Монах

      Если в столице с наступлением сумерек, жизнь била ключом, то в Валенсе она наоборот замирала. Ремесленники и мелкие торговцы закрывали лавки и после скромного ужина отправлялись спать; городская беднота пряталась по тёмным закоулкам, радуясь тому, что миновал очередной день их несчастий, и надеясь, что непрекращающийся голод не будет препятствием сну, а завтрашний день, наконец, принесёт удачу. Немногочисленные состоятельные жители отправлялись по питейным заведениям, самым престижным из которых был уже упомянутый трактир «Гордость Империи».       Тёмный двор трактира, освещаемый лишь звёздами, да старым тусклым фонарём, изредка пересекали люди, спешащие утолить свой голод и жажду. Они скрывались за тяжелой входной дверью, из-за которой доносились звуки музыки и веселья.       Наглый рыжий кот, провалявшийся весь день на солнце, теперь усиленно пытался проскочить за очередным посетителем в дверь трактира. Вожделенный зал манил его запахом жаркого и теплом очага, вот только уже третья попытка оказаться по ту сторону двери заканчивалась ничем. Два раза его больно пнули, а на третий дверь хлопнула так быстро и сильно, что если б он не отскочил в последний момент, то прищемил хвост. Идти на такие жертвы кот был не готов, справедливо полагая, что жаркое никуда не денется, а хвост он один и на всю жизнь. И, если его лишиться, ни одна кошечка на него даже не посмотрит.       В этот момент дверь широко распахнулась, выпуская наружу высокого, молодого мужчину. Кот, не желая более терять времени, рванул в вожделенный зал. Его цель была близка: мужчина замешкался в дверях, оставляя проход открытым. И вот, когда кончики усов уже оказались внутри, а в нос шибанул такой пленительный запах жареного мяса, крепкая рука мужчины опустилась на загривок кота, поднимая животное над землёй. Лапы еще продолжали по инерции перебирать в воздухе, но заветный проход в святая святых только удалялся. Из горла кота послышалось полное разочарования «мяу».       Дверь трактира захлопнулась. Мужчина уселся прямо на ступеньках крыльца, посадив кота себе на колени. Одной рукой он крепко прижимал его к себе, а другой гладил быстрыми движениями, даже не замечая, что делает это против шерсти. При других обстоятельствах кот бы даже обрадовался, не так часто на его долю выпадали хоть какие-то ласки от людей, но сейчас все его мысли были сосредоточены на еде.       — Вот почему я такой несчастливый, котик? — спросил мужчина пьяным голосом.       От кота он услышал только очередное тоскливое «мяу», но, похоже, такой ответ его не устраивал.       — Вот сам посуди, я в свои двадцать пять лет имею собственный дом и кузню, которая дает стабильный доход. Да и внешностью меня Боги не обделили, любую девушку могу заполучить! А вот ты меня спросишь, чего же ещё для счастья нужно? И будешь по-своему прав. Только вот сердце-то болит и просит большего.       Кот благоразумно молчал, да и терзания непонятного человека были ему безразличны. Сейчас там, за дверью, съедалось всё самое вкусное. И что самое страшное, съедалось без его участия. А этот глупый человек талдычит про какое-то сердце. Кот предпринял очередную попытку вырваться из рук мужчины, но тот держал крепко.       — Я тоже думал, что мне больше ничего в жизни не нужно, а сегодня увидел его и обомлел. От одного взгляда, моё сердце было готово выпрыгнуть из груди, — продолжал тем временем изливать душу мужчина. — Он такой красивый, стройный, самый-самый лучший. А как он играет и поёт. Настоящий бард! Представляешь?       Кот настороженно замер. Петь он тоже любил, особенно ночами в начале весны. Только вот люди, в отличие от молоденьких кошечек, его серенады не ценили и так и норовили пульнуть чем-нибудь потяжелее или облить холодной водой.       — Знаешь, мне ведь казалось, что я ему тоже нравлюсь. Он так мне улыбался, взгляды бросал. Но, когда монеты кончились, тут же переключился на другого. Оно и правильно, зачем я ему? Деревенщина. Я кроме Валенса-то нигде не был. Вся жизнь между молотом и наковальней. А он сегодня здесь, завтра там — весь мир повидал. Чем я могу его удивить? Только вот сердцу-то не прикажешь…       Кот бы мог поспорить с глупым человеком, но сейчас его больше волновал другой вопрос. Если человек не отпустит его в ближайшее время, то об ужине в трактире придётся забыть, а значит, чтобы насытиться, нужно будет ловить вонючую крысу, с жёстким, невкусным мясом.       — Микаэль — какое красивое у него имя. Не то, что я… Эммет, — печально продолжал мужчина. — Вот закрываю глаза и сразу вижу его. Тонкие руки, нежные губы, спадающие до плеч волосы, а глаза… Какие же необыкновенные у него глаза. Никогда со мной такого не было, чтоб с первого взгляда и влюбился.       Кот, лежа на коленях мужчины, прекрасно чувствовал степень этой любви. Наглядная демонстрация в полной боевой готовности как раз упиралась ему в живот. Можно было попробовать выпустить когти и напомнить о себе, вцепившись в этот «жезл любви», только вот за такое могли и шею свернуть. Поэтому кот ограничился ещё одним протяжным, жалобным мяуканьем.       — Да, ты прав, котик. Я должен быть смелым, и либо признаться в своих чувствах открыто, либо похоронить их в своей груди навсегда. Хотя, может быть, я зря так переживаю? Да, точно. Я уверен, что он не сможет мне отказать, если я буду вести себя как настоящий мужчина! Да! Я стану для него опорой и защитой. Стану тем единственным, кто защитит его от превратностей мира.       Эммет все сильнее распылялся. В его речи всё увереннее звучала мысль, что он может дать Микаэлю всё то, о чём бард только мечтает. Изредка проскакивала лёгкая неуверенность, что они не пара друг другу, но мужчина отгонял её прочь.       Тем временем за дверью трактира стихли голоса и послышалось пение. Звонкий молодой голос разносился по окрестностям. Этот голос, распевающий весёлую кабацкую песенку, заполнил душу молодого кузнеца, выбивая последние мысли. Раз, два, пива налей-ка, Пост идёт — кончай жевать. В славном трактире этой ночью Будем мы вместе выпивать. Три — пять, мне медовухи Толстый трактирщик быстрей тащи. Если не выпью — свихнусь со скуки, Как и мои то-ва-ри-щи. Шесть, семь, и вина чарку, Что бы залить в груди огонь, Не поторопишься, и станет жарко, Ты меня пьяного не тронь.       — Это он поёт, — взревел раненным зверем Эммет и, моментально вскочив, ломанулся внутрь трактира, чтобы в очередной раз насладиться пением объекта своей любви.       Кот, отшвырнутый в сторону, легко приземлился на все четыре лапы и быстро забежал в открытую дверь, надеясь, что теперь-то ничто не помешает ему добраться до чего-нибудь вкусного. Не успел он пройти и половины зала, как был вознагражден почти не обглоданным жареным куриным крылышком, упавшим со стола. Его кошачья жизнь определенно начинала налаживаться, по крайней мере на сегодняшний вечер. * * *       Трактир в этот вечерний час был полон до отказа. Довольный Гаррет носился между кухней и залом, помогая запыхавшейся Лони разносить тарелки с едой и кружки с пивом и медовухой. С лица его не сползала приветливая улыбка. Сегодня, во многом благодаря барду, трактир был забит под завязку. И даже присутствие мэтра Николя Тонга, засевшего в углу как паук, не могло омрачить прекрасного настроения трактирщика.       Тонг, уже успевший за это время опросить всех значимых людей города, сейчас в одиночестве надирался креплёным вином. Информации о Монахе было до обидного мало, так что вся надежда была на сведения, которые удастся добыть Алексису Обрэ. Полагаться на этого юного франтика хотелось меньше всего, но другого варианта подобраться к герцогу пока не было.       Взгляд стряпчего блуждал по залу, внимательно оценивая присутствующих и стараясь выискать, что-то необычное. Несколько раз он останавливался на барде. Что-то цепляло Тонга в этой фигуре. Какое-то смутное предчувствие, понять которое он сам был не в состоянии. «Нет, зря я себя накручиваю — обычный пустозвон и шлюха», — решил он про себя, заметив, как бард пытается строить глазки посетителям.       Тем временем Микаэль, хотя и излучал улыбки всем и каждому, в глубине души всё сильнее раздражался. Уже наступила ночь, а полученный от Эммета ещё днем серебряный флорент был, по сути, единственной достойной наградой. Немногочисленную медь можно было даже не считать.       — Вот ведь сквалыги, — размышлял бард про себя, продолжая улыбаться окружающим, — совершенно не ценят высокое искусство. Ещё и трактирщик сволочь, уж он-то благодаря моему пению заработал пару золотых, вон сколько народу набежало. Нет, надо вытрясти из этого толстого борова пару монет.       