— Я люблю тебя, — Анастейша еле слышно шепчет своё признание, покачивая на руках нашу дочь, и продолжает напевать одну из моих любимых песен, убаюкивая немного капризную малышку. Это всё колики из-за перехода на искусственное вскармливание.
Оставляю их наедине, пока меня не заметили, и по привычке иду проверять самого младшего и самого милого мистера Грея.
Ана стесняется выражать свои чувства к Оливии, как она выражает их к мальчикам, чувствует стыд. Мы не говорим об этом, но я знаю, что она не может выпустить из головы того, что её первой дочери было бы уже больше двадцати.
Ангелы.
Наверное, это действительно так. У нас их двое… Трое.
Её девочка, наш первый ребёнок и тот малыш, что был после Криса. Анастейша сильно заболела вместе с сыном, маленького Грея чуть не забрали в больницу… Анализы показали небольшое повышение ХГЧ, Ана неважно себя чувствовала и до болезни, начиналась задержка. Но потом всё стало как всегда.
И это к лучшему. Крису было меньше года, мы бы не потянули двух младенцев тогда.
— Не хочу оставлять Олли одну. Я ей нужна, — Ана входит в спальню вместе со мной, всё так же мурлыча песню-колыбельную, и укладывает маленькую принцессу на её матрасик, что с самого рождения куколки лежит на кровати между нами.
— Я очень люблю эту песню, в любом исполнении.
— Тогда твоя очередь петь. Ей она тоже нравится, — супруга мягко целует меня в щеку, прежде чем уйти в ванную, и я продолжаю тихо напевать хнычущей булочке.
Пожалуй, после Аны, лучшее исполнение этого трека было у Кобейна, но и оригинал The Beatles тоже очень хорош.
— Oh, nothing’s gonna change my world… Как бы я хотел забрать всю твою боль, кнопочка Олли. Чтобы ты была здорова и счастлива, а от этого была бы счастлива наша мама, — целую болящий животик моей дочери, и продолжаю так же напевать мотив.
Кажется, я возненавижу эту песню, потому что при тишине или смене композиции малышка начинает истерически кричать. Как и кричит, если положить её или просто перестать качать.
— Если ты думаешь, что я не пыталась поставить эту песню на телефоне, ты ошибаешься. Плакала и требовала, чтобы я сама скулила ей.
— Верю, что она вредина, — целую эту недовольную булочку на моих руках, бесконечно, безумно обожая её, даже когда она показывает характер.
— Господи, какой же ты по уши влюблённый…
— Смотрю на неё так же, как ты на Купера?
— Намного хуже, мистер Грей, — Анастейша устраивается на нашей постели перед матрасом дочери и жестом просит дать ей малышку. Меньше чем за мгновение снимает с неё кофточку, уложив, Оливия даже не успевает заплакать, и начинает осторожно поглаживать животик. — Давай, моя сладкая девочка, только не плачь. Папа поёт тебе, я сделаю тебе массаж, и ты порадуешь нас тем, что тебе станет лучше. А потом ты крепко уснёшь… Олли, если бы я только могла забрать все твои страдания, моё счастье.
Самый любимый ребёнок на свете.
Оливия плачет во время массажа, смотрит на меня в поисках помощи, и мне действительно самому больно, что я ничего не могу сделать. Я знаю, что наша опытная мамочка не делает ей больно и не хочет навредить…
Моя несчастная кнопочка.
— Оливия, не мне тебе об этом говорить, но сейчас ты получишь удовольствие через боль. Наша мама в этом настоящий мастер.
— Кристиан!
— Я просто пытаюсь успокоить ребёнка, — Ана недовольно фыркает, но ухмылку стереть с лица не может, продолжая во благо мучить нашу девочку. — Какой ещё трек оценит мисс Грей, как думаешь?
— Меня бы устроило, если бы она просто спала. Я не усну, пока не буду знать, что она в порядке. Кристиан, она такая чудесная…
— Я знаю. И мальчишки это знают.
Мои самые драгоценные девочки на свете.
Следующим треком для мисс Грей идёт «The man who sold the world», Оливия смотрит на меня своими внимательными глазками, даже прекратив хныкать, и Ана выдыхает.
— Хочу встретиться с девочками послезавтра, взять Олли с собой. На пару часов. Нам нужна охрана.
— Одного человека тебе недостаточно?..
— Речь идёт о безопасности Оливии, а не о моей безопасности, Кристиан. Я хочу быть уверена, что она под защитой.
— Анастейша, она действительно чудесная, наша бесценная девочка, но она всего лишь ребёнок, а не фарфоровая игрушка с золотым напылением. Ей нужна ты. Я и её старшие братья. Всё. Она будет болеть, у неё ещё будут колики, запоры и зубы, как бы мне этого не хотелось. Прятать её в бункер бесполезно, она и там разобьёт себе колени, когда придёт её время.
— Я не прячу её, я просто хочу, чтобы с ней всё было хорошо. Неужели это так сложно для тебя?
— Не сложно, малышка. Конечно же, нет. Я организую водителя и двоих телохранителей, хорошо?
— Да.
Оливия Грей, я сделаю так, чтобы весь мир крутился вокруг тебя, моя принцесса.
Иначе и быть не может.
— Я провожу вас послезавтра, потом меня ждёт мистер Шульман. Надо заканчивать с этим дерьмом…
— Всё будет хорошо, Кристиан.
Пока я не возьму мир обратно в свои руки, паранойя Анастейши не успокоится. Но я с ней полностью согласен, что самое большое наше слабое место — наши дети. Невинные, беззащитные, непоседливые и чертовски самостоятельные дети.
