You name the drama and I'll play the part

— Я люблю тебя больше жизни, Купер. Спи, мой дорогой. Я всегда рядом, сыночек. Мой маленький ангел, ты моя радость… — Ана целует уже давно спящего сына в лоб, поглаживая его по волосам, и заставляет себя встать с его постели. Проверяет радионяню, которую она почему-то полтора года как не может выкинуть, и выходит ко мне в коридор, неплотно прикрыв дверь и не выключив приглушенную подсветку. — Ты хотел зайти? — Нет, я хотел забрать тебя. Купер в порядке, как ты? — мягко хватаю Ану за плечи, пытаясь заставить посмотреть мне в глаза, но она прячет взгляд и вырывается из моих рук. — Я тоже в порядке. Пойду спать. — Анастейша, нам нужно поговорить! — Мы чуть не убили нашего ребенка этими уже осточертевшими мне «разговорами». Я просто хочу поспать пару часов, пока малыш не проснулся. Мы ссорились, из-за какой-то мелочи, кричали и злились друг на друга, и в упор игнорировали Купера, настолько были увлечены собой и визгами друг друга, что не замечали истерику сына. Я бы никогда не стал орать на жену при сыне, и Ана бы ни за что не позволила себе повысить голос при детях, мы просто не заметили, что водитель уже привёз нашего мальчишку с его дополнительных курсов. Малыш сначала плакал и звал нас, но не подходил, боялся, а мы и не заметили его, ведь прятался за дверью… А потом стал громко верещать, чем и отвлек нас друг от друга, пока не стал задыхаться. Это был даже не приступ астмы, это было как удушье, будто кто-то затягивает петлю на его шее всё сильнее и сильнее. Неотложка была у нашего дома через пару бесконечно длинных минут после вызова, Купер едва не терял сознание, с трудом дышал и почти не реагировал на ингалятор… — Анастейша, я действительно хочу поговорить с тобой. Никаких ссор и проблем. Только варианты, что нам делать, — следом за женой вхожу в нашу спальню и закрываю плотно дверь, чтобы на этот раз нас точно никто не услышал, если снова «войдем во вкус». В углу стоит новое огромное зеркало, которое до сих пор не заменили, и меня слегка дергает. — Ана, пожалуйста. — Я не понимаю, чего тебе нужно. Ты свободен. У тебя бизнес, молодая любовница, почему ты цепляешься ко мне, Кристиан? Мы всё обсудили. — Потому что ты моя жена, и другого мне не нужно. Потому что у нас уже почти месяц не было секса, чёрт возьми. Потому что… — Потому что я твоя жена и должна тебе? Потому что я тебе удобна? Кристиан, да… Господи, Грей, как ты можешь?! — Я цепляюсь к тебе, потому что я люблю тебя больше всего в этой жизни, Анастейша, и очень боюсь тебя потерять окончательно, после всего, что я натворил, - выпаливаю это всё на одном дыхании, еле переборов желание снова ударить что-нибудь. Ана смотрит на меня так, будто у меня на лбу мерцает неоновая вывеска «лжец», и я понимаю её… — Отлично. Я уже согласна на миссионерскую позу. На что ты ещё готов ради унылого секса с надоевшей тебе женой? — Ана, пожалуйста, дай мне шанс. Ты же сама обещала, что будешь жить так, будто ничего не произошло… — Я пытаюсь. — Я сделал так, что Корт… — Никаких имён! — Ана громко визжит, перебивая меня, будто только слова режут её на части, и на несколько минут комната погружается в звенящую тишину. — Её больше нет в нашей жизни. В нашей компании. У меня никого нет, кроме тебя, и никого другого мне не хочется, откровенно говоря, — все же, тихо продолжаю, и Ана громко вздыхает, вытирая глаза. — А чем я тебя не устраивала до этого, Кристиан? Почему ты не послал её ко всем чертям до того, как я заставила тебя выбирать? — Не осознавал, что всё это реально. Что действительно могу потерять тебя. — Убеди меня, что я не зря даю тебе шанс. Что без тебя мне будет хуже. Иначе… Давай закончим этот разговор и больше не вернемся к нему, Кристиан. Я обещаю вести себя дружелюбнее, а ты не должен вести себя так, будто у нас медовый месяц, и это я скотина. — Насколько ты дружелюбна для секса хотя бы в миссионерской позе? — Придурок. — Я шучу, Ана. Доброй ночи, отдыхай. Я присмотрю за Купером. — Спасибо. Доброй ночи, Кристиан. И я уже почти выхожу из комнаты, когда Ана негромко зовёт меня, заставляя замереть. — Да? Тебе что-то нужно? — Я… О, боже, нет. Ничего. — Ана? — Докажи мне, что ты не остыл ко мне. Если это действительно так — докажи мне. — Ты хочешь, чтобы я прикоснулся к тебе? Анастейша тяжело вздыхает, пряча взгляд, но все же берет себя в руки и смотрит мне в глаза. Внутри неё — борьба, и я не имею права даже дышать сейчас. Это только её выбор. — Я хочу, чтобы ты любил меня, на нашей постели. Любил бы так, как любил меня Котёнок, когда я все же стала его Аной. Я не заслуживаю её. — Иди ко мне, детка. Прости меня, родная. Прости, — крепко прижимаю мою жену к себе и глубоко вдыхаю запах её волос, ощущая долгожданный покой. Господи. — Только ты. Всегда ты. — Мне так плохо, Кристиан… — Я сделаю тебе хорошо. Ты ни в чем не виновата. Ты лучшая у меня, всегда была. — Ты вытер об меня ноги, а я нуждаюсь в тебе как в воздухе. — Ана… — Прости. Я знаю, что обещала. Медленно поднимаю её свитер, лишь кончиками пальцев поглаживая спину, и Ана тяжело вздыхает. Она сама не знает, что хочет. — Ты не пустое место для меня, Анастейша. И как бы я не хотел продолжить, мы должны остановиться. Потому что ты не готова. — Не готова. Спасибо за это. — Отдыхай. Я побуду с Купером.

