В пепел

Досадуя на то, что сегодня он забыл захватить с собой книгу, Боб выводил на салфетке каракули (глаза устали читать с дисплея телефона), когда Алекс торопливой смс предупредил его, что попал в пробку. Подумав, Боб жестом позвал официанта – теперь нет смысла ждать Алекса, чтобы заказать себе кофе. Предложение встретиться свалилось на него внезапно – Алекс пребывал в очередном из своих периодов почти угрюмого молчания. Он неохотно отвечал на звонки, не отвечал на сообщения в интернете и буквально исчезал. Что он в такое время делал – Боб не знал, да и не считал нужным расспрашивать. У него совершенно естественно получалось не любопытствовать лишнего, он нутром чувствовал, когда следует остановиться, чтобы не переступить грань. От этого своего нелюбопытства, считая, что не следует лезть не в свое дело, Боб иногда и вовсе оставался непричастен к общему веселью. Так, к примеру, он долгое время вообще не был знаком с Ником. Тот лишь маячил на периферии – громкая и разудалая тень, чей хохот эхом отражался в нескончаемых историях Алекса – и Боб чувствовал заочную неприязнь пополам со смутным недовольством от того, что его не впускают в круг избранных, участников всех этих попоек. Тем вечером он не пошел с Алексом, потому что необходимо было в срочном режиме закончить задание для университета – а теперь у Алекса появился новый прекрасный друг, прямиком из Германии. Но добрый Боб, понимающий Боб, конечно, ничего не говорил и вообще глушил в себе такие завистливые мысли. Ему казалось, что надо будет ждать какого-то особого момента, когда наконец его торжественно представят Новому Прекрасному Другу, тем страннее было встретить Алекса и Ника в парке, где Боб как раз выгуливал своего пса – грузного и ленивого метиса с унылым взглядом по кличке Рыцарь. Алекс нагнал Боба и, с громким приветствием, схватил за плечи. Когда на него вот так напрыгивали, Боб каждый раз реагировал очень плохо, и будь Алекс чуть медлительнее – с его лица не сходили бы синяки. - Твою ж мать, - как и обычно ворчал Боб, стряхивая руки Алекса, - И как тебе не надоело еще? Я ведь тебе расквашу нос как-нибудь. А Алекс уже пересказывал другу последние новости, ненадолго прервавшись только чтобы – как бы между прочим – заметить: - Это Ник, кстати. К ним развязной походкой, пряча руки в карманах, подошел молодой человек. Подошвы его лаковых ботинок с ободранными острыми носами неожиданно гулко стучали по утоптанной дорожке, и Боб почувствовал резко вспыхнувшую, но сразу же исчезнувшую неприязнь. Рыцарь меланхолично жевал палку, не проявляя никакого интереса к появлению нового человека, так же как он не отреагировал на Капраноса. Боб был почти уверен, что в родословной Рыцаря не обошлось без мастиффов – иначе откуда у пса такая непреодолимая привычка пускать водопады слюней?.. – но Ник был иного мнения. - Der Ritter, - произнес он, даже не поздоровавшись толком с Бобом. Взглядом спросив разрешения (Боб кивнул), Ник опустился на одно колено и с улыбкой потрепал пса по холке. Тот выронил палку и заспанно заморгал, наполовину вывалив язык, с его брыл вязко капала слюна. - Чего? - Лексо сказал, его зовут Рыцарь, - пояснил Ник с сильным, будто нарочным, немецким акцентом, - Он похож на леонбергера, а это – немецкая порода, вот пусть и будет Риттер. Алекс, довольный, повторил новую кличку, тоже принимаясь теребить пса, и Боб, глуша недовольство, решил не возражать. Новоявленный Риттер к своему имени привык быстро. Ник вообще иногда не замечал, что ведет себя слишком нагло – ему-то самому казалось, что все в порядке, ведь люди просто не могут не любить его общество – и Бобу сложно было справиться с волной дружелюбия, особенно если он хотел поговорить именно с Алексом, а не с кем-то еще, а кто-то еще все равно был рядом. *** Алекс влетел в кафе как молния, замотанная в вязаный шарф. Торопливо извиняясь, он плюхнулся на стул напротив Боба и, выдавливая