В это время Гаррет ненадолго остановился возле очага, снимая с вертела большого гуся с золотистой поджаренной корочкой, по которой стекали капельки жира. Бард решительно двинулся к нему.       — Я вижу, любезный трактирщик, торговля у тебя сегодня идёт отлично, — с милой улыбкой начал разговор Микаэль. — Думаю, в предыдущие дни такого наплыва посетителей у тебя не было? А всё почему?       — Да, все благодаря Богам. Нужно будет обязательно отблагодарить их в конце поста и оставить подношение в храме, — с благоговением в голосе ответил Гаррет. Однако хитринка, проскользнувшая в глазах, ясно говорила, что он понимает причину этого интереса со стороны барда. Вот только делиться не намерен.       — А, не считаешь ли ты, что не только благодаря Богам твой трактир сегодня ломится от посетителей? — намекнул Микаэль.       — Что ты, бард? Это уже граничит со святотатством, как можно ставить какую-то другую причину вровень с божьим промыслом? — не сдавался Гаррет. — Обязательно возблагодарю Богов за этот день.       Два хитреца некоторое время сверлили друг друга глазами, источая приторно сладкие улыбки. Первым прервал молчание бард:       — Я вижу, соседство твоего трактира с Храмом идёт на пользу заведению. И Боги возблагодарят тебя за веру твою ещё большим количеством посетителей и постояльцев. Мне же ещё далеко до таких высот, поэтому завтра я переберусь в таверну «У вековечного Леса», что на соседней улице. Она хоть и не так велика и популярна, зато я спокойно могу заниматься там музицированием, привлекая истинных ценителей искусства. Нужно будет, кстати, оповестить всех, что с завтрашнего дня я пою там.       Микаэль начал медленно разворачиваться, как будто собираясь уходить. Гаррет нахмурился, понимая, что бард его попросту шантажирует. Однако обманывать себя он не мог. Дальше списывать всё на волю Богов было чревато потерей юного барда, а вместе с ним и потока посетителей.       — Бард, я думаю, ты торопишься, — остановил юношу трактирщик. — Эта таверна, о которой ты говоришь, типичная дыра, где тебе даже не смогут предложить комнату. Там собирается одна чернь и отбросы общества. Да и вообще, мало того, что вино там разбавляют, так ещё и известь подмешивают.       — Зато там я смогу заработать гораздо больше, чем тут, — пошёл в наступление бард, понимая, что трактирщик готов раскошелиться.       — Это вряд ли, народ, как я говорил, у нас небогатый. Да и люди с кольцами, о которых ты так уверенно рассуждал днём, туда не ходят, — Гаррет говорил тихо, но Микаэль внимательно его слушал. — Ты мне нравишься, бард. И по доброте душевной, только чтобы оградить твою юную чистую душу от этого вертепа, я готов подкинуть тебе немного меди и обеспечить едой и питьем за счет заведения. Ну и комната, которую я тебе обещал на ночь, будет в твоём полном распоряжении.       — Медь меня не интересует, но вот за два флорента серебром в день я готов задержаться в твоём трактире.       — Да это грабеж, — вспыхнул моментально Гаррет, забывая о Богах и всех отвлечённых разговорах. — Зачем же так наглеть-то? Один флорент в день и ни медяка больше. И это моё последнее слово.       — По рукам, — радостно заулыбался бард, довольный тем, что ему удалось выжать из трактирщика означенную сумму.       — По рукам, — покорно согласился Гаррет, — но за еду и питьё платишь сам. Всё равно тебе это ничего не стоит, найдешь какого-нибудь лопуха, который рассчитается за тебя. И тебе не накладно и мне прибыль. Вон, тот же Эммет смотрит на тебя как на лик Божий, налюбоваться не может, пользуйся. Куда он, кстати, подевался? — трактирщик окинул зал взглядом, выискивая кузнеца. — Вышел, наверное. Ну да ничего, я уверен, он ещё вернётся, стоит тебе только запеть.       Бард и трактирщик ударили по рукам, каждый в глубине души довольный заключённой сделкой, но всем своим видом демонстрирующий, что идёт на огромные жертвы и только вынужденно соглашающийся на столь «несправедливые» условия.       Микаэль тут же присоединился к компании за одним из столиков и запел ту самую кабацкую песенку, на звук которой в трактир ломанулся Эммет. Трактирщик окинул быстрым взглядом весь зал, отмечая, у кого из гостей уже опустели кружки и тарелки.       — Лони, шевелись быстрей, — гаркнул он на свою дочку, отвлёкшуюся на песню Микаэля. — Не видишь, посетители ждут?       Лони печально вздохнула и отправилась в винный погреб за очередной бутылкой для страшного господина со шрамом, сидящего в углу. Этот мужчина и особенно его шрам пугали её до дрожи. Только собрав всю волю в кулак, она каждый раз решалась подойти к его столику. С гораздо большим удовольствием она бы сейчас послушала барда или украдкой полюбовалась на красавчика Эммета. Но Гаррет тогда точно будет сердиться, а этого девочка допустить не могла. Слишком многим она была обязана приёмному отцу.       Лони так погрузилась в свои мысли, что даже сама не заметила, как почти дошла до небольшой дверки, за которой скрывалась лестница, ведущая в погреб. Дверка была уже совсем близко, когда правая нога девочки запнулась о большого рыжего кота, с гордым видом тащившего в зубах куриное крылышко. Девочка тихо вскликнула и завалилась вперед, ударившись головой о дверной косяк. Кот испуганно заорал и со всей мочи рванул в дальний тёмный угол, не забыв прихватить с собой крылышко, которое в первый момент выпало из его пасти.       — Маленькая, ты в порядке? — заботливо подхватил под руки девочку Гаррет, моментально оказавшийся рядом. — Ну не молчи. Скажи, как ты?       — Всё хорошо, — пискнула в ответ Лони, которая действительно отделалась только лёгкой ссадиной на лбу. — Я ничуть не пострадала.       — Не пугай меня так, малышка. Ты единственное, что у меня есть, — тихо прошептал на ухо девочке Гаррет. Затем поднялся с коленей и огляделся по сторонам, выискивая виновника падения его дочки. — Где этот поганый кот? Живьем закопаю!       Кот же в это время, сидя под лавкой в дальнем углу, доедал крылышко, справедливо полагая, что уж если помирать, так на сытый желудок. То, что в ближайшие дни ему в трактире лучше не появляться, он прекрасно понял и теперь выискивал пути по-тихому покинуть помещение, не попавшись на глаза злому Гаррету.       Если большинство посетителей обратило мало внимания на падение Лони, то так испугавший её мужчина со шрамом принялся внимательно разглядывать девочку, на которую до этого попросту не обращал внимания. На его губах заиграла дьявольская улыбка, шрам натянулся и приобрёл тёмно-бордовый цвет, который ещё больше уродовал лицо Тонга. Он громко стукнул пустым кубком по столу и крикнул:       — Вина мне, трактирщик. И побыстрей, пока я не разозлился!       — Сию минуту, господин, — отозвался Гаррет, помогая Лони подняться и давая ей указание поторопиться.       Лони, уже оправившаяся от падения резво побежала в погреб и уже через минуту появилась рядом со столиком Тонга с двумя пыльными бутылками тёмного стекла. Мужчина окинул бутылки мимолётным взглядом и уставился на девочку, пристально разглядывая её худенькое тельце. Лони уже собиралась уйти, когда рука Тонга обхватила её за талию. Другая рука мужчины принялась грубо щупать едва намечающуюся грудь девочки.       — М-м-м, какая сладкая птичка мне попалась, — прохрипел Тонг. Глаза его горели от возбуждения. — Грудь, конечно, маловата, ну да ничего. Ты, наверное, ещё и девственница? Люблю таких! Они так сладко поют в постели.       Лони сдавленно пискнула и попыталась вырваться из рук страшного мужчины, однако тот держал крепко.       — Не дёргайся так, — прошипел он. – Всё, что попало мне в руки, становится моим. И ты, моя сладкая, не исключение.       Лони задергалась ещё сильней. Всепоглощающий страх не оставлял места мыслям, в дело вступали животные инстинкты. Ещё никогда ни один из посетителей не пытался приставать к ней, хотя Гаррет предупреждал, что, когда она созреет, такие случаи возможны. Это воспоминание проскользнуло и исчезло погребённое липким страхом. Однако сознание неожиданно зацепилось за имя приёмного отца. Сквозь пелену ужаса проскользнула одинокая мысль, что только Гаррет может спасти её.       — Отец! — крикнула девочка, что было сил.       