли где-то под черепом, замирали на кончике языка тупой болью. Он не мог произнести ни единого слова. Чародей измывался, наблюдая, как юноша перед ним силится выплюнуть ему в лицо ругательства, ураганом проносившиеся в мыслях. Видел, как в глубине глаз закипает злость, за которой тщательно скрывается страх. За себя ли?       — Мне считать это ответом? — Вильгефорц подаётся ещё ближе, и Кирилл не может отвернуться, чтобы только не видеть изуродованного лица, не ощущать тошнотворный и сладковатый запах лечебной мази, раздражающей крылья носа, стоит только вдохнуть очередную порцию воздуха. — Я хочу развлечений.       Улыбка очерчивает губы мужчины. Голос чародея низкий, угрожающий. Переходит в шипение, когда Цири предпринимает очередную попытку вырваться из захвата жилистых рук Бонарта. Крик её захлёбывается, когда чародей бросает в её сторону резкий и слегка взволнованный взгляд. На мгновение магия, удерживающая Кирилла, ослабляет свои тиски, и юноша валится на колени. Жмурится. Сила призрачно-голубой дымкой растекается по коже. Он тянет руку к Цири. Концентрируется. Медальон вспыхивает белым пламенем. Но пламя не обжигает. Холод просачивается под рёбра.       «Всего один лишь прыжок… Одна лишь попытка…»       И мозг прошивает оглушающей болью. Боль молотом стучит по вискам, сковывает всё тело, нитями расплавленного металла растекаясь по венам. На мгновение высокие колонны и стены залы соединяются в сплошной хоровод, а затем оглушительно лопается реальность. Осознание провала накатывает сразу же, стоит только затуманенному взгляду столкнуться с голубым и единственно целым глазом Вильгефорца. Замешательство на лицах его прислужников мгновенно сменяются яростью. А затем магия чародея растекается по сознанию очередной порцией одуряющей боли.       — Невероятно, — шипит мужчина и едва заметно вскидывает руку. Тонкие пальцы его сжимают пустоту воздуха. Кирилл сплёвывает остатки собственного воздуха из лёгких, когда спина впечатывается в мраморную колонну, подпирающую купол залы. — Зачем ты явился сюда и кто породил тебя на свет. Столько силы. Столько необузданной мощи.       Тугая и скрученная узлами верёвка, удерживающая медальон на шее, трещит и рвётся на куски. Скрежет разрываемых нитей, словно разрываемая зубами чудовища плоть, одуряющей пустотой разливается по нутру, заглушая собой тошнотворную боль. Грани медальона, опутанные нитями холодного огня, вспыхивают с новой силой. Кирилл затухающим сознанием слышит чей-то крик, когда последняя нить с треском разрывается. Волна энергии растекается и бьётся о стены. Пыль, слетевшая с потолка, оседает в воздухе. Мерцает в одиноких лучах солнца, пробивающихся сквозь тяжёлые гобелены на окнах.       — Я когда-то уже… — глухо шепчет Вильгефорц, когда медальон падает ему в ладонь, а пламя, горящее на гранях его, затухает, подавляемое магией чародея, — …словно знак из прошлого? Ритуал? Да, определённо он попадался мне среди пыльных фолиантов эльфийских руин, — глаза мужчины вспыхивают безумным огнём, когда взгляд его вновь обращается на Кирилла, и затем, словно прокручивая в голове что-то, перемещается на Цири, безвольной куклой повисшую в руках Бонарта. — У того, кто породил тебя, амбиции выше моих будут. Я столько лет охотился за Цириллой, но тот, кто создал тебя, оказался умнее. Словно уже знал, как всё закончится. Он свёл вас вместе. Я ведь ошибочно полагал, что план мой безупречен. Знаешь, это даже немного мотивирует, когда появляется живая конкуренция. Узнать бы ещё, кто этот безумец, который едва не обвёл меня вокруг пальца. Ты, случайно, не в курсе?       