улыбку, бесцветно сообщил: - Заезжал к Нику, - еще одна попытка естественно улыбнуться, - Он там оборудованием закупается. Готовится, видимо. Ручаюсь: следующее, что он сделает – начнет звукоизоляцию переделывать… Он заставлял себя смотреть в глаза Бобу, чтобы тот – не дай бог – не заподозрил чего, и худшего способа скрыть свое волнение Алекс не смог бы придумать, даже если бы постарался. И Боб мог бы спросить – «что-то случилось? что-то не так?» – но не стал. Ведь он – Боб. Ему и спрашивать не нужно. По тому, как Алекс жадно ухватился за абсолютно бестолковый разговор о фотовыставках, тому, как он всматривался в лицо Боба, пока тот рассказывал ему о новых соседях напротив, тот понял: что-то случилось, что-то не так. Совершенно определенно, Алекс не хотел говорить о выставках, соседях и прочих будничных, скучных вещах. Нечто иное – страшное и тяжелое – угнетало его, но сказать вслух он не мог. Слова душили его, застревали в горле, но по ходу беседы, почти видно было, как распутывается тугой узел напряжения в его груди, и злой, измотанный Алекс воскресал. Нет, он не выглядел так, будто сейчас защебечет и вознесется под серые, унылые облака – но к моменту, когда они попрощались и поехали по домам, Алекс уже не был таким же блёклым и мрачным. *** Риттер разбудил хозяина оглушительным басовитым лаем. Спросонья Боб не сразу сообразил, что происходит, но, проморгавшись, понял, что, должно быть, пса поднял звонок по скайпу – скайп на ноутбуке включался автоматически и зачастую Боб о нем просто забывал. На мониторе появилось расплывчатое, угловато-неестественное изображение Алекса. - Как вечер? – пиксели сложились в улыбку. – Спишь что ли? - Тебя плохо слышно, погоди, - Боб торопливо закрыл все браузеры, - Сейчас лучше. Да, привет. - Слушай, я, это… знаешь, я думал, когда звал тебя увидеться сегодня, сказать… - Алекс нервно хохотнул, отводя глаза и смотря влево от камеры, - Что не хочу больше быть в группе. Но, эм, я, кажется, передумал. - Рад это слышать, - хмыкнул Боб, мысленно холодея от отвратительно осознания, как близко к пропасти все они только что были. Алекс никогда, даже в шутку, не предлагал распустить группу – слишком это была страшная угроза – и, закончив разговор, Боб принялся перебирать: что же могло случиться. Алекс сказал, что был у Ника – может, не поделили чего, вот он и вспылил и наговорил глупостей? Чтобы Алекс вышел из себя, нужен был весомый повод, но ведь Ник как раз и был больным местом, именно потому что они удивительно хорошо поладили тогда, после того, как чуть не разбили друг другу лица, – что-то щелкнуло во всемирной Машине Распределения, и им двоим выпала доходящая до телепатии приязнь. Вполне возможно, сам бы Боб так и не разглядел за напускным пафосом Ника (который продолжал строить из себя иностранца, едва говорящего на английском) его куда более приятную и дружелюбную сторону, если бы Риттер однажды не решил, что тайком от хозяина сожрать дохлого голубя – отличная идея. *** Ник, медленно, но целеустремленно брел по ночному Глазго. Не то, чтобы ему было больше нечем заняться, конечно, однако сегодня он твердо решил нанести визит Бобу. Другу его друга, который так принужденно смеялся над его шутками и, кажется, будь на то его воля, - и близко бы к Нику не подходил. А Нику не нравилось, если с ним не хотели общаться. Ник помнил, где тот живет – не так давно они с Алексом помогали Бобу перетаскивать коробки в новую съемную квартиру – и нетвердой походкой направлялся по нужному адресу. Сейчас ему очень, очень нужно было обсудить один жизненно-важный вопрос, и энтузиазм его не могло остудить ничто, даже смертельно серьезное лицо Боба, открывшего ему дверь: Ник всё так же благодушно, рассеяно улыбался и раскачивался с пяток на носки. - Хе-ей, чувак, - протянул он, прислоняясь к дверному косяку - Я тебя как раз ищу. Слушай, Боб, - начал он, предупредительно подняв палец, прося