Крик был настолько громкий, что все посетители моментально повернули головы в сторону Тонга и Лони. Гаррет испуганно кинулся к столику, надеясь спасти свою дочь из цепких рук стряпчего. Городской староста с откупщиком спрятались от греха подальше за широкой спиной растерявшегося Эммета. Связываться с человеком герцога Савойского им совершенно не хотелось. Микаэль перестал играть на лютне и обратил свой взор на разворачивающуюся картину. Лёгкая улыбка так и не покинула его лица. Эммет же был, пожалуй, единственным, кто хоть и заметил краем глаза намечающийся конфликт, но всё равно продолжал смотреть только на барда. В голове его проносились один за другим возможные планы завоевания Микаэля.       — Господин чем-то недоволен? — поинтересовался Гаррет, стараясь скрыть бушевавшие чувства, главным из которых было беспокойство за дочку.       — Доволен! Ещё как доволен! — рассмеялся Тонг в ответ. — И буду ещё довольнее, когда эта птичка возьмет пару бутылок вина, отнесёт их в мою комнату и согреет мне постель.       — Но ведь она ещё совсем маленькая, — взмолился Гаррет.       — Люблю таких маленьких. Они такие бойкие в постели, любят сопротивляться вначале, а потом так сладко голосят.       — Я не позволю этому свершиться, — вспылил Гаррет.       — Трактирщик, ты забываешься, — зло отозвался Тонг. — Или ты забыл, кто является моим господином? Может быть, ты хочешь, чтобы с твоей девчонки содрали кожу живьём по обвинению в заговоре против Империи? Я могу это устроить. Или ты желаешь, чтобы вместо меня она досталась роте солдат? Это тоже можно организовать. Лучше не заставляй меня давать волю своей фантазии. По части различных пыток она весьма и весьма богатая.       — Вы не посмеете. Здесь же люди, они всё видят! — испуганно забормотал трактирщик.       Тонг обвёл глазами окружающих, отмечая, как они прячут взгляды и отворачиваются. Один только бард продолжал смотреть с интересом на происходящее, всё также улыбаясь.       — Кто-нибудь считает, что я не в своём праве? — с угрозой спросил Тонг окружающих.       Ответом ему было лишь молчание. В этот момент Гаррет понял, что проиграл. Слёзы невольно навернулись на его глаза, он плюхнулся на колени перед Тонгом и взмолился:       — Господин, пощадите дочку. Одна у меня она на всём белом свете. Всё, что угодно для вас сделаю.       — Не забывайся, трактирщик, — сказал в ответ Тонг и носком сапога грубо ткнул стоящего на коленях трактирщика в грудь. — Как я сказал, всё, что попалось мне в руки, моё. Смирись с этим, и тогда твоя девчонка вернётся утром почти неиспорченной. А теперь убирайся с моих глаз, пока я не разозлился.       Гаррет поднялся с колен и, понурив плечи, поплёлся на кухню. Он не был трусом, но прекрасно понимал, что даже если сейчас защитит свою дочь, завтра уже ничто не спасёт её от ещё более худшей участи.       — А ты, деточка, возьми ещё три бутылки вина и жди в моей комнате. Я скоро приду, — прошептал Тонг на ухо Лони. — Ты же не хочешь, чтобы твоего отца вздёрнули на виселице или отрубили голову? Хотя быстрая смерть это привилегия дворян, а для таких людей как твой отец, лучше подходит что-нибудь более долгое и мучительное.       С этими словами Тонг отпустил девочку. Лони тихо всхлипнула и на дрожащих ногах отошла в сторону. Слезы беззвучно текли по её щекам, сил едва хватало, чтобы не свалиться тут же на землю. Хотелось броситься прочь и спрятаться ото всех, но страх за Гаррета пересиливал. Она должна быть сильной и смелой.       Лони медленно спустилась в подвал, взяла три бутылки вина и, стараясь не смотреть по сторонам, отправилась по лестнице наверх, где находились комнаты постояльцев. Ноги её подрагивали от страха. Гаррет выглянул из кухни и проводил её долгим печальным взглядом, полным бессилия что-либо изменить.       Прочие посетители тем временем уже вовсю продолжали прерванные разговоры, как будто ничего не произошло. Бард вновь играл на лютне, отдавая предпочтения веселым и лёгким песенкам, способным вызвать улыбку у самого хмурого человека. Эммет, пристроившись рядом с Микаэлем, смотрел на него влюблёнными глазами и не пропускал ни слова. Гвино Бокале, городской откупщик, спешно покинул таверну, сославшись на то, что жена просила не задерживаться. Следом распрощался и отец Стефан, который прямо признался, что спешит удалиться, пока чего этакого не вышло.       