You name the drama and I'll play the part

— Замолчали. Оба! — Но, мам… — Я не хочу тебя слушать, Кэинич. Мне всё равно, кто из вас это сделал. Оливия спит на моей груди, посасывая свои крохотные пальчики, и абсолютно игнорирует шум госпиталя. Маленькая актриса, моя вредная Госпожа, ей плевать на шум больницы, но дома она слышит каждый шорох. Анастейша одними губами произносит «как же они меня задолбали», и я не могу скрыть усмешку. Я испугался не меньше Аны и не меньше сына, когда вслед за Аной вышел на улицу и увидел Кристиана в крови. Не знаю, что произошло. Крис молчит, не сдаёт братьев, а младшие говорят, что не виноваты. — Давай уложим её, ты наверняка устал… — Я не устал. Для меня удовольствие покачать её. Оливия несколько раз дёргает своей ручкой, будто маленький котёнок лапкой зарывает что-то, и крепко хватает меня за рубашку. Будто она услышала, что мама хочет уложить её в переноску. Ей хорошо со мной, мне же хорошо с моей булочкой на руках… «Моё Сердце и Моя Душа», говорит Ана, смотря на нас с Крисом. И, кажется, я впервые в жизни до конца понимаю, насколько же это сильное признание в любви. Именно это я и испытываю к Олли. Она моё счастье, моё сердце. Моя душа же недовольно смотрит на наших сыновей, подав мне одеялко для Оливии, взяв его из переноски. По коридору идёт доктор, смотря прямо на меня серьезным взглядом, и замирает буквально в тридцати сантиметрах от меня. — Вы родители Кристиана Грея? — Да! Я его мать, Анастейша Грей. И мистер Кристиан Грей… — Я доктор Роб Стоун. Вы же понимаете, миссис Грей, мистер Грей, — он косится на меня, и я киваю. — Что я должен сообщить в полицию о случившемся, не так ли? Пострадал ребёнок. — Да, но этого бы хотелось избежать… У нас их трое, четверо, — Ана кивает на сыновей, которые изо всех сил делают вид, что не подслушивают. — Они бесились, пока я отошла налить себе кофе, а через десять минут… — Какие у вас отношения с сыном, мистер Грей? Чего?! — Вы сейчас спрашиваете, не я ли сломал нос своему сыну, доктор Стоун? — Я спрашиваю, какие у вас отношения с сыном, мистер Грей, не больше. — У них отличные отношения, лучшие друзья. Крис гордость своего отца. Ребята были у бассейна, я думаю, он просто споткнулся. Потому что у среднего на руках была сестра, а младший явно не справился бы с Крисом. — Миссис Грей, если вам нужна помощь… — Мне не нужна помощь! Хотите полицию — сообщайте в полицию. У бассейна есть камера… мой муж не тиран. Лучше скажите, нам нужно будет делать операции сыну, или… Боже, я впервые сталкиваюсь с этим! — Зависит от того, как будет проходить восстановление. Сильно заметного искривления не будет, но пока не известно, как перелом повлияет на его дыхание. — Он астматик, они все… Ох, мой неуклюжий малыш. Смотрю за спину врача, на дверь кабинета, из которого он вышел, откуда выходит и наш старший сын. Смотрю на сына с маленьким фиксатором на носу, с его отёками под глазами, и не могу сдержать вздоха. Кристиан Грей, как ты умудрился… — Как ты? — Всё в порядке, пап. — Признаться, твой впервые сломанный нос я ждал года через четыре. Знаешь, первая драка за девушку, всплески тестостерона… А не то, что на тебя набросятся младшие братья. — Кенни держал Оливию, Купер был возле горки. Я сам упал… А ты дрался за девушек?! — Ты маме будешь это говорить… А на твой вопрос я отвечу, когда мы будем наедине. Пару раз, за нашу маму. За нашу бесконечно злую маму, не меньше пяти минут без перерыва ругавшуюся матом на испанском. — Пап, я… — Как бы ни было, я просто рад, что ты в порядке. И ты имеешь полное право ставить младших на место, — мы вдвоем смотрим на этих близнецов, и Крис усмехается. — Мама зла на них. Она очень испугалась за тебя. — Я в порядке. — Объясни это ей, — киваю на Ану, что закончила разговор с доктором, и подходит к нам. Мягко целует сына в щеку, и лохматит волосы нашего большого малыша. Криса это раздражает. — Как ты чувствуешь себя, котёночек? — Мам! — Ох, простите, мистер Грей, что мать за вас переживает! Иди сюда, принцесса, хоть тебя я могу обнимать и не терпеть недовольства. Тише-тише, моя хорошая… — Анастейша забирает у меня дочь, сладко целует её в щеку, и немного качает, уходя от нас. Оливия даже не пищит от недовольства, она спит. Надо же. — Но, мам… — Сам виноват, — хлопаю сына по спине обняв за плечи, и он качает головой, следуя за