не перебивать, - Надо поговорить… - Мой пес умирает, - сглотнув, тихо сообщил Боб. В следующую минуту – Боб и не сообразил, когда это успело произойти, – Ник уже распахнул дверцу стоящего неподалеку автомобиля и скомандовал: - Поехали. Боб замялся. - Так, погоди, это твоя машина? Ник даже не задумался, прежде чем, икнув, ответить: - Нет, - он снова икнул. – Поехали к ветеринару. *** Пока ветеринар не вышел, не объяснил, что пёс, должно быть, подобрал на улице какую-то гадость, и не заверил, что всё с Риттером будет нормально, Боб сидел, точно каменный, и только рассказывал Нику о том, как ему подарили щенка непонятной породы, каким тот был мелким и как вымахал в метровое зубастое чудо. А Ник очень внимательно слушал. Часа через полтора он принес Бобу бутерброд и пластиковый стаканчик чая из забегаловки напротив, и сам все съел, когда Боб наотрез отказался – кусок в горло не лез. Риттера оставили в клинике на пару дней, а Ник отвез Боба домой, на прощание клятвенно пообещав помочь забрать пса – и сдержав затем это обещание. Однако забирать Риттера он приехал не на том бежевом форде, подозрительно похожем на машину соседки Боба, а на серой, поцарапанной польской колымаге. На вопрос, чья машина на этот раз, отвечать он не стал. *** Не прошло и нескольких недель, и вот уже Ник учит Боба играть на бас-гитаре, неожиданно терпеливо и спокойно объясняя основы нотной грамоты, а тот до слез ухохатывается над его шутками, которые Ник рассказывает уже без немецкого акцента (приберегая его для новых знакомых). Никто и не вспоминает о давнишней прохладной неприязни, готовя первую вечеринку в только что обретенном «Шато» - разгребая мусор, проводя электричество и расклеивая листовки по всему городу – в суете дел на это попросту не оставалось времени, и вот, наконец… Скрепленные при помощи паяльника, скотча и чертовой матери прожекторы испускали тревожный, мигающий свет, от которого расставленные вдоль стен фотографии на мольбертах словно оживали, подмигивая проходившим мимо. Поставленные в углах колонки сотрясали воздух - вакханалией звуков на этой вечеринке практически единолично заправлял Пол. В главной зале «Шато» уже собралась минимум половина студентов Школы Искусств Глазго. Гордясь своей ролью одного из организаторов и то и дело принимая комплименты от гостей – «Мужик, это охрененно!» – Боб был вполне доволен собой, до того момента, как Пол, перекрикивая музыку, не сказал ему пойти, поискать Ника: - Выступать уже пора, а его носит где-то. Боб благодушно кивнул и поплелся осматривать темные закоулки. Смысла в спешке он не видел: в сумятице вечера никто и не заметит, что группа выступила на полчаса позже, чем обещалось. *** Почти отчаявшись найти Маккарти, Боб заглянул даже в кладовку. И, едва открыв дверь, он видит там Ника – его рубашку флуоресцентно-зеленого цвета не заметил бы только слепой – но второго человека замечает не сразу: тот склоняется к Нику так, что их лиц не разглядеть, обеими руками придерживая его затылок. Мгновение только Боб думает, что можно окликнуть – гаркнуть, хохоча: «Хорош обжиматься, уже выступать пора!» – но рука второго человека выпутывается из взъерошенных волос Ника и скользит по его спине. И Боб узнает эту руку. Узнает дешевый перстень-печатку на мизинце. Алекс купил его на блошином рынке у цыгана, едва говорившего на английском. Может, цыган это кольцо украл. Может быть, сделал сам. Спаял из обломков металлолома в вонючем трейлере под гомон играющих на улице детей и лай голодных, запаршивевших собак… …а ладонь Алекса опускается ниже, несильно сжимая бедро Ника, и Бобу становится по-настоящему неловко. Он тихо отступает в коридор, а, вернувшись на первый этаж, говорит Полу, что никого не нашел. Разумеется он не говорит ничего Алексу – ни тогда, ни потом – ему хватает того, что он увидел, чтобы разобраться. Да и к чему лезть в историю, в которую его не хотели посвящать?