Несмотря на то, что многие ушли, народу всё равно было гораздо больше, чем в обычные дни. Однако это обилие посетителей уже не радовало Гаррета, все мысли которого были направлены на любимую дочь. Тонг пока продолжал молча пить вино, и трактирщик в глубине души надеялся, что тот напьётся до такого состояния, что не сможет лишить невинности Лони.       Эммет тоже основательно приложился к спиртному, стараясь придать себе храбрости и решиться на откровенный разговор с бардом. Микаэль в последние часы, стал всё чаще ему улыбаться, отбросив маску холодности. Он был вновь игрив и весел, источая в адрес кузнеца обнадёживающие взгляды и улыбки. Эммет ждал только повода перейти к более активным действиям, и он ему вскоре представился.       Микаэль, уже порядком уставший и мечтающий только о сне, продолжал изображать веселье и радость. «Такова уж стезя барда. Чтобы ни было на душе, ты должен улыбаться», — думал он, выходя на центр зала для очередной песни. Микаэлю оставалось пройти только мимо задумавшегося о чём-то кузнеца, когда широкие руки Эммета оплели его тонкую талию, прижимая к широкой груди.       — Я тоже никогда не упущу то, что попало мне в руки, — заплетающимся от хмеля голосом выкрикнул кузнец. — Теперь ты мой!       Губы его потянулись в барду в попытке поцеловать. В голове отчаянно билась мысль, что вот наконец-то свершилось — он решился-таки открыто проявить свои чувства.       Дальнейшие события развивались молниеносно. Бард от растерянности пропустил первый поцелуй, который пришёлся в щёку, но, когда кузнец потянулся к его губам, не выдержал. Удар был настолько быстрым, что его не заметил никто из присутствующих. Только по виду упавшего на землю Эммета, зажимавшего руками пах и оравшего от боли, можно было догадаться о том, что произошло: бард врезал ему коленом прямо между ног. Причём было непонятно откуда в этом хрупком на вид теле такая сила.       — Никогда не смей приставать ко мне без согласия, — гордо бросил Микэль поверженному влюблённому. — И запомни, увалень, сегодня пострадало только твоё достоинство. Если же это повторится, то разобью твою тупую голову.       Эммет покатывался по полу, тихо поскуливая. Окружающие громко смеялись, а бард соблазнительно улыбался, отвешивая поклоны. Желая закрепить свой успех, Микаэль достал лютню из-за спины и запел, обращаясь к кузнецу. От похоти лекарства нет, Берёт своё подчас природа. Удар! И продолжение рода Уж не грозит тебе, Эммет. Кузнец, ты перепил вина, И не суди ответ мой строго, Но ведь яиц у тебя много, А голова всего одна. Сей помутившийся предмет, Мозгами у тебя обижен, И хоть умыт, побрит и стрижен, Но твёрдо я отвечу – нет!       Эммет взревел от обиды. Мало того, что его отвергли, так ещё и унизили, растоптали его гордость, посмеялись над его искренними чувствами, хоть и выраженными весьма грубо. Как он теперь будет смотреть в глаза окружающим? Ярость затмила все прочие чувства.       — Убью, гадёныша, — выкрикнул он, стараясь подняться. Сейчас уже боль в паху не могла сдержать его. Разум помутился и требовал отмщения за унижение.       — Беги, бард, беги, — напутствовал Микаэля Гаррет, улыбаясь сквозь усы. Эта сцена ненадолго отвлекла его от грустных мыслей о Лони.       Микаэль притворно вскрикнул, неумело изобразил испуг и демонстративно побежал к двери, каждую секунду оглядываясь и комично отыгрывая свой страх. Это стало последней каплей для Эммета, который стремглав понёсся на ненавистного (в эту минуту) барда. Юноша отвесил лёгкий поклон всем невольным зрителям развернувшегося противоборства и скрылся за дверью, последовав мудрому совету Гаррета.       Эммет с разбегу налетел на один из столов, громко выругался и распахнул дверь, выглядывая барда в темноте ночи. В это время толстый, рыжий кот неспешно выскользнул наружу. Он был сыт и доволен собой. Теперь для полноты кошачьего счастья не хватало только какой-нибудь милой самочки на ночь.       — Вон, он! — громко завопил Эммет, разглядев в темноте объект своей охоты, и не теряя времени пустился в погоню.       Посетители, похохатывая, принялись обсуждать произошедшее и делать ставки: догонит ли Эммет барда и что с ним сделает, если догонит.       — Похоже, не только у меня сегодня будет веселая ночь, — усмехнулся зловещей улыбкой Тонг, поднимаясь из-за стола. — Ставлю золотой, что кузнец поймает эльфа и сделает с ним то же, что я с трактирной девчонкой.       