***
— Прекратите лапать моего мужчину! — подружки Аны смеются, так и не отстав от Купера, а мальчишка только и рад от такого повышенного внимания. Чуть позже его заберёт Крис, они пойдут в кино. Меня же ждёт мой адвокат…
— Увидимся позже, мисс Грей. Миссис Грей, — целую до безобразия довольную жену в щеку и поправляю шапочку на дочери. — Можем пообедать все вместе, после того, как мальчишки сходят в кино.
— Нет, лучше дома. Увидимся, дорогой. Удачи!
— Пока, детка.
Я не знаю, насколько её подружки в курсе того, что я «урод, изменщик и козёл», но они завидуют Анастейше.
Увы, мне одного раза было достаточно, и смена «юбки» абсолютно ничего не меняет.
Провожаю взглядом шумную толпу настоящих леди, окружённую тремя охранниками, и возвращаюсь к своей машине. За пару часов с ними ничего не произойдёт, я думаю.
Я надеюсь.
***
— Когда ты лежишь с закрытыми глазами, ты такая невинная. Спокойная и прекрасная.
— Правда?
— Конечно. Нежная и милая… И чертовски довольная, — целую жену в волосы, немного подтянувшись, и Ана хихикает, крепче обнимая меня.
— Я обожаю вот так отдыхать. Мне нравится слышать как бьётся твоё сердце, я чувствую покой и безопасность.
— Я тоже чувствую покой и мне нравится то чувство, когда ты в безопасности.
Мои руки смыкаются в замок на спине Анастейши, прижимаю её к себе как можно крепче, и Ана переплетает наши ноги. Она такая хрупкая и восхитительная, когда просто лежит у меня на груди, обнимая меня.
— Кристиан… Хочу уснуть так на тебе.
— Спи, родная.
Я скучал по этим объятиям. Я до чёртиков зависим от физического контакта с женой, и я не имею ввиду секс. Мне важно обнять её или просто взять за руку.
За всей её внутренней силой, она всегда позволяет мне быть настоящим мужчиной для неё, когда она сама намного сильнее меня.
— Ты это то, что мне всегда было нужно, Котёнок.
Придурок, не сумевший справиться с сильной женщиной, а оттого побежавший за легкодоступной юбкой. То ли трус, то ли действительно есть мозг, раз не испортил ничего.
— Ана, я…
— Я не хочу знать. Мне хорошо в мире, где ты обнимаешь и любишь меня.
— Я действительно очень люблю тебя…
Такая смешная и милая, засыпающая на моей груди, как маленькая девочка, как всегда спали сыновья… маленький котёнок на моей груди.
Счастье и покой.
***
Мечусь как зверь по клетке, расхаживая по своему кабинету, ожидая Кортни Моррис. Господи, я знаю, что сам виноват, но помоги же мне…
Сжимаю до сих пор забинтованную руку, отчего появляется немного крови на ткани, и стараются как можно глубже дышать.
Я. Не. Хочу. Её.
«Мистер Грей, к вам мисс Моррис».
Лично открываю ей дверь, и она довольно улыбается, самостоятельно закрывая дверь на замок, зайдя в кабинет.
— Привет. Что-то случилось?
Стояк от того, как ты касаешься своей грудью моего предплечья, когда уже привычно целуешь меня в щеку.
— Я… Это важный разговор. И ты имеешь право сказать мне всё, что ты думаешь.
— Кристиан?..
— Я могу предложить тебе перевод в Массачусетс или сокращение.
Боже мой, только не слёзы!
— Что? Кристиан, я… Я сделала что-то не так? Я же отлично... У нас же было всё нормально! Ну, насколько нормальными могут быть наши отношения.
— Так нужно.
У неё дёргается нижняя губа, но Кортни берёт себя в руки, за что я ей очень благодарен.
Одна лишь мысль о её слезах возбуждает…
— Оу! Почему же, мистер Грей?
— Потому что так будет лучше, и для твоей карьеры тоже.
— Кристиан, но…
Для моей карьеры? Ты угрожаешь мне?
— Это действительно к лучшему. Для всех нас.
Ей больно. Она хочет большего, она хочет меня, и не только в сексуальном плане. И я знаю, что я сам дал ей ложную надежду.
— Ты боишься её, — Кортни бросает взгляд на наше семейное фото, что висит на стене, слева от моего стола, и едва ли не с отвращением смотрит на меня. — Что, у неё контрольный пакет? Брачный контракт не в твою пользу?
— Кортни, пожалуйста… Между нами была небольшая искра, я полностью согласен! Но я не могу предать семью…
— «Искра»? То, как ты чуть не изнасиловал меня прямо на этом столе, под портретом твоего семейства, ты называешь «искра»?!
— У меня жена и трое сыновей. И мне очень жаль, что всё так вышло…
— Я бы могла подарить тебе дочь, Кристиан.
Проклятие.
Кортни вытирает слёзы, смотрит мне в глаза, не скрывая обиды и ярости, и я с трудом держу себя в руках, чтобы не обнять её.
— И сокращение, и перевод. Хоть какая-то польза должна быть от тебя, грёбаный подкаблучник.
— Кортни, я…
— Она твоя жена, Кристиан. Я понимаю. А я просто симпатичная сучка, которую было приятно пару раз потискать. Ты даже не осмелился трахнуть меня.
— Это к лучшему. Но это будет ложь, если я скажу, что не хотел бы тебя.
— Ублюдок!
«Это к лучшему», какая жалкая мантра, Грей!
Дверь громко хлопает, а я, наконец, спокойно выдыхаю. Пусть лучше так, чем потерять семью. Чем позволить тому спектаклю Анастейши, что довёл меня до слепой ярости, стать реальностью.
«Я бы могла подарить тебе дочь, Кристиан».
Дерьмо.