Кирилл ощутил, как горячая карминовая струйка крови там, где разорвались нити медальона, стекла вдоль воротника куртки, очерчивая на коже багровую витиеватую линию. Увидел, как лицо чародея приобрело каменное выражение. Обманчивым спокойствием горел взгляд голубой радужки, устремлённый в его сторону. Слова вновь застряли на языке, вырвавшись наружу хриплым воем.       — Уверен, что господин Скеллен будет рад выбить из тебя всю правду, — наконец вымолвил чародей, сощурив свой целый глаз. — Интересно, сколько ты вытерпишь, прежде чем начнёшь сходить с ума от боли? Я, пожалуй, не буду делать ставки. В прошлый раз я здорово проигрался из-за одной ведьмы, которую не сломили пытки нашего коронера. Уверен, что твой болевой порог не так высок, как у той стервы. И потом, быть может, когда ты взвоешь о пощаде и выложишь передо мной все ответы, я приведу к тебе Цириллу. Последнее, что ты увидишь в этом мире. Разве не этого жаждет твоя душа больше всего? Не трудись отвечать. Я и без тебя знаю ответ на этот вопрос.       Вильгефорц замер в полуметре от него. Улыбнулся кривой улыбкой.       — Так или иначе, я узнаю то, что мне требуется, — словно констатируя неизбежное, произнёс чародей и едва заметно шевельнул губами.       Очередная волна боли накрыла Кирилла с головой. Холод просочился в сердце, пустотой и звенящим безмолвием небытия опутывая затухающее сознание. Взгляд Вильгефорца всё ещё прожигал в нём дыру, словно наслаждаясь беспомощностью и страданиями своего пленника. Наёмники, заполонившие залу, расступились вдоль стен, отводя взгляды в стороны. Лишь Скеллен и Бонарт неотрывно смотрели на него, хищно оскалив зубы в торжествующей ухмылке. Цири, бессознательно повисшая в руках убийцы с рыбьими глазами, — последнее, что он увидел перед тем, как окончательно провалился во тьму.

***

      Тяжёлая капля сорвалась с потолка. Тягуче слетела к земле, разбившись вдребезги о холодный каменный пол темницы. В звенящей тишине звук этот, словно удар колокола, эхом разнёсся по стылому помещению, в единственном окне которого завывал промозглый ветер. Железные решетки, разделявшие их друг от друга и осыпанные пылью ржавчины, скрипели и выли, зудящим раздражением оседая в мозгу. Зубы сводило, когда тяжелая дверь темницы со скрежетом открывалась и закрывалась, пропуская через себя полупьяных стражников, что бросали косые взгляды на ведьму, притаившуюся в тенях каменной клетки. Женщина застыла рядом с решетками, разделявшими её от темноволосого юноши, бессознательно валявшимся на грязном каменном полу.       Едва слышный вздох сменился болезненным стоном, когда пленник тяжело перевернулся на бок. Лицо его исказилось гримасой боли. Пальцы вцепились в волосы. Вот он уже сел, непонимающе сощурился, окинув опутанную полумраком темницу мутным и расфокусированным взглядом.       Холодная капля вновь сорвалась с потолка. Упала на раскрытую ладонь. Глаза юноши застыли на холодной влаге, разлетевшейся по кончикам пальцев. Кап. Вдребезги о каменный пол. Кап… Противным, могильным холодом по спине. Кап… Разрезая стылый воздух словно стрела, выпущенная из лука. Не разлетается крошечной водяной пылью. Замирает над ладонью. Застывает, замерзает, повисает в воздухе. Изо рта пар, клубящийся к потолку и вдоль стен. Фиалковые глаза напротив смотрят с опаской, потаённым смятением и отрицанием происходящего. Она сжимает губы. Разбитые и опухшие. Тянет изувеченными руками края рваного плаща к горлу. Странные браслеты на её тонких запястьях гремят как цепи. Её взгляд пылает, будто подобная беспомощность кажется ей недопустимой слабостью и позором.       — Ты привел её сюда? — голос её резкий, срывающийся. — Зачем? Зачем вы пришли?       — Будто я не отговаривал её, — Кирилл сверлит женщину тяжёлым взглядом. Горько усмехается, когда чародейка сжимает изувеченные пальцы в кулаки. — Но Вы ведь Йеннифэр — женщина, каким-то немыслимым образом ставшая для неё чем-то большим, нежели просто наставница. Поэтому она и не послушала меня. А теперь чёрт знает, как всё закончится.       — Он использует её. Изувечит.       — Не говорите мне очевидных вещей.       — Всё зря? А Геральт? Где же ведьмак?       — Не ведаю, — безразлично бросает Кирилл, поднимаясь на ноги. — Мы разделились после событий в Туссенте. Я нашёл Цири совсем в другом месте.       Его скручивает внезапно. Нутро сжимает судорогой, пробегающей по телу вдоль рук, зудящей болью оседая на кончиках пальцев. Он едва не прикусывает собственный язык, когда импульс боли прошивает мозг. Невольный взгляд в сторону чародейки, что застыла совсем рядом, наблюдая за происходящим. Лицо её перекошено гримасой тревоги и озадаченности. За него ли? Взгляд черноволосой магички застывает на его руках. Сизая дымка холода сочится сквозь его пальцы, снежинками оседая на стылый каменный пол темницы.       — Тебе бы прекратить это, щеночек, — кивает она на его руки, а затем делает шаг ближе, едва ли не вжимаясь грудью в железные прутья решетки. — Разве никто не научил тебя контролировать подобное? — а затем задумчиво добавила: — Странно, что он не сковал тебя двимеритом.       — Мне казалось, что Вы умнее будете, — чародейка не повела даже бровью.       — Следует ли думать из твоего скулежа, что учителя всё-таки были? Или это в тебе говорит жалкое подобие сарказма, перенятого у ведьмаков?       — Представьте себе, что были, — боль утихла, и Кирилл смог выпрямиться, отмечая, что ладони приобрели обычные очертания. — И, думается мне, что опыт у них в подобном деле поболее вашего будет.       — Хорош опыт, — фыркнула магичка. Странные, сковывающие её запястья браслеты вновь звякнули, ударившись о решётки. В тусклом свете факела пламенем раздражения сверкнули фиалковые глаза. — Как давно подобное началось?       — Не делайте вид, что вам есть до этого дело.       — Очень тебя прошу, — холодная улыбка расползлась на бледном лице чародейки, — замолкни, иначе, когда я сдеру с себя эти кандалы, я устрою тебе хорошую взбучку.       — Или её устроят вам.       — Не льсти себе, щеночек.       — Кто сказал, что речь обо мне? Помнится мне, что Геральт в последнюю нашу с ним встречу ненавидел Вас не меньше моего.       — Не смей…       — Что именно?! — резко прервал он её, и взгляд юноши столкнулся со взглядом чародейки. Искалеченной, униженной, но не сломленной. Жалким подобием себя в первый день их рокового знакомства. — Про нож в спину? Про то, что только Вы виноваты в том, что меня будут гнать как шелудивого пса все чародеи этого мира? Что уготовано вами для таких, как я или Цири? Пляска под Вашу дудку? Жизнь та, которую выберете для нас Вы? Обломитесь, скажу я Вам. Вы и Ваши соратницы вцепились в Цири мёртвой хваткой. Наверняка уже план выстроили, как удачно свести её с каким-нибудь корольком, чья благосклонность Вам выгоднее всего. Не меняйтесь в лице. Врать не стоит, будто Вы ни коим образом и ни при каких обстоятельствах никогда об этом не думали. Вы строите из себя гордую и независимую, ходите высоко задрав нос и хвост, не смотря себе под ноги. Но Вы ничтожны в своей никчемной исключительности, потому что всё равно уступите мнению и решению своих алчных до власти подруг. Хотя, таковыми их назвать сложно, потому как Вы не лучше стаи голодных волков, пускающих слюни на лакомый кусочек потенциальной жертвы. Отличие лишь в том, что волки не знают, что такое подлость ради спасения собственной шкуры.       — Я сделала это только ради её безопасности, — фиалковые глаза чародейки горели недобрым огнём. — А что сделал ты, щенок? Шлялся по подворотням и хаотично бегал по мирам?       — Видимо, клетка окончательно вышибла из Вас остатки сообразительности, — голубые глаза юноши неотрывно смотрели в глаза чародейки. На губах застыла кривая усмешка. — Не кичитесь своим жалким оправданием собственной подлости. Спасли Вы её? Она здесь только из-за Вашего треклятого эгоизма. Видите ли, великая чародейка решила показать всем, как она в одиночку всё исправит. Это дерьмо только Ваших рук дело. Только Вы виноваты в том, что произошло с нами после Таннеда!       — Когда-нибудь ты поймёшь, что другого выбора просто не бывает, щеночек, — голос её едва заметно надломился, а через мгновение женщина гордо и надменно вскинула подбородок, безэмоционально уставившись на Кирилла.       — Утешайте себя подобной ложью, — он отошёл в тень камеры, прислонившись спиной к холодному и сырому камню темницы. Зажмурился и попытался сконцентрироваться. Магия чародея, опутавшая весь замок, среагировала молниеносно, пульсирующей болью сдавив виски. — Чёртов урод!       Он заорал, сам не зная почему именно. То ли злость, то ли бессилие, закипающие внутри, грызли нутро, тошнотворной слабостью стискивая горло. Стул, валявшийся у деревянного стола, впечатался в стену, разлетевшись на части. Йеннифер покачала головой, наблюдая за бессильной яростью, что захлестнула её сокамерника с головой. Увидела, как сжатая в кулак ладонь впечаталась в прутья решётки, а на крики прибежали двое стражников, высвечивая из полумрака фигуру юноши.       — Закрой пасть! — заорал один из них, угрожающе вскинув заряженный арбалет. — Иначе ты будешь рвать глотку по-другому, когда я палача позову!       — Да пошёл ты, — зашипел сквозь зубы Кирилл, со всей силы пнув носком ботинка железную решётку. — Куда вы её увели?!       Очередной удар. Очередной звенящий гул, эхом отразившийся от каменных стен.       — Что здесь происходит, мать вашу! — громкий оклик коронера за спинами стражников заставил тех едва ли не подскочить на месте и застыть по струнке смирно. — Что за крики? Что за бунт? — Филин подошёл вплотную к дверям камеры и выхватил из рук стражника горящий факел. Тени метнулись по углам, мрачными сгустками тьмы прилепившись к каменным стенам и потолку. — Неужели по пыткам стосковался?       — Тебя тоже послать, или сам побежишь звать хозяина?       — Твоя наигранная бравада не спасёт тебя, — уродливый шрам на лице мужчины растянулся в кривом оскале. — Молись всем богам и духам, чтобы чародей не явился к тебе, — коронер бросил короткий взгляд на руки юноши и нахмурился, злобно стиснув зубы. — Почему этот поганец не в кандалах? Где двимеритовые оковы?!       — Господин не велел… — неуверенно промолвил патлатый стражник, бросив на Филина виноватый взгляд. — Сказал, что так только интереснее.       — Он совсем умом тронулся?! Живо в двимерит его! Я ещё помню, какие кульбиты он вытворял на проклятом озере, — грозный вид его стёр неожиданный и громкий чих. А затем мужчина задохнулся в кашле, мгновенно выбежав за дверь и прижимая платок к раскуроченному шрамом рту. — Если он знает что-то — живо его к чародею! — успел прокричать коронер, прежде чем очередной приступ кашля не заставил его замолчать.       — Вы слышали приказ? Если Вильгефорц узнает про то, что вы не донесли до него важную информацию, он…       — Закрой хлебало, выродок! — крикнул патлатый стражник, нервно дёрнув арбалетом в его сторону. — Эй, Мирко, держи его на мушке. А ты, поганец, вытяни свои руки вверх, чтобы я их видел, мать твою!       — Как же я через дверь пройду с поднятыми вверх руками? — Кирилл состроил непонимающее выражение лица, уловив на лицах стражников замешательство. «Идиоты».       — Не придуривайся, ведьмачий выродок, — сквозь зубы прошипел тот, кого звали Мирко. — Я без проблем всажу тебе стрелу промеж рёбер. Тогда не будешь придуриваться. Шагай, живо!       — И долго мне шагать? — железная дверь камеры ушла в сторону, разнося по коридору скрежет не смазанных маслом петель.       — Замолкни… — острие арбалетного болта упёрлось в спину Кирилла, а чужая рука грубо толкнула его в плечо, призывая идти вперёд. — Топай вслед за Янко. И моли богов, чтобы тебе не пришлось увидеть то, что задумал сделать с твоей…       — Закрой свой болтливый рот, придурок! — предупреждающе бросил через плечо стражник, идущий впереди.       Кирилл ощутил, как сердце тревожно ёкнуло, когда осознание кольнуло мозг. «Думай, думай. Нужно растянуть время. Отвлечь его от Цири. Найти способ выбраться. Я наивный идиот. С ними справится только чёртова армия».       Коридоры и лестницы сменяли одна другую. Факелы горели жёлтым пламенем, разгоняя тени, наблюдающие за людьми. Словно тьма замерла, ожидая окончательного исхода событий, нависших над замком мрачным предзнаменованием. А затем тени исчезли, когда яркий магический свет ослепил глаза. Когда Кирилл смог наконец различить контуры помещения и всё его содержимое, дурнота накрыла его с головой, едва не подкосив ноги. Лаборатория дыхнула в лицо кислым запахом реагентов и лекарств, заставив юношу задохнуться от нахлынувшего шквала воспоминаний. Сквозь помутнение он смог различить ухмыляющееся лицо чародея, застывшего рядом с бессознательной Цири, которая лежала на одном из операционных столов.       — Чёртов ты псих, — хриплый шёпот сорвался с губ юноши. А затем он в тщетной попытке дать чародею по зубам метнулся к нему. — Что ты с ней сделал?! Я убью тебя, мразь!       Стеклянные колбы и пробирки слетели со стола, разбившись вдребезги о каменный пол. Резкий запах разлившегося по нему реагента опутал лабораторию ещё большим тошнотворным запахом. Но ударить юноша не успел. Чародей был опытнее. Был сильнее, опаснее. Взмах руки приковал Кирилла к месту. Магия, опутавшая замок, вновь сдавила виски. А затем удар по голове утянул его во тьму.

***

      Опутанный безмолвием, мёртвый лес был погружён во тьму безлунной ночи, щупальцами теней и мрака просачиваясь везде и всюду. Промозглый дождь вперемешку со снегом заливал и без того раскисшую от переизбытка влаги землю. Маленький и едва видимый оранжевый огонёк мелькнул в тумане, мгновенно погаснув. Сизый сигаретный дым смешался с ползущим по земле туманом. Огонёк зажегся и снова погас. Мужчина, задумчиво застывший под раскидистым дубом, выдохнул с горьким дымом клубы пара. Не шевельнулся, когда за спиной послышался хруст ломаемой ветки. Затяжка. Нервный выдох и очередная затяжка, обжигающим ядом разливающася по лёгким.       — Не думал, что ты явишься, — мужчина зло швырнул окурок в лужу, растекающуюся под ботинками. — Не уверен, что тебе знакомо слово совесть. Значит ты пришёл с какой-то определённой целью. Я буду тебе чем-то обязан, не так ли?       — Всему и всегда есть своя цена. Тебе ли этого не знать, Ник. Я всего лишь исправлю твою ошибку, — во мраке ночи мелькнула тень в плаще и капюшоне. — Верну мальчишку туда, где ему и место.       — Мой сын не разменная монета, — мужчина стиснул ладони в кулаки. — Хватит и того, что ты из него вылепил.       — Ты позволяешь эмоциям овладевать тобой, — низкий голос таинственного незнакомца перешёл в сталь. — Я не причиню мальчику вреда. Я спасу его. Верну в Орден. Но ты его больше никогда не увидишь.       — Но…       — Ты его не увидишь в любом случае. И не важно, согласится он добровольно или же нет. Твой отпрыск слишком долго находился вдали от нас. Слишком вольно позволял себе игры с тем, чего касаться не следовало бы. Я и сейчас чувствую, как ткань мироздания трещит по швам, сводя меня с ума. Кирилл опасен не только для себя самого, он — средоточие прошлого и настоящего. Будущего, которое может и не наступить.       — Я не убью собственного сына, даже если он станет самим дьяволом, — прошипел Ник.       — Ни у кого из нас не останется выбора, если силы в нём выйдут из-под контроля. Если магия Хлада овладеет им окончательно…       — Этого не случится. Медальон всегда был при нём.       — Ты не глуп, чтобы понимать, что такая защита не гарантирует стопроцентной эффективности. Даже с медальоном на шее Кирилл показывал невероятные по мощи способности. И это только их зачаточные проявления.       — Откуда тебе знать?       — Я наблюдал и видел многое.       — Ещё бы ты не шпионил. И как тебе не надоест? Веками ты жил отшельником, познал тайны мира и все его «прелести», но не не пресытился всем его содержимым?       — Я всегда нахожу что-то новое, — до слуха мужчины донёсся едва слышный смех сквозь шелест пожухлой листвы, заунывно поющей на ветру. — Миров слишком много, чтобы они наскучили даже через тысячелетие.       — Кирилл перенял тот же «дар», — глухо пробормотал Ник, вперившись взглядом в спину стоящего в тени собеседника. Молчание последнего словно стало немым подтверждением. — И всё это я сотворил с собственным сыном.       — Иначе бы он умер на твоих же руках. Всему и всегда есть своя цена.       — Кончай трындеть про чёртову цену, ты, пережиток прошлого.       — Реликт.       — Что?       — Таких, как я, называют реликтами.       — Таких, как ты, больше нет, если ты позабыл, — Ник нахмурился, уловив напряжение, сковавшее фигуру мужчины напротив. — И ты сам стал виновником гибели собственного рода. Возомнил себя богом, играя с силами, которые не должны были вырваться на волю.       — Ты забываешься…       — К чёрту всё это! — громкое эхо голоса растеклось среди мрачных деревьев лесной глуши. — Теперь мой, мой сын должен исправить твои ошибки! Твои ошибки, которые будут стоить ему жизни, что ты ему так небрежно подарил! В чём был смысл, если в конечном итоге он всё равно должен умереть?! Ты всегда преследовал собственные цели. Сотворил из него оружие, ссылаясь на то, что тем самым спасёшь его жизнь. Экспериментировал на нём, словно он был какой-то лабораторной крысой.       — И у меня бы всё получилось, если бы ты не выкрал его.       — Иди ты к чёрту.       — В том, что он умрет, есть и твоя вина тоже.       — Лучше бы он умер тогда, ничего не ведая, — в голосе мужчины засквозила горечь. Над кронами деревьев пронёсся промозглый, пробирающий до костей ветер. — Чтобы не стал тем, кого ты некогда убил. Тем, кто навсегда часть его самого.       На сей раз мужчина в плаще не проронил ни слова, задумчиво и отстранёно уставившись взглядом в чернеющий над головой лоскут ночного неба. Слова были не нужны. Он и без них знал, что в очередной раз совершил ошибку, которая обошлась его народу слишком дорогой ценой. Снова наступил на собственные грабли, небрежно брошенные и позабытые за сотни лет жизни везде и одновременно нигде. Словно насмешка самой судьбы. Немое торжество Предназначения, застывшее в стылом воздухе мёртвого леса.