мамой. — Даже я терплю её нежности на публике. — Ты любишь её. — Ты прав, сынок. И ты любишь, просто вредничаешь, желая быть «взрослее». Купер хватает Криса за руку, лишь только он подходит к ним и маме. Смотрит на него со страхом и жалостью, он переживал за своего старшего брата, и Крис обнимает Купера, желая успокоить. — Всё хорошо, Купер. Не бойся. — Тебе было больно… — Всё пройдёт. Мне нравится как Анастейша злится на них, но в лифте прижимает обоих к себе. Она недолюбливает лифты, оттого и хочет защитить мальчишек. Крис же помогает мне пристегнуть Олли в переноске, и сам берёт её. Ответственный парень. — Нам с папой нужно на работу. Я буквально на час. Если хоть что-то пойдёт не так, я сдам вас в военную академию. — Всё будет хорошо, мам… — Телефоны, — Ана протягивает свободную ладонь, и мальчишки тяжело вздыхают, в один голос. — Быстро, Кенни, Купер! Нет, вредный мистер Грей, свой можешь оставить, вдруг что-то будет не так с Олли. Возьмёшь её качели и будешь отдыхать с ней в своей комнате. Вы оба тоже будете по своим комнатам. — Ты оставишь Оливию со мной? — Если ты не возражаешь, конечно. Если нет — ничего страшного, Кристиан. — Нет, я посижу с ней. Всё нормально. — Водитель отвезёт вас домой и приедет за мной в офис… Купер, ты опять разбил телефон?! — Я споткнулся… Когда шёл на тренировку, он выпал из кармана. — Весь в отца… Я-то тут причем?! — Давайте, мама сказала, что вам делать. Увидимся дома. Я постараюсь отвоевать ваши мобильники обратно. Крис, прикрой Олли от фотографов, вдруг будут, ладно? — Конечно, пап. Не хочу показывать мою Кнопочку миру. Она слишком маленькая, невинная… Такой она должна быть только для нашей семьи. Нашу рождественскую открытку мы обязательно покажем всем, пока — рано. Первыми выходят мальчишки, мы провожаем их взглядом от крыльца больницы, и, кажется, вполне спокойно садятся в машину. Кенни лезет на заднее сиденье внедорожника, с другой стороны Крис быстро справляется с переноской Оливии, установив её посередине, и пропускает Купера, пристегнув его сам. Сам садится спереди, но прежде чем закрыть дверь и пристегнуться самому, он ещё раз проверяет братьев и их ремни безопасности, обернувшись. — Господи, хоть бы они были в порядке… — Они в порядке. Пошли, детка. Только зачем тебе в офис сегодня?.. — К чёрту офис. Если я сейчас не отсосу тебе, я поубиваю их дома. Тебе бы вообще не помешало сейчас трахнуть меня, два раза, если ты хочешь, чтобы твои дети были в порядке. — Доверься мне, Анастейша… — Как и всегда, Грей, — Ана крепко сжимает мою ладонь, действительно доверяя, и я веду её к машине. — Мы заедем в одно место, после немного побудем наедине. И ты не будешь переживать, что происходит дома. Там няня, охрана и домработница предупреждена. Сделать что-то хуже они вряд ли уже смогут. Ты поняла меня? — Но Оливия… — Крис, Кенни, Купер, няня и домработница. — Хорошо!

***

Анастейша выходит из душа нашего гостиничного номера, закутавшись в махровый халат, и ярко улыбается мне. — Представляешь, я была в душе сорок минут и никто не долбился ко мне, ни разу! Это такое удовольствие, просто выдохнуть… — Я знаю, детка. Иди ко мне, — зову её пальцем, и она медленно подходит ко мне, виляя бёдрами. Кажется, эта кровать ещё больше, чем наша. — Тут два душа? — Ана касается моего полотенца на бёдрах, стягивая его, но я останавливаю её руку. Я сам, малышка. — Я снял второй номер, чтобы не беспокоить тебя. — Кошмар, Кристиан! Ты в таком виде соблазнял горничных?! — Пару темнокожих нимф двадцать шестого размера. — Ладно… Тяну узел на её халате, не сбрасывая его, а лишь открывая для себя её грудь, её живот, не так давно подаривший жизнь моей дочери, и осторожно целую. — Ты у меня такая красивая… — Ты же врёшь… Я могу быть и лучше. — Это не изменит того, как сильно я люблю тебя, милая. Давай поиграем, совсем чуть-чуть? Тебе просто нужно молчать. Получать удовольствием. Договорились? — Да. У неё потрясающие ноги, которые я готов ласкать весь вечер, и Ана довольно мурчит, когда мои пальцы то нежно гладят бёдра, то крепко сжимают их… Она хочет мои пальцы чуть выше, там, где она вся мокрая лишь от предвкушения и моих прикосновений. Я чувствую её аромат, естественный запах возбуждения и чистоты, и он заводит меня, я хочу каждый раз ласкать её так долго, как только я могу… Ласкать до завывания моего имени, до