Он обвёл взглядом окружающих, выискивая того, кто примет пари, однако желающих не было. Тонг презрительно сплюнул на пол и двинулся вверх по лестнице. Несмотря на обилие выпитого, походка его была твердой и уверенной. Последние надежды Гаррета рушились. Он с тоской посмотрел вслед мужчине, тихо бормоча слова молитвы, и скрылся на кухне, не желая смотреть на улыбки и веселье других.       Гости трактира ещё некоторое время пообсуждали последние события и принялись расходиться по домам. Последним в зале остался Трит Русоф, городской староста. Он заглянул на кухню и похлопал по плечу сгорбленного от печали трактирщика, желая придать сил и выразить свою поддержку. Слова сейчас были излишни, и Гаррет был ему за это благодарен.       Когда уже староста собирался выйти, навстречу ему ввалился запыхавшийся Микаэль. Лицо его светилось озорной улыбкой. Вот уж кто совершенно не мог грустить ни при каких обстоятельствах.       — А где же Эммет? — поинтересовался староста. — Неужели так и не догнал?       — Куда ему со мной тягаться, — гордо заявил бард, хохотнув от удовольствия. — Сильный, а бегает как увалень. Запер его в свинарнике. Ничего, поспит сегодня в свином навозе — поумнеет. Завтра вонь от него будет ещё та, вся округа станет шарахаться. Впредь будет аккуратней в своих желаниях.       Бард окинул взглядом пустой зал трактира с одинокой фигурой Гаррета посредине, который неумело пытался протирать один из столов, то и дело поглядывая в направлении лестницы на верхний этаж.       — Почему же так долго? — шептали его губы еле слышно. — Да и звуков никаких нет. Что же там происходит. Ах, бедная Лони. А я? Разве не должен был я защитить мою малышку? Хотя, что сделано, то сделано. Теперь уж ничего не иcправишь…       Бард, не обращая особого внимания, на подавленное состояние Гаррета подошёл к нему и потребовал показать ему обещанную комнату. Трактирщик непонимающе уставился на Микаэля, мысли его были далеко, и он никак не мог вникнуть, чего от него хочет этот вечно веселящийся эльф.       — Где моя комната, трактирщик? — вновь повторил свой вопрос бард.       — Ему сейчас не до того, юноша, — отозвался городской староста, который всё никак не решался уйти, оставив Гаррета одного со своими мыслями и переживаниями.       — Ну, где-то же я должен спать, — возмутился бард, — Да и ещё он должен мне флорент серебром за сегодняшнее выступление. Я не такой богатый, чтоб разбрасываться монетами.       На минуту на лице старосты отразилась мучительная борьба жадности и сострадания к другу. Бард всем своим видом демонстрировал, что не отступится, пока не получит свою плату. Это решило дело.       — Я сам заплачу тебе, — решился староста. Он долго рылся в кошельке, перебирал монеты, выбирая самую потертую. И все равно его рука слегка дрожала, протягивая барду его плату за вечер. — А поспать можешь и на сеновале в конюшне.       Бард скривился от отвращения при упоминании сеновала, но монету взял и быстро спрятал в кармане. «А трактирщик был прав, действительно этот Трит Русоф — скряга ещё тот. Из него точно больше не выжмешь», — подумал Микаэль. Спать на сеновале ему совершенно не хотелось, но тяжелые вздохи трактирщика и его пустой взгляд не предвещали ничего хорошего. Гаррет, как будто даже не слышал разговора, происходящего рядом с ним. Он был весь напряжён, пытаясь уловить хоть малейший звук, доносящийся с верхнего этажа, но тишина была абсолютной.       — Ладно, пойду на сеновал, — решился бард, понимая, что добиться от трактирщика обещанной комнаты сейчас не получится.       В это время громкий девичий крик прорезал тишину, установившуюся в трактире. Он был наполнен таким ужасом, что мужчины, не задумываясь, ломанулись вверх по лестнице. Первым, перескакивая через несколько ступенек сразу, нёсся Гаррет. Микаэль едва поспевал следом, улыбка весь вечер не покидавшая его лица, исчезла как по мановению ока. Последним был городской староста, немного замешкавшийся, чтобы прихватить фонарь. Крик на секунду было стих, но вновь повторился, смешиваясь со звуком громкого плача.       