***

Купер хмурится во сне, но прижимается ко мне, буквально кутаясь в мои объятия. Мой хороший… — Папа рядом, Купер. Ты в безопасности. Мальчишки никогда не называли меня папочкой. Я не сомневаюсь, что они обожают меня, не меньше, чем Ану, но для них она — мамочка, а я лишь «папа». Купер тихо хрипит, начиная кашлять, и я раскрываю его, отодвинув от себя. Нужно больше воздуха. — Всё хорошо, малыш. Я с тобой. Я рядом. — Папа! — Купер крепко хватается за мою руку, прокашливаясь, и я аккуратно глажу его по волосам, успокаивая. — Всё хорошо. Это просто кашель, и я рядом с тобой. Мы с мамой не хотели пугать тебя, малыш, нам очень жаль. Мамочка напугана, и я тоже, мы… Ты испугался крика? — Я испугался, что маме будет больно. — Почему маме должно было быть больно, Купер?.. — Потому что ты большой и злой. — Я не злой, я… — целую этого негодника в нос, прижимая к себе и укутывая в одеяло, и Купер глубоко вздыхает. Так по-взрослому, как вздыхала и Ана в моих руках. Смешной и серьезный. — Я никогда не сделаю больно ей, Купер. Я никогда не обижу тебя или твоих братьев. Мы с мамой действительно повздорили, мы оба были злы, но такого больше не повторится. Я её очень люблю, на самом деле. Просто я совершил много ошибок, и теперь она не верит мне… — нашел психолога, идиот. — Но это ничего не значит. Даже если мы ссоримся, мы любим вас, и на вас это никак не должно влиять. — Мама часто плачет, и я тоже. — Она больше не будет, малыш. Я сделаю её счастливой снова, я обещаю тебе. И это обещание — самое ответственное в моей жизни. Я обещал нашему сыну, Анастейша, у тебя нет выбора. — Спи, мой хороший, ты должен отдохнуть. Я с тобой. Я очень люблю тебя, Купер Николас Грей. — Я тоже люблю тебя, папочка. О, чёрт. Только не расклеивайся. Как бы это мило не было, не смей пускать сраную слезу от умиления… Чёрт, Грей! Мой мальчишка. Блять. Радионяня.