её пульсаций на моих губах и судорогах на моих пальцах. До её длинных пальчиков в моих волосах, едва ли не вырывающих их от удовольствия. Большими пальцами едва касаюсь её половых губ, медленно массируя их, и Ана тихо постанывает, желая большего, сейчас же! Но послушно молчит, как я и просил. — Малышка, ты не поцелуешь меня? Её пальчики всё-таки сбрасывают моё полотенце, когда она наклоняется ко мне, и правая рука так приятно и правильно обхватывает лишь головку, что я не могу сдержать стона в её рот, двумя пальцами зажав её клитор. — Кто кого, миссис Грей? — Ты. Всегда ты. За это и люблю тебя, — Ана опускается ко мне на колени, осторожно обняв за шею левой рукой, правой же продолжает возбуждать меня, не прекращая наши сладкие поцелуи, мягкие терзания губ друг друга мелкими укусами, и тихие стоны. Моя сладкая девочка. — Я так хочу тебя. Пожалуйста. Я в порядке, я клянусь тебе, пожалуйста, Кристиан… Я хочу быть единым целым с тобой. Ощущать тебя снаружи и внутри… — Анастейша трётся своей киской об мой член, чуть оттолкнув меня назад, и это действительно сильнее меня. Влажная, горячая, так желающая меня… — Шрам зажил. У меня нет никаких проблем. Я в порядке. Вот так, Кристиан… — Ана резко толкает меня, безоговорочно оседлав меня, и громко стонет, опираясь на мои бёдра. — О, господи боже мой! Наконец! — Ана… — Я в порядке! Прошло достаточно времени… Я люблю тебя! — Я так счастлив, что это было кесарево, детка. Она то ли стонет, то ли смеется, сжимаясь на мне… Номер наполняют лишь наши стоны, это настоящее удовольствие, быть наедине и не сдерживать себя, после почти двух месяцев воздержания. Это так хорошо и так правильно… — Хочу кончить в грёбанной миссионерской позе. Чтобы сменить позицию, мне приходится выйти из жены, и Ана чуть ли не хнычет, шепча, что мой член — лучшая часть моего тела, и его она любит сильнее, чем просто меня… И она кричит от удовольствия, ногтями впиваясь в мои плечи, сжимая меня ногами, когда я возвращаюсь на место, резко войдя в неё. Это её любимая поза, банально и удобно. Она видит моё лицо, она может целовать меня, и ей нравится, что я сверху. — Боже… Кристиан, пожалуйста, не останавливайся… Ещё чуть-чуть… — Я бы трахал тебя неделю без перерыва. — Это моя самая грязная мечта. Блять. Терпи, Грей! Она уже начинает закатывать глаза! — Детка, пожалуйста… — С тебя ещё два оргазма мне! — Анастейша слегка смеется, обняв меня за шею, чтобы поцеловать, другой рукой она ласкает сама себя, помогая мне доставить ей удовольствие. — Ох… Кристиан, проклятие! Да… Да! Да… Из груди вырывается рык, я держусь действительно из последних сил, оставляю засос на шее жены, лишь бы «отвлечься», и Ана громко верещит то самое, самое долгожданное «да!», выгнувшись мне навстречу. — Боже мой… Да… да… да! Кончаю глубоко в жену, делая несколько последних толчков, и опускаюсь рядом с ней на постель, хватая с тумбочки заранее приготовленный ингалятор. Я планировал кое-что другое, но я знал, что он мне пригодится. — Ты весь в моих следах, — Ана аккуратно гладит царапины на плече, и как-то невесело усмехается. — И ты весь в молоке. — Это прикольно. — «Прикольно», что за лексикон, мистер Грей! Но я действительно надеюсь, что у меня получится вернуть Оливию обратно к груди. Хоть на пару месяцев. Я ощущаю связь между нами, когда она у груди. Да, она делает больно, но когда её крохотные ручки обхватывали меня… Я же действительно надеюсь, что твой цикл всё ещё не восстановился, и у нас не будет пятого ребёнка. — Хочу ещё раз, так же, но помедленнее. И мне нужно будет домой. Как бы я на них не злилась, я с ума схожу. — Десять минут. Я не настолько молод и горяч, чтобы… — Я люблю тебя, Кристиан Грей. Всей душой, — Ана залезает в мои объятия, накрыв нас одеялом, и устраивается на моей груди, слушая стук сердца. Мягко поглаживает бороду, целует меня, где достаёт, и улыбается как самая красивая и самая счастливая женщина на свете. Я же самый счастливый мужчина на свете, лишь оттого, что сжимаю её в своих руках. И, кажется, так будет всегда. — Спасибо, Анастейша, — целую её в волосы, и она ещё крепче обнимает меня, забросив на меня обе ноги. Спасибо за этот секс. За наших детей. За мою жизнь. Спасибо за то, что просто позволила мне любить тебя. Моя родная, шаловливая девочка, «совершенно случайно» снова возбуждающая меня левой рукой.