Картина, представшая перед мужчинами в коридоре второго этажа, их ошеломила. Лони в слезах стояла возле приоткрытой двери дальней комнаты, той самой, которая принадлежала Тонгу. Остекленевшие глаза её были расширены от ужаса, слезы катились непереставая, крик то и дело срывался с напряжённых губ. В самом центре коридора на животе лежал Тонг, точнее его безжизненное тело. Руки и ноги были широко разведены в разные стороны, так что тело напоминало большую букву «Х». Из-под левой лопатки торчала рукоять кинжала.       — Боги всемогущие, — пролепетал Трит Русоф, роняя фонарь.       Микаэль ловким движением подхватил фонарь и расплылся в своей обычной улыбке, которая в сложившейся ситуации выглядела весьма зловеще. Гаррет сорвался с места и, перепрыгнув через тело, подскочил к Лони, обнимая и прижимая её к себе.       — Я… я ждала…, а его всё не было, — сквозь слёзы бормотала Лони. — Решила выйти узнать, что происходит, а тут…, а тут… тело… Это не я… не я… я никогда бы не смогла….       — Успокойся, малышка, — принялся гладить девочку по голове Гаррет. — Теперь тебя никто не обидит. Я рядом!       — Ага, теперь обидят всех нас, — едко заявил Микаэль. – Или, думаете, убийство посланника герцога Савойского может сойти кому-либо с рук? В таком деле даже случайным прохожим быть далеко не безопасно. А уж с тех, кто обнаружил труп, спустят три шкуры.       — Для начала стоит провести расследование. А для этого нужно послать к герцогу Валенскому, — отозвался староста, — он владетель этих земель с правом суда и казни. Он и решит, кому поручить разбираться с преступлением. Пока же не будем трогать тело.       — А это хорошая идея. Заодно смогу познакомиться с Вашим герцогом, — хохотнул Микаэль, из которого даже убийство не могло надолго выбить хорошее настроение. — Представляю себе, как он будет меня допрашивать…       Лони в руках Гаррета потихоньку успокоилась и мужчины смогли спустить вниз, предварительно накрыв тело Тонга простынёй.       — Время уже позднее, отправляйтесь все спать и пока никому ни слова, — напутствовал барда и трактирщика староста, собираясь уходить. — Я сам оповещу Его Светлость. Надеюсь, Боги будут милостивы к нам.       — Может оно и к лучшему, — пробормотал Гаррет, — зато Лони цела и невредима. — А я? Что я? Пусть хоть на плаху. Возьму всю вину на себя. Только вот кто тогда о Лони позаботится?       — Не тужи, трактирщик, — хохотнул Микаэль. — Хоть мне твоя идея, взять всю вину на себя, и нравится, но всё же я на твоём месте не стал бы торопиться. Если, конечно, это не ты убил старикашку со шрамом?       — Не принимай серьёзно его слова, юноша, — попытался защитить трактирщика староста. — Гаррет ещё в шоке вот и мелет, что в голову придёт. Герцог разберётся, кто убийца, и своей властью накажет виновного.       Гаррет вздрогнул от неожиданности, поняв, что его слова слышали посторонние. Однако поправить что-то было уже поздно.       Несмотря на позднее время, практически никому из активных участников событий этого вечера так и не суждено было заснуть этой ночью. Лони, проваливаясь в дрёму, постоянно вздрагивала, стонала и порой переходила на крик. Кошмары, мучившие девочку, заставляли Гаррета неотступно сидеть у её кроватки, позабыв о себе. «Всё позади, моя малышка», - шептали его губы, а правая рука гладила растрёпанные волосы девочки, стараясь её успокоить.       Трит Русоф, покинув трактир, отправился вместо дома в ратушу, где остаток ночи провёл в своём кабинете, составляя подробный отчёт для герцога Валенского.       Микаэль, поворочавшись на сеновале около получаса, так и не уснул, но отнюдь не из-за каких-либо страхов. Его больше раздражало то, что сено было колючим, и с утра его лицо будет всё в мелких царапинах. «Тут спать решительно невозможно. В каком виде я предстану завтра перед герцогом? Да он же на меня даже не посмотрит, а упускать такой куш, как холостой герцог, я не намерен. Пусть я сегодня не посплю, но завтра встречу шанс всей своей жизни во всеоружии», - размышлял он в темноте. Из небольшого заплечного мешка были вынуты множество стеклянных баночек с мазями, кремами и притирками. Битва за красоту началась.       Единственным, кто спокойно спал этой ночью, был Эммет. Мужчина развалился на спине прямо посредине свинарника и громко храпел. На груди его свернулся клубком рыжий кот: сытый, довольный, но так и не нашедший кошечку своей мечты.